Жили старик со старухой. Сборник

Два инженера и один техник сидели в пассажирской кабине в тёплых шубах и унтах. Даже в такой верхней одежде мороз проникал внутрь. Время от времени люди зябко поёживались. С собой они взяли только набор инструмента да материал для подклейки обшивки. Надеялись, что повреждение небольшое.

Уже в пути узнали, что самолёт Второго отряда ещё не вылетал. Так уж в авиации принято, что свои грехи расследует своя комиссия. В данном случае, когда два самолёта с разных предприятий, ожидалось прибытие двух комиссий.

Светлого времени зимой мало. Всю работу надо выполнять быстро, чтобы успеть улететь обратно. В тундре гостиниц экстракласса нет. Ночевать, конечно, на улице не оставят, есть домик у рыбаков, но там и так тесно. Четыре экипажа и прибывшие специалисты – это полтора десятка человек. Было бы не просто тесно, а сверхтесно.

Самолёт, как назло, будто завис в воздухе. Двигатель работал, а движения не ощущалось. Внизу белая простыня снега, а вокруг мутный белый воздух, искрящийся мельчайшими снежными пылинками.

Наконец, экипаж убавил обороты двигателя, и самолёт пошёл на посадку. Он мягко коснулся полосы, даже не полосы, а общей белой поверхности, помеченной по размеру полосы вешками из кустиков. Пассажиры прильнули к окнам, не терпелось увидеть степень повреждения. И увидели: самолёты стояли рядом, у местного лайнера повреждена только законцовка верхнего крыла, а у другого самолёта треть верхней плоскости собралась в гармошку. Экипажи обеих воздушных судов выстроились, как на параде и, в свою очередь, пытались разглядеть, кто прилетел. Начальник технической службы инженер Кузин пошутил:

– Смотрите! А наш-то самолёт оказался крепче, только слегка поцарапан!

Все понимали, что это только шутка, на самом же деле, самолёты ударились не слабо, и надо проверять силовые элементы перед тем, как готовить свой самолёт к перегону.

– Как же вас угораздило? – спросил Кузин экипаж, когда все члены комиссии выскочили из самолёта.

– Стали расходится бортами, места около груза мало, поднялась снежная пыль, и не рассчитали, неправильно оценили расстояние между самолётами, – пояснил командир самолёта.

Экипаж Второго отряда стоял в сторонке и молчал. Инженер Синицын сразу полез на плоскость вскрывать обтекатель, чтобы осмотреть место крепления плоскости к фюзеляжу, а техник занялся другими мелкими делами, готовил инструмент, клей и материал для ремонта повреждённого участка, хотя каждый член комиссии мысленно про себя подумал, что самолёт можно поднимать в воздух и так.

Экипажи отошли в сторонку и делились впечатлениями, поглядывая в ту сторону, откуда должен прилететь самолёт со второй комиссией.

Инженер Синицын сидел на плоскости и размышлял: «Мы-то, скорее всего, улетим, а что же коллеги будут делать со своей «гармошкой», которую на месте никак не исправить? Надо менять плоскость».

Мороз всё крепчал, сгущались сумерки. Наконец послышался отдалённый звук самолёта. Через несколько минут он сел, подрулив к трём остальным. Когда снежная пыль осела, все увидели прибывших людей. Из лайнера вышли несколько человек, подошли, поздоровались и направились к своему самолёту.

Синицыну стало интересно с профессиональной точки зрения, какое же решение они примут? А они не принимали никакого решения. Главный специалист, но не главный в комиссии, подошёл к плоскости, посмотрел на неё с низу вверх, улыбнулся и сказал:

– Поехали!

Прибывшие, как будто, только и ждали этой команды, сели в повреждённый самолёт и взмыли на своей «гармошке» в воздух. Следом поднялся самолёт, на котором они прилетели.

Оставшиеся специалисты молча смотрели на это представление, а затем все засуетились. Кузин отпустил свой исправный самолёт, а остальным велел сворачивать все работы. В общем, дело уже к этому и шло: открытые лючки закрыты, а обшивка так и не доклеена. Клей на морозе никак не хотел клеить, он замерзал, а полотно вместе с клеем примерзало к обшивке. Вскоре воздушное судно взмыло в воздух и взяло курс на Мезень, где имелись нормальные условия для ремонта, подогреватель и человеческие условия для проживания.

На другой день Главный инженер управления делал разнос:

– Как вы могли на неисправном самолёте подняться в воздух?

Кузин, привыкший к таким вещам, спокойно отвечал:

– Поднялись и прилетели. Что тут такого? Победителей не судят.

– Почему разрешения не спросили?

– Спросить мы могли только запиской с пролетающей куропаткой. Другой связи там нет!

А в целом все были довольны, что в Губистой никто не остался. На сколько бы потом всё затянулось, неизвестно.

Полярная тундра, свидетель всего произошедшего, хранила своё безмолвие.

ГОЛОС ИЗ ПРЕИСПОДНЕЙ

Речка Комша довольно узкая и мелкая. Это весной, когда река наполняется вешней водой от талого снега, она большая и грозная, бурливая и с быстрым течением, а сейчас, в августе, про такие речки говорят: «Курица перебредёт!» Река Комша впадает в другую реку, более широкую и глубокую, таёжную Ёжугу, по которой можно ездить и на моторной лодке. Вот туда-то Славка и уехал поискать малину. Собирался он, конечно, не туда, а просто за ягодами, но пока их искал, добрался на своём «ИЖаке» до Комши. Проехать туда не трудно, так как по левому берегу Ёжуги до самой реки Мезени тянется заливной луг, а по лугу извивается наезженная дорога, по которой ездят сенокосные бригады, а потом по ней же вывозят сено. Дорога, конечно, не асфальт, но для мотоцикла вполне годится. Ягоды Славка нашёл недалеко от устья Комши, метрах в трёхстах. Он ползал по кустам, выискивая самые крупные и спелые, забираясь в самую гущу малинника.

Когда Славка огляделся по сторонам, то увидел, что с юга наплывает большая чёрная туча. Приближалась гроза. Туча возникла где-то далеко на горизонте, но приближалась очень быстро. Уходить от ягод не хотелось. Он решил продолжить своё занятие, прикинув, что даже мокрый он на своём «ИЖаке» быстро домчится до дому. Грозу можно переждать где-нибудь в укромном месте. Грозовой дождь – он не долгий, ливанёт хорошо, но потом быстро проходит. Такое в его недолгой жизни случалось не раз, что приходилось дождь где-нибудь пережидать. Он даже присмотрел большой развесистый куст на самом берегу реки. Когда решение оказалось принято, он спокойно продолжил собирать малину.

Туча надвигалась. Природа замолкла, даже комары перестали пищать. Установилась какая-то гнетущая тишина. Со стороны тучи появился лёгкий ветерок, который крепчал с каждой минутой. Зашелестели, заскрипели деревья. Ветер прошёлся по высокой, выросшей на некошеном лугу, траве, примял её, зашевелил, зашелестел малиновыми кустами и, пока приятно, освежил лицо. Славка прошёлся по лицу руками, отгоняя последних комаров. Упали первые тяжёлые и холодные капли дождя. Юноша быстро перебежал в присмотренное убежище. Слава знал, что под деревьями во время грозы прятаться нельзя, но ему очень уж не хотелось мокнуть, да и куст, под которым он прятался, намного ниже стоящих невдалеке деревьев – это сводило попадание молнии к минимуму.

Не успел он устроиться, как увидел, что сверху по реке спускается деревянная лодка с двумя мужскими фигурами. Мужики, не спеша, толкались деревянными шестами. Лодка довольно быстро продвигалась вперёд. Начавшийся дождь помешал им двигаться дальше. Лодка остановилась и, надо же такому случиться, как раз под берегом у куста, за которым прятался Славка. Из-за куста не видно, что делают пассажиры, но, надо полагать, они каким-то образом прятались от сырости. Вероятно, они знали, что устье речки находится совсем рядом, и не продолжили путь домой. Слышно было шевеление, кряхтение, возгласы: «Причаливай!», «Держись за куст!» и, наконец, всё стихло. Люди пережидали дождь каждый в своём укрытии.

– Наверно, скоро пройдёт! – раздался из-под берега возглас.

Славик обладал чувством юмора и оказался в нужное время и в нужном месте. Решив подшутить над мужиками, он громко сказал:

– Нет, не пройдёт!

Такого эффекта он не ожидал. Лодка стремительно отчалила от берега и понеслась вниз по реке. Шесты в руках мужиков замелькали с удвоенной частотой. Через несколько секунд лодка скрылась за поворотом.

Что подумали мужики – этого не знает никто и, наверно, никто не узнает.

А дождь вскоре прошёл. Гроза отгромыхала и удалилась восвояси. Выглянуло солнце. Бродить по сырым кустам желания не возникало. Виновник испуга пассажиров лодки отправился домой.

ДЕМОКРАТИЧНЫЙ ПОДХОД

– Одни прохвосты, жулики и проходимцы! – жена никак не унималась.

Опять пришёл счёт, в этот раз за отопление. В какой-то мере она была права. Весь месяц батареи отопления чуть теплились. О тепле внутри квартиры не велось и речи. Сам Иван Иванович ходил по квартире, накинув на плечи пуховую шаль, которая хоть и не согревала, но и не пропускала к плечам холод извне.

Счёт и в самом деле пришёл астрономический. По той сумме, которая в нём была указана, можно обогреть целый квартал высотных домов. Куда уходят деньги квартиросъёмщиков, знали все, но методов борьбы с этим явлением никаких не имелось. В жилищно-эксплуатационную контору опять приняли двух бухгалтеров. Штат конторы и так непомерно велик, но время от времени он пополнялся новыми работниками. Всех надо содержать, отправлять в отпуск, выдавать премию. В котельной, которая отапливала жилой район, работало всего четыре оператора, но их заработная плата несравнима с высокими заработками конторских служащих. На оплату труда простых рабочих в конторе денег не находилось.

– Это натуральное мошенничество. Требуют платить за то, чем мы не пользовались! Тепла от них мы не видели, – продолжала жена.

– Дашенька, успокойся, они тебя не слышат.

– Тебе хорошо, ты квитанции не оплачиваешь, а я опять отдам ползарплаты, на что жить будем?

– Раньше жили и сейчас проживём.

– Но ведь они почти каждый месяц оплату увеличивают!

– Что делать, инфляция.

– У тебя на всё один ответ…

Дарья Степановна знала, что ни она, ни муж сделать ничего не могут. Счета как приходили, так и приходят. Они будут их каждый раз оплачивать, даже если батареи совсем остынут, и такое бывает! Это система и с этой системой воевать, всё равно, что с ветряными мельницами. Она оделась и пошла оплачивать счёт, а попутно в магазин. Придётся опять урезать скудный семейный паёк, чтобы денег хватило до аванса. Цены в магазинах растут, как на дрожжах. По телевизору опять трезвонят, что в скором времени повысят пенсию. Вот коммерсанты и пользуются случаем, увеличивают цены. Пока пенсию поднимут, цены опять станут недосягаемыми.

– Степановна, привет! – окликнул её мужик неопределённого возраста, – не дожидаясь ответа, продолжил:

– Дай десять рублей до получки.

– Какая у тебя получка? Ты же не работаешь!

– Ну и что, дадут какие-нибудь бонусы.

– Ты что, банкир, чтобы тебе бонусы отваливали?

– Говорят, что скоро все богатыми станут. Банкиры же получают бонусы, не работая, вот, глядишь, и нам дадут.

– Нахватались импортных слов, язык сломать можно! Чем вам русский-то язык не нравится?

– Так, дашь или нет? Смотри, у кого-нибудь другого попрошу, потом жалеть будешь, что не дала мне взаймы!

– У тебя же, Фома, руки золотые, мог бы сам спокойно зарабатывать.

– Я-то могу, но на кого работать, если везде стараются обмануть, недоплатить, урезать, ужать и сэкономить?

– Ты слышал – в стране кризис. Чтобы ужать и сэкономить, нужна причина. Сейчас причина – кризис. Раньше тоже были причины: перестройка, ускорение, реформы. Я вот тоже не знаю, с каких шишов оплачивать счета за квартиру?

– Мне бы твои проблемы! Я давно не оплачиваю, и описывать у меня нечего. И ничего – живу. Вот только на опохмелку не всегда хватает. Дай, Степановна, десять рублей, как разбогатею, сразу отдам.

– Меня десять рублей всё равно не спасут, возьми.

– Я, Степановна, обязательно отдам! – обрадовавшись, воскликнул Фома.

Дарья Степановна и не сомневалась, что он отдаст. Фома мужик честный. Другой вопрос – когда? На это ответа не было ни у Фомы, ни у Дарьи Степановны.

– Спасибо, Степановна! – уже на ходу крикнул Фома.

Счёт она оплатила, но кассир сказала:

– С Вас ещё тридцать рублей.

– За что?

– За бланк квитанции, они у нас платные.

– Мне не нужна квитанция.

– А я не могу принять деньги без квитанции, меня уволят с работы.

Дарья Степановна спорить больше не стала, отдала тридцать рублей и пошла в магазин, на ходу размышляя, в чём себе сегодня отказать, так как в дневной бюджет она уже не укладывалась.

Только вышла из магазина, как встретила дочь, которая жила отдельно от родителей.

– Мама, как хорошо, что я тебя встретила! Выручай, срочно надо три тысячи, – сразу выложила Светлана радостную новость, от которой радость встречи как-то сразу померкла.

– Где же я их тебе возьму?

– Мама, очень надо, мы присмотрели для кухни кое-что по мелочи, а потом и этого не будет. Выручай!

– Что же муж-то тебе не одалживает?

– Да какие у него деньги! То, что приносит, едва на еду хватает.

– У нас осталось тоже только на питание. Только что «коммуналку» заплатила.

– Мама, кроме тебя мне взять не у кого, найди, пожалуйста, не много я и прошу.

Дарья Степановна отдала из кошелька последние две тысячи.

– Спасибо, мама, когда-нибудь верну!

– Это уж вряд ли, от вас мне денег не дождаться.

Дочка довольная распрощалась и убежала.

Стало легко и радостно. Одалживать и покупать больше нет возможности. Надо идти домой и решать, как прожить полмесяца до аванса. Опять придётся питаться тем, что запасено в погребе, а на хлеб можно денег и занять, на хлеб немного надо.

– Ты мне «чекушку» принесла? – встретил её муж вопросом, – С получки полагается.

– Ваня, у нас денег не осталось совсем.

– Куда же ты все деньги дела?

– Попросила Света, я и отдала последние. Сами как-нибудь проживём.

– Вот всегда ты так, денег у тебя хватает только на один день.

– Ничего, Ванечка, как-нибудь протянем.

– Ты вообще-то права, сейчас в стране демократия. Захотим жить без денег половину месяца, никто нам не помешает – это называется демократичный подход. Всё, что не запрещено, разрешено. Нет такого закона, что надо обязательно иметь деньги. Тот же коммунизм, но только на основе демократии. Слышала, небось, что развивается предпринимательство. Вот мы с тобой и будем предпринимателями, проверим способ выживания без денег.

– Способ проверен уже до нас. Видел, как разрослось кладбище?

– Ну и что? У них не удалось, а мы назло всем выживем. Потом будут на нашем примере учить подрастающее поколение.

– Сходи-ка, Ваня, в погреб, принеси смородины и грибочков, попьём чайку, прихвати ещё банку с маленькими огурчиками. Может, придут сегодня внуки, они такие огурчики любят. Демократия, так демократия, гулять будем на всю катушку!

12.2009.

ДЕНЬ РОССИИ

Похмельное утро заявило о себе очнувшейся ото сна больной головой. Глаза ещё не открылись, а сознание мучительно настраивало организм к наступлению нового дня.

«Как хорошо, что не надо идти на работу!» – мысленно воскликнула просыпающаяся душа Василия Григорьевича, – «Всё-таки положительный момент от прошедших реформ есть! Освободили работу от нас грешных. Реформы уничтожили предприятие, а работникам предоставили полную свободу действий, значит, отдыхать можно столько, сколько пожелает душа!».

А ещё Василий Григорьевич, опустившись к делам земным и обыденным, подумал:

«Надо бы как-то поправить голову, что-то она совсем расхворалась!»

Он приоткрыл один глаз, чтобы обозреть окрестности и провести рекогносцировку прилегающей местности. Перед взором почему-то возник материализовавшийся образ проживающей с ним в одной квартире женщины, расхаживающей в ночной рубашке.

«Что-то душа у меня сегодня не очень настроена видеть «чудное мгновенье». Не уехать ли мне сегодня на рыбалку, чтобы отдохнуть и немного прийти в себя?»

Внезапно Василий Григорьевич вспомнил, что наступил с утра праздник: День России.

«Не зря я подумал про рыбалку! Вполне официально могу в праздничный день поправить свою голову. Это раньше в праздник люди ходили с флагами, с портретами, лозунгами, а теперь никому ни до кого нет дела, полная свобода! Хочешь, можешь поехать на рыбалку, а хочешь, празднуй дома в постели! Кто мне запретит праздновать? Никто – демократия!» – сам себе ответил Василий Григорьевич, – «Веду я себя культурно, с моста не падаю, как некоторые выпивохи, ни к кому не пристаю».

Утвердившись в своих мыслях, он полностью открыл опухшие ото сна глаза. «Чудное мгновенье» успело облачиться в домашний потёртый халат с огромными китайскими аляповатыми цветами по всей площади мощной фигуры.

«Такие цветы бывают только в сказках», – пришла нелепая мысль в голову Василия Григорьевича.

– Вера, а ты знаешь, что сегодня у нас праздник? – спросил жену Василий.

– А вчера разве у тебя был не праздник? Ты уже сам не замечаешь, что праздники теперь у нас стали появляться каждый день!

– А так оно и есть! Вчера был День Любителей Пива, позавчера День Бывших Совхозов, а ещё раньше День Ямочного Ремонта Дорог. Как же не отмечать праздники? Никто не поймёт. На Руси славяне праздники отмечают со времён её сотворения. А сегодня-то вообще великий праздник: День России! Разве мы не в России живём? В России, значит, мы со всем народом должны праздновать этот день!

– Я с утра у плиты праздную и тебе советую заняться каким-либо делом.

– Работать в праздник не разрешает наша религия!

– С каких это пор ты стал верующим?

– Я русские традиции соблюдаю, независимо от веры, принадлежности и семейного положения. Я даже партийные праздники соблюдаю. Партий ныне много, значит, и праздников много!

– Садись за стол, пей чай. Я уже попила. Самовар горячий, в нём ещё угли не остыли.

– Не за стол, а за «тэйбл» – ныне без знаний английского языка никуда, – но «тэйбл» не накрыт по-праздничному. Не буду же я говорить «ай лав ю», если у меня с утра нет здоровья!

– Обойдёшься!

В дверь постучали. Просунувшаяся в приоткрытую дверь непричёсанная голова спросила:

– Василий, не желаешь ли ты сходить на рыбалку?

– Чего это ты, Федя, говоришь из дверей, не поздоровавшись и не поздравив нас с праздником? – спросила Вера.

– Я знаю, Вера, как ты прекрасна в гневе! Здравствуй! Я не застрахован от летающих сковородок! Да, и с праздником! А разве сегодня есть праздник?

– Сегодня День России!

– О, тогда я вхожу! В праздник сковородки и прочие неопознанные объекты не летают, – Фёдор смело перешагнул порог, – Ты, Вера, сегодня прекрасно выглядишь!

– Садись к столу, – пригласила Вера, клюнув на льстивый заезженный комплимент, – У нас на столе праздничный чай. Ты как раз поспел к чаю.

Фёдор, облачённый в повседневную невзрачную одежду, то ли рыбацкую, то ли рабочую, в фетровой шляпе на голове, присел с краю стола. Глаза его хотели что-то сказать. Они выразительно глядели на Василия, перескакивали на Веру, потом снова на Василия, но слова почему-то где-то, в самом нутре души, застряли, не решаясь вырваться наружу.

– Хорошая сегодня погода! – наконец проговорил Фёдор и, увидев, что Вера отвернулась, показал Василию из-под своей расстёгнутой куртки горлышко бутылки.

– Да, у меня от этой радостной вести, что погода хорошая, сразу поднялось настроение, – радостно воскликнул Василий, – Ты бы снял куртку. И в самом деле, попьём ради праздника чаю. Вера уже попила, а мы с тобой попьём сейчас!

– Пойду, немного приоденусь, – сказала Вера и вышла из кухни.

Василий мгновенно забрал у Фёдора бутылку.

– Иди к вешалке, сними куртку, – сказал он. Затем Василий открыл крышку самовара и вылил содержимое бутылки внутрь, не забыв, спрятать пустую бутылку за холодильник.

– Фёдор, я наливаю, мой руки и к столу. Я достану чего-нибудь закусить. Неприлично гостя угощать одним чаем! – громко сказал Василий и налил чаю в бокалы, поставив их на стол, а затем нарезал в тарелку ломтиками «Докторскую» колбасу и сыр.

Присоединившись в компанию за стол, Фёдор сказал:

– Отпиваю этот отменный чай за День России, – он вынужден был пить маленькими глотками, поскольку вошла Вера в джинсах и красивой кофте, начав хлопотать на кухне по хозяйству.

Василий демонстрировал жене то же самое, что и Фёдор, отпивая из кружки мелкими глотками. Выпив по кружке, мужчины тут же налили из краника по второй, не забыв кружками чокнуться.

– А ведь права жена, – сказал Василий, – Можно праздновать и так, за кружкой чая. Как ни крути, а она у меня всегда права! Не хватало ещё, чтобы в День России мы напились и ходили по деревне пьяными.

Мужчины опустошили очередные налитые кружки, тут же наполнив их из краника самовара снова.

– Вас и в самом деле потянуло на чай, – заметив их усердие, сказала Вера, – Я ведь могу и в магазин сходить, если вас так сильно мучает жажда.

– Нет, – сказал Василий, – С утра мы будем трезвыми, а вот на рыбалку нам с собой можешь чего-нибудь выделить. Рыбалка – дело серьёзное, надо соблюсти весь ритуал, иначе никакой рыбы не будет!

– Когда это ты приносил рыбу? – спросила подозрительно Вера.

– А разве не я принёс в прошлый раз дичь?

– Это рябчика-то что ли? Я, когда его ощипала, осталось нечто, похожее на мышь.

– Нельзя так говорить про охотничьи трофеи – это был не какой-то там американский окорочок, а самая настоящая дичь! А её размер для охотника не так и важен. Так и рыба: её то нет, а в другой раз сразу озолотит!

– Не знаю, как Фёдора, а тебя ещё ни разу не озолотило!

– Слушай, – сказал не вступавший в диалог и молчавший Фёдор, – Что-то у нас из краника самовара плохо льётся, наверно, всё кончилось. Ну, так я пойду собираться? – спросил он и добавил, – Спасибо за чай!

– Собирайся, я сейчас приду, – ответил Василий, – Поедем на лодке в избу, там, у избы, мы и будем ловить, – и он обратился к жене:

– Вера, ты нам обещала к празднику главную рыбацкую снасть. Так как? Нам ждать или идти?

– Куда от вас деться? У меня дома есть, припасено на всякий случай. Тебе бы я не дала, а Фёдора угощу. Человек пришёл в гости, а мы угощали его остывшим чаем! Нехорошо.

– Мы возьмём это с собой. Нам ещё ехать, будем за рулём, – сказал Василий.

– Не вместе же вы будете за рулём? Что-то ты сегодня выглядишь не с похмелья, а, как пьяный. Неужели вчера так перебрал?

– Это со вчерашнего, а у тебя никакой ко мне жалости. Рулим мы по очереди. А Фёдору жидкость сейчас даже вредна, он перепил чаю.

– Мне-то что, берите с собой. Всё равно рыбы от вас не дождаться!

На этом сборы были закончены.

А на следующее утро вся деревня обсуждала, как прошлым вечером в праздничный день Фёдор Рыбаков мирно спал посреди дороги в колее, наезженной машинами. Из одежды на нём почему-то были только одни трусы.

– Где рыба? – тем же утром спросила мужа Вера, – Вчера ты явился домой никакой!

Василию не хотелось отвечать. Он только хотел, чтобы его оставили в покое. Но голос жены, как молотом по наковальне в кузнице, долбил по разрозненным остаткам мозгов ритмично и, не переставая.

– Не клевало, – нехотя ответил Василий, – Оказывается, в праздники рыба не клюёт.

– Вы хоть от дома-то отъезжали?

– А как же? – сделал обиженный вид Василий, – Я всё снял на фотоаппарат. Возьми и посмотри. На снимках мы с Фёдором пьём чай в избе.

Жена недоверчиво стала разглядывать фотографии.

– Ваша изба выглядит, как хорошая квартира!

– Так и есть. Что мы, не люди что ли? – обиделся Василий.

– Теперь я понимаю, почему у вас не клевало?

– Почему?

– Вы забыли убрать со стенки домашний женский халат, который висит на гвозде за вашими спинами.

Василий недоверчиво глянул на снимок. «Вот это прокол!» – подумал он и сказал:

– Он там висит всегда – это не халат, а маскхалат.

– Вы что, от рыбы маскируетесь?

– Нет, только когда охотимся. Дичь домашней одежды не боится.

– Вы сидите вдвоём, а кто же тогда вас фотографировал? Не владелица ли халата, забывшая его одеть?

– Ну, ты, мать, даёшь! Разве женщины бывают так далеко от дома? Там были другие рыбаки. И хватит меня допрашивать! Что я, алкоголик какой, что ли? Всегда ты весь праздник испортишь! Как-никак был День России! А мы, как истинные патриоты, чтим русские традиции! Фотографировал нас, могу сказать, Филька Семушин.

– Это не тот, который утонул?

– Он самый.

С Филиппом приключилась в своё время целая история. Однажды пошёл он от избы к речке зачерпнуть воды в чайник, а его драгоценная соломенная шляпа, которой он очень гордился и с ней не расставался, взяла и свалилась с головы в воду. В речке у самого берега глубина больше метра. Филька не рискнул прыгнуть в воду. «Ладно», – подумал он, – «Её всё равно прибьёт к кустам, попью чаю, схожу за лодкой и её выловлю». А шляпа, как он её потом не искал, исчезла бесследно, ни у ближайших кустов, ни ниже по течению её не было.