Компот из сладкой лжи

– Конечно, Наденька, – ответил старый адвокат. – Мы же с вами соседи. К сожалению, не имею возможности ездить туда так часто, как хотелось бы. Старость.

Воцарилось гнетущее молчание.

Надя чувствовала, что атмосфера вокруг нее не только не отвечает ее ожиданиям, но и таинственным образом сгущается.

– А собственно, почему мы обсуждаем Кукушкино? – спросила она. – Это ведь не имеет отношения к моему вчерашнему инциденту? – уточнила на всякий случай и, не встретив возражений облегченно выдохнула: – Теперь-то я уверена, что это был лось! Или кабан… Бегает теперь где-то с синяком на… – Надя тактично кашлянула. – Денис, вы хотели утром поехать и все проверить, у вас получилось?

– Там сейчас и без меня толпа народу, – ответил капитан. – Не буду ходить вокруг да около, Надежда Николаевна. Выяснили личность погибшей, – Кораблев сделал многозначительную паузу. – Это Елизавета Тураева.

– Ох, ты боже мой. Тураева… – пробормотала Надя и растерянно посмотрела на мужчин. – Тураева… Кто это?

– Максим Тураев, ее муж, владелец завода железобетонных и цементных изделий. Вы наверняка видели рекламные растяжки в городе!

– Ну, может быть, – Надя развела руками и посмотрела на карту. – Это место почти в двух километрах от дороги, где мы с вами встретились. Надеюсь, вы не подумали, что я могу как-то… – она нервно хихикнула, – как-то быть причастна к убийству этой несчастной?

– Наденька, дело серьезное, – по-своему расценил ее смешок Рур. – Ты соберись, пожалуйста!

– Конечно! – Надя выпрямилась и с готовностью посмотрела на Рура. – Томас Георгиевич, говорите напрямик! Нас наняли? – глаза ее загорелись. – Вы возьмете меня помощником? Вы же знаете, я хоть что… хоть куда… Все-все сделаю! Всю жизнь мечтаю поработать на уголовном процессе! Возьмите меня! Ну возьмите! – она крепко сжала дужки очков в своих кулачках и скрестила ноги, чтобы увеличить шансы на удачу.

Рур закатил глаза и махнул Кораблеву, чтобы тот продолжил разговор за него.

– Надежда Николаевна, взгляните на эту фотографию. Может вы все-таки знаете погибшую? Или видели где-нибудь? – спросил капитан.

Надя посмотрела на фото, отвела глаза, а затем снова скосила их на снимок. Ей показалось, что ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда она узнала блондинку из торгового центра, но губы она раздвинула с трудом.

– Нет. Лично мы никогда не были знакомы… – пробормотала Надя, вновь ощущая, как холодный липкий страх пополз по ее рукам и спине.

– В салоне автомобиля гражданки Тураевой была найдена визитка Павла Ржевского, а в ее телефоне их переписка. Следствие считает, что Ржевский может быть причастен к убийству Тураевой, – скороговоркой произнес Кораблев, бросив быстрый взгляд на Рура.

В это самое мгновение раздался треск, и любимые Надины очки оказались безнадежно испорчены. Тонкие золоченые дужки подрагивали в ее тонких пальчиках, а сама она сейчас была белее мела.

– Что-о? – просипела Надя. – Мой Ржевский убийца?!

– Следствие считает эту версию основной. – Кораблев сгреб фотографии и карту, старательно пряча взгляд. – Понимаю, что…

– А кто ведет это дело? Вы? – перебила его Надя, недоверчиво вглядываясь в простоватое рыжебровое лицо капитана.

– Нет, слава богу, – ответил он.

– Слава богу? – обомлела Надя.

– Иначе я не мог бы вот так запросто с вами здесь общаться, – доверительно поведал капитан и поерзал на месте. – И вообще, я даже не следователь.

– Наденька, Денис мой внучатый племянник, и ты для меня тоже родной человек, – сказал адвокат. – Лишь поэтому мы сейчас обсуждаем это приватно.

– Да-да… – она медленно поднялась и судорожно вцепилась в спинку стула.

– Наденька, – Рур подошел к ней. Он смотрел на нее снизу вверх внимательным, все понимающим взглядом. – Ты, пожалуйста, возьми себя в руки. Надо как-то…

– Томас Георгиевич, я не могу в это поверить!

– Наденька, мы профессионалы, а это значит…

– Только факты, исследования, доказательства и доводы… – она поежилась, а затем выпалила: – Я почти его жена, а значит, могу отказаться свидетельствовать против него.

– Не все так просто, детка. Но пока тебе и не надо вмешиваться во все это.

– Это ваше абсолютное право, Надежда Николаевна, – подтвердил Кораблев. – Тем более, ничего плохого вы сказать о нем не можете, ведь так? Со своей стороны, я готов оказать всяческую поддержку, если она потребуется.

– А Павел… – прошептала Надя. – Его ищут?

– Да, ищут, – пожал плечами Кораблев.

– Времени мало, Наденька. Скоро информация вылезет наружу, пойдут разговоры, – старый адвокат аккуратно вынул из ее сжатых рук сломанные очки и выбросил их в урну. – Если Павел найдется… – Рур кашлянул и уточнил: – Когда Павел найдется, ему потребуется юридическая помощь.

– Его надо найти, – сказала Надя таким тоном, что старый адвокат вздрогнул. – Найти и… – она обернулась к Кораблеву.

– Обезвредить?

– О… О!… – простонала Чарушина.

– Извините. Вы простите, но мне уже пора, – удрученно сказал Кораблев, застегивая сумку-планшет.

– Подождите! – воскликнула Надя. – Давайте… Давайте сходим в ресторан? Прямо сейчас, а?

– В ресторан? – опешил Кораблев.

Они с Руром многозначительно переглянулись, явно подозревая Надю в помешательстве.

– Да! Выпьем кофе… мне нужен кофе, чтобы переварить все это… – Развернувшись на каблуках и не прощаясь, Надя направилась вон. Рур вздохнул и покачал головой, а Кораблев торопливо последовал за ней.

5

Мужчины ей глядели вслед.

Тому причина – дивный стан,

В глазах сверкающее «нет»

И кровь кочующих цыган…

– Надежда Николаевна, подождите! – Кораблев догнал Надю у машины и придержал за локоть. – У меня на самом деле очень мало времени.

– У меня тоже, – ответила Надя и проводила взглядом стайку подростков, которые громко смеялись над какой-то глупой шуткой. – Я так понимаю, совсем скоро меня пригласят к следователю для разговора. Поэтому мне нужно подумать хорошенько, чтобы… чтобы… – она замолчала.

– Со мной можете говорить абсолютно спокойно, – заверил ее Денис. – Я понимаю, что вы расстроены. Видел, кстати, программу с Ржевским, – капитан шмыгнул конопатым носом. – Ничё так интервью. Я, правда, в рекламе мало что понимаю. Но в жизни случается всякое, поверьте. Когда дело касается кого-то из близких, невозможно спокойно относиться к…

Надя погрозила ему пальцем:

– Пожалуйста, давайте не будем говорить о моих чувствах, ладно, Денис? Вы, конечно, можете думать все что угодно, но я действительно ничего не знаю о том, где сейчас Ржевский. И сейчас мне… я просто очень… – в ее глазах сверкнули слезы, но она тут же взяла себя в руки. – Я в порядке.

– Вы меня на завтрак пригласили, – спешно сменил тему Кораблев и огляделся. Заметив вывеску ресторана на другой стороне улицы, предложил: – По кофейку, а, Надежда Николаевна? Нам очень нужен хороший кофе, да? Тем более, кофе – не водка, много не выпьешь…

– Да, – пробормотала Надя, теребя ремешок сумки. – Но вам пора на работу, Денис. А мне нужно в Кукушкино. Я хочу своими глазами увидеть место преступления!

– Ну вы, конечно, придумали! – всплеснул руками капитан. – Если ехать, то только вечером. Там сейчас наши сотрудники работают, и ваше появление может только усугубить ситуацию, понимаете?

– Да-да, вы абсолютно правы, – пробормотала она. Раздумывая, Надя прикусила костяшку указательного пальца, а затем развернулась и зашагала к пешеходному переходу.

– Ну, ёлки-моталки! Надежда Николаевна, так мы за кофе, или как? – крикнул ей вдогонку Кораблев и, не дождавшись ответа, потрусил следом за ней.

В ресторане «Бемоль» Надя была всего лишь раз на именинном фуршете своей подруги и бывшей однокурсницы. Именно там она впервые увидела Ржевского. Так сказать, сама судьба столкнула их лбами, чтобы позволить ей влюбиться в статного красавца без оглядки. А ведь поначалу она даже не хотела туда идти.

Место это было дорогое, пафосное, с удобной парковкой, и занимало неприлично большую площадь. Офис «Рур, Чарушин и партнеры» тоже находился в центре, но ютился на втором этаже старого особнячка, в темном переулке, пропахшем кошками. Там даже снег лежал до начала мая. И когда вокруг уже вовсю желтела мать-и-мачеха, дворник Баир, напевая витиеватый восточный мотив, колотил металлическим прутом по слежавшемуся серому ледяному наросту.

Все знали, что помещение являлось родовым гнездом Рура, которое он перевел в нежилое, оборудовав там офис, а сам жил в обычной квартире за пару кварталов. Он никогда не был женат, детей не имел, полностью сосредоточившись на своей работе. Партнеры по очереди дежурили в конторе, и только Рур и покойный отец Нади изо дня в день приходили на службу, чтобы контролировать процесс и держать дело на плаву.

«Бемоль» встретил их прохладной тишиной и приятной девушкой-хостес на входе. При виде ее Кораблев вежливо расшаркался, но под мрачным взглядом Нади тут же сделал серьезное лицо. Они вошли в небольшой зал с кипенно-белыми скатертями и темно-зелеными бархатными портьерами. Банкетный зал, в котором, так сказать, свершилась судьба Наденьки, сейчас был закрыт.

– Нам, пожалуйста, кофе и… – капитан выжидательно посмотрел на Чарушину.

Надя подумала, вздохнула и отказалась – ни одно из пирожных не могло подсластить ту горечь, которая сейчас отравляла ей душу и кровь.

Заняв место у окна, она огляделась и заметила трех мужчин, сидевших в противоположном углу. От остальных посетителей их должна была отделять резная ширма, но сейчас она была сдвинута, и Надя скривилась, узнав в одном из посетителей адвоката Половикова, которого, мягко говоря, недолюбливала.

Кораблев перехватил ее взгляд и чуть склонился над столом:

– Офигеть! Ну и ну! Вы узнали его?

– Еще бы, – фыркнула она. – Роман Половиков собственной персоной. Тот еще тип. Самый настоящий черный живоглот, – Надя пошевелила пальцами, изображая холодного и скользкого морского гада.

– Черный живоглот? – оторопел Денис, а когда отмер, незаметно показал пальцем на второго: – Нет-нет, того, который в очках.

Надя скосила глаза. Напротив Половикова сидел высокий темноволосый мужчина в дорогом, явно шитом на заказ костюме. Он сдвинул очки в деревянной оправе к середине переносицы и сложил руки, скрестив их между собой. Около сорока, интеллигентного вида, с прямой спиной и отдающим синевой в районе подбородка бледным лицом. Рядом с ним сидел совершенно другой типаж – с очень широкими плечами и крепкой шеей. Таких в простонародье называли "шкафами", и Чарушину подобные типы несколько смущали. Не то чтобы Надя не любила спортсменов, просто ее глаз радовали рельефные тела без явных признаков геракломании. Ржевский, например, умело сохранял эту грань. Он тщательно следил за весом и питанием и давно отказался от сахара. А вот Надя любила сладкое и не могла себе отказать в этом удовольствии. И Павел частенько баловал ее шоколадом и марципанами, приговаривая при этом: "Понимаешь, любовь моя, сахар можно добывать совсем другим способом. Когда я тебя целую, поверь, никакой рафинад не сравнится с этой сладостью…"

…– Надежда Николаевна, вы меня слышите?

– А?! – Она помотала головой. – Нет, я никого из них не знаю, – кашлянув, Надя прикрыла лицо рукой, чтобы случайно не привлечь внимание Половикова.

Но все ухищрения были напрасными, потому что не заметить ее адвокат Половиков просто не мог – ему было достаточно повернуть к ним голову. Однако сейчас он был занят собеседниками и тем, что находилось в его тарелке. Надя брезгливо поджала губы, представив, как двигаются, перемалывая пищу, челюсти Половикова. Примерно так же он перемалывал любого, вставшего на его пути.

Она отвергла его настойчивые ухаживания, еще когда была студенткой и проходила практику у Рура. Половиков в то время был уже достаточно известным адвокатом, и даже Рур отмечал в нем редкую изворотливость и умение пролезть в игольное ушко без вазелина. Наде он не понравился с самой первой встречи. Его настойчивость, масляные взгляды, приторные улыбки, намеки и уверенность в собственной неотразимости ее раздражали. Половиков считал себя первым парнем в их юридической «деревне» и был настроен сделать хорошую партию с юной девушкой из уважаемой семьи. Однако, несмотря на роскошные букеты и радужные перспективы, Надя пропускала льстивые речи мимо ушей и демонстративно холодно отказывалась от подношений. Сердце ее на тот момент было безраздельно отдано работе, и ни о каких матримониальных планах она не задумывалась.

Половиков отступил, и с тех пор между ними воцарилась холодная война, правила которой Надя время от времени нарушала.

Однажды они едва не сцепились в суде. Это было одно из первых дел, которые Надя вела сама. Если бы не присутствовавшие на заседании Рур и ее отец, она бы влепила Половикову папкой по наглой морде за все те гадости, которые тот говорил об ее клиентке, а еще за намеки на юность и глупость, адресованные ей самой. Судья сделал Наде замечание, а мог бы оштрафовать или даже отстранить, потому что адвокат, угрожающий оппоненту папкой – это нонсенс. К сути дела выступление Половикова имело лишь косвенное отношение, и Надя прекрасно понимала, что ему просто доставляет удовольствие демонстративно копаться в грязном белье, однако сдержаться в тот момент смогла с огромным трудом.

– Максим Тураев, собственной персоной, представляете? У него жену убили ночью, а он в ресторане завтракает… – прошептал Кораблев.

– Ну… кофе пить – не шашлыки на природе лопать, – парировала Надя. – С адвокатом сидит, не просто так. – Она покусала губы, подумав, что выбор адвоката Тураевым был весьма предсказуем. Большие деньги, крутые связи… – А кто это рядом с ним?

Кораблев пожал плечами.

– Заместитель, что ли? Или охранник? – размышляла вслух Надя, искоса разглядывая владельца завода и новоиспеченного вдовца. Когда тот, оттопырив мизинец, поднял кофейную чашечку, вдруг сказала: – Я на минуточку! – и, выскользнув из-за стола, торопливо направилась в сторону дамской комнаты.

В туалете Надя выдохнула и распустила оставшийся с вечера хвост. Волосы спутались, и Надя попыталась укротить их, просунув пальцы в темные пряди. Смочив виски холодной водой, она рассматривала в зеркало свое застывшее бледное лицо и думала о Ржевском. Вспоминала, как увидела его в торговом центре, какой внимательный был у него взгляд, и как почти ласково он поглаживал пальцы блондинки… Вспыхнув, Надя глухо застонала от нового приступа ревности. Ее разум словно отказывался принимать информацию о смерти соперницы. Внутри жгло, разрывало на части, лишая способности адекватно мыслить. Надя увеличила напор воды и подставила запястья под ледяные струи. Затем, одернув рукава пиджака, направилась обратно в зал и, гордо приподняв подбородок, последовала к своему столику.

«Шкаф» мазнул по ней мимолетным взглядом, а вот Тураев сфокусировался на ее лице, и Надю вдруг охватило такое волнение, что закружилась голова. Ее поразил его пронзительный взгляд – тяжелый, гипнотический, чего она совершенно не ожидала. У мужчины были волчьи серые глаза, которые, вероятно, заставляли каждого, на кого они смотрят, чувствовать себя оленем в свете фар. Или же ее нервы были так напряжены, что она вообразила себе невесть что. Оно и понятно – с ней столько всего произошло, что в пору было задернуть шторы, обнять диван и плакать, заперев дверь на все замки, а не отсвечивать по пафосным ресторанам. Пока Половиков что-то оживленно рассказывал, Тураев продолжал смотреть на нее. Надя ощутила неподдельный жар его внимания на своих волосах, плечах и талии, а затем все ниже и ниже. Это было не очень приятное ощущение, от которого слабели и дрожали колени.

Заслышав стук ее каблуков, адвокат Половиков обернулся и, состроив ядовито-вежливую гримасу, произнес на весь зал:

– Какие люди! Глазам своим не верю! Какими судьбами, Наденька?

Его голос моментально отрезвил и придал Наде ускорения, заставив сжать кулаки.

– Я вам не Наденька, – прошипела она сквозь зубы и, вильнув бедрами, словно рыба-парусник хвостом, резко повернула к столику, где ее дожидался капитан Кораблев.

Перед ним уже стояли чашки с кофе, а сам он, слегка приоткрыв рот, смотрел на Надю.

– Что? – спросила она, метнув в него яростный взгляд.

– Нет-нет, ничего, – смутился Кораблев. – Просто вы так шли…

– Как?! – Надя уселась на свое место и наконец выдохнула.

– Красиво, – уши Кораблева покраснели.

Ярость на ее лице сменилась недоумением.

– Не обращайте внимания, – скороговоркой произнес Кораблев. – Просто вы такая… – Споткнувшись о Надин взгляд, он схватил чашку и пробормотал: – Я подумал, вы специально.

– Что специально?

– Ходили вот так перед ними.

Надя хотела было сказать что-нибудь язвительное на этот счет, но потом передумала. Отпив глоток кофе, тихо спросила:

– Денис, я ведь могу быть с вами откровенной?

– Разумеется, Надежда Николаевна, – так же шепотом сказал он.

– Мне нужны все известные факты с места преступления. И неизвестные тоже… Я давно знаю Павла Ржевского. Я доверяла ему… – на последней фразе она печально вздохнула и наморщила нос.

– Конечно, я постараюсь. – Кораблев посмотрел на часы. – Вы простите, но мне пора, а как только появится время, я… – он поднял на нее глаза и ошарашенно заморгал рыжеватыми ресницами. – Надежда Николаевна, что с вами?

По Надиным щекам уже текли крупные слезы.

– Ничего, я справлюсь! – надломленным голосом произнесла она. – Все это так ужасно, так больно! Просто не могу поверить! Какой позор…

– Э… – Кораблев потянулся за салфеткой, но задел чашку. – Так ведь… Ну как же… Я же… – Остатки кофе пролились на столешницу, и капитану пришлось в срочном порядке промокать коричневое пятно.

– Идите, товарищ Кораблев, – сквозь всхлипы процедила Надя. – Буду ждать вашего звонка.

Кораблев, покрутившись на месте, вытащил портмоне, но Надя так посмотрела на него, что он тут же запихал его обратно и быстро зашагал на выход, все время оглядываясь в ее сторону.

Надя высморкалась и уставилась в чашку с недопитым кофе. Понять, о чем говорили за дальним столиком Тураев и Половиков, она не могла, но продолжала напряженно прислушиваться, пока над ее головой не раздался приторно слащавый голос адвоката, а на стол не лег накрахмаленный и надушенный мужской носовой платок.

– Ах, Наденька, какое разочарование! Сочувствую вам. Такие планы! Вы же, кажется, собирались замуж?

Она распрямилась и закусила нижнюю губу.

Наглые голубые глаза Половикова плотоядно оглаживали ее вздымающуюся грудь и уголок белеющей кожи в вырезе пиджачка. Адвокат ухватился за спинку ее кресла и склонился еще ниже:

– М-да, вам бы следовало повнимательнее выбирать кандидатов на свою руку и сердце, Надюша. А то ведь как получается? Карьера-то ваша теперь может схлопнуться как мыльный пузырь. Убийство, Наденька, это вам не алименты отжимать. А общаясь, так сказать, с преступником, репутацию можно потерять очень быстро.

Надя сжала зубы и откинулась на спинку стула. Смерив Половикова уничижающим взглядом, она посмотрела в сторону Тураева, но ни мужа погибшей Елизаветы, ни «шкафа» за столом уже не было.

– Как-то так, дорогая Наденька, – зудел Половиков, напирая на нее выпуклым животом. – Я ведь все понимаю: женщину обаять нетрудно. Надо только знать, чего она хочет. А судя по вашему выбору…

– Мне совершенно не интересно ваше мнение на этот счет, – пробормотала Надя и полезла в сумочку за деньгами.

– Ах, Наденька, а счастье было так возможно! – остановил ее Половиков, сделав знак официантке. – Угощаю! – великодушно пояснил он. – Всегда готов услужить вам, милая Надюша, в память о вашем папеньке. Если бы он только знал… – адвокат нарочито вздохнул. – Он ведь даже не догадывался, что у вашего Ржевского кредитов тьма и уголовные наклонности.

Надя вздрогнула и удивленно посмотрела на Половикова. Тот, почувствовав ее интерес, продолжил:

– А как вы думали, Наденька? Красивая жизнь стоит дорого! Одно радует, не вам эти долги отдавать, Надюша! Прям бог отвел от необдуманного шага.

С трудом поборов растерянность, Надя мотнула головой и рыкнула:

– Никаких сил нет вас слушать! Позвольте мне уйти, Роман Дмитриевич!

– Я многое могу вам позволить, Надюша! Одно ваше слово и… – Половиков потянулся к ее руке.

– Да идите вы… – топнула она ногой. – Оставьте меня!..

Надя вытряхнула на стол несколько купюр, оттолкнула Половикова и почти бегом понеслась прочь, пытаясь разглядеть через ресторанные окна, куда направился Тураев.

6

Когда измучен подозреньем,

Когда в груди вскипает кровь,

Пройди по пунктам все сомненья,

Подумай – а была ль любовь?

Когда Надя выбежала на крыльцо ресторана, то увидела лишь мощный зад серебристого внедорожника, на всех парах рванувшего через перекресток. Что-то подсказывало ей, что это автомобиль Тураева. А некоторую спорность этого момента можно было совершенно спокойно разрешить чуть позже через того же Кораблева. У Томаса Георгиевича, разумеется, и кроме его веснушчатого племянника были везде знакомые, но в столь щекотливом деле ей меньше всего хотелось просить о помощи кого-либо со стороны.

Едва она села в свою машину, как зазвонил телефон. Надя схватила трубку и, увидев номер, зажмурилась: «О, нет…»

– Мама, привет! Как твои дела? Как себя чувствуешь? Как твои розы? – защебетала она нарочито бодрым голосом. – У меня все хорошо, правда-правда!

Рейсовый автобус, который двигался перед ней, газанул, выпустив облако едкого темного дыма. Надя громко чертыхнулась, будто вонючий серый пыльный налет опустился прямо на нее.

– А что Ржевский? Ржевский в командировке… – сквозь зубы процедила она. На следующей реплике матери, Надя едва не въехала в автобус. – Кто тебе такое сказал? Ох, ты ж… Я ей все перья повыдергиваю! Ладно, ладно, это я образно. Послушай, нашу квартиру я продавать не стану ни при каких обстоятельствах! В ней еще твои внуки расти будут! – Надя прикусила язык, но затем вновь защебетала: – Ты отдыхай хорошенько, ладно? И трубку бери, только когда я позвоню. Что значит, пообщаться охота? У тебя там лопата есть, и эта, как ее?.. Мотыга! Копай землю, ходи на море! Это мой приказ! Я, кстати, может еще приеду к тебе на недельку. Насчет Павла не скажу, ты же понимаешь, что он очень занятой человек. И вообще, он может очень надолго уехать… – Щеки Нади пошли красными пятнами. – Все-все, мамуль, у меня вторая линия! Целую, люблю! – Отключившись, она вытерла взмокший лоб. – Ну, Ирина Леонидовна…

Подруга матери, Ирина Леонидовна Войцеховская, выйдя на пенсию, вдруг решила заняться риэлторством. Для нее это была скорее игра, нежели заработок, хотя, как поговаривали, несколько довольно удачных сделок Войцеховской уже удалось провернуть. Ирина Леонидовна очень любила бывать в обществе и собирала сплетни по всему городу, тасовала их как колоду карт и искала свободные уши, способные выдержать ее словесное цунами.

С одной стороны, Надя была зла на Ирину Леонидовну за ее намеки и предложения продать их квартиру, а с другой, ну с чего-то ведь ей нужно было начинать разговор со старинной подругой? Просто маменька воспринимала все очень дословно и порою вела себя как обиженная младшая сестра, которую следовало утешать и объяснять очевидные вещи. Надя же сейчас очень отчетливо поняла, как тяжело остаться одной без любимого человека. В ее случае – Ржевского…

Мысль эта была крайне болезненной и неприятной.

– Вот ведь зараза какая, – прошептала Надя, мучаясь от разбушевавшихся эмоций. Что Павел делал в этот момент и что чувствовал, она не знала и даже не догадывалась.

Сколько бы раз Надя не звонила на его номер, трубка неизменно вежливо и отстраненно заявляла о том, что абонент больше не абонент, и его местонахождение для нее останется неизвестным на неизвестный период времени…

Вернувшись к дому Ржевского, она огляделась. Ей следовало бы заняться текущими рабочими делами, но Надя знала, что в самое ближайшее время ей позвонят из полиции и пригласят на беседу. У нее на руках не было никаких фактов, кроме того, что она сама видела Ржевского с Елизаветой Тураевой. Стоило ли делиться этим со следствием, признавая очевидность того, что она обманутая жена? Ну, почти жена… Или следовало до конца держать оборону, собирая обстоятельства произошедшего? Надя прекрасно знала, что из мелких деталей и несостыковок можно выстроить крепкую пирамиду обвинения, но кто останется в таком случае рядом с Ржевским?..

Павел был поздним ребенком. Его родители – простые деревенские люди, скончались друг за другом за несколько лет до ее знакомства с Ржевским. Так что Наде не пришлось ни под кого подстраиваться и пытаться понравиться, кроме, разумеется, самого Павла.

Конечно, ее родители, как и большинство семейных людей, переживали за будущее дочери и надеялись на то, что выпущенная Наденькой стрела попадет в нужную цель с первого раза. Когда Надя училась в 11 классе, Ольга Аркадьевна любила пообсуждать молодых людей из окружения дочери, заодно примеряя будущих родственников к себе. Отец помалкивал, но к супруге прислушивался – их юная дочь вполне могла увлечься кем-нибудь совсем скоро.