Дорога из века в век

– Знаешь, Серёжа и ты Лена, может быть я не права, может быть я плохая, но меня Игорь уже так замучил, главное, что и ко всему прочему пострадала моя невинная дочь… что если бы я узнала, что он погиб… то, наверное, это было бы для нас лучше… Господи, прости мою душу грешную.

– Я возьму этот грех на себя. Пока Игорь жив Лена в опасности.

– Ты прав… Но как?

– Вы ужё настрадались. Сцены насилия не будет, крови не будет.

Ночью они услышали, что входная дверь хлопнула и в прихожей что-то упало. Сергей и Мария вышли из спальни посмотреть, им не удалось поспать, они обсуждали положение, в котором оказались.

В прихожей лежал бесчувственный Игорь, накаченный наркотиками.

Мать заглянула к Лене, та продолжала спать под действием успокоительного и снотворного. Сергей повернул Игоря, попытался привезти его в чувства – бесполезно. Тогда он пошел за проводом. Вернувшись, сказал жене:

– Иди, приляг. Маша я сейчас это сделаю. Он не почувствует боли.

Мария, смерившаяся с неизбежностью, оставила Сергея с Игорем наедине. Тихо плача села на стул в ожидании…

Сергей обмотал проводом ноги Игоря, он очень хорошо знал, как надо работать с электрическим током…

Убедившись, что Игорь умер, Сергей поднял трубку телефона и набрал номер отделения милиции.

– Я убил сына…

12,18 фев.,1- 4,12 дек.1998 г.

Подарок с птичьего рынка

Приближался день рождения племянника, и я отправилась на поиски подарка. Мне хотелось подарить ему какого-нибудь зверька, потому что ребёнок должен общаться с животными, заботиться о них, приучаться быть ответственным.

Перед тем как пройти на рынок, я зашла в зоомагазин. Там в террариумах вяло ползал водяной европейский уж, скользил полоз узорчатый и скучно лежал толстый амурский полоз. Их привозят с юга России совсем маленькими.

На рынке я сначала зашла в птичий ряд и там обратила внимание на птицу, похожую на сову. Остановилась, рассматривая её.

– Что за птица, как называется, – спросила я.

– Сычевидная неясыть. Птица весьма редкая, – ответил молодой мужчина.

– Вы её хозяин?

– Да.

– Она такая грустная.

– Полусонная, солнце её пригрело.

– Жалко, пусть бы на воле жила. Поймали её Вы?

– Да. О, знаете, сколько потребовалось времени для её ловли!

Хозяин птицы рассказал, что долго выслеживал и немало потрудился, чтобы поймать крохотного птенца. А теперь ей уже шесть месяцев.

– Берите, всего двести долларов, – предложил он.

– Нет, спасибо. Для чего эта сова, т. е. неясыть в городской квартире?

– А для чего собака? Эта птица хороша для охоты, будете кормить её курятиной.

– Спасибо, но мне её не надо, – грустно улыбнулась я и пошла дальше.

Три маленькие обезьянки грустно и задумчиво смотрели сквозь стёкла своих клеток. Самая большая из них грызла ремешок-поводок, обвитый металлической цепью. А самая маленькая пыталась укусить сквозь стекло пальцы любопытных, которые тянулись к прозрачной преграде. Надрывно кричал попугай жако, беспрестанно карабкаясь по жёрдочкам своей клетки.

Я направилась в сторону многочисленных аквариумов с различными рыбками. Мне хотелось, чтобы будущий питомец племянника не доставлял больших хлопот его родителям.

Маленькие, зелёненькие черепашата, по восемьдесят рублей каждый, копошились в одной половине аквариума, а во второй уныло лежали две большие, с панцирем десять-тринадцать сантиметров, по четыреста рублей.

– Скажите, пожалуйста, они могут размножаться в неволи, в квартире? – спросила я.

– Может быть, – неуверенно ответил продавец. – Но вам придётся долго ждать, половозрелыми они становятся в пять лет.

–А разводите их вы? Где они обитают?

– В Америке и в странах Европы, где вода не замерзает. Я буду посредником. Хотите разводить? За партию – десять тысяч долларов, устроит?

– Устроит, – улыбнулась я и направилась дальше.

Продолжая бродить между рядами, мне попались опять черепашки. Тяжёлый панцирь тянул их ко дну, перепончатые лапы с тонкими когтями расставили в стороны, а длиннющие шеи тянутся вверх, и лишь ноздри выглядывают из воды, это длинношеинные и каймановые, их продавали от восьмидесяти долларов за штуку. Другие, в игольчатых наростах на коже, карабкались друг на друга, дотягиваясь до воздуха. Это особые черепахи из Америки и Австралии по сто пятьдесят долларов за каждую.

На глаза мне опять попались зелёненькие черепашки из Калифорнии.

– Почему вы их не хотите разводить сами? – спросила я.

– Это менее выгодно.

– Неужели прибыльнее из-за границы их приобретать?

– Смотря у кого, можно найти, с кем договориться, – улыбнулся словоохотливый продавец.

– Этим занимаются частные лица или как?

– По-разному, есть и фирмы.

– А почему здесь не разводить?

– Может быть, любители и разводят, но мне неприбыльно. Там проще. Стоит избушка на берегу водоёма. Прошли, яйца собрали, и в инкубатор.

– Посредники отдают только частным лицам или зоомагазинам тоже?

– Зоомагазины мало приобретают, поэтому им выгоднее отдавать тем, кто большие партии берёт.

– Вам, например, да?

Улыбчивый продавец в согласии кивнул. И я решилась купить у него для племянника красноухого черепашонка за восемьдесят рублей.

«Что поделаешь малыш, не плавать тебе в пруду и в тропической речке. Но тебя обижать не будут, не бойся». А черепашонок втянул голову под панцирь, наверное, от страха и только крохотные глазки грустно взирали на шумный и чуждый окружающий мир. А за стенками клеток и аквариумов осталось ещё много питомцев, утомлённых ожиданием своей участи, и скорбные их мордашки тоскливыми взглядами провожали любопытных, проходящих мимо, будто понимали, что им уже не быть вольными.

9 октября 2000 г.

Две ментальности

Я приехала к мужу в тихую и мирную страну, примостившуюся почти на «краю» Земли. Здешние жители дружелюбны и далеки от политического противостояния, так мне казалось до 11 сентября. Но вот случилось невероятное. В этот день террористы захватили пассажирские самолёты и обрушили их на здания, так сообщили в СМИ. Только в фантастическом фильме можно было представить, чтобы рушились небоскребы в Нью-Йорке и Вашингтоне, но никак ни наяву! Вместе с самолётами рухнул стереотип «неприкосновенности Запада». В душах американцев родилась паника и месть. Мирные австралийцы, живущие на далёком материке как, оказалось, считают себя частью Западного мира, они преобразились до неузнаваемости. Оказалось, что согласно пакту, заключенному 50 лет назад нападение на США они расценили как посягательства на интересы их страны. И от трагедии в Америке взрывная волна дошла до них, породив не только бурные валы душевной боли и сострадания, но и возмущения и жажды мести. Словно самолёты террористов упали не за океаном, а на их родные, цветущие и многонаселенные берега.

Куда делись приятные и любезные лица? Вокруг какая-то истерия. В глазах – злость, ожесточение и панический ужас. Всюду слышны яростные призывы к мести.

А мой муж, мой Грин, такой умный и здравомыслящий? Он беспрестанно, в какой-то недоуменной панической задумчивости повторяет: «НАШИ БЕРЕГА БОМБИЛИ, У НАС ВОЙНА, НАШИ СТРАНЫ АТАКУЮТ…» Меня это уже начинает раздражать и возмущать. Да, мне очень жалко погибших людей и тех, кто не успел уйти из рушившихся этажей и тех, кто был захвачен в обречённых самолетах. Но я не воспринимаю эту трагедию как свою собственную. А, вот мой Грин именно так и воспринимает, именно это меня удивляет и раздражает. Казалось бы, где мы с ним и где Америка! Но, видимо жители англоговорящих стран, а может и весь Западный мир осознанно или на бессознательном уровне ощущают себя цельным миром, как единый организм, например, как руки, ноги или другие части тела человека. И где бы, не возникла рана, весь организм реагирует на неё. А я из другого «организма», и теперь стала ощущать, что попала в чуждую среду. У меня с мужем нет общего душевного порыва, и этот факт ввергает меня в грустную депрессию. Взрывы в Америке разъединили меня с мужем, я ощущаю между нами какой-то духовный провал.

Возмущенные и истерические вопли раздаются со страниц газет и с экрана телевизора. Представители правительства решительным тоном призывают к мести и готовности выслать помощь США. Мой «умный и здравомыслящий» муж ходит как зомбированный идиот. А я, пряча своё недоумение умственной слепотой моего Грина, еле сдерживаю себя, чтобы не закричать: американцы погибли по вине внешней политики своего правительства! Террористы – это следствие, а причина – международная политика США! Какая была необходимость сбрасывать атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки? Никакой! Какая была необходимость убивать корейцев и сжигать вьетнамцев? Неужели нельзя было НЕ бомбить Ирак? А Африка и Латинская Америка, Средняя и Передняя Азия, там многие страны на себе долгие десятилетия прямо или косвенно ощущали власть и агрессию этой страны, стремившейся к мировому господству. По какому праву бомбили Югославию и обрекали на смерть сербов? По праву сильного! Но история учит, что на силу всегда найдётся другая сила. Могущество не вечно. Возмездие рано или поздно приходит, жаль, что оно не всегда справедливо и гибнут невинные люди.

Но я молчу, лишь сочувственно поддакиваю. Почему? Я боюсь. Опасаюсь, что, услышав такие слова из моих уст, Грин не поймёт меня, а почувствует ко мне отчуждение, какое я к нему уже испытываю. И наш короткий брак рассыплется, как половинки засохшего и пустого ореха.

Вчера я шла из магазина домой, удрученная отсутствием душевной близости с мужем, как грохот ударов и звон разбитого стекла оглушительно вывели меня из задумчивости. Толпа подростков с остервенением швыряла камни в автобус, окружив его. И это в стране, где как говорил Грин очень, очень хорошо относятся к эмигрантам! Водитель прижался к рулю и безуспешно уворачивался от камней. Автобус, хоть и медленно, но двигался, останавливаться было нельзя, но и набрать скорость без угрозы, того, что будет сбит кто-нибудь из хулиганов, тоже нельзя. Автобус был полон детей черноволосых и смуглых. Сквозь разбитые стёкла я видела, как они, испуганные прятались за сиденья, прикрывая маленькими ручонками головы. Младшие плакали, а старшие закрывали их собой. Да этот автобус был полон мусульман, но мусульман-детей, которые родились в этой стране и никакого отношения к террористам не имели! Вскоре приехала полиция. Заслышав вой полицейских сирен, хулиганы растворились среди ближних домой. Особо их никто и не искал.

Вечером после ужина Грин с другом обсасывал очередные подробности о террористах. Мне тоже было интересно послушать. Конечно же, я согласна, что террористы – жестокие преступники, приносящие в жертву ради идеи, ради своей политической игры не только свои жизни, но и невинных мирных и далёких от политики людей. Но надо им отдать должное, они умны и мужественны, в прочем, к сожалению не организаторы теракта, а только исполнители. Тем не менее, умереть ради идеи, это не просто. Но скольких они унесли за собой на тот свет! Какое право они имели обрывать чужие жизни? У каждого из погибших были свои мечты, желания, планы, семьи, люди, которым они дороги. И всё в один миг оборвалось. Ничего, никого. Их близким остались только боль утраты и вопросы без ответов. С другой стороны «исполнители» скорей всего фанатики, а фанатизм – страшная вещь. Фанатик, всё равно, что умалишённый.

Друг Грина будто услышал мою последнюю мысль и стал говорить о случаях проявления фанатизма среди мусульман. Грин ему поддакивал. Мне стало скучно, ведь и христиане далеко не все праведные, но спорить с ними не хотелось. Я вышла на балкон, уже стемнело, здесь только начинается весна, но на термометре уже +20. Дул лёгкий, свежий ветерок. «Как у нас, летом», – подумала я и взглянула на небо. Но вместо родного ковша Большой Медведицы и сияющей Полярной Звезды – Южный крест. Я вздохнула. Другое небо, другие звёзды смотрят на всё ещё чужую для меня землю и рядом чужая жизнь…

Скоро Рождество, не православное, нет. Только начало декабря, а всех будто лихорадка охватила. Все ходят с таким настроением, словно вскоре их ожидает что-то важное, торжественное, значительное и в то же время радостно приятное. Уже начали заготавливать рождественские подарки. Надо и мне об этом позаботиться, никак не придумаю что купить.

Совершенно нет ощущения приближения праздника. Да, великая сила – традиция и великое ничто – отсутствие её. Не могу сказать, что завидую тем, кто привык радостно и весело ожидать и проводить Рождество. Но как-то не очень приятно, когда все вокруг говорят об этом празднике. Их глаза полны радостного ожидания, словно в этот день действительно должно произойти чудо. Наверняка и сердца их трепетно бьются, предвкушая традиционное торжество. Но у меня внутри пустота, нет ни трепета, ни радости. Безразличие ко всей этой суете. Нет, я не кому не навязываю своё мироощущение. И улыбаюсь, как все, как будто я тоже рада, и ожидаю, как и все этот чудесный праздник. Приходиться делать вид из уважения к традициям народа, страны, где я теперь живу. Ведь никто из тех, кто меня окружает, не виноват, что для них привычное и родное, почти необходимое, – для меня чуждо и не нужно. Ведь меня сюда никто насильно не увозил. Так, что терпи, дорогая, нравы и обычаи родины своего мужа, уважай их и принимай.

Да, предполагала, что будет трудно, но не ожидала, что так. Какая-то пустота преследует и отделяет меня. Я словно та селедка, что упакована в вакуумную оболочку. А все люди, что окружают меня – отдельной массой где-то рядом, но я одна.

Уже 20-е декабря, совсем скоро Рождество. Для Грина и его родственников припасла подарки. Приближается Новый Год – вот это праздник! Сколько надежд, сколько пожеланий! Надеешься, даже не признаваясь себе, на что-то замечательное и прекрасное в Новом Году. Но здесь и Новый Год не воспринимается. Какой-то не настоящий, ведь на улице за тридцать, знойное лето. При такой жаре, какой уж Новый Год. Вот когда снег скрипит и щёки щиплет от мороза, всё вокруг покрыто снежным покрывалом, сверкающим, словно россыпь бриллиантов. Вот это Новый Год! А как красивы ветви деревьев под снегом! Ели и сосны накрыты толстой белой шубкой, а деревья, сбросившие осенью листву, превращаются в ветвистые узоры из инея и снега, висящие в воздухе. А здесь – жара и пекло.

А как хотелось дома, чтобы солнышко светило и грело почаще, особенно в ноябре, в холодные дождливые дни с пронизывающим ветром. И почему человек всё время чем-то недоволен?

Наступило Рождество. Провели его великолепно! Я даже не ожидала. Для этого пришлось потрудиться. Тщательно выбранные подарки сделали своё дело. Мы с Грином пригласили его родных: отца, мать, брата с женой и двумя детьми. Для его родственников подарки мы выбирали вместе с Грином, вернее я консультировалась у него.

Первой получила подарок Дороти, мать Грина. Мы купили для неё картину. Она очень любит картины, особенно пейзажи. И ещё она обожает самоцветы, поделки из них. Мы нашли изумительное совмещение. На картине блестела река с овражистыми берегами, поросшими густой высокой травой и кустарниками. Изгиб реки закрывал ветвистый дуб. Его огибала тропинка, уходящая в рощу из эвкалиптов. А на противоположном берегу за акациями виднелись крохотные хижины аборигенов. И всё это из крошки самоцветов и минералов.

Дороти была в восторге, глаза сияли, улыбка и благодарность беспрестанно слетали с её губ.

Отец Грина – Майкл получил в подарок книгу о «Битлз», его юношеских кумирах, которым он продолжает поклоняться. Я не очень его одобряю. Да, песни хорошие, приятная мелодия. Но мне по душе принцип: «Не сотвори себе кумира». Майкла переубеждать бессмысленно, вот мы с Грином хотели сделать ему приятное. Нам удалось, Майкл был тронут.

Сидней пополнил запас своих инструментов. Этот подарок выбирал Грин и утверждал, что он очень пригодится брату на их ферме. Сидней был приятно удивлён и рад.

Лайзе мы подарили её любимые французские духи. От радости она расщедрилась и обрызгала ими не только себя, но и меня и Дороти, и даже на маленькую Энн немного попало.

Пятилетняя племянница под искусственной ёлкой нашла собачку с белоснежной синтетической шёрсткой, которая очень походила на живую болонку. Энн очень любит игрушки, именно собак. У неё есть уже все существующие породы, и скоро она станет маститым коллекционером. Девочка тут же принялась обнимать и целовать свою новую игрушку.

Восьмилетний Дэвид, брат Энн, получил от нас большую книгу о космосе, и сразу же углубился в неё, чуть ли не открыв рот, изучая иллюстрации. С недавних пор стали замечать у него всё возрастающий интерес к звёздам.

Мне Грин подарил серьги с сапфирами в великолепной золотой оправе. Я просто растаяла, но, тем не менее, с нетерпением ожидала какую реакцию произведёт на Грина мой подарок. Ему досталось 2 коробки: одна очень маленькая, другая большая. Он с некоторым удивлением и даже как будто с недоумением взял их. Сначала стал медленно распаковывать маленькую. Все в ожидании за ним следят. Открывает крышку. Несколько секунд молчит и вдруг радостно бросается меня обнимать. Дело в том, что Грин страстный рыбак. Хотя я совершенно не понимаю этой страсти. Ну, какой интерес сидеть или стоять часами, уставившись на крючок: клюнет – не клюнет? Но зато понимаю, что хобби – это прекрасно, если оно не вредит семье, жене и здоровью. Хобби снимает стресс и умиротворяет. А в маленькой коробочке была блесна, очень дорогая искусственная наживка и очень похожая на настоящую. На неё рыба так и клюёт, только успевай снимать.

Грин взял большую коробку, и лукаво посмотрел на меня, как бы спрашивая: «ну, а здесь что может быть?» Я ему ответила тоже одними глазами: «Открой, увидишь».

В коробке оказалась надувная лодка! Грин прям-таки подпрыгнул от радости, а вместе с ним и дети, уже упрашивая взять их с собой покататься. Признаюсь, я давно тоже хотела иметь надувную лодку, да всё как-то не до того было. Теперь осталось купить палатку, и в поход! На природу!

Все были рады и довольны. Пустота, окружающая меня испарилась. Как приятно делать другим приятное!

Новость следующего дня омрачила праздник. Пожар и очень сильный. Ещё два дня назад сообщили о возникновении пожара на склонах Голубых гор и распространении его в Новом Южном Уэльсе. Но Грин объяснил, что пожары случаются каждый год. И он не помнит ни одного лета, чтобы обошлось без пожара. Всё лето в разных местах страны полыхает огонь. К этому привыкли, у большинства заготовлены резервуары с водой на случай пожара. Но сообщение 26-го декабря у Грина и его родных вызвало тревогу и беспокойство. Огонь поглотил уже около семидесяти процентов Королевского парка, подступил к столице страны и северным пригородам Сиднея. Эвакуируют жителей из опасных районов.

Что делать? Квартира родителей Грина находиться в Сиднее, его тёзка, старший брат Грина имеет ферму в его окрестностях. Ехать нельзя туда – опасно. И не ехать нельзя. Кто спасёт имущество, овец? Что же делать? Ждать вестей в бездействии? Майкл и Дороти звонили своим знакомым в Сидней и получили печальные вести, многометровая стена огня приближается к городу. Часть жителей уехали, оставшиеся помогают пожарным, поливают свои дома водой. Грин и Сидней тоже звонили друзьям. Но не до всех удалось дозвониться. Те, кого застали дома, рассказали, что повреждены линии передач, и они вынуждены сидеть без света и воды.

Что делать? Как помочь? Жара не спадает, тёплый и сильный ветер разносит огонь всё дальше и дальше. Наши мужчины не выдержали, все трое решили ехать, помогать пожарным. Брат поехал на ферму, а Майкл и Грин сначала к нему, а затем уехали в Сидней. Лайза с детьми и Дороти остались у нас. Мы ждали.

Ещё двадцать четыре дня бушевал огонь, пожирая на своём пути травы, кустарники, деревья с их обитателями! Тысячи коал, кенгуру, эти национальные символы страны погибли! Не удалось спасти и сотни голов скота, овец, много ферм, частных домов. Огонь проник уже на улицы Канберры, горели предместья Сиднея.

Мы с трепетом ждали своих мужчин. Тяжелее всего было Дороти. Она боялась не только за мужа, но и за сыновей. Помнила, что пожар 1994 года унёс в могилу четырёх человек. А он был по площади гораздо меньше, чем нынешний и потушили его через неделю. Двадцать четыре дня самоотверженно, не щадя себя тушат неукротимый огонь пожарные. Двадцать четыре дня мы ожидаем. Нашу тревогу и волнение не передать! Если бы виновником стольких бед стала только стихия не было бы так обидно и горько. Виноваты люди, плохие мальчики, как говорит Энн. Уже арестовали двадцать пять человек, подозреваемых в поджогах. Из них пятнадцать – подростки, самому младшему – всего девять лет. Столько убытка, гибель тысяч животных по глупости «поджигателей», как их официально называют. Все страшно возмущены, некоторые требуют смертную казнь. Это конечно уже слишком. Но наказать, конечно, надо. Народ прозвал нынешний праздник «Черным Рождеством». Оно и, правда, – в прямом и переносном смысле. Серо, темно от дыма и пепла, зловеще чёрным и мёртвым выглядят выгоревшие лес, саванна, остатки зданий – такие кадры мелькают по всем каналам австралийского телевидения. Чёрная печаль опустилась на жителей цветущего края, слёзы, отчаяние, паника – в глазах.

Наконец, сама природа смилостивилась, послала невероятную грозу. Ливень поглотил гибельное пламя, но, к сожалению, молния возродила его в других местах.

Какое счастье, наши мужчины вернулись! Живы, здоровы, но изнурённые, измотанные. Грин рассказал, что Сидней весь затянут серым дымом. Солнце там выглядят красным, зловещим. Пляжи засыпаны пеплом. А жители чувствовали себя как на войне.

Сколько животных погибло, как жалко! Невинных, милых созданий не смогли спасти все технические средства, которые были у пожарных. При всей своей мощи человек остаётся слабым перед разбушевавшейся стихией. Все почувствовали эту слабость, и она как это ни парадоксально, породила силу. Жители сплотились, беда объединила нас. Сотни семей потеряли свои дома, имущество. Да, конечно страховые агентства должны выплатить причитающиеся суммы. Но родной дом, его аромат, вещи, окружающие с детства, уют, создаваемый десятилетиями, силы и старания – всё погибло. А мы, если бы Грин переехал к брату или жил в нескольких десятках километров на восток или на северо-восток. Что тогда? Сиднею с трудом удалось спасти половину своего стада овец. Хозяйственные постройки сгорели, но дом всё-таки уцелел. Уж сколько он на него воды вылил! Одна стена немного обгорела. Дом то ещё его дед строил. И отец, и Сидней, и Грин там родились. Конечно, Сидней его подремонтировал, кое-что перестроил. Но всё равно это их родной дом, родные места, куда тянет приехать. Я-то лишилась родного дома, места, где росла. Поэтому и понимаю, как дорог родной дом и как важно было его спасти.

Для меня оказалось важно то, что в этом несчастье, постигшим мою новую родину, подавляющее большинство жителей страны были солидарны с моей новой семьёй, а я единодушна с моими новыми родственниками. Я почувствовала себя вместе с ними, среди них. Я ощутила себя членом этой семьи! Теперь они для меня действительно родные и близкие, они – моя семья. А мой муж – самый любимый и дорогой из них.

14 сентября 2001 г., 3, 14-16 июля 2002 г.

Кабанчик

Посвящается уроженцам

г. Льгова Курской области

Хмурое небо пролилось живительной влагой на землю, которая могла бы поведать о почти тысячелетней истории маленького районного городка, одного из многих провинциальных городов России. Он существовал ещё во время Киевской Руси. Древние его обитатели облюбовали большой пологий холм возле полноводного и глубокого тогда Сейма. Монголо-татары жестоко отомстили горожанам и селянам за неподчинение. На века эти места обезлюдили, стали частью «дикого поля». Лишь в XVIII веке этот город вновь возродился. Пережил он военное лихолетье, подорвавшее его расцвет.

Остатки сизых туч ушли за горизонт, им на смену медленно выплыли бугристые кучевые облака, и постепенно ими заполнилась бледно-голубая бездонность.

Порывы ветра приносят терпкий запах цветущей черёмухи. Горожане направляются за покупками на базар, куда по воскресеньям съезжаются почти со всего района. Торговую площадь с крытыми лотками окружают ларьки сплошной стеной. Покупателей приглашают распахнутые зелённые ворота. Над ними выгнулась дугой надпись «Рынок», хотя все по привычке говорят «базар». Перед входом перекрёсток, от него на все четыре стороны раскинулись торговые ряды. Народ с интересом толпится перед весенней и летней одеждой, которая пестреет на временных прилавках. Они протянулись напротив забора и стены винного завода из тёмно-красного кирпича. Улица заканчивается, встречаясь с перпендикулярной ей, после неё превращается в небольшую тропинку, петляющую между мачтовых сосен, затем спускается с высокого песчаного берега к широкой реке.

В противоположную сторону от перекрёстка улица с одноэтажными частными домами, которые утопают в цветущих садах, полого поднимается вверх и врывается в вечно раскрытые настежь ворота школьного двора, где прохожим бросается в глаза куча шлака возле котельной, а из-за угла гаража выглядывает горка недавно собранного металлолома. Невзрачный пейзаж смягчает нежный аромат зацветающей сирени. На переменках школьники ищут в ней пятилепестковые цветочки и тут же съедают на счастье.