И залпы башенных орудий…

– А придется поиметь! – усмехнулся Середа. – Теперь слушай меня и помни: если не выполнишь в точности то, что я тебе прикажу, мы превратим этот бассейн в выгребную яму, в которой будут гнить твои останки! Дошло?

– Так, – коротко ответил себум.

– Отлично, – кивнул Середа. – Тогда выполни следующее – прикажи всем членам экипажа немедленно собраться в первом шлюзе! Давай, действуй! И помни о том, что я тебе сказал!

Себум молча выбрался из бассейна, переваливаясь и колыхаясь. Опершись на коротенькие отростки, он просеменил к пульту, сунул в круглые отверстия три длинных щупальца и просвистел-прошипел приказ по кораблю. Середа посмотрел на Гумма. Семигуманоид успокаивающе кивнул ему – всё путем!

– Шлюз блокируется? – спросил Виктор у Анастаса, копавшегося у просторного пульта с россыпями пластин (надо полагать, заменявших себумам кнопки), и большими круглыми экранами в ряд.

– Да, – кивнул Григорян. – Сейчас…

Анастас нерешительно повел рукою над пультом и тронул одну из пластин. Средний гемисферный экран осветился и показал внутренность шлюза, похожего на нулевой, только поменьше. Было видно, как дисциплинированные себумы сбиваются на причальной площадке.

– Все там? – поинтересовался Середа.

– Щас… – Григорян подключил датчик дислокации и сказал: – Двух не хватает. Ну, один здесь, – он указал на капитана, – а… Все, явился, не запылился! Я блокирую?

– Блокируй! – сказал Середа. – Таппи! Найди тут подходящее место под изолятор.

– Уже! – сказал Таппи. – Тут, напротив, камера-хранилище.

– Уведите капитана пока туда и заприте. Ты и Мишка.

– Есть!

– А в рубку как тут пройти?

– Какую? Если в ходовую, то – следующий портал!

Середа поманил Григоряна за собой, и они вместе покинули капитанскую каюту. Дверь в следующем портале протаяла привычным земным прямоугольником, разве что косяка не хватало для антуража.

Ходовая рубка представляла собой огромный круглый зал с полусферическим потолком. Между сводом и полом стекленел панорамный экран – вид во все стороны открывался роскошный. Слева пламенела Садира, распушившая жемчужную корону, справа внизу сиял шар Гаданды – малахит со сливками циклонов. Две луны – одна маленькая и серая, другая побольше, песчаного цвета. И звезды – россыпи звезд, искристые облака звезд, разметанные на килопарсеки.

У отрезка панорамника, что открывался напротив дверей, дугою выгибался пульт – будто корабль и не себумы строили, уж больно все антропное. Григорян сразу бросился искать пункт связи.

– Роскошь какая… – бормотал он. – Богатство…

На одном из экранов повторилась картинка, транслируемая с первого шлюза, – себумы на причальной площадке. Похоже было на лежбище тюленей.

– Ну, и что будем с ними делать? – спросил Середа. – Сразу в расход или потом?

– Ты что?! – удивился Григорян. – Они ж пленные!

– Во-первых, – терпеливо проговорил Середа, – никто из них в плен не сдавался. И они сами – ты, по-моему, об этом упоминал? – наших в плен не берут. Считай, что эти себумы, – он кивнул на экран, – попали в окружение…

– Все равно, – настаивал Григорян. – Мы ведь гуманоиды…

– Ну-ну… – усмехнулся Середа. – Ты звездолетчик? И где работал?

– Сменным пилотом… На рейсовом звездолете…

– Оно и видно.

Незаметно вошел Таппи, бледный и потерянный. За ним шагал угрюмый Копаныгин.

– Что случилось? – насторожился Середа.

Таппи открыл рот и тут же скривился в рвотном позыве.

– Пойдем, командир, – негромко сказал Копаныгин, – покажу кое-что…

Вместе они вышли из рубки, за ними увязался встревоженный Григорян, оставив Таппи разбираться с системами связи. Копаныгин пересек коридор и провел Середу в светлый квадратный зал. Младший командор остановился, и у него по телу мурашки прошли.

Это была лаборатория, здесь себумы изучали биологию и анатомию вида хомо сапиенс. В прозрачных цилиндрах плавали освежеванные тела – мужчин, женщин, детей. Стеклянные кубы с синеватым газом хранили внутренние органы – печени, сердца, легкие. Около десятка мозгов, больших и маленьких. Было заметно, что у бесполых себумов особый интерес вызывали детородные органы.

Середа, оледенев, прошелся между чистенькими голубыми столиками. На одном лежало годовалое дитя, предмет чьих-то недавних забот и ласк, не вскрытое даже, а грубо разделанное, как тушка поросенка. А соседний столик занимало чучело пятилетней девочки – таксидермист очень старательно передал изумление в расширенных глазенках. Девочка стояла, выпятив животик и раскинув ручки, две короткие косички забавно торчали в стороны.

– Боже! – охнул Григорян. – Она еще живая!

Середа бросился к пилоту и будто споткнулся о взгляд женщины, распростертой на металлическом столе. В круглых яблоках глаз меркла бесконечная мука, а то, что глядела женщина, понять можно было не сразу – на теле отсутствовала кожа. Совсем. Крови тоже не было – вескусианские умельцы так грамотно удалили эпителий, что не повредили ни единого сосуда. Блестели красные мышцы, проглядывали сизые связки, оскал безгубых челюстей пугал.

– Ей же больно! – орал Григорян. – Таппи! Таппи!

В дверях замаячил Нупуру.

– Таппи! – завопил Анастас. – Мигом в бот! Волоки реанимационный блок! Большой! И включи витализационную камеру, пусть входит в режим! В капсуле наберешь два белых колечка – подряд, синее и красное!

– Понял! – донеслось из коридора, куда пулей выскочил Таппи.

– Боже, боже… – стонал Григорян, хватая себя за щеки.

– С-себумы – не воины, – вынес вердикт Гумм.

– Гумм, – попросил Середа, с трудом разжимая стиснутые зубы, – будь другом, сними все это на мета-визирку. Пусть все наши долбаные миротворцы увидят, с кем они не желают воевать!

Примчался Таппи. Хватая воздух ртом, протянул реанимационный блок. Григорян торопливо разложил его, блок надулся в прозрачный цилиндр, по его стенкам потек целебный раствор.

– Виктор… – слабым голосом позвал Анастас.

– Иду, – откликнулся Середа.

Вдвоем с пилотом он освободил руки и ноги несчастной женщины от фиксаторов и осторожно поднял трепещущее тело. В горле подопытной забулькало, между зубов просочилась кровь с языка, искусанного в приступах язвящей боли.

– Ма-ма… – прохрипела женщина. – Т-таня… м-ня… Та-ня…

– Потерпи, миленькая, – шептал Середа, – потерпи… Сейчас тебе станет легче… Вон, какое сердечко здоровое… Сейчас, Танечка…

Вряд ли женщина различала его слова, но сам тон ее успокоил. А может, подействовала родная речь?

Григорян с Середой уложили женщину в реанимационный блок и закрыли его. Раствор побежал живее, обволакивая судорожно вздрагивающие мышцы, обезболивая и унимая трепет истерзанного тела.

Таппи махом настроил блок и вывел на экранчик зеленые зигзаги и синие мнемографики.

– Такая боль… – пробормотал он.

Середа шагнул к двери и поманил за собой Григоряна.

– Пошли, гуманоид, – произнес он ровным голосом.

Вернувшись в ходовую рубку, Виктор спросил приплевшегося пилота:

– Как открыть первый шлюз?

– Вы имеете в виду – разблокировать? – беспомощно пробормотал Григорян.

– Я имею в виду – открыть! Наружу!

Совершенно потерявшись, Анастас указал на две клавиши. Середа поочередно их нажал. Сначала на экране ничего не происходило, только себумы заволновались, зашебуршились. А потом возникшая при разгерметизации тяга начала их отрывать от причала, закручивать в туманном вихре вырывавшегося воздуха и выбрасывать в открытый космос.

Середе было хорошо видно, как коричневые бурдюки раздувались в шары, увеличиваясь втрое, и во все стороны торчали короткие, тупые выросты, делая себумов похожими на морские мины. А потом мины стали лопаться, и в разрывы ударяли фонтанчики зеленовато-бурой жидкости, мгновенно превращавшейся в мутные льдинки.

Григорян сдавленно охнул, а Копаныгин мрачно улыбнулся.

– Вот это по-нашему, командир, – произнес он одобрительно.

– Ты их убил… – еле выговорил Григорян. – Всех…

– Я уничтожил врагов, – холодно поправил его Середа. – И отомстил за тех, кого действительно убили и замучили эти твари. Утри слезы, пилот, и учись! Учись делить мир на своих и чужих. Учись бить врагов и заступаться за друзей. Не прощать палачей и добивать поверженного неприятеля. Истреблять его всеми активными средствами! Пока ты этого не усвоишь, ты – не воин, и Посвящение тебе не светит…

Гумм и Копаныгин синхронно кивнули. Григорян молчал, подавленно и прибито.

– Не впадай в отчаяние, пилот, – негромко добавил Середа. – Ты не трус, и голова у тебя как надо прикручена. А об издержках гуманизма и высоких морально-этических норм ты не горюй – все эти красивые перышки скоро облетят. Война опалит всех нас, помяни мое слово…

Анастас вдруг вздрогнул и показал на звезды.

– Наши финишируют! Вон и вон!

Середа заметил в глубине панорамного экрана два сиреневых сполоха, вздувшихся шариками огня, – прошло вторичное излучение.

– Дай увеличение! – сказал он Григоряну.

Тот послушно включил отдельный монитор, на котором звезды плясали, проходя через все цвета спектра. Потом взбаламученное пространство подуспокоилось, и в черноте загорелись две яркие точки. Из них протек лиловый свет, окатываясь прозрачными конусами. Свет наполнил оба объема, отвердел, застыл и померк. Конусы перестали быть полупрозрачными, теперь в космосе парили массивные сооружения, словно покрытые длинной черной шерстью, и будто кто гладил по этой шерсти, пускал волны от вершин к основаниям.

– Вызываю «Тенгри»! – закричал Григорян, наклоняясь к пульту. – Вызываю «Перуна»!

– Кто спрашивает? – щелкнуло металлом из звучателя.

Анастас неуверенно оглянулся на Середу. Виктор нагнулся к диафрагме спикера и твердо произнес:

– Младший командор Середа, командир крейсера «Доннар».

В ответ – тишина, только шипит передающий канал.

– Да вы подгребайте, подгребайте, – усмехнулся Середа.

– Мы захватили себумский крейсер, понятно?! – радостно проорал Таппи. – Двигайте к нам, я открою шлюзы первый и нулевой!

В звучателе послышались невнятные восклицания.

– А себумы где? – донесся членораздельный вопрос.

– Вы их скоро увидите, – склонился Григорян к звукоприемнику и кривовато усмехнулся: – На войне, как на войне…

Глава 6. Совет

Гигантский диск крейсера спустился над Восточным океаном и двинулся на закат. Пассаты дули и на Гаданде, подгоняли экваториальное течение – светло-бурые завитки на темно-коричневом фоне. Шоколадные валы неутомимо катились на запад, поднимая и опуская гирлянды каких-то пузырей с торчащими во все стороны усами-удочками, здоровенного псевдоспрута, разморенно покачивавшего щупальцами, и что-то вроде ряски, колыхавшейся на волнах подобием красной икры. Ряску подъедал мегасимбионт – громадный живой остров, купавший в мутной воде бесчисленные мохнатые псевдоподии. Хорошая в принципе планета!

Середа смотрел сквозь прозрачный пол ходовой рубки и любовался мелькавшими внизу хозяевами гидросферы. Конечно, это был не совсем пол, и прямо под ним слоились палубы, отсеки, зоны, но пока ко всему этому привыкнешь… А по сторонам не посмотришь. Перед тобой диск гонит атмосферный фронт – там бешено клубятся тучи, сине-багровым валом катясь по ходу крейсера. Тучи стреляют молниями, крутятся вихрями, хлещут конденсатом. А сзади стелется мощнейший инверсионный след, рваной ватой закладывая чистое зеленое небо. «Вот ты, господин младший командор, и в звездную войну ввязался… – подумал Середа. – Командир штурмового планетарного крейсера! Что бы ты понимал в крейсерах!.. Тут на борту куча трофейного чудо-оружия, а что с ним делать? Ума не приложу… Держать под седалищем? Дурость и предательство. Передать этим непротивленцам с Земли? Дурость и предательство в квадрате… Думки есть?..» Думки были.

На горизонте прорисовалась толстая зеленая черта.

– Земля! – крикнул Коллиган, кибернетист с «Перуна».

– Бедные девчонки, – посочувствовал Копаныгин. – Опять диск! Подумают, что это уж точно по их души!

– Ничего… – улыбнулся Середа. – Мы постараемся побыстрее развеять страхи…

Под брюхом крейсера проплыли курящиеся дюны, и гигантский корабль замедлил полет. Тучи, брошенные впереди, побурлили и стали рассеиваться. А вот и база – внизу показались стеклянистые плеши и черные гари. Людей видно не было – попрятались.

Крейсер, закрыв полнеба, остановился.

– Нам в самый низ! – сказал Григорян и поспешил к пандусу.

С палубы на палубу Середа спустился к трюмам. Посреди обширного зала, квадратного в плане, зияло круглое отверстие. Оно светилось ярко-лиловым и при этом низко гудело.

– Гравилифт! – объяснил Анастас и прыгнул в лиловое зияние.

– Прыгаем на счет «два»! – сказал Таппи и последовал за пилотом.

Середа сосчитал до двух. Прыгать было страшно. Непонятное пугало – на Земле до таких лифтов еще не додумались, но не показывать же испуг? Младший командор шагнул в лиловое и провалился. Такое ощущение было, словно спускаешься по гибкой трубе – стенки ее тебя обволакивают и не дают упасть. Почувствовав под ногами твердую поверхность, Середа выдохнул и отшагнул в сторону. Рядом, плохо различимый за синим свечением, опустился Копаныгин.

– И-и-и! – от куполов неслась Даша.

Середа расставил руки и поймал девушку.

– Ты?! – кричала она. – Как? Вы? Они тебя отпустили? Да? Насовсем?

Середа засмеялся и не смог удержаться – стал целовать взволнованное лицо девушки.

– Теперь это наш крейсер! – объяснил он в перерыве между поцелуями. – Трофей!

– Все сюда! – кричал Копаныгин. – Грузимся!

Люди выходили из куполов, со страхом глядя на темное брюхо инопланетного чудища, расцвеченное огнями – габаритными, индикаторными, навигационными. Григорян шел рядом с Вайнштейном и что-то горячо объяснял профессору. Тот только растерянно кивал. Стороною брел Федосеев – переживал, наверное, что вообще согласился бросать жребий.

– Люди! – крикнул Середа. – Все здесь? Значит, так…

Кратко поведав новости дня – одного дня! – он сказал:

– Мы, возможно, еще вернемся сюда, на Гаданду. Будем строить на ней города, разведем планктон, чтоб воду процеживал! Это все обязательно будет, если мы сделаем то, что просто должны сделать… Идет война! Страшный враг грозит Земле, каждому, кто ее населяет. Себумы уготовили людям одно – поголовное истребление! Абсолютное уничтожение! Если себумы победят, то через сто лет только какие-нибудь чужаки-археологи смогут сказать: да, дескать, жили разумные двуногие на третьей планете в системе желтого карлика… Мы такого будущего не хотим!

– А что конкретно надо делать? – перебил его Шанкар, инженер координатор с «Тенгри». – Воевать? Так мы готовы!

– Земля не готова, вот что плохо! – рубанул Середа. – С нами ведут войну, и мы будем воевать. Должны! Обязаны! Только поймите меня правильно – я никому не могу приказывать это делать! Вы уж сами определите, каждый для себя. И я пойму, если кто-то из вас предпочтет переждать трудные времена и удалится на покой. Я пойму, но не поймут себумы! Не дадут они нам покоя! В общем, решайте. Только решать будете в полете. Грузимся и стартуем!

– Тогда я пошел! – сказал Шанкар и пошагал к дрожащему столбу гравилифта.

Переглядываясь и переговариваясь, люди двинулись в ту же сторону.

– Все на борт! – гаркнул Середа.

Вайнштейн, Фаворский, Федосеев, Таппи, Копаныгин, Лобанов, Говорков, Гумм-на-Взат, Васнецова, Сибиряков – все размытыми синими тенями воспарили внутри гравилифта. Середа оглядел брошенные глайдеры, тускло отблескивавшие купола, вздохнул – вот и еще одна частичка жизни оставлена, перевернута очередная страничка в книге бытия – и вошел в световой столб.

В трюме его поджидал только Нупуру.

– Все уже поднялись, – доложил он.

– Погнали! – махнул рукой Середа.

Колоссальный корабль готовился к отлету. Все пульты в ходовой рубке высвечивались наперебой. Григорян буквой «зю» согнулся у пилотского терминала и колдовал над клавишами и информтабло.

В рубку вбежал взмыленный Чарльз Кэссиди, ухватил Федосеева и повлек в коридор. Федосеев не сопротивлялся.

– Мы тут в твое отсутствие развели немного самодеятельности, – стал оправдываться Григорян, – переводим крейсер в боевой режим!

– Переводи, переводи, – кивнул Середа. – Некогда носок тянуть и равняться на середину…

Еще десять минут длилась кутерьма, а затем Григорян объявил старт.

– Гадские жабы! – пожаловался он. – Все биоуправление по дыркам попрятали. У меня уже пальцы болят!

Крейсер прошел над степью, проплыл над пологими горами.

Атмосфера поредела, опала вниз, уступая место черноте и звездам.

Погребальный обряд провели так, как принято у звездолетчиков. Все собрались на причальной площадке шестого шлюза, к которому примыкала одна из десантных палуб. Середа и Вайнштейн, Григорян, Гумм-на-Взат, Таппи, команды «Тенгри» и «Перуна», планетологи и космозоологи выстроились в два ряда, и Копаныгин, как старший по званию, скомандовал:

– Смирно!

Киберперевозчики пронесли сквозь строй погребальную ракету с останками замученных и невинно убиенных. За краем причала ракета попала в зону нулевой гравитации. Подхваченная сквозняком, она медленно выплыла в створ шлюза. Пластметалловая штора тут же опустилась, и через нее донесся шум уходящего воздуха – это раздвинулись наружные плиты брони, выпуская печальный «груз 200» в космос. На большом круглом экране было видно, как сигарообразная ракета начала разгон, целясь в горящий шар Садиры – похоронный костер для тех, кто сгинул в вескусианских лабораториях. И название-то им другое просилось на язык. Какие уж там лаборатории… Самые настоящие пыточные камеры.

Середа хмуро проводил ракету, терявшуюся в звездовороте, и сказал:

– Надо собрать Совет и все как следует обмозговать.

– Здесь, сразу за палубой, должно быть что-то вроде салона, – припомнил Григорян. – Можно там.

– Веди, – обронил Середа.

Анастас повел. Десантная палуба, девятая сверху, была пуста, лишь один-единственный пустотный штурмовик стоял здесь в гордом одиночестве. Многорукие роботы-ремонтники суетились вокруг него, как муравьи на дохлой гусенице.

Отшагав с полкилометра, военные и гражданские свернули в поперечный коридор и попали в гигантский зал, где впору было бы концерты устраивать. Повсюду раскиданы пухлые круглые матрасы, заменявшие себумам кресла и диваны. На робостоликах оставались неубранными квадратные блюда с жевательными палочками, пластмассовыми мешочками с сосками, из которых выдавливалась густая пахучая паста, и прочими себумскими яствами.

– Надо сегодня же перепрограммировать синтезаторы, – проворчал Григорян. – У нас другая жратва…

Середа отметил, что после уничтожения вескусианского экипажа пилот словно нарочно огрублял свою речь, заимствуя соленые выражения из речи Копаныгина.

Сложив из матрасов стопки повыше, новая команда крейсера расселась в ожидании Совета.

– Гумм-на-Взат, – начал Середа, чувствуя себя не то главнокомандующим в Ставке, не то военным вождем племени гуронов, – ты допрашивал предводителя себумов. Что он открыл тебе?

Гумм встал.

– С-себум с-сказал, что их флот велик и могуч, – степенно заговорил он, – в нем больше двух тыс-сяч с-средних и больших кораблей, на каждые с-сто дес-строеров, истребителенос-сцев и эс-сминцев приходитс-ся один-два крейсера, таких, как этот. С-сейчас весь флот с-себумов занят планетами кхацкхов – полным ходом идут вторжения, планетарные подавления, зачис-стки. Порядка с-ста пятидес-сяти миллионов кхацкхов уничтожено, час-стично разрушены экономические комплексы метрополии и колоний. В этом году с-себумы намерены приступить к начальному терраформированию з-захваченных планет, биозачис-сткам и колониз-зации – транспорты с-с переселенцами уже с-стартовали с Вескус-са… План ос-своевия назван «Прос-стор», он коснется и Варианы… С-следующая цель – Сообщество 3-земли, ее молодая Периферия – Тау Кита, Лаланд 21185, Росс 614, Вольф 424А… У меня вс-се.

Гумм сел, и руку тут же поднял Гинзбург, ксенолог из экипажа «Тенгри».

– Прошу, – разрешил Середа.

– Хочу сказать вот о чем, – заговорил, волнуясь, Гинзбург. – Мы плохо знаем своего врага и подчас меряем себумов своею, человечьей меркой. Это в корне неверно! Мы давно пользуемся термином «чужие», но по-настоящему приложим он как раз к себумам! Они чужие и нам, хомо, и варианянам, и кхацкхам, и даже таоте-рептилоидам с Эпсилон Тукана! Почему? Да потому что мы все двуполы, а себумы вовсе не имеют пола! Это ультраважно! Секс, любовь, семья, дети – суть, основа основ формирования разума нашего типа и, главное, становления души! У нас, у людей, и, скажем, у кхацкхов или семигуманоидов разные взгляды, разная история, разные табу. У нас много разного! Но одно у нас общее – это душа! Мы все одинаково бываем счастливы от любви, смерть близкого для нас всегда горе, а дети – радость. Двуполость – это первооснова нашего бытия, нашей культуры, нашей цивилизации. Себумы иные, у них нет души! Вескусиане – носители разума, они мыслящие существа, но понятие духа к ним неприложимо! Конечно, и они не лишены эмоций. К примеру, новое открытие или хорошо сделанная работа вызывают у них удовлетворение. И чувство долга у них есть, и желание принести пользу, а выражения вроде «неэффективно», «неполезно» – это что-то типа ругательств. Кстати, один мой коллега упирал на такое обстоятельство – себумы никогда не убивают своих. Им чуждо понятие убийства, понятие лжи, понятие кражи, понятие предательства. Это прекрасно! Но и мук совести они тоже не испытывают. Себумы не ведают жалости, им не присуща наша склонность к защите слабого и беспомощного, к самопожертвованию, к сочувствию. Что такое дружба, товарищество, взимопомощь, они в принципе неспособны понять и даже презирают нас за подобные отношения, полагая, что эти отношения «нефункциональны» и «неоптимальны»… Я могу еще долго говорить, но смысл, кажется, ясен: нельзя проводить параллелей между нами и ними – эти линии никогда не пересекутся…

– А вести войну – это эффективно? – поинтересовался Середа.

– Для них – да! – с готовностью ответил Гинзбург. – Война для себумов – не агрессия и даже не продолжение политики насильственными средствами. Это только мы так говорим – война. А для себумов это единственный способ расширения жизненного пространства и космической экспансии. Мы, прибывая на другую планету, тоже боремся с трудностями – расчищаем джунгли под города, истребляем вредителей вроде крыс… Себумы поступают похоже, разве что заносят в разряд мелких грызунов и всех разумных. Мы для них представляем опасность, следовательно, подлежим тотальному истреблению и биозачистке. И точка! Никаким прогрессорством, никакой цивилизаторской деятельностью себумы заниматься не будут – это «неоптимально»! Себумы – это галактический рак, товарищи, и наша задача – удалить очаги заболевания, пока метастазы не пошли по всем рукавам Млечного Пути!

Гинзбург сел и нервно потер руки.

– Хорошо, – склонил голову Середа, – а теперь зададим себе вопрос: что земляне могут противопоставить штурму и натиску себумов? Готово ли Содружество Земли к войне?

– Я перед отлетом скачал пакет новостей, – пробурчал Григорян. – Земная администрация вообще никак не готовится. Они постоянно врут себе и людям! Мелькнет иногда в новостях, звездолет кхацкхов, митинг какой-нибудь покажут… Но ни один труп еще не попал в фокус! Слово «война» вообще не в ходу. Вторжение на планеты кхацкхов называют «расширением зоны временной нестабильности»…

– Да ладно бы кхацкхам не помогали, – заговорил Шанкар Гупта, – а то ведь и своих бросают! Людей предают! Уже тысяч двадцать погибло на Авроре, на Алте, на Теллусе. И что? Хоть один рейдер был послан? Нет! То же благочиние по Мировой Сети! Вон когда на Вариану напали, наши с Д-космолетов оказали сопротивление. И что вы думаете? Их осудили «за провокационные действия»! И даже посмертно не наградили! Правильно! А с кем тут воевать? С «умеренными процессами дестабилизации»?

– Можно мне? – поднял руку Вайнштейн. – С нашими миротворцами не все ясно. И не все чисто. Да, нынешний Председатель Всемирного Совета Рогир ван Вейден – пацифист, «паци», как их прозывают. А вы знаете, что еще пять лет назад именно ван Вейден организовал секретную базу «Умбон»? Это где-то у Трансплутона… Там, на громадных орбитальных верфях, строились суперкрейсеры класса «Конунг» – под стать этому планетарнику! Но два года назад весь проект был заморожен, а верфи законсервированы…

– Разберемся! – прогудел Копаныгин. – И расконсервируем!

– Что – корабли? – вступил в разговор Гинзбург. – Этого мало! Люди нужны! Нас тут полсотни всего, мы с трудом можем вести крейсер, а если на нас нападут? Нас просто не хватит на два дела сразу!

Середа дослушал и встал.

– Давайте сделаем так, – сказал он. – Не хочет земная администрация воевать – не надо. Организуем международное ополчение и сами выйдем на бой! Соберем корабли в Добровольческий флот, а этот, – он обвел рукой вокруг, – будет нашим флагманом! Кто «за»?