bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

– Неслабо, – хмыкнул я, глядя на карту. – Больше тысячи квадратных километров зараженной земли. Половина Чернобыльской Зоны. А это, как я понимаю, кратчайший путь к реакторам? Шоссе?

Я ткнул пальцем в желтую извилистую линию, пересекающую Зону.

– Господин понимает правильно, – поклонился инструктор, японец в очках и скромном офисном костюме – видимо, ученый невысокого ранга, не то что водитель, который привез нас сюда. – Национальная трасса номер двести восемьдесят восемь.

– А почему морем не пройти? – поинтересовался я. – На берегу, подальше от реакторов, на границе зоны отчуждения загрузиться на катер, проплыть вдоль линии волноломов и высадиться прямо возле цели.

– Не получится, – покачал головой ученый, причем голос его заметно дрогнул. – Возле реакторов со стороны моря наблюдаются нетипичные волны-убийцы, реагирующие на движение. Высота этих волн от пятнадцати до тридцати метров. Наша береговая охрана уже потеряла возле «Фукусимы-1» два катера, также затонуло научное судно – волна просто расколола его пополам.

Я слышал про такие волны, причины возникновения которых до сих пор неизвестны. Посреди совершенно спокойного моря внезапно возникает стена воды высотой с дом, и горе судну, которое окажется на пути такой волны.

– Ясно, поверим на слово, – пробормотал я, пряча КПК в карман разгрузки. – Транспорт не поможет – путь неизвестный, влетим в аномалию какую-нибудь, костей не соберем. Значит, вариантов нет, придется идти пешком через всю Зону.

– Придется, – эхом отозвался Савельев.

Потом нас провели через пропускной пункт кордона, напоминающий маленькую крепость. Негромко загудел скрытый механизм, и толстые металлические ворота немного отъехали в сторону – ровно настолько, чтобы мог пройти один человек.

– Побыстрее, пожалуйста, – с поклоном проговорил начальник пропускного пункта, причем мне показалось, что в его голосе я услышал нотки беспокойства. Интересно. Военный, под началом которого находится целая небольшая армия, охраняющая кордон, чего-то боится. Чего, интересно?

Ответ нашелся быстро, буквально шагах в тридцати от ворот.

Это был человек, лежащий на шоссе лицом вниз. Причем он будто в жидкую грязь упал – его руки по локоть словно утонули в асфальте. Как и ноги: таз наверху, а все остальное – под дорогой. Лицо тоже погружено в асфальт, полностью…

Но самое странное было не это.

У человека не было затылка. Ладно, предположим, что пулеметная пуля на выходе вынесла напрочь затылочную кость. Но чтоб при этом череп остался полностью пустым, словно хорошо помытая чайная чашка, – такого я еще не видел.

– Вряд ли пуля, – подал голос Японец, то ли угадавший ход моих мыслей, то ли прочитавший их – с него станется. – Если б он лицом пулю поймал, навзничь бы упал.

– Может, ты и прав, – задумчиво проговорил я. – Если только это человек. Людям не свойственно тонуть в асфальте, словно в жидком дерьме.

На это Виктор промолчал. Видимо, о том же подумал.

Внезапно на моем КПК запищал вызов. Я нажал на кнопку, слегка удивленный: интересно, кто бы мне мог звонить в Японии? Впрочем, кто бы мог мне позвонить вообще, где бы я ни находился…

– Еще раз приветствую вас, Воин тысячи лиц, – прозвучал голос из динамика. – Нас не представили, но это неважно. Я профессор Такеши Накамура, тот, кто инструктировал вас.

– Ага, понятно, – сказал я. Тот самый японец в очках и костюме, словно купленном на распродаже секонд-хенда. – Чем обязан, Такеши-сан?

Кстати, это «сан» как-то само собой вырвалось. Японский суффикс, прибавляемый к имени и подчеркивающий уважение к собеседнику. Ну, что ж, спасибо тебе за подсказку, ками древнего воина, подселенное в меня против воли. Правда, благодаря этому я сейчас, немного потренировавшись, говорю на японском практически как на своем родном языке, так что пока плюсы перевешивают некоторый психологический дискомфорт от наличия во мне призрака мертвеца, нашептывающего мне правильные суффиксы.

– Буду краток, – донеслось из КПК. – Вам просто нужно кое-что знать. Это совершенно секретные сведения, которые я сообщаю вам, рискуя собственной жизнью. Итак. В день катастрофы гигантское цунами, ударившее по реакторам и спровоцировавшее аварию, возникло не просто так, а в результате взрыва секретной подводной лаборатории, которую снабжала электроэнергией АЭС «Фукусима-1».

– И зачем было строить лабораторию под водой? – удивился я, вдоволь полазивший по обширной сети чернобыльских подземных лабораторий. – Недешевое же удовольствие!

– В Японии свободная земля слишком дорогая, – терпеливо пояснил ученый. – Ее мало, а воды вокруг много. Потому у нас нырять дешевле, чем копать. Прошу, не перебивайте, у меня времени осталось совсем немного.

– Молчу-молчу, – быстро заверил я.

– Продолжаю. Подводный выброс ядовитых веществ неизвестного состава отравил море и вырвался наружу. Зараженное этими веществами цунами ударило по реакторам, разрушило их и спровоцировало нетипичные выбросы радионуклидов. В результате этих выбросов весь воздух и вся почва в радиусе тридцати километров оказались заражены неизвестным веществом, провоцирующим кошмарные мутации, протекающие нетипично быстро.

– Знакомо, – буркнул я.

– Первые мутации, с которыми столкнулись ликвидаторы аварии, выглядели страшно. У тех, кто попал под выбросы из реакторов, лопались черепа, и мозги людей выбирались наружу, словно птенцы, вылупившиеся из яйца.

– Выбирались? – переспросил Японец – возможно, решил, что ослышался.

– Именно, – подтвердил ученый. – И это нечто, выбравшееся из головы мертвеца, уже не было мозгом человека. Смотрите.

На экране КПК появилось жуткое фото. То, что было на нем, действительно напоминало мозг, перевитый извилинами, нижние из которых превратились в щупальца. А еще между верхними извилинами были видны черные бусины, напоминающие паучьи глаза без век и зрачков.

– Мы назвали этот кошмар «хидои но», – произнес ученый.

– «Ужасный мозг», – невольно перевел я на русский.

– Именно, – донеслось из КПК тоже на русском, хотя и с приличным акцентом. – Или просто хидои. Это агрессивное существо питается кровью живых существ. Далеко прыгает, впивается в открытый участок тела и словно превращается в твердый, непробиваемый камень, пока не насытится и не отвалится. Срезать его можно только с солидным куском собственной плоти. Но что самое страшное – после такой атаки мозг атакованного существа начинает превращаться в хидои. Превращение занимает от пяти минут до нескольких дней, это зависит от индивидуальных особенностей организма. При этом зараженный приобретает фантастические способности – сверхскорость перемещения, небывалую силу и даже иногда способность проходить сквозь стены.

Мы с Японцем переглянулись. Теперь понятно, кто лежал перед нами, наполовину погруженный в асфальт. Носитель, внутри которого созревал хидои. Который благополучно вылупился, проломив затылочную кость, и уполз по своим делам.

– Но есть еще одно, – проговорил Такеши. – Ученые выяснили, что хидои в медицинском плане чрезвычайно ценны. Мы разработали препараты из экстракта этих существ, которые запускают вспять процессы старения и многократно улучшают мозговую деятельность. Результаты заметны буквально через несколько дней после введения препарата…

– Мы? – перебил я ученого.

– Да. Мы.

Слышно было, что эти слова дались ученому тяжело.

– Мы. Я и моя команда учеников. Но тогда мы не знали, над чем работаем, нам просто приносили куски биоматериала. Однако это в прошлом, за которое я готов понести любое наказание…

– Почему вы нам помогаете? – вклинился Виктор.

Последовала секундная пауза.

– Там Кацуми, моя жена, – с трудом произнес профессор. – В Зоне. Она работает там. Или работала… Я надеюсь, что она все еще там… И, быть может, вам удастся ее спасти…

– Работала? – переспросил Японец. – Кем?

Слышно было, что профессору все труднее говорить, но он пока справлялся.

– Зона – это огромная ферма по выращиванию хидои. Взрыв подводной лаборатории и цунами, возможно, и не были запланированными, но хозяева Зоны быстро сориентировались в ситуации и постарались извлечь из нее максимальную выгоду. А на любой ферме нужен персонал. Много персонала…

– Понятно, – скрипнул зубами Японец. – А заправляет фермой, вернее Зоной, клан Ямагути-гуми. Выращивает людей на убой, предварительно превращая их в монстров. Бизнес в духе этого клана. Не объясните, зачем мы здесь? Сомневаюсь, что нужно было городить такую сложную многоходовку, чтобы запустить сюда еще пару свежих тел на убой.

– Дело в том, что недавно датчики зафиксировали искажения нашей реальности, – сказал профессор. – Сильные искажения, с прорывами ткани Мироздания. После этого мы перестали получать сообщения от наших фортов – и от тех, кто уходил в Зону, чтобы выяснить причину потери связи. На одном из этих фортов работала моя жена.

– Что за форты? – быстро спросил я, хотя в целом уже было понятно, о чем идет речь.

– Отправляю вам карту с обозначением фортов. Это укрепленные пункты в Зоне, где проживают охрана, ученые, обслуживающий персонал…

– А также наверняка охотники на хидои, – невесело усмехнулся я.

– Вы правы, – еле слышно произнес Такеши. – Их так и называют – охотники… Простите, мне надо идти: кажется, мой сигнал засекли… Спасите мою жену, умоляю вас…

Из динамика послышался топот, множество голосов, вскрик ученого, после чего связь прервалась. Правда, за мгновение до этого на экране появилась фотография молодой женщины – видимо, это и была Кацуми, жена Такеши.

– Сомневаюсь, что мы еще увидим профессора, – задумчиво произнес Японец.

– Тем не менее информацию он нам слил немаловажную, – заметил я. – Ну, пойдем, что ли, посмотрим, что тут за Зона такая.

* * *

Есть у всех зараженных земель одна общая черта. Куда ни кинь взгляд – везде унылая безысходность. Серое все, хмурое, облезлое, сгнившее…

Мертвое.

Вроде и есть кусты да деревья, и даже местами много их – ядерная зараза способствует росту растительности. Но все равно не такие они, как те, что растут на здоровой земле. Зомби – он тоже на человека похож, и двигается, и лопочет себе под нос слова, порой даже связные. А все равно глянешь – и сразу понятно, что перед тобой живой труп. То же и с растениями во всех отравленных Зонах, что я видел.

И с животными.

И с людьми…

Мне тоже не раз говорили, что я мутант, и, думаю, правы были. У нормальных людей ножи и всякие другие твари в руках не живут, и щупальца у них не вырастают из шейного позвонка, и Предназначения у них нет убивать то, что другие считают нечистью, – хотя, возможно, что сами они нечисть и есть. Но я давно смирился с тем, что мне уже не стать обычным человеком, и просто иду по жизни, вернее, плыву по течению, не сопротивляясь ему. Потому, что давно устал и жить, и сопротивляться…

Мы с Японцем шли по центральной улице поселка Окума, на которую свернули с Национальной трассы номер двести восемьдесят восемь.

В отличие от Токио с его небоскребами поселок выглядел более чем скромно. Настолько скромно, что и сравнивать нельзя. В брошенной жителями и постепенно разваливающейся Окуме преобладали двухэтажные домишки, и в лучшие годы не блиставшие роскошью. Обыкновенные дешевые щитовые жилища с по-восточному экзотическими двускатными крышами, причем к настоящему времени уже многие из них наполовину развалились – во влажном климате без ухода все гниет намного быстрее, чем на материке, вдали от моря и его испарений.

Вдоль улицы были кое-как понатыканы столбы, меж которыми беспорядочной сетью провисли многочисленные провода. На домах и столбах висели когда-то ярко раскрашенные, а сейчас уже изрядно облезлые фанерные баннеры с рекламой еды, сувениров, дешевой одежды. И в городке без единой души эти цветные рекламные пятна выглядели нелепо и даже жутковато, точно рваный праздничный наряд на мертвом клоуне.

Хотя насчет «ни единой души» я погорячился.

Из-за полуразвалившегося дома неуверенной походкой вышел старый сгорбленный японец. Увидел нас – и пошел навстречу, неестественно выворачивая ноги при ходьбе и улыбаясь беззубым ртом. Так приветливо мог бы щериться почтовый ящик, если б умел улыбаться щелью для приема писем. Эту улыбку на лицо старика будто специально натянули – ну не умеют люди растягивать уголки рта так, что щеки собираются в гармошку, отодвигая назад уши.

– Зомби? – тихо спросил Виктор, снимая автомат с предохранителя.

– Не похож, – отозвался я, делая то же самое. – Зомби не умеют так щериться, что аж шкура на затылке в кучу.

А между тем японский дедуля довольно шустро шагал к нам, неловко цепляясь грязными пальцами ног за дорогу. Видимо, он так ходил постоянно, поскольку ногтей на его пальцах не было, как не было и крови на тех местах, где им положено находиться. Похоже, слетели давно и заросли, что не билось с концепцией доктора Такеши по поводу того, что люди, атакованные хидои, довольно быстро умирают, родив головой самостоятельный мозг на ножках.

То, что дедушка не обниматься к нам шел, было очевидно, поэтому я двумя одиночными выстрелами прострелил ему колени. Кто-то скажет – жестоко? Наверно. Но «Зона» и «война» – синонимы, а на войне жестокость, имеющая практический смысл, превращается в необходимость. Сейчас же мне нужно было понять, чем улыбчивый, но уже мертвый дедуля отличается от обычного зомби.

И я это понял сразу после того, как старик рухнул на землю и пополз к нам, неестественно задрав лицо кверху и продолжая жутко скалиться. При этом горб на его спине несколько раз дернулся словно сам по себе.

– Думаю, это носитель, – сказал Виктор. – Хидои прилепился к нему и использует как транспорт.

– И одновременно как ходячую кормушку, – добавил я. – Удобно. И покушал, и покатался.

– Именно, – кивнул Виктор, поднимая автомат.

Три короткие очереди одна за другой ударили в горб, который задергался, почуяв неладное, и попытался свалить. Он оказался на редкость живучим – и сильным. Ветхая рубашка на спине старика вздулась, треснула, и из образовавшейся прорехи выпрыгнуло нечто размером побольше человеческого мозга как минимум раза в два.

Оно шлепнулось на дорогу и, подпрыгнув еще раз, явно вознамерилось убежать. Но эту попытку мы с Японцем пресекли на корню, скрестив на твари очереди двух автоматов.

Во все стороны полетели куски плоти и брызги неестественно темной, практически черной крови. И почти сразу – осколки. Тварь, поняв, что слинять не удастся, попыталась окаменеть, но лишь ухудшила свое положение: пули просто раскололи ее на три неравные части. Теперь она была похожа на живой орех, по которому ударили молотком: сверху твердая серая скорлупа, а внутри в агонии дергается кроваво-белое содержимое.

Само собой, пожилой японец прекратил шевелиться сразу, как только от него отцепился хидои: физиологически старик был мертв уже давно. Хидои тоже умирал, но мы на всякий случай подождали, пока содержимое «ореха» перестанет сокращаться, и лишь после этого подошли ближе.

Признаться, такого я раньше не видел. На редкость омерзительное чудовище сотворила Зона. У мертвого старика так же не было затылка, как и у первого трупа, который мы увидели. Но в данном случае хидои не свалил в закат после того, как вылупился, а присосался к спине покойного и стал им управлять. Наверняка и пищу как-то искал для перевозчика, и его кровеносной системой управлял, не только тупо пожирая кровь, но и регулируя обмен веществ. И даже регенерацией заведовал, заботясь о своем транспортном средстве: места слезших ногтей заросли преотлично…

– Они мутируют, – произнес я, меняя магазин. – Становятся умнее. И больше. И все это моя вина.

– Не думаю, – покачал головой Японец. – Если б не взорвалась подводная лаборатория, ничего бы этого не было. К тому же не ты организовал этот совершенно бесчеловечный мозговой бизнес.

– Слабое утешение, – буркнул я. – И что самое паршивое – этих хидои слишком трудно убить. Надо было все-таки «калаши» брать. А лучше огнеметы…

Меня прервал довольно неприятный звук – будто кого-то душат, и удушаемый при этом силится втянуть воздух через пережатое горло. Я вскинул автомат и выстрелил в еще одного носителя, появившегося из-за облезлой стены ближайшего дома. Ясно, почему он задыхался, – хидои прилепился к его горлу, похожий на потемневший нарост, какие встречаются на старых деревьях. Почему потемневший – понятно: носителя надо было кормить, а пасть, постоянно растянутая в жуткой ухмылке, еду удерживала неважно. Вот эти слюни постоянно и текли на хидои, меняя его окрас. Сейчас, кстати, тоже темные струйки медленно стекали с одного угла рта носителя – видать, недавно покушал, аж глаза без зрачков полуприкрыл от удовольствия…

Между этих глаз я пулю и влепил по привычке. И сразу понял, что зря потратил патрон: носитель как шел ко мне, сипя передавленной гортанью, так и продолжал идти, поднимая клубы пыли драными кроссовками.

Ошибку я исправил, всадив по пуле в каждый белесый глаз, и когда они взорвались, забрызгав всю подгнившую местами морду носителя, понял – это неплохой метод.

Носитель засипел громче, закрутился на месте. Ага. Значит, когда хидои находит носителя и становится симбионтом, он начинает пользоваться чужими органами зрения… до тех пор, пока они есть в наличии.

Как только я ослепил носителя, пленка из засохших слюней и блевотины треснула, и из нароста под подбородком ходячего мертвеца показались черные, равнодушные паучьи глаза. После чего ослепленный мною симбионт сориентировался в пространстве – и ринулся вперед, протянув в нашу сторону руки с пальцами, согнутыми наподобие когтей.

А за ним из-за домов уже выходили другие…

Когда на тебя бежит какая-то трудноубиваемая тварь, самое разумное – прострелить ей колени. Я выстрелил дважды… но без толку. Видимо, обилие глаз позволило хидои лучше координировать тело носителя в пространстве – на бегу он высоко подпрыгнул, и мои пули лишь слегка задели икры симбионта, что не помешало ему, приземлившись, продолжать бежать ко мне с нехилой скоростью. И то, что я высадил в приближающегося монстра весь магазин, ничего не дало: пистолетные пули, попавшие в грудь носителя, никакого ощутимого вреда ему не принесли. И даже то, что две из них пробили глазастый нарост под подбородком, ситуацию никак не изменило.

Когтистая лапа метнулась к моему лицу, и я даже успел отбить ее в сторону пустым автоматом, слабо представляя, что делать дальше. «Бритву» извлечь из руки на такой скорости не получится, а тварь сейчас развернется, и уже одним автоматом от нее не отмашешься…

Не развернулась.

Лишь вздрогнула – и упала, по инерции проехавшись на спине метра полтора. Причем упала не вся: туловище отлетело в одну сторону, ноги – в другую. А между летящими ногами и туловищем стоял Савельев в низкой стойке с мечом, занесенным над головой. Да уж, любит эффектные позы народ, воспитанный в японских традициях. Хоть на секунду, а зафиксируется в положении, с которого хоть обложку для книги рисуй. Практического смысла, думаю, в этом никакого, один выпендреж. Но в целом, конечно, смотрится эстетично.

– За Долг жизни не считается, – сказал я, меняя магазин. – Может, я бы и сам справился. С вероятностью пятьдесят на пятьдесят.

– Если протормозим, нас сейчас порвут с вероятностью сто к нулю, – сказал Савельев, перетекая из эффектного положения в нормальное. – Их тут десятка полтора.

И правда, симбионты прибывали. Вылезали из-за домов, из домов, выползали из окон, поднимались из мусорных куч, принесенных то ли ветром, то ли цунами. И, что самое неприятное, непонятно было, куда сваливать. В Чернобыльской Зоне я хоть представлял, где можно укрыться, а тут каждый занюханный дом мог быть набит этими тварями…

– Форты, – сказал Японец. – Такеши что-то про них говорил.

Точно!

Я выхватил из кармана КПК, нажал на кнопку.

Вот оно!

Карта!

Ориентировались на местности мы уже на бегу, так как симбионтов образовалась целая толпа, и намерения у них были самые очевидные. Непростое это дело, когда приходится улепетывать со всех ног в полной боевой выкладке, но жить захочешь – сориентируешься.

– Туда, – ткнул я пальцем в сторону трехэтажного белого здания, на крыше которого слабо шевелился от ветра флаг Японии.

* * *

На карте это здание было обозначено как «Городская администрация поселка Окума, форт № 1». Думаю, до аварии первый этаж был похож на ряд застекленных витрин супермаркета, высотой метра два с половиной. Позднее «витрины» заварили металлическими щитами с прорезанными в них бойницами, превратив первый этаж в некоторое подобие ДОТа.

Второй и третий этаж здания администрации представляли собой ряды ничем не защищенных балконов, подпираемых колоннами. На балконах через каждые три метра стояли пулеметы на станках, а также местами еще что-то под чехлами, массивное и наверняка тоже огнестрельное. Нормальный такой форт, серьезный, даже от массированной атаки симбионтов отбиться можно только так.

Если, конечно, возле огнестрелов будут находиться люди, которых на балконах не наблюдалось.

Здание вообще на первый взгляд выглядело пустым… и надежно законсервированным. Во всяком случае, входа я не увидел. Парадный подъезд тоже был наглухо заварен стальными щитами, и как попасть в здание – непонятно. Обежать по кругу, поискать вход? Можно, конечно, но что, если и с другой стороны его нет? С учетом наглухо заваренного подъезда это было вполне вероятно.

А симбионты, между прочим, не отставали. Бегали они нисколько не хуже людей, даром что ноги подволакивали при ходьбе. На бегу дерганая хромота куда-то девалась, и твари с кошмарными рожами, растянутыми в неестественных улыбках, приближались к нам довольно стремительно.

– Гранаты! – коротко бросил я, закидывая автомат за спину и выдергивая из подсумков сразу две. – Ты – влево! Обе накатом!

Разгрузки у нас были правильные. Внутри гранатных подсумков имелись шнуры, к которым я тщательно привязал кольца гранат, предварительно разогнув усики. Тогда в бою не приходится возиться с ними – резко выдернул гранату из подсумка, и все, можно кидать в цель.

Звеня, попадали на асфальт рычаги, отлетевшие от запалов, и я одну за другой катнул под ноги симбионтам две «эргэдэшки». Специально на складе российские гранаты брал. Хоть и с импортными я вполне знаком, а все равно рука свои точнее кидает. Дело привычки.

Получилось нормально. Оба зеленых «яйца» подкатились точно под ноги тварей и взорвались со звуком, похожим на хлопки от проколотых воздушных шариков, только громче в несколько раз. От тех хлопков довольно эффектно полетели в стороны фрагменты нижних конечностей особо резвых симбионтов, отчего они попадали на асфальт, создав своими телами препятствие для набегающих сзади.

Японец, кстати, тоже неплохо сработал, правда, чуток перестарался – его гранаты рванули в гуще толпы, но в целом сойдет. И даже зашибись, так как я по звуку хлопков определил: Савельев симбионтам «эфки» загрузил. Кабы они не в толпе рванули, нас бы самих осколками посекло как пить дать. А так норм, спины тварей поймали то, что могло прилететь нам.

Савельев ошибку свою понял, кинул на меня виноватый взгляд. Ну что ж, бывает. Это тебе не звездочками во вражью силу кидаться, тут опыт нужен. И хорошо, если он приходит со временем, а не прилетает в глаз – быстро и бесповоротно.

Притормозив бегущих, мы шлифанули результат, пройдясь длинными очередями по ногам тех тварей, кому повезло не поймать тушкой горячий осколок, – и рванули к зданию администрации. При этом я довольно смутно представлял, что делать…

Но тут Японец выдал на бегу:

– Я встану ступенькой. А ты прыгай с моей спины.

Ценный это навык в бою – без лишних слов донести до товарища то, что хотел сказать. По ходу, у нас с Савельевым это пока что получалось. Бегал он маленько побыстрее меня и сейчас вырвался вперед, встал под балконом, нагнулся, уперев руки в колени…

Непростое это дело – в полной выкладке с разгрузкой, рюкзаком и автоматом запрыгнуть на второй этаж, даже с живой «ступеньки». Но когда иного выхода нет – и не захочешь, а подпрыгнешь не хуже сайгака, раненного пониже хвоста.

В общем, с разбегу получилось. Я взвился в воздух, уцепился руками за перила, по инерции махом закинул ногу наверх, зацепился каблуком берца за край балкона, подтянулся. Дальше – дело техники.

Я перевалился через перила на ту сторону, сбросил с плеча MP5, развернулся, готовясь свеситься вниз, чтобы Японец зацепился за ремень автомата…

Поздно.

Савельев уже рубился с набежавшими симбионтами. Меч летал черной молнией так, что его почти не было видно, при этом во все стороны разлетались отрубленные руки, головы, и фонтаны черной крови хлестали из обрубков, обильно поливая асфальт…

По себе я точно знал: каким бы тренированным ты ни был, долго в подобном режиме махать мечом не получится, не зря ж даже у профессиональных боксеров раунды продолжительностью по три минуты.

На страницу:
2 из 4