Звездная ящерка. Истории, рассказанные недобитым оптимистом

Эльхан приклепал к своей «фанере» звукосниматель, изготовленный Асланом, и сделался нашим штатным ритм-гитаристом. Подключался он к другой радиоле.

Со мной было сложнее. Меня назначили басистом, и я, в общем-то, ничего против не имел. Но не имел я и бас-гитары. Где было ее взять?! Завидя мои терзания, сосед, старый алкоголик и бывший уличный музыкант, решил помочь мне советом. Неплохое устройство, сказал он, можно сварганить из большого старого чемодана, швабры и натянутой бельевой веревки. Дергаешь за веревку, чемодан резонирует, переставляешь пальцы – и получается тот еще контрабас! Сосед сам когда-то играл на подобном синхрофазотроне и ласково называл его не вполне благозвучным словечком «гунн-донн» (надо полагать, из-за издаваемых им звуков… а может, и из-за качества этих самых звуков). Но я, глядя на фото сэра Пола Маккартни с шикарной басухой наперевес, вознегодовал. Какой еще может быть «гунн-донн» в эпоху, когда луноходы отпечатали следы своих колес в лунной пыли! Не говоря уже о внешности этого, с позволения сказать, инструмента – Аслан с Эльханом заглушат меня только так! Короче, мы купили в складчину недорогую болгарскую бас-гитару «Орфей» (в комиссионном магазине), и я стал играть на ней, подключаясь к телевизору, – в нем динамики были мощнее… Правда, вскоре Аслан собрал самодельный усилитель («усилок», как он ласково называл его), собрал колонки, и тут-то мы!.. И тут-то мы поняли, что нам остро не хватает ударника.

Так в нашей жизни появился одноклассник Виктор, превратив наше трио в настоящий бит-квартет.

При взгляде на ударную установку, на которой стучал Виктор, хотелось рыдать. Если в нашем городе когда-нибудь будет создан Музей славы отечественного рок-н-ролла, то этот агрегат, ручаюсь, займет в нем одно из почетных мест. К началу нашей деятельности у Виктора уже имелся один «пионерский» барабан; чуть позже ему подарили списанный второй точно такой же. Одну тарелку наш друг у кого-то выпросил, другую где-то элементарно спёр, а роль большого барабана (так называемой «бочки») выполняла здоровенная картонная коробка из-под телевизора…

Барабанные палочки Виктор выточил сам.

Кое-кто из молодых может спросить, почему мы не покупали инструменты в музыкальных магазинах. Ох, ребята, вы не учитываете, в какое время мы жили! В магазинах продавались советские электрогитары, страшно некрасивые, дико тяжелые и чудовищно дорогие. Еще дороже стоили польские, болгарские и гэдээровские (ну, немецкие то есть) электрогитары, хотя вид у этих был поизящнее. А к ударным установкам было вообще не подступиться – они стоили баснословных денег и по карману были лишь какому-нибудь клубу или дворцу культуры. А мы в то время, как ни крути, были всего-навсего школьниками… О молодежь! Взгляните по-новому на витрины нынешних магазинов, уставленные рядами соло- и бас-гитар тайваньского производства! Мы о таком и мечтать не могли. Да и не мечтали. Мы делали – из всего, что подворачивалось под руку. Так сказать, с помощью проволоки, паяльника, отвертки, молотка и некоей матери…

И мы сволокли весь наш инструментарий домой к Аслану, на пятый этаж «хрущевки», подключились; Аслан привязал к спинке кровати палку, к палке примотал изолентой микрофон (от бытового магнитофона), и понеслась!

Мы пробовали исполнять не сложные, как нам казалось, песни Чака Бэрри, «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Энималз», «Шокинг блю»; Аслан и Виктор пели на кошмарном английском; тексты песен мы запоминали на слух или расшифровывали с пластинок. Если бы, скажем, Джон Леннон услышал невзначай, к а к мы поем, например, его «Let it be», он прикончил бы нас всех. Но, по счастью, он не слышал; а чуть позднее прикончили его самого…

Оглушенные нашими децибелами соседи вначале опешили (не ожидали такого счастья, не-е-ет!), а через какое-то время спохватились и побежали – кто к родителям Аслана ругаться, а кто и в милицию жаловаться. Огрызаясь и отбрехиваясь, мы передислоцировались домой к Эльхану – на предпоследний этаж «сталинки». Там и звукоизоляция была лучше, и соседи сговорчивее, и родители толерантнее, но Эльхан, себе на беду, решил задействовать пианино своей старшей сестры, которая училась в консерватории. Он вскрыл инструмент и в каждый деревянный молоточек, ударяющий по струнам, воткнул по железной канцелярской кнопке. Получился восхитительный «клавесинный» звук. Но как только сестра обнаружила эту, с позволения сказать, рационализацию, мы все с треском вылетели и с этой репетиционной базы и приземлились дома у Виктора.

А Виктор жил в легендарной «дворовой системе» – большом, замкнутом в квадрат одноэтажном квартале с внутренним двориком. В таких «системах» люди жили практически на виду друг у друга, знали друг о друге решительно всё и человеку, чихнувшему в одном углу двора, кричали «Будь здоров!» из угла противоположного… Короче, и там мы долго не продержались.

Вопрос о репетициях у меня дома не рассматривался вообще, поскольку я жил в своеобразной коммуналке на третьем этаже треснувшего по фасаду трехэтажного старого дома, и нас с нашей аппаратурой и инструментами соседи загрызли бы еще на ближних подступах, так что сомневаюсь, успели бы мы сыграть у меня дома хотя бы один рок-н-ролл…

И начались наши скитания по всяким случайным местам – пыльным чердакам, бесхозным подвалам, заброшенным складам, жарко натопленным котельным… по квартирам друзей и сочувствующих… На какое-то время нас приютил школьный актовый зал. Но мы, как известный попугай Хазанова, нигде долго не задерживались. Отношение начальства и учителей к рок-музыке в те времена в нашей стране было, мягко говоря, отрицательным. Хотя слушать рок любило и начальство, и учителя, но чтобы молодежь играла эту ужасную музыку в школе – нет, нет и еще раз нет! Как у Полунина – «низззя!».

«Да, да и еще раз да!» – отвечали мы и подыскивали новое место дислокации. Льзя!

И мы играли. Играли на вечеринках у друзей, на днях рождения одноклассников, на каких-то семейных праздниках в «продвинутых», как сказали бы сейчас, семьях… Несколько раз мы играли даже на школьных вечерах – исполняли что-нибудь из советской эстрады и, осторожненько, что-нибудь из «битлов» или ранних «роллингов». Нам предлагали влиться в какую-нибудь комсомольскую структуру, идеологически определиться и стать так называемым ВИА – вокально-инструментальным ансамблем. Но мы отказывались. Мы были по-юношески независимы, нам хотелось самостоятельности и не хотелось идти на компромиссы даже ради собственного продвижения.

Постепенно для нашего бит-квартета наступил следующий, вполне закономерный этап – мы начали сочинять свои песни…

Мы писали их на русском языке, реже – на английском. Удивительно, но как в текстовом, так и в музыкальном отношении это были отнюдь не беспомощные, неуклюжие, наивные какие-нибудь творения юношеских лет. Любая из наших ранних вещей хоть сейчас вполне могла бы стать хитом, нашелся бы раскрутчик. Все-таки мы были чертовски талантливы! И потом, в наших песнях присутствовала душа – в отличие от большинства современных песен, которые лепятся с машинным бесстрастием и оттого походят одна на другую и не живут дольше месяца…

Помаленьку мы прибарахлились: Аслан приобрел не очень мерзкую советскую электрогитару «Аэлита», стала принимать приличный вид ударная установка, мы склепали более совершенный усилок и копили деньжата на электроорган – «ионику», как его тогда называли…

Первым ушел от нас Эльхан. Нет, ничего личного – просто его призвали в армию, ведь он был самым старшим из нас. После демобилизации, кстати, он назад так и не вернулся, остался в Прибалтике, обустроился, завел семью…

Оставшись втроем, мы играли еще около двух лет – до тех пор, пока на нас самих не надели форму. Виктор стал у нас клавишником. Когда-то он самостоятельно освоил пианино сестры, опытным путем нашел два аккорда, долгое время играл исключительно на них и очень удивился, когда ему показали третий… Но очень скоро стал отличным пианистом-самоучкой.

Мы уже подыскали себе ударника по имени Артем, но…

«…через две, через две зимы-ы, через две, через две весны-ы!..»

После армии мы встретились втроем и поиграли еще немного. Песни, кстати, продолжали сочинять непрерывно, их у нас набралось что-то около сотни. Сейчас вот вспоминаю, насколько разными мы были! Аслан в своем творчестве тяготел к тяжелому року, я предпочитал писать блюзы, Эльхан был приверженцем софт-рока («мягкого» то есть), а Виктора явно клонило к балладам… Поневоле вспоминается крыловский «Квартет», но ведь как-то мы сыгрались! Как-то сработались! Удивительно… но факт. А то что мы были лезгин, азербайджанец, армянин и татарин – для интернационального Баку не имело вообще никакого значения.

Постепенно от нас отдалился Аслан. Его воистину золотые руки стали нужны отечественной электронике, и музыка отошла для Аслана на второй план – в смысле участия в коллективе. К сожалению, я не знаю, что сталось с ним потом. Я потерял с ним всякую связь в нестабильные послеперестроечные времена…

Мы с Виктором продолжали творить и играть вдвоем. Потом он уехал в Россию, поступил там в вуз… Сейчас он – священнослужитель. Между прочим, его дети – сын и дочь – поют, играют на музыкальных инструментах и сочиняют песни!

Эльхан по-прежнему живет в Прибалтике, работает в море на плавучем кране.

А я – я остался здесь. Выучился на биолога, работаю, попутно пишу книги и статьи в газеты. Иногда играю на гитаре – для себя. Вспоминаю юность и молодость, напеваю наши хиты… Я помню их очень хорошо, хоть и прошло уже немало лет с тех пор, как они были написаны.

Потом ставлю гитару в угол и подхожу к окну. Закрываю глаза. Мысленно вызываю в памяти картину: мы, четверо, очень и очень молодые, дерзкие, способные… дома у кого-нибудь из нас записываем на бытовой магнитофон нашу новую песню. Аслан вдохновенно пилит соло-партию, потом поет в микрофон, примотанный к спинке кровати… Эльхан ритмично бьет по струнам гитары… Я меланхолично перебираю четыре толстые шершавые струны… Виктор колотит по барабанам и по картонной своей коробке и подпевает вторым голосом… Душно, потому что мы плотно закрыли все окна; но все равно с улицы проникают и шум проезжающих автомобилей, и звонки трамваев, и вопли играющих детей… И вот в самый кульминационный момент, когда мы все даем пятисекундную паузу перед кодой… в эту самую паузу с улицы сквозь закрытые окна врывается возмущенный мальчишеский вопль: «Ты – ИШАК!»

Честное слово, ни к кому из нас это не относилось.

Баку. Июнь, 2009

Мы прозвали ее Мерседес[1] (из записок заведующего серпентарием)

Сержант инструктирует новобранцев перед отправкой в Африку:

– Самое опасное в Африке, ребята, – это ядовитые змеи. Если кого-то из вас ужалит такая змея, тут же сделайте надрез в месте укуса и отсасывайте кровь. Вопросы есть?

Один из солдат спрашивает:

– А что мне делать, если змея ужалит меня, например, в зад?

Сержант ухмыляется:

– А вот тогда, сынок, ты и узнаешь, кто твой настоящий друг…

Анекдот

…Невыносимо жарким летним днем, где-то около полудня, когда я обессиленно сидел в кресле, подставив лицо вентилятору, в дверь моего малолитражного кабинета постучали. Даже не в дверь, а по косяку, ибо дверь была распахнута в тщетной надежде создать хоть маленький сквознячок. После моего «Да!» ко мне втиснулись двое, при этом максимально сократив объем жизненного пространства. Первый был типичным «новым азербайджанцем»; был он грузноват и хмур с виду и рассеянно крутил на указательном пальце колечко с ключами от автомобиля. Второй был тощий, с пышной шевелюрой и шикарными усами. Он выглядел напуганным, хотя и старался изо всех сил скрыть это. Места в кабинете теперь хватало лишь для того, чтобы можно было широко улыбнуться. Что я и сделал. С отвращением.

После взаимных приветствий грузный спросил:

– Скажите, это вы змеями занимаетесь?

– Ну да, – вяло ответил я, поскольку последние несколько лет заведовал частным серпентарием и занимались мы тут именно змеями. – А что?

– Дело в том… – грузный замялся, потом продолжил: – …дело в том, что в мою машину заползла змея… кажется, гюрза… и мне посоветовали обратиться к вам.

– В вашу машину заползла змея? – медленно переспросил я. Всю мою вялость как рукой сняло. Дело вырисовывалось серьезное. – Вы уверены?

– Да. Она где-то там, в машине, и я не знаю, как ее оттуда вытащить. Вы не могли бы помочь? – Грузный вопросительно взглянул на меня.

– Разумеется. – Я встал с кресла и пошевелил лопатками, отклеивая мокрую рубашку от спины. После чего изо всех сил заорал: – Заур!!!

– Да!!! – раздался не менее зверский вопль откуда-то из недр террариума.

– Зайди!!! – рявкнул я так, что тощий зажмурился, а у грузного чуть не слетело с пальца колечко с ключом.

Когда минуту спустя Заур возник в пределах видимости со своим неизменным «Ну, чё надо?», я кратко ввел его в курс дела. Он изумленно поднял брови. Я его понимал. В черте города гюрзы попадаются нередко, еще более часто они посещают дачи, сады и прочие места за городом; бывало даже, что этих змей находили в постели; но чтобы змея влезла в машину! Такого на нашей памяти еще не случалось. «Ну и гюрза, – подумал я. – Прямо автолюбитель».

– Пойду возьму инструмент, – сказал Заур и очистил зону переговоров. А я и мои неожиданные клиенты вышли на улицу прямо в невыносимый полуденный зной.

Вскоре появился мой коллега с инструментами – парой металлических крючьев, насаженных на длинные деревянные рукоятки, и холщовым мешком с тесьмой на горловине.

– Это всё? – разочарованно спросил тощий.

– Всё, – недоуменно ответил я. – А что, что-нибудь не так?

– А не маловато ли будет инструментов? – усомнился тощий.

– В самый раз, – заверил я его. – Не пулемет же с собой брать, верно?

Заур фыркнул как тюлень. Он-то мог изловить гюрзу и голой рукой, крюк нужен был ему лишь для того случая, если придется выковыривать змею откуда-нибудь из недр машины.

Мы поймали такси – желтый «Рено» – и поехали на место происшествия. Грузный бизнесмен (его, как выяснилось, звали Алик) сел вперед, рядом с водителем, остальные уселись сзади, причем мы с Зауром так сжали с обеих сторон несчастного тощего (которого звали Мамед), что он как будто сделался еще тоньше. Во всяком случае, дышал он сдавленно. У меня возникло подозрение, что змея может и не быть гюрзой – долго ли принять неядовитую змею за ядовитую при слабом знании зоологии, да еще и учитывая повсеместную «горячую любовь» к этим тварям! Поэтому я стал задавать каверзные вопросы.

– Какого она была цвета? – спросил я.

– Серого, – уверенно сказал Алик.

– Черного, – еще более уверенно произнес Мамед.

– М-да… – произнес я. – А вот голова… Она у змеи была треугольная? Или такая, как бы круглая?

– Круглая, – после минутного раздумья ответил Алик.

– Треугольная, – после двухминутного раздумья заявил Мамед.

– М-да… – снова произнес я. Пока размышлял над тем, чего бы еще спросить у моих внимательнейших спутников, подал голос Заур.

– А глаза? – спросил он. – В смысле, зрачки какие у нее были: круглые или, как у кошки, вертикальные?

– Не помню, – честно сказал Алик. – Не разглядел.

Мы с Зауром выжидательно посмотрели на сдавленного Мамеда. Тот поерзал на сиденье и вдруг неожиданно заорал:

– Откуда я знаю?! Я что, в глаза ей смотрел?! Я ее как увидел, так сразу же и убежал!

Мы с Зауром приумолкли. При таком описании совершенно невозможно было понять, то ли это ядовитая гюрза, то ли какой-нибудь безобидный полоз.

– А я еще хотел спросить, какого цвета у змеи были глаза, – вполголоса сказал я.

– Голубые, как яйца дрозда, – пробурчал Заур.

– А может, это был уж? – осторожно предположил я. – На затылке не было двух таких желтых пятен?

– Нет, пятен не было. – Покачал головой Алик. – И потом, ужей я знаю.

Мамед промолчал.

– А брюхо у нее, случайно, не красноватое? – допытывался я, вспомнив про неядовитого, но шибко агрессивного краснобрюхого полоза.

– Н-н-не знаю, – медленно сказал Алик. – Не разглядел.

Мы с Зауром автоматически посмотрели на Мамеда, и тот немедленно заорал с возмущением:

– Я ее живот не видел, э! Я сразу же, знаешь, как убежал?!

С ним все было ясно. Тут водитель такси, всю дорогу внимательно прислушивающийся к разговору и составивший себе более-менее достоверную картину произошедшего, вдруг спросил:

– А она шипела?

Мы все четверо посмотрели на него.

– Ну шипела, – сказал Алик. – А что?

– А как она шипела? – настаивал таксист. – Это ведь имеет большое значение.

Мы с Зауром прямо-таки обалдели, у Заура даже челюсть отвисла.

– А что, уважаемый, – вкрадчиво поинтересовался я, когда ко мне вернулся дар речи, – ты смог бы по шипению определить, что это за змея?

– Нет, – честно признался таксист и тут же внушительно добавил: – но есть люди, которые могут.

После такого сенсационного заявления Заур окончательно выпал в осадок, я же решил махнуть рукой на своих чингачгуков и во всем разобраться на месте. Тощий Мамед с огромным уважением смотрел в затылок водителю такси. И тут Алик вдруг сказал:

– Гюрза это была, точно. Уверен, что гюрза. Подсознательно, наверное.

Вскоре мы прибыли на место. Алик расплатился с водителем, и все выбрались из машины. Таксист подмигнул нам на прощанье, посоветовал окурить машину ядовитым газом и укатил.

Мы стояли под беспощадным солнцем у ворот строящегося шикарного особняка неподалеку от аэропорта. В небе ослепительно сверкающей точкой полз далекий самолет.

– Ну, где машина-то? – поинтересовался я. Солнце палило прямо-таки по-африкански.

– Сейчас, – отозвался Алик.

Его машина оказалась «мерседесом» среднего возраста, изумительной светло-коричневой окраски, с обтекаемой формой тела, с красивыми насекомьими глазами и прекрасными резиновыми конечностями – великолепнейшее порождение бензозойской эры. Я привычно отметил про себя, что распространены такие звери повсеместно, что питаются они высокооктановым бензином и в неволе, к сожалению, не размножаются. Мы обступили этого чудесного автозверя, неподвижно застывшего на асфальте. Солнце ослепительно горело на решетке радиатора, на ручках дверец, на дисках колес, на окольцованной трехлучевой звезде… Я украдкой потрогал металл машины, словно гладил животное. Металл был раскаленным. По моей спине потекли струйки пота, засыхая на ходу.

– Ну? – коротко сказал Заур. После ошеломляющего заявления водителя такси он заговорил впервые.

– Трубы гну, – мрачно сказал я. – Давай осмотрим салон.

Мы с ним влезли в «мерседес» и, соблюдая крайнюю осторожность, тщательно обследовали салон машины. В салоне пахло дорогим одеколоном, нагретой кожей, дымом фирменных сигарет, чем-то таким еще, но единственное, чем там не пахло, – это змеей. То есть совершенно. Ее не было ни под сиденьями, ни под панелью управления, ни под ковриками… вообще нигде. Рискуя выглядеть идиотом, Заур добросовестно заглянул в бардачок, но там лежали лишь автомобильные перчатки и пачка сигарет.

– Так, – сказал Заур.

Мы вылезли из салона и открыли багажник. В нем находились все необходимые автомобилисту причиндалы, коим место и есть именно в багажнике: запасное колесо, домкрат, канистра, какие-то инструменты, ветошь. Принадлежности в виде ядовитой змеи здесь не оказалось.

– Так, – сказал я и предложил открыть капот.

Возможно, со стороны это тоже выглядело идиотизмом, но по опыту я знал, что иногда гюрзы – да и вообще змеи – способны пролезать в самые неожиданные места и укрываться там. Автомобильный мотор здесь не исключение. Подняв капот, мы с Зауром голова к голове скрупулезно осмотрели закоулки двигателя и прилагающихся к нему металлических, резиновых и пластиковых нервов и кишок. Гюрзы (если это все-таки была она) не было и здесь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Рассказ написан при участии Таира Айдынова.