Тиховодье

Тёма Шумов

Тиховодье

Когда идет дождь, кажется, что вот‑вот что‑то вспомнится

Рю Мураками «Дети из камеры хранения»

Часть Первая

… и над всем безраздельно воцарились Мрак, Гибель и Красная смерть

Эдгар Аллан По «Маска красной смерти»

Глава 1

1

Катя открыла глаза.

Перед ней колыхался серо‑зеленый океан. Его волны набегали друг на друга и сталкивались, образуя пену из бесформенных пятен. Беззвучный пульс бился в глубине равнодушной и холодной бездны. Расплывчатый орнамент медленно менял очертания. Узор складывался за узором, распадался и собирался вновь.

Тишина. В голове ни одной мысли, лишь ледяная пустота.

С течением времени размытые пятна приобрели четкость. Серо‑зеленый океан превратился в вуаль из переплетенных ветвей, скрывающих темное небо. Тучи как мохнатые жирные пауки поползли по этой зеленой паутине, задевая за макушки тополей и берез.

Первая мысль оказалась дряблой и немощной.

Я, наверное, оглохла.

Она всплыла откуда‑то из черной глубины, похожая на бледного пучеглазого уродца, беспомощного и еле живого обитателя океанского дна, выброшенного на поверхность извержением подводного вулкана.

Появился тихий и монотонный шелест. Постепенно он распался на отдельные звуки, и Катя разобрала среди них перестук капель.

Дождь.

Капли громко застучали по чему‑то, находящемуся по другую сторону полога из ветвей и листьев.

Она вслушалась в эту …

… Тук‑тук, ту‑ту‑тук…

… гулкую дробь, пытаясь различить за ней голос.

Ее должны позвать, она была уверена в этом, но не могла вспомнить кто и почему. Память казалась крохотным островком, парящим над бездной. Катя знала, кто она, как ее зовут, но не понимала, где находится сейчас и где была за мгновение до того, как очнулась.

… Тук‑тук, ту‑ту‑тук… Тук‑тук, ту‑ту‑тук…

Все что она могла разобрать за нескончаемым перестуком – шуршание травы и шелест листьев. Крупные ледяные капли падали на лицо. В затылке появилась тянущая боль, переросшая в странный глубинный зуд, будто в зазор между мозгом и черепной коробкой проникли сотни крохотных насекомых. Екатерина провела ладонью по волосам, осторожно ощупывая голову, и насекомые кинулись в стороны, разбегаясь из‑под ее пальцев. Мир закачался, и медленно закружился подобно старой ржавой карусели. Желудок поднялся, сдавив грудь. Его содержимое приготовилось выплеснуться наружу, и она громко рыгнула, подавив подступившую тошноту. На пальцах остались комочки засыхающей крови и грязи.

Ее затрясло от холода. Содрогаясь мелкой дрожью, Катя скрестила руки, обхватив себя за плечи.

В голове по‑прежнему царил полный хаос. С илистого дна, где разлагались останки ее затонувшей памяти, как пузырьки болотного газа поднялись первые разрозненные воспоминания. Они толкались друг с другом, сливались и лопались, борясь за право первыми привлечь ее внимание.

Где я? Почему так холодно? Что произошло? Откуда кровь?

Катя еще больше наклонилась вперед, стараясь плотнее прижаться к полусогнутым в коленях ногам. Волосы мокрыми патлами свесились перед лицом. Они закрывали обзор, но так было даже лучше. Отрешенно разглядывая шнурки кроссовок, она боялась поднять голову. Ей было страшно узнать, где она находится.

Что‑то было не так.

… Ты знаешь!..

В голове зазвучала забытая песня Глюкозы. Наташа Ионова кукольно‑мультяшным голосом уверяла, что, когда вы влюблены, в вашем животе порхают бабочки. Но что в таком случае могло означать ощущение,..

…Ты знаешь!..

… когда у вас в животе ползают перекрученные в узел черви?

Почувствовав, что дрожь немного утихла, Катя решилась привстать, опираясь о ствол ближайшего дерева.

Черная майка без рукавов туго обтянула грудь. Джинсы, намокнув, потемнели и пытались соскользнуть под собственной тяжестью. Правая штанина была в черной жирной грязи. Она подтянула их, и выпрямилась, нерешительно отводя с глаз волосы и медленно оглядываясь по сторонам.

Дождь, словно разозлившись на то, что она осмелилась подняться, пошел сильнее. Огромные, но редкие холодные капли превратились в отвесные ледяные струи.

Екатерина стояла на обочине в нескольких метрах от проезжей части Волжской набережной. Ливневая канализация не справлялась с огромным количеством воды низвергавшейся на землю, и по обочинам дороги неслись настоящие реки, вспенивающиеся и закручивающиеся водоворотами над забитыми мусором и листьями стоками.

Прямо перед ней, с другой стороны, залитой водой дороги, возвышались темно‑зеленые пятиэтажки. В них не было ничего не обычного, но их вид пугал и настораживал. Несмотря на то, что было довольно сумрачно, ни в одном окне не горел свет. На некоторых застекленных балконах оконные створки были распахнуты настежь, кое‑где она видела торчащие из горшочков цветы, или висящее белье. И куда, спрашивается, смотрели хозяева этих квартир?

Создавалось впечатление, что абсолютно все жильцы в одночасье покинули свои дома.

Или умерли, пораженные вирусом судного дня как в каком‑нибудь фильме ужасов.

За спиной находилось летнее кафе ресторана «Марсель». Выцветшие полосы черного и желтого цветов на тенте были заметны издалека. Каждый вечер здесь собирались любители крафтового пива на чешском жатецком хмеле, и хипстеры в клетчатых штанах и огромных шарфах. По выходным к ним добавлялись просто скучающие прохожие и гуляющие с детьми родители. И только когда на одной из сцен разворачивали проекционный экран и начинали транслировать матчи очередного чемпионата мира по футболу или европейского кубка с участием российского клуба, их всех вытесняли немногочисленные, но крикливые компании футбольных фанатов.

Здесь никогда не бывало безлюдно, но сейчас под дождем кафе выглядело сиротливо – мокрые ступени, деревянные столы, разбросанные и перевернутые стулья.

На другой стороне аллеи в тени огромных тополей прятался от любопытных глаз сам ресторан. Он был такой же черно‑желтый и полосатый, но нерассчитанный на широкую аудиторию. Тут отдыхала совсем другая публика, предпочитающая передвигаться на «лексусах» и «мерседесах», а не пешком или на велосипедах.

Набережная, растянувшись на пару километров от стелы, возведенной к очередной годовщине победы и до городского музея, изгибалась вслед за берегом Волги. За разноцветным щербатым забором, уныло мокла желтая карусель, детский городок с крутыми горками и пара качелей с облупившейся краской.

Раньше все было не так. Не было этого ощущения жуткой запущенности и заброшенности. По аллее на роликовых коньках носились подростки, чинно передвигались мамаши с колясками. Играла музыка, дети орали и скакали в надувном замке или просто бегали вокруг скамеек.

Она вспомнила, как сидела в кафе «Марселя» с бокалом радлера. Ни о чем не думая, отрешившись от тревог, просто смотря на важно прохаживающихся вдоль бордюров голубей, на блестящую гладь реки в просветах между стволов могучих деревьев.

Когда же это было?

Пару дней назад?

Когда она в прошлый раз гуляла здесь с Максимом?

О боже! Макс!

2

Она покачнулась, теряя равновесие. В голове кто‑то переключил невидимый тумблер и цвета стали насыщенней, а предметы вокруг обрели какую‑то фантастическую пронзительность и четкость. Катя, наконец, ясно разглядела предмет, который до этого момента старательно игнорировала ― грузовой фургон «Скания» с изображением улыбающейся божьей коровки на кузове.

Именно его она боялась увидеть, подняв глаза.

Он стоял, врезавшись в двухсторонний рекламный щит. От торчащего наружу еще теплого двигателя шел едва заметный пар. Металлическая опора билборда при ударе выгнулась, и стальной лист с рекламным плакатом вывалился из рамы на газон.

Судя по логотипу на кузове, фургон принадлежал сети супермаркетов «Дружба». Ближайший из подобных магазинов находился в паре кварталов отсюда. Должно быть, именно туда и спешил водитель «Скании» в тот момент, когда…

… черная радиаторная решетка с профилем грифона на эмблеме заслонила от нее яркое полуденное солнце, его глаз повернут в ее сторону, и смотрит на нее без малейшего сожаления. Ничего личного, словно говорит он ей, ты просто не в том месте и не в то время…

… он не справился с управлением и врезался в опору рекламного щита, стоявшего на обочине дороги.

Она почувствовала дрожь в коленках и испугалась накатившей на нее волне слабости.

С выпавшего на землю рекламного щита, на нее смотрел немолодой человек с эспаньолкой и тонкими губами неврастеничной барышни. Она смогла прочесть часть рекламного объявления.

…доктор Гаврилов решит все ваши проблемы… и … позвонить по номеру 21‑28‑37…

Катя подошла к фургону.

Дверца со стороны водителя была распахнута. Лобовое стекло, вылетев, лежало на траве перед автомобилем и дождь, барабаня по широкой передней панели, беспрепятственно заливал салон. Светился голубой монохромный дисплей акустической системы. Радиоприемник «Скании» продолжал работать даже после аварии. Из динамиков доносился белый шум пустого эфира и далекие потрескивания.

В замке зажигания торчали ключи с брелоком в виде человечка с огромным фаллосом. Раскачиваясь из стороны в сторону, человечек танцевал похабный и грязный танец.

Может быть, кто‑то невидимый раскачивает его, забавляясь и изучая реакцию Екатерины? Может, дух мертвого шофера?

Где же ты? Максим?

Она огляделась и заметила совсем не далеко, лишь через узенькую пешеходную дорожку,..

… Это все не правда. Этого не может быть…

… от того места где она сейчас находилась, лежащий на боку велосипед сына.

Он был куплен Максиму на прошлый день рождения. Красный NOVATRECK с рифлёными шинами, и странной, непонятного назначения пружиной под сиденьем.

Все прошлое лето он ездил на нем со вспомогательными колесами, которые невзлюбил сразу. Он не один раз упрашивал ее снять их.

– Я не маленький, ма! – говорил он ей. – Я уже хожу в школу! Мне не нужны эти колесики для детсадовцев!

Соседские мальчишки, с которыми дружил Максим, были года на два‑три старше. Это с тридцати лет начинает казаться, что разница в два года ничего не значит, но в семь – это всё ещё целая вечность. Чтобы дружить с более старшими ты обязан доказать, что ни в чем им не уступаешь. Порой для этого надо пройти обряд, который по своей сложности не уступает ритуалам посвящения в масоны или в студенческие братства. А временами и превосходит их. Например, популярное в российских дворах требование лизнуть топор на морозе, по своим последствиям может оказаться куда серьезней, чем требование выпить свиной крови, предъявляемое при вступлении в братство «Череп и кости» Йельского университета.

Пару недель назад Катя поддалась на уговоры сына. Она собственноручно открутила гайки, крепившие дополнительные колеса, помогла ему забраться на сидение и подтолкнула со словами:

– Крути педали! Чем быстрее едешь, тем будешь устойчивей!

Но, несмотря на это напутствие, первый блин, как часто случается в жизни, вышел у Максима комом. Поворачивая к подъезду, он слишком сильно надавил на ручной тормоз и, не удержав равновесия, грохнулся на асфальт, ободрав колени и локти.

С тех пор Максим стал бояться тормозить, предпочитая дождаться, когда велосипед замедлится настолько, что его можно будет остановить, просто опустив ноги.

Сколько раз с прошлого года она обещала себе, объяснить ему, как тормозить, используя педали, но всегда находились какие‑нибудь дела, и она забывала о данном себе обещании. И вот результат – велосипед Макса, лежит на боку с вывернутым рулем.

А ведь этим утром, выглядывая из окна кухни со стаканом кофе, она думала о том, какой отличный летний день ждет их сегодня.

3

За завтраком Макс показал ей новый рисунок города красной смерти.

Она рассеяно разглядывала пожухлые цветы, голые деревья, церковь со странными символами вместо крестов на куполах и слушала объяснения Максима.

– Это человек‑червь. Видишь, у него из головы червяки растут.

Он ткнул пальцем в то, что она первоначально приняла за солнце с ногами.

Ей не нравились, когда Макс рисовал этот город. Почему он не может рисовать, как все мальчишки, машинки, самолеты и войну? Даже каракули с изображением ядерных взрывов вызывали меньшую тревогу, чем то, что он ей сейчас показывал.

Как и не раз до этого, она упрекнула себя, за то, что однажды, в далекий летний вечер, прочитала ему рассказ «Маска красной смерти». Книга, казалось, сама спрыгнула ей в руки с верхней, самой пыльной, полки, оттуда, где протекает книжная Колыма, а вокруг костров греются книги зеки.

«Страшные рассказы Эдгара По» было написано на обложке. Она открыла ее больше из интереса, – ей хотелось вспомнить, читала ли она ее и почему эта книга оказалась в изгнании. И надо же было, чтобы из всех рассказов глаза остановились именно на нем.

После упреков в свой адрес и недолгого сожаления, она, как всегда, пришла к самоуспокоительному выводу, что никто не мог бы ожидать от пары страниц относительно безобидного текста такого сильно воздействия на ребенка. Не настолько сильного, чтобы вызвать у нее настоящее беспокойство, но достаточного, чтобы вынуждать Максима, время от времени, изображать на своих рисунках странный и зловещий город.

– Это плохое место, – он показал на здание с колоннами среди оранжевых деревьев. – В этом доме живет самый главный злодей. Хозяин. Он почти всегда ходит в красной маске. А красная она, потому что из нее всегда сочится кровь. Когда он ее снимает, то все замечают, что у него козлиная борода.

– Погоди, – Максим взял черный карандаш и поправил птицу, сидевшую на каменном постаменте перед зданием с колоннами. Это было единственное живое существо, выполненное черным карандашом – все остальное, как и всегда на подобных рисунках, Максим, заштриховал различными оттенками красного цвета.

– Это ворона?

Он задумчиво и медленно кивнул.

– Не совсем. Это заколдованная принцесса. Как в сказке про лягушку‑царевну. Помнишь? В неё влюбился Хозяин и превратил ее в ворону.

– Зачем? Он же любил ее?

– Мамочка, ну ты что совсем глупенькая что ли? Такая у некоторых любовь. Он хотел одеть на нее маску красной смерти, мучить ее и делать ей больно. Тебе бы понравилось, если бы тебя мучили и надели бы на тебя маску? Вот и она попыталась убежать от него, но Хозяин догнал её и превратил в ворону.

– А как же принц? Куда он смотрел? Почему не спас её?

– Какой принц?

– Который должен поцеловать ворону. В сказке же был принц, который поцеловал лягушку, и та превратилась обратно в прекрасную царевну. Значит, такой же принц должен быть и тут.

– Ну как ты не понимаешь? Нет здесь принца! Это же не сказка какая‑нибудь. Это ужастик. А в ужастиках счастливых концов не бывает.

– Мышь, но это же плохо. Давай, пусть у тебя будет первый в мире ужастик с «хеппи‑эндом», а принцем будет милиционер.

Катя кивнула на левый угол рисунка, где была нарисован автомобиль с горящими сигнальными огнями на крыше.

– Это же полицейская машина?

– Не будет, – ответил Максим с набитым ртом. – Так нельзя. Принц должен победить Хозяина и всех его чудовищ. Но полицейский обычный человек. Разве может обычный человек расправиться с чудовищами?

Она оставила этот вопрос без ответа, проигнорировав его, как и самих монстров, которые, конечно, были на рисунке. Он всегда рисовал на улицах города красной смерти зловещего гигантского клоуна и насекомоподобное существо, но Катя всякий раз делала вид, что не замечает их, что этих кошмарных тварей для нее не существует, а если Максим порой все же пытался добиться от нее хоть какой-то реакции (что не часто, но случалось), и заводил о них речь, она переводила разговор на другую тему, даже особо не беспокоясь о том, не выглядит ли ее реакция слишком нервной и резкой.

Кто‑то мог бы сказать, что это позиция страуса, но она была уверена, что только так она сможет победить его персональных монстров.

Она не помнила, чтобы выдумывала в детстве настолько ужасающих созданий. Хотя ее мать и жаловалась, на чересчур богатое воображение своей дочери и переживала, что оно могло достаться той от отца.

4

Максим хрустел шариками сухого завтрака, которые не успели разбухнуть в молоке. Ложка громко стучала по дну тарелки.

– Мышь, куда ты так торопишься? – спросила его Катя, ей не хотелось больше обсуждать этот рисунок: как и остальные рисунки о красной маске, он был не только неприятен, но и пугал. – На пожар опаздываешь? …

– Нет, – ответил он с набитым ртом и настолько раздувшимися щеками, что действительно стал похож если не на мышь, то на хомячка. – На новые серии Скуби‑Ду.

– А здесь, на кухне, посмотреть нельзя? – она протянула руку к лежащему на подоконнике пульту.

– Неа… На кухне телик маленький…

Катя не помнила, когда и почему стала назвать его мышью, но полагала, что это было сокращение от «малыш».

У всех людей, которые долго живут вместе, с течением времени появляются свои личные идиомы и сокращения. Обычно мы на них не обижаемся, наоборот, мы применяем их, когда надо разрядить обстановку, или поднять настроение хмурым осенним вечером. Рождаются они из смешных или нелепых ситуаций, в которых мы принимаем участие или свидетелями которых становимся. Часто это просто фразы из комедий, реже – продукт собственного сочинения. Например, дедушка Кати, широколицый здоровяк, умерший от рака, когда она перешла в выпускной класс, намазывая на хлеб свое любимое абрикосовое варенье, любил громко цитировать стихи собственного сочинения.

Одно из них врезалось ей в память, и она до сих пор вспоминала его, когда доставала с верхней полки углового шкафчика в коридоре банку с консервированными абрикосами.

Возьми на ложечку варенье, почувствуй под ложечкой удовлетворенье…

Катя не произвольно улыбнулась этому воспоминанию. Но затем ее улыбка потускнела. Она вспомнила родителей. В последнее время она ловила себя на мысли, что лицо матери из детских воспоминаний стало тускнеть и расплываться. Скоро она может совсем забыть, как та выглядела. А отец? Она уже сейчас могла с трудом вспомнить его. Да и сами эти воспоминания все глубже опускались в тёмную воду времени, становясь все менее различимыми сквозь толщу лет.

Жаль, что родители оставили ее так рано. Они бы обрадовались, увидев какой замечательный у них растет внук.

Родители погибли, когда ей было чуть больше шести, и она еще только собиралась пойти в школу. Ее забрали к себе бабушка и дедушка по материнской линии, родители отца к тому времени уже умерли. Никто никогда не говорил ей, как именно погибли ее мама и папа, но из взрослых разговоров она поняла, что это произошло в результате автомобильной аварии на зимней дороге из областного центра.

Бабушка пережила деда лишь на три года, но к тому времени Катя уже поступила в университет, училась в другом городе и зависела только от себя.

– Это маленький телик, для маленького мышонка, – она хотела потрепать его волосы, но сын уклонился.

– Мама! – весь его вид показывал, насколько он недоволен этим проявлением «телячьих нежностей».

– Всё‑всё, – Катя подняла руки. – Допивай «Несквик», я тебя не задерживаю.

Он за два глотка осушил свой желтый бокал с Вини Пухом и убежал в комнату, а Катя налила себе еще одну чашку кофе. Разбавив его сливками, она села возле открытого окна.

Из комнаты донесся вопль Шэгги:

– Скуби! Тут полно еды!

Катя взяла со стола телефон и написала подругам о том, что сегодня ей предстоит пережить еще один чудесный летний выходной.

Первой в чате откликнулась Римма.

Когда‑то Катя жила с ней в одной комнате в общежитии. Окончив университет, они ненадолго потеряли друг друга из вида, но вскоре после рождения Максима встретились снова. Выяснилось, что теперь они жили в соседних домах, и Римма стала часто заходить к ней в гости. Если возникала необходимость, без вопросов сидела с Максом, пока он был крохой.

Римма: Подгребайся в полдень к Марселю. Будем спасать друг друга от зноя холодным пивом. Привет мужикам!

Катя: Ок! У меня есть для тебя кое‑что. Одна твоя вещь, которую ты забыла у нас в прошлый свой визит.

Римма: Правда? Заинтригована. Не помню, чтобы я что‑то оставила.

Катя: Ты удивишься еще больше, когда я тебе покажу его.

Римма: Ладушки. Ты будешь с мальчиком?

Катя: Куда же я без него.

Римма: Тогда с меня Чупа‑чупс!

У Риммы были по‑азиатски прямые черные волосы. Теперь, судя по аватарке, она подстриглась и стала еще больше походить на маленькую японскую или корейскую девочку.

Катя: Я ему передам. Классная стрижка, тебе идут короткие волосы, но смотри, чтобы я в тебя не влюбилась!

Римма: Попробуй. Но предупреждаю, я отвечу взаимностью.

5

На переписку с подругами, чтение их твитов, и разглядывание новых фотографий в соцсетях, ушло чуть меньше часа. Посмотрев информацию о прогнозе погоды – в течение всего дня обещали солнечную и теплую (если не сказать жаркую) погоду – Катя встала, потянулась, и принялась заполнять посудомоечную машину оставшейся после завтрака посудой.

После встречи с Риммой, вернувшись домой, можно будет с чистой совестью развалиться на диване перед телевизором или с планшетом в руке. Но что делать до этого? Утро только начиналось и надо было решить, чем занять себя и сына как минимум на ближайшие два часа.

«Почему бы нам не отправиться прямо сейчас, – подумала она, – Я давно собиралась пройтись по новым магазинам».

Катя улыбнулась, убирая телефон в карман шорт. Ничто так не придает смысл существованию современной девушке как предвкушение шопинга.

К полудню солнце разогреет асфальт на городских улицах до состояния раскаленной сковородки и ближе к двенадцати они свернут на набережную с ее тенистыми аллеями. Детские аттракционы займут ее сына ненадолго, но она знала средство, которое обязательно позволит ей немного пообщаться с подругой – NOVATRECK. После того как она сняла дополнительные колеса он стал вызовом для Максима. Мальчик все еще осваивал езду без дополнительных колес, но в последние дни катался на нём все смелее.

Стоя возле врезавшейся в угол дома «Скании», Катя вспомнила, что она сама предложила ему этим утром взять велосипед.

На глаза навернулись слезы.

– Прости Макс… Это я во всем виновата. Если б не я… дура… черт, какая я дура!

6

Пока она переходила от одного магазина к другому, Макс то немного обгонял ее, то отставал.

Примеряя футболку в «Оджи» Катя следила за ним через окно. Ей понравилась надпись «Fuck Google Ask Me» на одной из футболок, но она так и не решилась ее купить. Ходить в ней было слишком рискованно: многие представители мужского пола уже хорошо выучили по американским триллерам и боевикам некоторые из этих слов, но всё ещё не были способны понять смысл составленного предложения. Имелась большая вероятность того, что они поймут эту надпись как призыв к действию или как сигнал о легкодоступности того, что эта футболка скрывала.

Максим все это время нарезал круги вокруг овальной клумбы, где стояла цветочная скульптура, впервые созданная к прошлогоднему дню города, проведенному с большой помпой, бесплатными пирогами и грандиозным фейерверком. В скульптуре с огромным трудом можно было узнать стерлядь ― рыбу, присутствующую на гербе города, и являющуюся его символом. Катя заметила в скульптуре рыбьи черты только после подсказки со стороны подруги, а Максим до сих пор был уверен, что это стрекоза. Он называл ее Стрекозомонстрой, мог подробно расписать образ жизни этого чудовища и даже показал хвост с ядовитым жалом как у осы, только намного тоньше, длиннее и острее.

Потом Катя перешла в «Остин», где ей приглянулась «ветровка», а Максим переехал к следующему газону, называвшемуся у горожан «садом камней». На хаотично раскиданных огромных валунах были выбиты изречения философов и писателей. Один из камней запомнился Кате фразой – «Когда идет дождь кажется, что вот‑вот что‑то вспомнится». Эти слова отчего‑то сразу вонзились глубоко в сердце и торчали в нем подобно занозе, вокруг которой растекалась темная вода печали, тоски и боли. Может из‑за того, что всякий раз, проходя мимо сада камней, и замечая ее, она вспоминала погибших родителей?

На набережной, как и всегда, было многолюдно. Мамаши с сыновьями, папаши с колясками. Подростки, гоняющие на скейтах и роликовых коньках. Катей овладела легкая летняя сонливость, захотелось спрятаться в малолюдную тень с холодной газировкой или пивом и закрыть глаза. Она предложила Максу попрыгать в надувном замке или покататься с горок (пока он будет увлечен своими детскими забавами, Катя могла бы посидеть на пустой скамейке вдали от центральной аллеи), но аттракционы были забиты детьми, и Максим отказался лезть в эту, как он сказал, «визжащую толпу».