Воры вне закона

***

Александр Германович, зная, что поступает подло, чувствовал себя неловко, тем не менее, виду он старался не подавать, и это ему почти удавалось. Он приветливо пригласил Елизавету сесть напротив себя и мягко, даже чуть распевно, заговорил:

– Елизавета Петровна, Вы всегда выглядите замечательно, но весна, похоже, действует на Вас как-то по-особенному.

– Не могу не согласиться с этим. Думаю, на всех она действует по-особенному.

– Ну, не скажите… Действие весны на меня в годы моей молодости и сейчас очень разнится. Сейчас я просто…

Заведующий отделом, чуть поговорив о весне, о её действии на себя в разные годы, перешёл к разговору, для которого была приглашена Елизавета.

– Вы, должно быть, знаете, что выделен грант на научную работу… Девушка, ожидая продолжения, никак не отреагировала на слова декана, и он был вынужден продолжить:

– Причём, получивший грант должен будет поехать в Германию. Разумеется, по логике получить грант должен самый перспективный учёный. По моей оценке, это Вы, Елизавета Петровна. Но, как Вы понимаете, грант этот и место в Германии Максим Дмитриевич выбивал для Марианны. Вы знаете, она его дочь. А получить грант, это значит… – Тут Александр Германович, понимая, что говорит лишнее, пресёк сам себя и продолжил уже о другом. – Конечно, хотим мы того или нет, Максим Дмитриевич пошлёт в Германию свою дочь. Это не обсуждается! – декан смолк. Последние его слова прозвучали жёстко, а потому особо выделились на фоне его предыдущей тягучей речи. «С чем Максим Дмитриевич пошлёт свою дочь?» – подумала Елизавета. – «И зачем мне говорит это Александр Германович?», но продолжила молчать. Её молчание не понравилось заведующему отделом, и он, чуть раздражаясь, спросил:

– Ну, чего Вы молчите?

– Что Вы хотите услышать от меня?

Вместо ответа заведующий отделом стал сетовать:

– Вы же понимаете, что от меня ничего не зависит! Ровным счётом ничего! Последние слова заведующий отделом почти выкрикнул. Лицо его покраснело. Девушке стало жалко его.

– Не волнуйтесь Вы так, Александр Германович, – сказала она, – я ведь не рвусь… Заведующий отделом прервал девушку криком:

– Ну как не волноваться! – и тут же прервал себя и заговорил уже спокойно: – Ну и правильно, что не рвётесь: чужая страна, чужой менталитет, чужой язык. Вы ведь не знаете немецкий?

– Не скажу, что в совершенстве, но могу на нём общаться, – ответила Елизавета на немецком языке. Александр Германович тоже перешёл на немецкий язык:

– Вот как? – изумился он. – А я и не знал… Где ж Вы так обучились? Выезжали в Германию?

– Нет. У меня был хороший преподаватель – моя мама, – продолжая говорить по-немецки, ответила Елизавета.

– А Ваша мама немка?

– Нет. Она преподаватель языков.

– А я родился в Германии, мой отец был военным, – радуясь возможности отойти от щекотливой темы, на хорошем немецком языке сказал заведующий отделом и стал рассказывать о своём детстве, проведённом в Германии. Закончив рассказ о детстве, он перешёл на русский язык:

– Так значит, Вы готовы к тому, что пошлют в Германию не Вас, а Марианну?

– Простите, не совсем поняла вопрос. В чём должна выражаться моя готовность?

– Ну… Понимаете, институт сам решает, кого выдвинуть на получение гранта, тут нет указчиков, но… – заведующий отделом снова заговорил тягуче – было бы лучше, если бы Вы, Елизавета Петровна, написали отказную.

– Отказную? – переспросила Елизавета, дивясь и самой ситуации, и слову.

– Да… Ну, чтоб всё было формально обоснованно, обстоятельно – скажем так. Этот документ, разумеется, никуда не пойдёт, но пусть бы он был… Это скорее для успокоения совести Максима Дмитриевича.

– Как легко успокоить совесть человека, – ухмыльнулась девушка.

– Вам, молодежи, этого не понять, но мы, старшее поколение, привыкли к порядку…

– К порядку? Выдавать гранд лицу, далёкому от науки, это порядок? Заведующий отделом поморщился.

– Мы говорим о разном. Я имею в виду документацию.

– Я поняла, что вы имеете в виду. А когда будет назначена комиссия по моей работе? Вопрос о комиссии вырвался неожиданно даже для самой Елизаветы.

– Это вам надо обсудить с Максимом Дмитриевичем. Думаю, завтра он захочет встретиться с вами.

***

Но директор пожелал встретиться с Елизаветой в этот же день. «Надо действовать, пока она (о Елизавете) не одумалась, пока не посоветовалась там с кем-нибудь», – решил он.

– Елизавета Петровна, мне Александр Германович сообщил, что вы готовы написать отказную от гранта и поездки в Германию.

– Я получила сегодня от Александра Германовича такое предложение, но готовности его принять не выражала. «Вот стерва!» – подумал директор о Лизе и сказал:

– Да, но ему вы сказали, что не рвётесь ехать в Германию…

– Не рвусь. Но и не отказывалась, я ведь ещё и предложения такого не имела.

– Елизавета, – директор нарочно упустил отчество девушки с целью придать разговору более доверительный тон, – ты – так он тоже назвал девушку с той же целью – не подумай, что твоя работа… твои изыскания, твой труд пропадут. Я…, институт создаст все условия для дальнейшей твоей деятельности, я даже повышу твой оклад.

– Уважаемый Максим Дмитриевич, – с лёгкой едва уловимой ухмылкой заговорила Елизавета, – повторюсь, вы хотите, чтоб я отказалась от того, чего не имею. Вы же ещё не предлагали мне ничего, ещё даже не было комиссии по моей работе. Я думала, что сегодня вы как раз объявите дату.

– Ну а если бы, предположим, вы получили такое предложение, могли бы вы отказаться от него в пользу… ну, скажем, Валерия Сергеевича?

Елизавета, знавшая, что директор хочет послать в Германию свою дочь, была удивлена, услышав имя Валерия. Она подумала, что Максим Дмитриевич изворачивается, называя Валерия вместо Марианны, ей стало как-то неловко за директора.

– Александр Германович говорил, что вы хотите послать в Германию Марианну Максимовну, – заметила она осторожно.

– Да, Марианна едет. Но мне не хотелось бы отпускать её одну. Лучше было бы ей ехать с Валерием Сергеевичем – её женихом, а вернее сказать, даже мужем. Ведь через пару недель они поженятся, хотя это только формальность, они же уже живут вместе.

– Как Вы сказали, живут вместе?

– Да, вы не ослышались. Недели две назад они подали заявление в ЗАГС. Эти двое любят друг друга, вот уже больше года мы с женой наблюдаем их счастье. Моя супруга считает Валерия идеальной парой для нашей дочери. Они же ещё с институтской поры дружат, – говорил Максим Дмитриевич, с радостью наблюдая, как на его слова реагирует Чижова. – И кто бы мог подумать, их студенческая дружба переросла в любовь!

– Этого не может быть! – тихо, но внятно сказала чуть побледневшая Елизавета.

– Почему? – выказал наигранное добродушное удивление директор. – Мы вот с моей супругой тоже учились в одном университете…

– Я про… Валерия Сергеевича, он ничего не говорил мне… – прервала мужчину Елизавета.

– Ну, знаете, я не думаю, что Валерий Сергеевич должен был всем в институте рассказывать о своей любви. Мужчины в отличие от женщин не любят рассказывать о своих любовных делах.

– Да, но мне он говорил…, – девушка осеклась и через пару секунд продолжила. – Валерий Сергеевич не говорил, что собирается жениться, я не знала…

– Вы не верите мне? Так спросите у них самих. А, вот, кстати, посмотрите… Директор взял со стола свой телефон, чуть покопался в нём и стал показывать девушке фотографии, на которых были выглядевшие счастливыми Марианна и Валерий: вот они сидят в обнимку на веранде загородного дома Юценко, вот даже целуются где-то. Несколько фотографий было сделано на фоне здания ЗАГСа. На них опять были счастливо улыбающиеся Марианна и Валерий, а рядом с ними – Максим Дмитриевич и две женщины: одна – помоложе, другая – постарше.

– Это моя супруга, – указывая на ту, что помоложе, прокомментировал Максим Дмитриевич, – а это моя мама, – указал он на женщину в преклонном возрасте. Он хотел показать ещё несколько фотографий Лизе, но видя, что та уже смотрит куда-то в сторону, решил «Сработало» и отложил телефон. Эти фотографии без ведома Валерия и дочери были изготовлены фотографом по заказу Максима Дмитриевича специально для этого случая. Показ их Лизе был одним из этапов его коварного плана.

Не верить фотографиям Елизавета не могла, но и понять поведение Валерия тоже было невозможно. «Он лгал?» Этот вопрос ввёл девушку в стопор. Поняв это, и решив, что сейчас самое время атаковать, Максим Дмитриевич поспешно продолжил свою игру:

– Думаю, молодой паре лучше ехать вместе. Не стоит разлучать их. Конечно, я мечтал о том, чтоб с Марианной поехали именно вы, Елизавета Петровна. Зная вашу доброту, отзывчивость, я специально выбил эти два места – для Марианны и для вас. Я мечтал, что пошлю вас вдвоём, – выкладывал Максим Дмитриевич заготовленную им ложь, – вы всегда помогли бы Марианне Максимовне, но судьба распорядилась иначе.

– А разве места два? – отойдя от шока, спросила Елизавета?

– Да, два гранта и два места. Я ж выбивал их специально под вас с Марианной. Но Валерий Сергеевич уверил меня, что сможет быть Марианне Максимовне опорой во всём.

– Валерий Сергеевич знал, что два человека будут выдвигаться на грант? «Ну вот», – радовался директор, – «наконец-то, выходим на финишную прямую. Только бы сейчас всё провернуть как следует».

– Ну а как же?! Конечно, знал. Он же теперь в нашем доме – свой человек. С самого начала знал. «Какая сволочь!», – мысленно выругалась девушка в адрес Валерия, поняв, насколько подл человек, которого она любила. Ей стало плохо, в глазах чуть помутнело, но не надолго, вскоре всё вернулось в норму.

Видя тяжёлое состояние Елизаветы, Максим Дмитриевич продолжил всё в том же тоне:

– Думаю, вы, Елизавета Петровна, не будете противиться счастью Марианны и Валерия.

– Конечно, нет! Дай Бог им счастья! – искренне высказалась девушка.

– Вот и хорошо. Тогда подпишите это, – ректор подсунул под руки девушки планшет с прижатым листом.

– Что это? – вчитываясь в текст, спросила Елизавета.

– Это документ, подтверждающий, что вы не против того, чтоб в Германию ехали другие учёные, а не вы.

– Да зачем это?

– Это свидетельство того, что у вас нет претензий к институту. Ну, вы же не против того, чтоб поехали молодожёны? Слово «молодожёны» директором было применено специально, оно должно было произвести на девушку особое впечатление и «добить» её.

– Не против, – чуть упавшим голосом ответила Елизавета, беря в руку ручку. Директор тут же подскочил к ней, ловким движением из-под подписанного девушкой листа вытащил второй, но не на полный разворот, а только то место, где Елизавете должно было поставить подпись. Не дожидаясь вопроса девушки, он пояснил:

– Один экземпляр – вам, второй – мне. Вы уж простите, я такой формалист. Я, понимаете ли, подстраховываюсь, я должен знать, что совесть моя чиста.

Елизавета, цепившись мыслями за слово «совесть», быстро метнулись к совести Валерия и снова пришла в ужас «Какой мерзавец!». Ей хотелось скорее отстраниться от чужой грязи, спешно она поставила сою подпись и на втором листе. Директор тут же стянул со стола планшет с подписанными листами, верхний, тот, что был подписан первым, передал девушке, второй тут же вместе с планшетом сунул в ящик своего стола.

– Ну вот, – как-то очень весело почти выкрикнул он, – дело сделано! Вы же не беспокойтесь, Елизавета Петровна, мы тут Вам создадим не худшие условия для работы. Я даже постараюсь решить ваш жилищный вопрос. Вы же у нас живёте в общежитии? Думаю, к новому году мне удастся выбить вам отдельное жильё.

– Спасибо, буду рада. А что насчёт комиссии по моей работе?

– Это мы решим, решим, – как-то очень поспешно, как бы отмахиваясь от темы, ответил директор.

***

Где-то через месяц Елизавета снова обратилась к директору с вопросом о созыве учёного совета для обсуждения её работы, но получила от него уклончивый ответ:

– Куда вы всё спешите, Чижова? Учитывая масштабность работы, её специфику, в комиссию требуются компетентные лица, даже я не смогу дать толковую оценку этой работе. Я занимаюсь этим вопросом, занимаюсь. – В голосе Максима Дмитриевича послышалось раздражение. – Больше не обращайтесь ко мне с этим. Я сообщу вам, когда будет надо. Пока же можете взять отпуск. Съездите куда-нибудь отдохнуть, не всё вам голову ломать. Кстати, почему вы не были на свадьбе Марианны Максимовны? Вы же были приглашены.

– Простите, не смогла быть. Ко мне приезжал брат как раз на эти дни, я не могла его оставить. Я сообщала, что быть на свадьбе не смогу.

– Да, родство превыше всего, понимаю вас, понимаю.

***

Родство Максим Дмитриевич ценил, но Валерия принять душой не мог, что-то настораживало его в этом человеке, которого он мысленно, а при случае и вслух, называл муженьком своей дочери. И хотя Валерий ещё ни разу не обнаружил своей неприязни к Марианне, что-то подсказывало Максиму Дмитриевичу, что для Валерия женитьба на его дочери – это только шанс получить грант и выехать в Германию, то есть стать признанным в научных кругах. Дочери он боялся высказать это своё предположение, а жене как-то высказал. Нелли Арнольдовна отнеслась к этому, по мнению Максима Дмитриевича, очень легкомысленно:

– Мне кажется, они любят друг друга. Посмотри, как Марианночка расцвела!

– Марианна-то любит, кто бы в этом сомневался, а её муженёк…

– Максим, главное – наша дочь счастлива. Под этими словами Нелли Арнольдовна имела в виду ещё и «наша дочь замужем», у неё было опасение, что Марианна останется старой девой, до сих пор у неё не было ни одного ухажёра, хотя выглядела она достаточно приятно, и из семьи состояла хорошей.

– Не суйся к ним, – продолжала она, – пусть сами разбираются. Главное, Марианна обещала пока не рожать. Ну, пока не вернётся. Ты посмотри, как у них всё ладно, он прямо ковром перед ней стелется. Вот и пусть девочка насладится…

– Это-то меня и настораживает, – перебил муж Нелли Арнольдовну, – слишком уж хорошо у них всё, а он – мастер головы дурить.

– Вскружать? – с милой улыбкой спросила женщина.

– Что вскружать? – не сразу понял вопроса Максим Дмитриевич.

– Головы, – чуть подхихикнув, – ответила жена.

– Кружить, вскружать, – не важно! Главное, он мастер в этом, вон как заморочил голову Чижовой! А она – молодец! Я боялся, что она всё бросит и уедет, а ведь ещё надо будет дальше вести работу…

– Я думаю, не одной Чижовой он вскружил голову, ты посмотри, какой он красавец, девчонки на нём, наверное, гроздями висли.

– Неля, ну ты скажешь тоже! Он же не девушка, для него красота – на последнем месте, главное – умение зарабатывать деньги.

– Макс, наших денег хватит и им, и их детям, если будут с умом к ним относиться.

– Да…, – углубляясь в какие-то мысли, отозвался Максим Дмитриевич, – если с умом, то хватит.

– Главное, наша дочь не имеет перед ним никаких обязательств! – с нотками гордости заметила Нелли Арнольдовна. – Надоест он ей, разведутся.

– Как у тебя всё просто.

– Ну, а что? Если он начнёт к ней плохо относиться, пинка ему под зад и всё. Им же нечего делить. Он гол, как сокол. У него только фигура и мордашка. «Неужели она действительно считает его красивым?» – подумал о жене Максим Дмитриевич. – «Обычный мужик. Да и никто на нём не вешался. Даже к Чижовой-то он сам всё подкатывал и, думаю, неспроста».

– Да, он гол. Только бы не подвёл с работой.

– С какой работой? – настороженно спросила Нелли Арнольдовна.

– Да это наши институтские дела…

***

Работу Чижовой Елизаветы по задумке директора надо было представить как работу Марианны. Заведующий отделом, знавший о том, сомневался, что Марианна сможет представить работу комиссии, а потому предложил представлять работу в соавторстве с самой Чижовой.

– Да вы что, Александр Германович! Это недопустимо. Забудьте про Чижову. Никто, – тут директор поднял голос, глаза его злобно сверкнули, – вы поняли? Никто не должен знать, что Чижова имеет к этой работе какое-то отношение. Она сама отказалась от авторства, хотя, конечно, она внесла определённый вклад в эту работу. «Ничего себе!» – мысленно возмутился заведующий отделом, и, желая скрыть своё возмущение, нарочито закашлялся и отвернулся. «Отказалась от авторства?», – размышлял Александр Германович, – «Да быть этого не может». Любопытство взяло верх, и он решился задать вопрос:

– Она сама вам это сказала?

– Ну не выдумал же я это! Вот, смотрите, она даже подписала отказную. Максим Дмитриевич полез в ящик своего стола. «Речь велась об отказной от гранта и поездки в Германию, но об отказе от работы он (о директоре) не говорил. От своей работы Елизавета не могла отказаться. Неужели он подкупил её? Не может быть! Скорее всего, это воровство. Жалко, жалко девчонку (о Елизавете)», – думал Александр Германович в ожидании того, когда ему директор представит отказную.

– Вот, смотрите, Александр Германович, это она подписала сама. Директор подсунул чуть ли не под нос заведующему отделом лист, тот хотел принять его в руки, но директор не выпустил бумагу и предложил:

– Оденьте очки. Заведующий отделом достал из внутреннего нагрудного кармана очечник, из него – очки, надел их и, чуть отстранив от себя руку директора, стал читать текст отказной. В тексте было сказано, что Чижова Елизавета Петровна, оказавшая содействие Юценко Марианне Максимовне в изыскательских работах по теме (тема работы была названа так, как и значилась у Елизаветы), а именно (были названы две лабораторные работы, якобы выполненные при участии Лизы), ни на соавторство, ни на какое либо вознаграждение не претендует, претензий к автору работы Юценко Марианне Максимовне не имеет. Под документом стояла подпись Лизы.

Максим Дмитриевич внимательно следил за реакцией Александра Германовича. Заведующий отделом снова не удержался и спросил:

– Ну, как? Как вам удалось уломать её?

– Да ну что вы, она сама признала автором Марианну и сама поставила свою подпись.

– Думаю, если дело дойдёт до суда, Чижова сможет доказать, что… действовала, к примеру, в состоянии аффекта.

– Наша с вами задача, дорогой Александр Германович, не допустить, чтоб дело дошло до суда. Нам надо срочно создать комиссию и утвердить работу Марианны. Вы должны заняться этим. Думаю, комиссию лучше назначить на субботу. Вот список, примите, – Максим Дмитриевич протянул Александру Германовичу небольшой лист. – Этих лиц Вам надо пригласить, и намекните всем, что по окончании защиты работы я приглашаю всех в … – директор назвал самый дорогой ресторан.

– Суббота… Это не совсем удобно, как к этому отнесутся… А вдруг кто-то не согласится? – с растерянностью в голосе спросил заведующий отделом. «Никто не откажется, каждому уже оплачено», – подумал директор, а вслух сказал:

– Не думаю, что кто-то откажется. Вы же скажете всем, что будет рассматриваться работа Марианны Максимовны.

– А Чижова?

– Что Чижова?

– Она… От неё не будет никаких неожиданностей?

– Она ничего не должна знать о созыве комиссии! – приказным тоном ответил директор. – Ни она, ни кто-либо другой! Ваша задача как раз и состоит в том, чтоб обеспечить полную конфиденциальность. Уверен, вы справитесь.

– Я-то что, но не подведут ли нас члены комиссии? Ведь наверняка кто-то кому-то проболтается. Я могу всех предупреждать о конфиденциальности?

– Вряд ли это нужно…

– Будут спрашивать, почему в субботний день, с чем связана такая конфиденциальность.

– Не будут! – жёстко ответил директор, которому поднадоели вопросы заведующего отделом. – Ваша задача пригласить всех. Секунды через три он добавил:

– Без объяснений! «Значит, у него (о директоре) всё схвачено», – подумал заведующий отделом. – «А ведь в списке значится и Репликов, неужели и он прогнулся. Интересно, сколько он им дал?»

***

– Максим Дмитриевич, – заговорил вошедший в кабинет директора заведующий отделом, обхватив одной ладонью другую, что выдавало его большое волнение, – мы будем сообщать Чижовой, что… комиссия по её работе уже состоялась?

– Нет, её работы мы ещё не имеем. Комиссия состоялась по работе Юценко Марианны Максимовны, но знать об этом Чижовой незачем. Хотя, когда она вас спросит о комиссии, вы, разумеется, скажите, что работа рассмотрена, одобрена. И дайте ей тут же понять, что автор этой работы не она, а Юценко Марианна. Вы, кстати, оформили документы на Юценко (Марианна на случай по совету родителей оставила свою фамилию) и Платонова?

– Да, всё оформлено. Александр Германович не решился применить глагол в первом лице, так как оформлением документов занимался не он.

– Хорошо. Теперь ваша задача не допустить шума вокруг этого. Заведующий отделом понял, о чём говорит директор, но сделал вид, что не понял.

– Какой шум может быть? Мы отправляем в Германию наших лучших учёных.

– Так-то оно так, но Чижова не устроит шумиху?

– Не думаю.

– Надо сделать так, чтоб не устроила, и чтоб никто не возникал. Вы вот что, Александр Германович, вы сами сообщите ей, что работа рассмотрена и одобрена. Что автор работы Юценко Марианна, а она (о Чижовой), пусть продолжает свои изыскания и, тогда, возможно, будет рассмотрено в дальнейшем их соавторство. Ведь, если я не ошибаюсь, до цели ещё идти и идти. Что там, в итоге должно получиться? Предстоит синтезировать или как правильнее выразиться, создать робот-вирусолов. Марианне будет трудно справиться с этим одной, а вдвоём они справятся.

– Так мне сообщить Чижовой, что… работа, над которой она работала, была рассмотрена на учё…

– Зачем? – раздражённо выкрикнул директор, мотнув головой в знак негодования. – Зачем это «над которой она работала»? У работы что, нет названия? Так прямо и говорите: работа такая-то Юценко Марианны Максимовны! Александр Германович, не мне вас учить! За столько лет соседства мы должны уж друг друга понимать с полуслова. – Директор намекал на то, что когда-то он помог заведующему отделом купить рядом с собой дачный участок. – Вы, сами-то не лезьте, а когда она вас снова спросит о комиссии, скажите ей это. И дайте ей понять, если она заупрямится, ей у нас не место. И, пожалуйста, после разговора с ней доложите мне, что да как.

– Вас понял, – сказал Александр Германович и стал разворачиваться к выходу, но директор его остановил:

– И вот ещё что… Дождавшись, когда Александр Германович вновь развернулся к нему, он продолжил:

– Давайте-ка мы с вами и сыну вашему прикупим участок в Дубках. А что? Надо окружать себя своими людьми. Я уже присмотрел там один участок. С домом. Ну, при желании дом можно будет или снести или надстроить.

«„Мы прикупим участок“ – что он имеет в виду? Может, хочет отделаться лишь тем, что „присмотрел один участок“», – успел подумать Александр Германович и тут же задал вопрос:

– Вы готовы помочь деньгами?

– А что не помочь хорошему человеку? Тем более, что вы помогаете моей дочери. Я тоже хочу помочь вашему сыну.

– В Дубках большие цены.

– Я помогу. Неужто, мы вместе не осилим?

– Ну, разве только с вашей помощью, Максим Дмитриевич.

– Ну, а я о чём?

Александру Германовичу хотелось конкретики, хотелось знать, сколько именно денег даст Максим Дмитриевич, ведь и половина – помощь, и одна десятая – тоже помощь, но задать этот вопрос своему начальнику он не отважился, интуиция подсказывала ему, что Максим Дмитриевич не назовёт ему цифру, но и оставаться в неведении он тоже не хотел, а потому чуть поколебавшись, всё же спросил:

– Так что, на половину-то стоимости Фёдор может рассчитывать?

– Ну, Изюмов, ну вы даёте! Вы же сами знаете, сейчас там баснословные цены. Фёдор говорил мне, что ему недостаёт пять миллионов. «Всего-то…», – разочарованно подумал Александр Германович. – «Его дочери – мировое имя, а моему Феде – всего пять миллионов». На лице заведующего отделом было написано разочарование.

«Ишь, куда хватанул! Он решил, что я его сыночку выложу громадные деньги. Радовался бы, что я держу его при себе… Дачу купить ему помог. Какая же он неблагодарная скотина!», – подумал Максим Дмитриевич о заведующем отделом, а вслух радушным тоном сказал:

– Вы, Александр Германович, похоже, принимаете меня за подпольного миллиардера. Нет, купить дачу я ему не смогу, да и не справедливо было бы это, я ещё и своей Марианнке ничего не купил, но помочь по-дружески готов: я – два с половиной миллиона, и вы – два с половиной. «Два с половиной!», – внутренне возмутился заведующий отделом, но ничего не ответил. Лицо его покраснело, правая ладонь прикрыла левую. Секунд пять мужчины молча смотрели друг на друга, потом заведующий отделом со словами «Я пойду» стал разворачиваться к выходу.

– Передайте Фёдору, что как только он будет готов к оформлению сделки, я перечислю ему два с половиной миллиона. Александр Германович вышел молча.