1941 – Своих не бросаем

Пришлось сбрасывать очарование летнего вечера и снова вспоминать о том, что идет война, и эта война диктует свои обстоятельства, избежать которых нельзя. Вот так и эта замечательная романтическая прогулка, под давлением неизбежных обстоятельств, закончилась в отдельной палате, где под охраной залечивал свою челюсть и другие, пострадавшие от несдержанности в высказываниях, внутренние органы, пленный немецкий гауптман. Поскольку Сергей твердо решил получить от немца все нужные ему сведения именно сейчас, а говорить немец в принципе мог, но через сильную боль и совсем не членораздельно, для общения с ним пришлось задействовать не только Танечку в качестве переводчика, но и блокнот с карандашом из трофейного офицерского планшета. Сергей задавал вопрос, Таня переводила, немец писал ответ, который Таня читала и переводила уже Сергею. Вопреки некоторым опасениям Сергея, гауптман отвечал на вопросы добровольно и без принуждения. Может быть, потому, что к нему сегодня уже заходили особисты, которые, судя по текущему состоянию немца, от себя добавили ему несколько физических замечаний за вероломное нападение Германии и лично гауптмана на Советский Союз. А может быть, еще и потому, что вопросы Сергея не были похожи на допрос и почти не касались аспектов боевой организации Вермахта. Вопросы были больше «житейские» и касались в основном организации хозяйственно-бытового обеспечения немецких частей, а также системы снабжения войск в различных условиях.

«Разговорив» гауптмана, Сергей плавно подвел его к конкретике, а именно к тому, где и как его рота получала снабжение всем необходимым при сосредоточении в приграничных районах перед войной с СССР и позднее, при ведении боев на советской территории. А также об известных ему планах развертывания системы тыла и снабжения немецкой армии при планируемом дальнейшем продвижении войск по территории Белостокского выступа. И тут, в ответе гауптмана, его ждал большой сюрприз. Поначалу злорадно ухмыльнувшись и тут же скривившись от боли в челюсти, немецкий офицер что-то быстро застрочил по блокноту. А Сергей, дослушав перевод написанного гауптманом приличного куска текста, сначала глубоко задумался, быстро просчитывая и сопоставляя варианты дальнейших действий в соответствии с полученной информацией. Потом забрал у немца блокнот и под руку вывел Татьяну в коридор.

– Огромное вам спасибо, Танечка, что бы я без вас делал!

Татьяна в ответ радостно заулыбалась.

– Пожалуйста! Я же говорила, возьмите меня к себе, я вам пригожусь и в составе вашей группы обузой не буду.

После этого Сергей не удержался, схватил девушку в охапку и быстро поцеловал в уголок губ, после чего оставил слегка ошеломленную столь быстрыми изменениями обстановки девушку в одиночестве и понесся к Трофимову, на ходу успев шепнуть Тане, что ее желание может вскоре исполниться. То есть с собой в немецкий тыл он ее, конечно, не возьмет, потому что опасно, но вот чтобы Таня, в качестве штатного медика, ждала и лечила Сергея и его бойцов в пункте базирования группы, над этим вопросом он работает, надо только немного подождать.

Трофимов сидел у себя в кабинете и напряженно трудился, занимаясь непривычным делом – вопросами комплектования техникой и личным составом столь необычно для нынешнего времени сконфигурированной группы лейтенанта Иванова. С этим пока все складывалось непросто, в полном соответствии с крылатым выражением товарища Сталина: «Кадры решают все». Поскольку кадров, потребных именно «здесь и сейчас», сейчас и здесь как раз не было.

Казалось бы, чего проще – в целой танковой дивизии, в которой по штату пятьдесят шесть средних пушечных бронеавтомобилей, найти шесть единиц радийных машин последней модификации с опытными экипажами. Здесь тебе и отдельный разведывательный батальон, и разведроты в каждом из двух танковых и одном моторизованном полках. Но тут, как говорится, есть один нюанс. Саму технику выделить не проблема – проблема в том, что к ней нужны опытные и уже прошедшие боевое слаживание экипажи. А вот тут и начинаются проблемы, потому что перед войной, чтобы быстрее повысить общий уровень обученности и подготовленности личного состава в условиях резкого наплыва техники и молодого пополнения, опытные экипажи дробили и формировали по-новому, с таким расчетом, чтобы на одного старослужащего в экипаже приходились один-два новобранца. К тому же выбор техники и экипажей сейчас был дополнительно ограничен тем обстоятельством, что наиболее перспективное для целей отбора бронетехники и экипажей подразделение, а именно 33-й отдельный разведывательный батальон танковой дивизии, был дислоцирован не в Сокулке, а в близлежащих населенных пунктах Сокульского района. Та же история и с грузовиками – 33-й автотранспортный батальон дивизии тоже был дислоцирован не в самом городе, а в расположенной неподалеку деревне Шишки, примерно в пяти километрах. Это и понятно, и логично – и так, при определении дислокации 33-й танковой дивизии, в небольшой городок втиснули два танковых и гаубичный артиллерийский полк, это не считая отдельных батальонов и дивизионов. Но теперь придется, видимо, сначала собирать технику, а потом комплектовать для нее экипажи по принципу «с бору по сосенке», выдергивая наиболее опытных и подготовленных специалистов из разных подразделений. Однако это все решаемо, до завтра и технику, и транспорт с обученными и опытными экипажами подобрать можно. Найти хорошего сапера – вот проблема. Перед войной почти всех хороших саперов, как и большинство других специалистов инженерных частей, перебросили к границе, для оказания помощи в лихорадочном строительстве и оборудовании укрепрайонов вновь создаваемой «Линии Молотова». В частях остались унылые и практически бесполезные середнячки – только чтобы были, на всякий случай. И если в отношении техники, транспорта и личного состав для обучения, из числа наиболее подготовленных младших командиров разведподразделений дивизии, Трофимов был уверен в том, что все это будет самое лучшее из возможного, то в отношении сапера у него такой уверенности не было, отсюда напряженные размышления и поиски решения проблемы.

И размышления, и поиски Трофимова были прерваны деликатным стуком в дверь. Получив разрешение, в кабинет скорее просочился, чем вошел, лейтенант Иванов с блокнотом в руках, который, после молчаливого жеста Трофимова, сел на стул, преувеличенно аккуратно положил блокнот на стол и с загадочной полуулыбкой негромко обратился к своему куратору.

– Товарищ бригадный комиссар. В свете вновь открывшихся обстоятельств, у меня есть для вас предложение, от которого, очень надеюсь, вы не сможете отказаться.

Трофимов, и так пребывавший в не самом лучшем расположении духа, нутром почуял, что лейтенант принес с собой очередные проблемы, поэтому набычился и резко спросил:

– Ну, что ты там еще задумал, лейтенант?!

– Это не я задумал, товарищ бригадный комиссар, – успокаивающим тоном и по-прежнему с легкой улыбкой произнес Сергей. – Это негодяи фашисты задумали, а у нас с вами есть очень неплохие шансы им эти их задумки поломать.

– Излагай, – уже чуть мягче сказал Трофимов, привычно открывая свой блокнот и готовясь помечать отдельные, наиболее важные, моменты беседы.

– Я только что из медсанбата, где разговаривал с раненым немецким командиром роты, который вместе со своей ротой так неудачно для него подвернулся под сапог нашей группе при возвращении в Сокулку…

– Подожди, лейтенант!!! Как это – ты с ним разговаривал?! Он же из-за переломов челюсти разговаривать не может, его сегодня мои особисты допросить пытались, так он, сволочь, только мычал что-то непонятное.

– Виноват, товарищ бригадный комиссар, неточно выразился, – снова улыбнулся Сергей. – Я с ним письменно разговаривал – писать-то эта фашистская гадина может. Вот я ему вопросы и задавал, он ответы на них вот в этом блокноте записывал, а моя знакомая – военфельдшер Татьяна Соколова, которая, помимо того, что хороший врач, так еще и в совершенстве знает немецкий язык, написанное немцем читала и мне переводила.

– Вот же, хитрый… пройдоха! – невольно вырвалось у Трофимова. – Нет, ну ты посмотри, и тут он свои необычные штучки измысливает. Придумал ведь, шельмец, даже как у временно немого врага информацию получить, а моим специалистам по допросам нос утер!.. Кстати, твоя знакомая Татьяна Соколова – это случайно не та девушка-врач, что ты из рейда по немецким тылам привез? – хитро прищурился Трофимов, угрюмость и задумчивость которого в ходе столь необычного диалога как-то постепенно улетучились и перестали давить на нервы. – А впрочем, ладно, о твоей знакомой позже. Продолжай про немца.

– Продолжаю про немца, товарищ бригадный комиссар. Помимо прочей интересной и важной для нас информации о системе снабжения и организации работы тыловых служб вермахта немецкий гауптман сообщил, что в населенном пункте Суховоля, точнее, на его окраине, немцы организовали временный сборный пункт, по типу концлагеря, для приема и содержания советских военнопленных. Там уже сейчас собраны больше двух тысяч наших пленных бойцов и командиров – причем пока и бойцы, и командиры собраны в одном месте, только содержатся в разных отделениях лагерного сборного пункта. Помимо функции сбора пленных этот пункт выполняет также функции временного рабочего лагеря – в нем собрано много специалистов строительных участков 68-го Гродненского и 66-го Осовецкого укрепрайонов, а также значительное количество личного состава строительных батальонов, которые перед войной перебросили к границе для ударного строительства этих самых укрепрайонов. Теперь эти специалисты и остальные пленные временно – до момента их отправки в постоянные концентрационные и рабочие лагеря на территории Польши и Германии – используются немцами в качестве бесплатной рабочей силы для различных работ, в том числе для работ по демонтажу объектов и сооружений укрепрайонов, сбору нашей и немецкой битой техники.

Трофимов выслушал Сергея и задумчиво уставился на карту, отыскивая на ней Суховолю.

– Странно, почему концлагерь, пусть и временный, немцы организовали именно там? Железной дороги там нет, сам населенный пункт небольшой, даже сразу и не скажешь, это маленький городок или очень большая деревня. Что об этом думаешь, лейтенант?

– Я думаю вот что, товарищ бригадный комиссар. Вот, посмотрите, по карте видно, что Суховоля, а здесь он указан как небольшой город, расположен примерно в центре неправильной трапеции, в углах которой Белосток, Гродно, Августов и Граево, а стороны образованы железными и шоссейными дорогами. Примерно посередине этой трапеции проходит почти параллельно границе рокадное шоссе Осовец – Домброво, и Суховоля находится также примерно посередине этого шоссе. Более того, от нижнего левого угла трапеции, из Белостока, через Суховолю к ее верхнему правому углу, Августову, и далее в Польшу, на Сувалки, тоже идет шоссе, причем идет почти по прямой, с небольшими изгибами. Думаю, немцы просто сочли для себя удобным собирать пленных в этом центре со всей округи, чтобы потом их было удобно транспортировать дальше пешим порядком, не загружая лишний раз и так сейчас перегруженную снабжением их наступающих войск железную дорогу.

– Ну, хорошо, лейтенант, допустим, это действительно так. Что дальше?

– А дальше, рассудите сами, товарищ бригадный комиссар. Немцы сейчас фактически делают за нас нашу работу – собирают личный состав разбитых и потерявших управление подразделений со значительной территории в одну кучу и в определенном месте, о котором нам стало известно. Осталось только уже собранных людей оттуда вовремя забрать. А хлебнув немецкого «гостеприимства», и прочувствовав на собственной шкуре идеологию обращения «высшей расы» с остальными малоразвитыми народами, в особенности со «славяно-азиатскими дикарями», даже те из них, кто не был захвачен в бою, а сдался в плен сам, – по различным причинам, но сам, добровольно, – уже сейчас наверняка кардинально пересмотрели свои убеждения. И, если их сейчас освободить, вооружить и поставить в строй, более беспощадных к немецким захватчикам бойцов трудно будет найти. Еще момент. Наши бойцы и командиры там обретаются пока недолго – два-три дня. Злобы и ненависти к фашистам, как я только что сказал, у них сейчас уже через край. А вот физические кондиции от тяжелой работы, скудного питания и бесчеловечного обращения с ними со стороны лагерной охраны серьезно снизиться не успели. Соответственно, и боевая эффективность после освобождения у них будет близка к максимальному уровню. И последнее. Подумайте, товарищ бригадный комиссар, какой моральный и идеологический эффект произведет появление бывших пленных в составе наших частей, их рассказы о плене и освобождении. Вот вам две темы для обсуждения в солдатской среде, так сказать, навскидку. С одной стороны, мы своих не бросаем, специально вернулись за ними аж в немецкий тыл, с другой – после рассказов бывших пленных об условиях содержания и обращении с ними там вряд ли кто захочет сдаваться в немецкий плен добровольно.

– Согласен, лейтенант. Со всем, что ты сейчас изложил, согласен! Что конкретно предлагаешь?

– Перехожу к конкретике, товарищ бригадный комиссар. Вы сейчас сами подтвердили, что необходимость освобождения советских пленных не вызывает у вас никаких сомнений или возражений. Но есть обстоятельства, которые требуют сделать это как можно быстрее, и именно поэтому я и прибежал к вам на ночь глядя. Дело в том, что раненый гауптман сообщил о двух моментах, которые вынуждают нас очень поторопиться с атакой лагеря и освобождением наших пленных. Первое. Сейчас охрана концлагеря относительно небольшая, да и в самом Суховоле немецких войск немного – максимум, пехотный батальон. Ну, может быть, еще какие-нибудь части усиления типа артиллерийского дивизиона из состава пехотного полка или приданной из резерва командования роты легкой бронетехники. Не факт, что потом охрану не усилят или не расквартируют в этом населенном пункте дополнительные части. В Суховоле ведь до войны, помимо управления и штаба 27-й стрелковой дивизии, был дислоцирован еще и ее стрелковый полк, так что места для дополнительного размещения своих подразделений немцам хватит. Второе. Раненый гауптман сообщил, что в сборный пункт постоянно прибывают новые партии пленных, вследствие чего он уже переполнен, а расширять его не планируется. Поэтому со дня на день значительное количество пленных большой колонной и пешим порядком погонят из Суховоли в Августов и далее через границу в Польшу, в Сувалки. Там крупный транспортный узел и центр снабжения третьей танковой группы вермахта. И уже оттуда их будут по железной дороге отправлять дальше, в различные постоянные концлагеря на территории Польши и Германии. Как видите, товарищ бригадный комиссар, действовать необходимо немедленно, и планируемый на послезавтра выезд придется перенести на сегодняшнюю ночь, в крайнем случае – на утро.

Трофимов вновь почувствовал раздражение. Да, пленных освобождать надо, это даже не обсуждается. И резоны лейтенант Иванов привел правильные, и описал все очень точно. Но вот как, каким образом и какими силами их освобождать… Ведь сейчас по вновь создаваемой группе лейтенанта Иванова ничего еще толком не готово – ни техника, ни транспорт, что он просил, ни личный состав для прикомандирования и обучения… Сейчас уже вечер, если выезжать в ночь – осталось всего несколько часов! Авантюра, по-другому не скажешь. А ведь эту авантюру еще надо согласовывать с Титовым и как-то обосновывать личное участие в ней лейтенанта Иванова, которого ему приказали всеми силами оберегать от всяких опасных похождений…

Попутно, вкупе с раздражением, к Трофимову припожаловала и профессиональная подозрительность, которая помогла сформулировать закономерный вопрос, а откуда это раненый командир обычной немецкой пехотной роты так много знает о концлагере и, вообще, о размещении немецких войск в Суховоле? Уж не ловушка ли это? Лейтенант Иванов об этом не подумал?

– Подумал, товарищ бригадный комиссар, – ответил на вопрос Трофимова Сергей. – И по результатам беседы с гауптманом могу с весьма высокой степенью вероятности сказать, что если немец и врет, то в мелочах. А знает так много о концлагере и немцах в Суховоле потому, что его рота как раз входила в состав батальона 329-го пехотного полка 162-й пехотной дивизии 20-го армейского корпуса вермахта, который, после отступления частей нашей 27-й стрелковой дивизии от границы и оставления Суховоли, был направлен для занятия этого населенного пункта. И этот же пехотный батальон попутно должен был обеспечить охрану организуемого там временного сборного лагерного пункта военнопленных. А рота нашего бравого гауптмана первоначально была выделена командиром батальона именно для охраны лагеря. Но гауптман, вероятно, слишком сильно захотел поиметь славу непобедимого арийского героя и уговорил командира батальона разрешить его роте вместо охраны лагеря преследование отступающих от Суховоли в сторону Сокулки дезорганизованных частей Красной армии. Преследовал, догнал и приступил к уничтожению. А тут вдруг сзади мы… Дальше эту историю облома героических немецких военных вы уже знаете. В результате, надеюсь, этот бравый арийский гауптман если и станет когда-нибудь героем, то только героем перевыполнения плана лесозаготовок где-нибудь на Колыме. Ирония судьбы – концлагерь от него все равно никуда не денется, только собственная роль в процессе движения материи поменяется: вместо охраняющего гауптман охраняемым станет.

– Ну, хорошо, лейтенант. Допустим, ты меня убедил в необходимости срочно выдвигаться в немецкий тыл и освобождать пленных. Но как, какими силами и средствами ты собираешься это делать?!

– Ничего невозможного, товарищ бригадный комиссар. Обычное дело – скрытное выдвижение, разведка местности, в том числе путей подхода и отхода, короткая, но интенсивная ночная атака и уничтожение расслабленной текущим ходом войны охраны, затем отвод пленных с постановкой заградительных и отсекающих засад. А дальше, как говорится, война план покажет. Я тут прикинул, мне не так уж много людей понадобится. Возьму свою группу, взвод броневиков старшего сержанта Гаврилова, транспорт, что мы с вами сегодня оговаривали, да и пойду. Вот только нужно будет с собой дополнительно пару медиков взять – они нам там понадобятся, поскольку, сильно подозреваю, раненых в лагере будет много, а вопросами медицинского обслуживания советских пленных немцы не занимаются принципиально. И, к слову, раз уж речь зашла о медиках и медицине… пользуясь случаем, хотел попросить вас, товарищ бригадный комиссар, прикомандировать к нашей группе в качестве врача в пункте постоянной дислокации военфельдшера Татьяну Соколову и…

Договорить Сергей не успел – его речь прервал рев Трофимова, чье копившееся в течение дня раздражение наконец нашло удобный повод и вырвалось наружу.

– Что?! Молчать!.. Ты что же, лейтенант, считаешь, что война вокруг тебя – это игрушки?! – бушевал бригадный комиссар. – С нами сейчас что, дети несмышленые воюют, которых ты, играючи, одной левой, побеждать собрался?! Или ты бессмертным себя возомнил?! Или тебе успех пары удачных диверсий в голову ударил – и ты вообще перестал обстановку адекватно оценивать?!. – Чуть успокоившись, Трофимов продолжил: – В общем, так, лейтенант. Если не хочешь до конца войны сидеть в глубоком тылу под усиленной охраной, ты со своим шапкозакидательством в стиле «одним махом семерых побивахом» заканчивай. Я вообще считаю, что риск предстоящей операции по освобождению пленных слишком велик и тебе лично там делать совсем нечего. Но очень уж ты, засранец, повод важный нашел – советских людей из плена вызволять. А я просто не представляю себе, кто, кроме тебя, с твоей удачливостью и опытом из будущего, сейчас это сделать сможет. Поэтому и не отказываю тебе в этой попытке. Но ты – не наглей! И количество бойцов для рейда я сам определю! И в рейд с тобой, как уже говорил, лично пойду, а то, боюсь, ты решил всех немцев на территории Белоруссии один победить. – И, уже совсем успокоившись, добавил: – А военфельдшера Соколову, эту твою, гм… знакомую, я к организуемому отряду прикомандирую, раз уж ты так сильно хочешь, чтобы она поближе к тебе была. Это как раз не сложно будет сделать. И пару санинструкторов ей в помощь найдем. Может быть, хотя бы ради нее ты перестанешь в немецких тылах на рожон лезть.

Потом Трофимов снял телефонную трубку и принялся сыпать распоряжениями.

А Сергей, в режиме «ошпаренной кошки», помчался готовиться к экстренному выезду сам и готовить своих бойцов, технику, вооружение и все остальное, попутно нет-нет, да и размышляя на втором плане сознания о том, как там все сложилось сегодня у Хацкилевича, в Белостоке?..

Глава 5

Небольшая колонна в составе автомобиля командующего 6-го мехкорпуса генерал-майора Хацкилевича, пары средних пушечных броневиков и двух грузовиков с бойцами взвода охраны медленно ползла по ямам и воронкам основательно разбитого немецкой авиацией шоссе, вдобавок к ямам и воронкам весьма плотно загроможденного брошенной на нем техникой, как сгоревшей в результате налетов немецкой авиации, так и просто оставленной прямо на дороге в результате поломок. И эта медлительность перемещения по всего лишь сорокакилометровому отрезку дороги между Сокулкой и Белостоком Хацкилевича весьма сильно раздражала. Раздражала потому, что сейчас был дорог каждый час и сам он, на своем вездеходном автомобиле Газ-61 – специальной модификации «эмки» для высшего командного состава Красной армии со всеми ведущими колесами – мог бы даже по этому, разбитому и загроможденному шоссе, ехать значительно быстрее. И, наверное, уже с час назад был бы на месте. Но вот охрана… Приданные броневики охраны еще могли бы угнаться за его вездеходом по такой дороге, а вот грузовики с бойцами – уже никак.

На обязательном и отныне постоянном наличии охраны, да еще не только в виде пары броневиков, но и целого взвода бойцов на транспорте и с автоматическим оружием, вчера и сегодня утром упрямо настаивал все тот же неугомонный лейтенант Иванов – ну, прямо все уши прожужжал. А бригадный комиссар Трофимов и дивизионный комиссар Титов, после того, как прослушали короткий, но эмоциональный рассказ лейтенанта Иванова о том, что сейчас вытворяют в советских тылах переодетые в форму Красной армии диверсионные спецгруппы 800-го «учебного» полка особого назначения «Бранденбург», прониклись. И прониклись настолько, что единым фронтом выступили в поддержку идеи выделения для новоиспеченного командующего Белостокским укрепрайоном постоянной охраны в целях обеспечения его безопасности. Хацкилевич выслушал заинтересованные стороны, внял объективным доводам и вот теперь, в компании Титова и в состоянии сильного раздражения, медленно тащился по разбитой дороге.

Хотя сам себе Хацкилевич мог бы признаться, что его раздражение было вызвано не только и не столько медленной скоростью передвижения по разбитой дороге. Основная причина плохого настроения генерал-майора крылась в другом: в том, что он вот уже более двух суток – с тех самых пор, как его 6-й мехкорпус не смог выполнить боевую задачу под Гродно и уже там, потеряв чуть ли не половину своей материальной части, вынужден был начать постыдное отступление – сам себе не мог ответить на два вопроса, которые постоянно крутились у него в голове. Нет, не те два извечно знаменитых в русской философской и культурной мысли вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?» Два других, но тоже очень актуальных и не менее философских в данной ситуации вопроса: «Как?» и «Почему?»

– Как?! Как немецкие войска смогли всего за несколько дней войны разгромить в приграничных боях большую часть и дезорганизовать все остальные войска первого, наиболее оснащенного и боеготового, эшелона обороны Западного особого военного округа? Как получилось так, что его 6-й механизированный корпус, объективно наиболее укомплектованный, оснащенный и подготовленный мехкорпус ЗОВО, лучший на всех учениях и по результатам всех проверок, в первые же дни войны понес такие ужасающие потери? Потери, поставившие крест на возможности использования мехкорпуса не только в качестве основного оперативно-тактического соединения подвижных войск Красной армии, но и в принципе как самостоятельного боевого соединения? И если бы не так вовремя поступившая информация о том, что отступать от Гродно на Волковыск и далее на Слоним смерти подобно, сейчас его 6-й мехкорпус уже вообще прекратил бы свое существование в качестве организованной боевой части…

И второй, не менее актуальный вопрос – почему?

Почему доблестная Рабоче-Крестьянская Красная армия, на обучение и оснащение которой весь советский народ, в едином порыве, не жалея ни сил, ни средств, отдавал последнее и которая так долго и упорно готовилась к неизбежной войне, в результате оказалась настолько не готова к этой войне, что немецкие войска наступают там, где хотят и как хотят, при этом как будто даже не ощущая сопротивления советских войск?!

Почему созданная перед этой войной советскими военными теоретиками и принятая в РККА в качестве новой военной доктрины, внесенная в боевые уставы концепция «глубокой наступательной операции», эффективность и целесообразность которой потом постоянно доказывалась военачальниками всех рангов, вплоть до нынешнего начальника Генерального штаба РККА Жукова, на различных маневрах и командно-штабных играх, в первые же дни войны потерпела столь сокрушительное фиаско?