Легион: Рим должен пасть. Карфаген атакует. Ганнибал Великий

– Я тоже в конную армию не рвусь, – согласился Федор. – В общем, скутум больше для маневра и обороны нужен.

– Понял наконец, – удовлетворенно заметил Квинт. – Я смотрю, у вас в Калабрии ни хрена об оружии не знают.

– Да откуда нам, – подыграл ему Федор, которому надоело обижаться на рыбака, видевшего себя уже центурионом. Не бить же ему рожу из-за этого, еще покалечит, не дай бог. – Одни рыбаки да крестьяне. Темнота.

– Ага, – согласился Квинт. – Давай, калабриец, выбирай себе скутум и пошли дальше. Нам теперь вдвое медленнее ходить придется с такой тяжестью, а еще пилумы покупать.

Федор подошел поближе к товару. Щиты были в основном трех оттенков: красного, коричневого и даже светло-розового. На многих имелись изображения кабанов, волков, львов и еще каких-то трудно узнаваемых животных – художник, намалевавший всех этих хищников, скорее всего, работал по памяти и никогда в глаза живого кабана не видел. А память его, похоже, часто подводила, поскольку отыскать даже двух похожих кабанов или волков у Федора не получилось. Но основная масса щитов оказалась просто разукрашена парой незамысловатых виньеток и ни на каких хищников не претендовала.

Глянув на Квинта, который уже расплачивался с лавочником за щит, Федор выбрал себе красный скутум с простыми виньетками и без всяких животных. Хотя Квинт ему ничего не разъяснял на сей счет, но у сержанта появилось навязчивое ощущение, что животные эти означали принадлежность к конкретным легионам, не имевшим к морпехам пока никакого отношения. Точнее, он уже знал, что морская пехота и флот Тарента должны поддерживать с моря четвертый легион, военный трибун которого по рангу даже круче Памплония и поставлен над ним командующим. Но какой у ведущего легиона символ и существует ли он вообще, центурион новобранцев не просветил, видно, считал, еще рано. А сам Чайка разузнать не озаботился.

На обратной стороне обтянутого войлоком и кожей щита имелась деревянная ручка. Федор взялся за нее, примерился, покачал щит на руке. Тот действительно тянул килограммов на десять. Долго таким махать – рука устанет. Хотя привыкнуть можно ко всему. А без щита в рукопашном бою жизнь становится вдвое короче.

– Ты еще про какие-то поножи рассказывал, – напомнил Федор, отсчитав лавочнику несколько ассов.

– Точно, – подтвердил Квинт. – Забыл совсем с твоими щитами. Вон они, выбирай. На левую ногу.

Федор приблизился к соседнему прилавку и обнаружил там кованые металлические изделия выпуклой, почти цилиндрической формы с длинной прорезью на одной стороне. Очень похожие на хоккейные щитки, прикрывающие чашечку и все, что находится ниже, вплоть до сандалий. Поножи блестели на ярком солнце. Только тут до Федора дошло, что это не ножны для меча. Поножи следовало надевать на ногу, скорее всего, чтобы защитить ее от рубящих ударов меча.

– А почему только на левую? – удивился сержант.

Квинт уже натянул поножи и, выставив ногу вперед, прикрыл ее сверху щитом.

– Вот почему, – пояснил он, решив, что наглядной демонстрации вполне достаточно. – В бою ты будешь выставлять вперед только левую, ее и надо прикрывать.

– А если я другим боком захочу встать? – обескуражил его вопросом сержант.

– Другим нельзя, – нашелся наконец знаток военного дела. – По уставу не положено.

Это был железный аргумент. Поэтому, подобрав поножи по размеру и прихватив новые скутумы, легионеры отправились дальше. Предстояло еще выбирать полагавшиеся каждому пилум и шлем. Лавка, где торговали копьями и дротиками, находилась почему-то за пределами рынка, почти у самого восточного выхода. Вообще-то, входов насчитывалось штук шесть, но Федор даже не успел рассмотреть остальные, пока они, расталкивая разношерстную толпу, двигались в нужном направлении.

Быстро прикупив по паре стандартных пилумов, друзья покинули лавку. Пилумы оказались, небольшими метательными копьями, дротиками, чуть больше метра длиной, с длинным железным наконечником, при попадании намертво застревавшем в щите противника. Рассматривая пилум, Федор пришел к выводу, что его нельзя просто так перерубить мечом, и неприятелю, чтобы сохранить маневренность, вероятнее всего, приходилось бросать щит.

Когда основательно нагрузившиеся морпехи достигли мастерской, где торговали шлемами, солнце уже давно перевалило за полдень и клонилось к закату. Покупка оружия заняла почти весь день и отняла немало сил, не считая денег. Будущим участникам славных битв уже давно хотелось есть и пить.

– Потерпи, Федр, – буркнул Квинт, заходя в мастерскую, устроенную на первом этаже добротного каменного трехэтажного дома, расположенного уже вне территории рынка. Она обсуживала, похоже, все слои армии, а не только новобранцев. – Сейчас прикупим по шлему – и в кабак. Надо подлечить мое уставшее тело.

В этой лавке оказалось немало посетителей, среди которых Федор заметил пару опционов и одного незнакомого центуриона, примерявшего высокий шлем с бело-серебристым плюмажем. Подгоняемые голодом морпехи первой манипулы долго в этой лавке задерживаться не собирались, но выбрав по крепкому шлему с султаном из трех красных перьев в локоть длиной, надевавшемуся на подшлемник и застегивавшемуся ремешком под подбородком, они еще долго и придирчиво рассматривали себя в отполированном медном зеркале. То нащечники болтались, неплотно прилегая к щекам, то ремешок случался слишком коротким, впивался в кожу под подбородком, то шлем сидел криво, и от этого бравый морской пехотинец выглядел не так, как подобает. В итоге они проторчали в лавке почти час и ушли, только полностью удовлетворившись покупкой. Покидая душное помещение, у порога они столкнулись с очередной порцией новобранцев, среди которых Федор узнал Коктиса.

Само собой, Квинт не преминул над ним подшутить. По-своему, по-бруттийски.

– Эй, Коктис, – Квинт стал его задирать, лишь только увидел, – чего это у тебя меч такой короткий? Нормального не досталось? Купил бы лучше топор, им удобнее колья обстругивать.

– Мне хватит, – миролюбиво ответил Коктис. – До врага достанет.

– А пилумы где? – не унимался бывший рыбак. – Тоже не хватило?

Коктис, ростом на полголовы превышавший Квинта и более широкий в плечах, не удостоил его ответом, исчезнув в дверях лавки вслед за остальными.

– Какой глупый этот Коктис, – ухмыльнулся Квинт, довольный своей победой в словесной баталии. – Под стать своему центуриону. Не зря его прозвали Статор. Ладно, брат Тертуллий, пойдем. Я покажу тебе, где тут находится царство сладостных грез.

И добавив к своим покупкам еще по плащу, сагуму, незамедлительно накинутому на плечи и закрепленному специальной застежкой, вооруженные до зубов легионеры, бряцая оружием, направились в кабак.

Глава третья

Морской союзник

– Что ты там болтал о союзниках? – напомнил Федор про недавний разговор Квинту, наливавшему в чашу вино из кувшина.

Уютный кабак «Ольвия», окруженный невысокой стеной из зеленого благоухавшего кустарника, находился при местных городских банях, где они провели последние два часа, хорошенько распарившись и отскребая от себя въевшуюся грязь. Народу вокруг толклось немало, но морским пехотинцам скоро предстояли большие тяготы и лишения, поэтому Квинт настоял на помывке, несмотря на то, что Федор предпочел бы сначала перекусить.

И вот теперь, вдоволь понежившись в мыльной пене и нашлепавшись босыми пятками по мраморному полу с мозаичными картинками – бани в Таренте оказались отменными – новобранцы сидели за столом, ломившимся от копченого мяса, рыбы, оливок, незнакомых Федору овощей, засахаренных фруктов и нескольких кувшинов отличного красного вина. Наличествовал также и хлеб – несколько пресноватых запеченных лепешек. Правда, измученный жаждой Федор больше налегал на вино, и скоро ему стало совсем хорошо.

Бывшего сержанта так разморило после парной, что он не возражал бы вообще лечь поспать, тем более что комнаты они уже сняли. Тут же при банях. Все купленное оружие там и сложили, оставшись только в новых бордовых туниках. Квинт сказал, что местный хозяин уважает легионеров и, кроме того, если что пропадет из его заведения, он будет обязан все вернуть пострадавшим.

– Иначе, – заявил Квинт, – сам станет пострадавшим.

Федора все больше клонило в сон, но Квинт и слушать ничего не хотел без предварительного кувыркания с какой-нибудь соблазнительной красоткой. Он уже даже обсудил с хозяином стоимость женщин, являвшихся непременным атрибутом подобного заведения, и решил, что ему вполне хватит денег сразу на трех. Выходит, им действительно платили не так мало, как ему показалось. Но, глядя на этого полового гиганта, Федор только диву давался, откуда у рыбака столько силы. Весь день протаскался по рынку в амуниции, со щитом и двумя дротиками, и хоть бы что. Жилистые, выходит, эти ребята из Бруттия. Ему самому уже и женщины не хотелось, только спать. Но Квинт настаивал.

– И не думай, – говорил он, вгрызаясь в копченый окорок и забрасывая в рот сразу горсть изумительных оливок, – ты должен попробовать местных красавиц. Они, как молодое вино, – терпкие и мягкие одновременно. Только начнешь, потом за уши не оттянешь.

– Да ты, поэт, как я погляжу. Ладно, уговорил, устроим небольшую оргию, – сдался Федор, тоже принимаясь за мясо, потому как легкое вино, от которого он не ожидал подобного эффекта, на голодный желудок неплохо возбуждало.

– Почему же небольшую? – насторожился Квинт. – Я настроен решительно. Да и денег еще много осталось.

– Но сначала расскажи мне вот что, – Федор не обратил на его замечания никакого внимания. – Что за союзников ты вспоминал?

– Тут все просто, – Квинт отхлебнул вина и окинул взором скромный дворик, наполовину покрытый навесом от палящих лучей солнца, уже медленно клонившегося к закату. – Союзники – это мы и есть.

– Поясни, – не понял Федор, снова отгрызая кусок мяса.

– Ну, понимаешь, брат Тертуллий, – начал Квинт издалека, с завистью разглядывая гулявших за дальним столиком легионеров, вокруг которых увивалось не меньше дюжины длинноволосых прелестниц. Видно, те сыпали деньгами направо и налево, – брат мне так рассказывал: каждый римский легион всегда дополняется соединением союзников, сколоченным из тех народов, что служат Риму, но как бы являются вторым сортом. Вроде бы тоже граждане, но недоделанные, и прав у них меньше, чем у самих римлян. Ну, как мы с тобой.

– Пушечное мясо, – кивнул Федор.

Рыбак из Бруттия на минуту сделался серьезным и продолжил:

– И когда ты слышишь, что кто-то заявляет, будто бы к Неаполю прибыл третий легион и встал недалеко лагерем, это означает, что пришло сразу два легиона. Третий и еще легион союзников. То есть народу на самом деле приготовилось воевать в два раза больше. Вот так.

– Ясно, – кивнул Федор. – Нет, все понятно, но мы-то здесь при чем? Мы же не пехотинцы легиона. Наше дело на кораблях плавать.

– А мы, брат Тертуллий, – пояснил Квинт, которому нравилась роль учителя, – и есть эти союзники. Только морские союзники.

Федор молчал, предоставляя Квинту возможность спокойно прожевать мясо и высказаться.

– Город Тарент, Федр, – это морской союзник Рима, поставляющий ему по закону не легионы, а корабли с экипажами и нас. То есть пехотинцев.

– Ты намекаешь, Квинт, что граждане этого богатого города являются ущербными римскими гражданами? – удивился Федор, даже забыв проглотить кусок мяса, и поперхнулся, запивая его вином. – Что-то я с трудом верю.

– А ты хочешь сказать, что и это забыл? – подался вперед Квинт, переходя на заговорщический шепот. – Ну ты даешь! Крепко тебя в море приложило. Так вот, Федр, Тарент – морской союзник с урезанными правами. Ты что забыл, что Тарент, как Неаполь и Локры в моем родном Бруттии – греческий город, который всего шестьдесят лет назад еще воевал с Римом, когда все остальные, даже самниты и луканы, уже покорились. И здесь еще живы крепкие старики, помнящие этот город свободным.

Федор промолчал, а Квинт, удивленный больше обычного, даже основательно подзабывший о женщинах, заговорил дальше:

– Ты забыл, что Тарент призвал на войну против Рима из Греции самого царя Пирра с его великолепной армией и боевыми слонами, потоптавшими всю римскую пехоту? Ведь он владел этими землями почти пятнадцать лет! Кстати, и твоей Калабрией тоже, ведь она лежит вблизи Тарента. Он даже подступал к Риму, долгое время тогда стоявшему на краю гибели.

Квинт откинулся в кресле, всем своим видом показывая, что его утомил исторический экскурс. И с чашей вина принял полулежачее положение.

– И чем все закончилось? – не отставал Федор, «потерявший» память.

– Как это чем? – ответил Квинт вопросом на вопрос. – Греки дали несколько сражений. Рим, хвала Юпитеру, не взяли. Зато прошлись по моему родному Бруттию, выгнав оттуда римские гарнизоны, и переправились в Сицилию. Но и там у Пирра что-то не задалось. В конце концов, он понял, что с нами, бруттийцами, бесполезно воевать, и возвратился обратно в Эпирр.

– Теперь понятно, кто дал ему отпор, – кивнул Федор, улыбнувшись.

– А то! – продолжал хорохориться Квинт. – Мы, бруттийцы – крепкие ребята.

Он осушил еще чашу, стукнул ею об стол и сказал:

– Все-все, Федр, утомил ты меня болтовней. Пора и за дело приниматься. Эй, хозяин, давай нам девок!

– Слушай, – остановил его Федор, схватив за тунику, – а как здесь за это дело расплачиваются? Ну, в смысле, что почем?

Квинт, уже немного попривыкший к неосведомленности Федора, на этот раз ответил просто, без ерничества.

– Я уже за все заплатил, – он бросил на стол две монетки. – Выбери девку, потом рассчитаемся. Понравится, еще заплатишь. Это недорого.

Чайка глянул на блеснувшие кругляши и сообразил, что это не ассы, а какие-то специальные монеты. Юбилейные, что ли? На них изображалась обнаженная женщина во фривольной позе. Одна из монет размерами превышала вторую вдвое.

– Это что? – уточнил Федор.

– Это, брат Тертуллий, жетон, из коего понятно, чего тебе от бабы надо. И бабе доступно, за что ты ей заплатил. И если, например, оплатил ты всего пару раз в обычной позе, а хочешь еще пару раз, но с другой стороны, – он ухмыльнулся, – или, скажем, чего необычного, то придется тебе купить еще один жетон. Два раза по одному жетону не прокатывает. Тут с этим строго.

– Прямо как в метро, – пробормотал Федор и уточнил: – Мне какой брать?

Квинт сгреб со стола большой жетон. Судя по размеру, он не мелочился и заплатил сразу за много разнообразных удовольствий. Сержанту же достался жетон поменьше.

– Я не знал, чего тебе захочется, – как бы извиняясь, произнес Квинт. – Будет мало, спустишься к Манилию. Объяснишь, чего захотел, он тебе сам скажет, что почем.

Федор кивнул. Тут же у стола возник и сам Манилий, толстый старик с сахарным выражением лица, хозяин этого притона. В сопровождении трех стройных барышень, одетых в прозрачные туники, да еще с такими вырезами, что при всем желании не могли скрыть всех прелестей этих еще молоденьких, но уже потасканных девчонок. Сержант мгновенно забыл про сон.

Все красотки были узколицыми и длинноволосыми, с заплетенными в вычурные прически волосами. И умащенными телами, просто истекавшими томлением. Правда, две выглядели немного пошире в кости (как, впрочем, и в других местах), чем последняя, по сравнению с которой они обе казались пышками. И Федор ни на секунду не усомнился, кого из них захочет Квинт.

– Пусть доблестные легионеры выберут, – предложил Манилий и назвал проституток по именам. – Это ясноокая Флавия, это крепкозадая Идилла, а это стройная Фульвия. Все – просто огонь.

– Да, – заметил Федор, оглядывая девиц, чьи глаза так жирно оттенялись черной краской, что напомнили ему буркала древнегреческих чудовищ, – девки самый сок! А выбирать, я думаю, нечего. Ты ведь Квинт, наверняка уже приглядел ясноокую Флавию и крепкозадую Идиллу?

– А ты молодец, Федр, – кивнул рыбак из Бруттия. – Догадливый! Да, Манилий, я беру обеих. Комнаты для меня и моего друга готовы?

– К вашим услугам, – слегка поклонился содержатель притона.

– Ну, а мне остается стройная Фульвия, – резюмировал Федор, разглядывая сначала худышку, а потом свой маленький жетон. – Ладно, для начала годится.

И забрав женщин, они с Квинтом поднялись наверх, где в каждой комнате тоже имелось вино и фрукты, не говоря уже о просторном ложе.

Федор зря беспокоился – Фульвия оказалась хороша… И Камилла ей ни в чем не уступала… И даже необъятных размеров Лициния, которую, изголодавшийся по женской ласке сержант заказал напоследок, ради интереса, тоже превзошла его ожидания.

За всю длинную ночь он так и не сомкнул глаз, несмотря на усталость. И откуда только силы взялись. Несколько раз бегал вниз к Манилию и отсыпал ему столько ассов, сколько тот требовал, чтобы взамен получить заветный жетон. Три раза Федор продлевал сеанс наслаждений с худосочной Фульвией, не забыв самого первого мига, когда, едва закрыв дверь в комнату, мгновенно содрал с нее тунику и овладел ею прямо на полу. Затем еще разок угомонил девицу на ложе, густо усыпанном какими-то лепестками, чему немало способствовали зажженные в просторной комнате небольшие свечи и запах благовоний.

Фульвия, несмотря на юный возраст, отличалась редким умением, и Федор скоро ощутил себя на верху блаженства, а когда, отдышавшись, перевернул ее на другой бок и захотел еще, она осторожно воспротивилась. Выяснилось – все, жетон иссяк. Пришлось снова залезть в тунику и бежать вносить доплату. Часа через три сержант захотел разнообразия и сменил ее на Камиллу, не поскупившись на самый большой жетон. У Камиллы, выглядевшей слегка отъевшейся греческой богиней, лет, этак, тридцати на вид, оказались такие бедра, бог ты мой! Когда она сжала его, обхватив лодыжками, Федор сразу же почувствовал себя жеребцом. Скачка продолжалась целый час. Всадница неистовствовала. А потом скользнула вниз, облизывая щекотливым язычком его грудь, добралась до живота, немного погодя пристроилась еще ниже, и, в конце концов, разомлевший морпех ощутил давно забытый экстаз.

Лициния, приглашенная на ложе любви незадолго до рассвета, была такой необъятной, что первое время Федор, сам отнюдь не выглядевший хилым, боялся в ней утонуть. Но эта женщина тоже отличалась горячим темпераментом. «А еще говорят, что толстушки не сексуальны, – судорожно мелькало в голове у Федора, делавшего третий заход на Лицинию и разминавшего ее пышные груди, – а, по-моему, вполне нормально. Даже отлично».

В общем, в эту ночь для сержанта все девчонки были по-своему хороши. Про Маринку, оставшуюся в прошлой жизни, он почти не вспоминал. Вряд ли он туда вернется, да и она не слишком отвечала ему взаимностью во времена их близкого знакомства. Про сослуживца Квинта, затащившего его в этот бордель, Федор тем более не вспоминал. Хотя из соседнего номера всю ночь тоже раздавались стоны и скрип кровати. Это рыбак из Бруттия, дорвавшийся до свободы и денег, удовлетворял свои потребности.

Сержант так веселился всю ночь, совершенно не жалея себя, что даже натер трудовую мозоль. А проспав до обеда, кое-как пробудившись и затем ковыляя вниз по лестнице в поисках хозяина заведения, Федор вспомнил анекдот про Штирлица, упавшего с балкона и чудом зацепившегося за подоконник. Наутро чудо распухло и подпортило Штирлицу походку. Как раз тот самый случай. Даже садился Федор теперь осторожно.

Когда появился вездесущий Манилий и поинтересовался, не нужно ли ему еще кого-нибудь – по случаю как раз освободились несколько красоток, Федор отказался. Велел лишь принести себе вина и немного перекусить. Хотелось сделать передышку. И едва на столе возник кувшин греческого, кусок сыра и хлеб с оливками, стал неторопливо потягивать вино, наблюдая через живую изгородь за городской жизнью, уже кипевшей вовсю. То и дело раздавался скрип несмазанных колес – мимо ограды проезжали груженые повозки, запряженные быками. Вероятно, торговцы спешили с товаром на рынок. За ними вереницей тащились рабы со всевозможными тюками. Фланирующей походкой проплывали женщины в дорогих туниках со свитой из служанок. Они казались небольшими островками среди потока разнообразного, пестро одетого люда. Портовый город просыпался.

Когда внизу появился Квинт, сияющий, словно только что отчеканенный асс, Федор уже оприходовал чарку и съел половину сыра. Сыр здесь делали неплохой. Не «Камамбер», конечно, и не «Дор Блю», но и не «Моцарелла», есть можно.

– Ну что, брат Тертуллий, – весело приветствовал экс-рыбак сослуживца, усаживаясь рядом и наливая себе вина, – как тебе местные наслаждения? Устал, гляжу, немного?

– Есть такое, – кивнул Федор, – с непривычки.

– А что у вас в Калабрии женщин, что ли, нету? – удивился Квинт и хитро прищурился. – Или ты больше по мужикам специалист?

– Да нет, – мотнул головой Федор, – пидарасами не интересуюсь.

– А то от долгого отсутствия женщин чего только не бывает, – оживился вдруг Квинт и рассказал поучительную историю. – Вот у нас в деревне один рыбак жил. Старый уже. Баба у него померла от работы – рыбы много чистила. А другую и не найти. В деревне ведь все девки наперед расписаны. Мужиков-то всегда больше. Денег, чтобы сходить в такое заведение, где мы с тобой отдыхаем, нет. Вот и спутался тот мужик сначала с соседом, старым извращенцем, а потом, когда и тот помер, вообще к своей корове пристроился. Затем на коз перешел. И ничего. Живет. Пастухом стал.

Федор чуть не подавился куском сыра, услышав про местные нравы.

– Высокие отношения, – выдавил он из себя, прокашлявшись.

– Да, – подтвердил Квинт. – Так что нам с тобой еще повезло.

Он выпил вина и проводил похотливым взглядом двух проституток, прошедших, плавно покачивая бедрами, через двор на свою половину отдыхать после бурной ночи.

– Ты скольких осчастливил? – вдруг задиристо поинтересовался Квинт.

– Трех, – честно ответил Федор. – Больше не успел.

– А я пятерых, – с удовольствием похвастался приятель.

– Сильно, – заметил Федор. – У вас в Бруттии что, все рыбаки такие? Денег-то хватило?

– Хватило, – махнул рукой Квинт, откусывая от лепешки кусок. – Я почти все просадил на баб. А насчет рыбаков из Бруттия ты прав. У нас вся деревня на этот счет будь здоров! А мы с братом, с тем, который служит, вообще круче всех. Я бы и еще парочку придавил, но пора нам с тобой, брат Тертуллий, и на службу собираться. Хорошо здесь. Так хорошо, что я на всю жизнь бы остался. Но на вечерней перекличке Гней будет проверять купленную амуницию и раздавать тумаки тем, кто опоздал. А рука у него тяжелая, так что опаздывать никак нельзя.

Квинт вздохнул, еще раз скользнул взглядом по двум дородным проституткам, поднимавшимся по лестнице на другой стороне двора, и отправился наверх. А еще через пару часов они оба, упакованные по полной программе, в зашнурованных панцирях, шлемах, со щитами, мечами и дротиками предстали пред светлые очи центуриона, не углядевшего особенных изъянов в экипировке двух товарищей.

Эта ночь вышла последней, когда они спали спокойно. А наутро началась служба. Точнее, ее самая напряженная часть – курс молодого бойца. И Федор понял, что все происходившее с ним за последнюю неделю было только разминкой. Затишьем перед бурей. Ибо так его не гоняли даже в родной морской пехоте.

Для начала Федор с Квинтом узнали, что зачислены в списочный состав четвертого легиона союзников в качестве морских пехотинцев манипулы под командованием самого Гнея Фурия Атилия, приписанной к экипажу флагманской квинкеремы под названием «Гнев Рима».

Затем их имена внесли в матрикульную книгу[36] армии и выжгли на плече у каждого раскаленным железом римскую цифру четыре. Это вызвало адскую боль, но так поступали со всеми, и Федор, скрежеща зубами, вытерпел короткую экзекуцию, чтобы пройти обряд посвящения в легионеры, хотя и не очень хотел носить на своем теле клеймо. Присутствовавший при этом Памплоний объявил им, что отныне все рекруты стали римскими гражданами и приобрели право называться milites[37]. Военная карьера каждого из них началась – Alea jakta est![38] – и он надеется, что они будут отличными солдатами.

После того как все манипулы новобранцев прошли процесс клеймения и вновь выстроились при оружии в одну линию перед кораблями, стоявший рядом Квинт толкнул Федора в бок и сказал:

– Вот мы с тобой и легионеры, – при этом он хитро подмигнул, словно ждал этого всю свою жизнь. – Глядишь, лет через пять выйдем в опционы. Если на какой-нибудь войне героями раньше не падем.

– Как через пять? – удивился Федор, но проклятая память подсказывала ему, что Квинт не врет. – А зачем так долго ждать?

– Нам с тобой, брат, теперь тянуть эту лямку лет двадцать[39], – весело добавил Квинт. – Торопиться некуда. А как центурионами станем, так вообще заживем! Надо только немного потерпеть.

Федор был обескуражен. Нет, он совсем не против стать римским гражданином и получать жалованье легионера, но тянуть за это армейскую лямку двадцать лет, а то и больше, дожидаясь дембеля, который мог запросто отодвинуться не на три месяца, как в родной российской армии, а сразу на несколько лет, в его планы не входило. Впрочем, если ты выбился здесь в лейтенанты, а потом и в капитаны, то такое положение, если верить книгам, становилось весьма прибыльным, и покидать его никто не стремился. Но для того, чтобы его достичь, как высказался Квинт, надо «немного потерпеть».