Императорский отбор

– Ах, вот значит как, – я так и не понял, старик обрадовался или скривился от приступа зубной боли. – Это мы вам легко устроим, да только поздно уже, холопы ко сну готовятся. Не лучшая идея будить их посреди ночи.

– Ваша правда, – сразу понял весьма очевидный намек: вампиры, явившиеся после заката – да еще и для суда, могли вызвать такую панику, что там и до восстания недалеко. – Утро вечера мудренее. Да и до ночи все равно не успеем рассмотреть пять жалоб.

– Всего-то пять? – Парамонов промокнул лоб платочком. – Ох, совсем забыл. Гостей-то мы не ждали, точного числа не знали, и подобающих покоев подготовить не успели. А гостевая комната всего одна, и ей богу не знаю, как теперь быть.

– Ничего страшного, ваше сиятельство, – Карина шагнула вперед. – Нам с господином хватит и одной, а Демьян, – кивок на охранника, – останется на страже.

Молодой упырь подмигнул хозяину, отчего и без того унылая физиономия стала еще кислее. Как известно, незваный гость хуже ненастья, но чуйка подсказывала, что помещик загрустил не только от нашего внезапного визита.

Глава 7

Судя по скудному убранству, хозяин принимал в этой комнате не шибко дорогих гостей. Ни намека на роскошь, но мне так даже больше нравится. Не люблю, когда жилое помещение напоминает музей, а вот дощатые стены, небольшие окошки и уютную мебель очень даже жалую. Навевают легкое сходство с тем самым домиком в деревне, где проводил почти все лето в детстве.

– Я посплю на кресле, – поставил саквояж со сменными вещами у входа, пока Карина с дотошностью ищейки проверяла ставни, засовы и прочность двери. – На кровати все равно вдвоем не поместимся.

– Я останусь на страже, ваше сиятельство, – строго произнесла спутница, продолжая обнюхивать щели и заглядывать под рушники и картины.

– Ты там жучки что ли ищешь? – ненароком ляпнул я и тут же прикусил язык.

– Это уже проверила. Ни жучков, ни клопов, ни блох – спите спокойно.

Аж от души отлегло и я, приободрившись, развалился на кресле и принялся с наслаждением наблюдать за работой служанки, которая взялась перелистывать пожелтевшие от времени книги.

– Ты всегда так беспокоишься, или конкретно этот тип не понравился?

– Я просто выполняю свою работу, – в голосе проступило напускное равнодушие.

– Но разве охрана – не задача Демьяна? Или ты боевая горничная широкого профиля?

– Я не умею сражаться на уровне опытного воина, однако вполне могу постоять за себя и своего господина. Ведь если вы погибнете, меня ждет соразмерное наказание.

– Даже так… – постучал пальцами по подлокотникам. – Сурово.

– Разумеется. Отбор – крайне важное событие, от которого зависит судьба династии.

– А если женихов заставят драться и один случайно погибнет – все равно накажут?

– На испытательном поединке вам ничего не угрожает.

– Да я не думаю, – пробурчал под нос, вспомнив недавнюю схватку.

– А вот конкуренты вполне могут попытаться от вас избавиться. Отравить, проклясть, нанять бандитов. И в случае успеха служанку неминуемо казнят – за недосмотр и невнимательность.

– Во блин… Из-за таких мудаков еще помирать…

– Мудаков? – девушка отставила керосиновую лампу и медленно оглянулась, смерив меня настороженным взглядом.

– Мудаков? – попытался сыграть дурачка. – Я сказал – чудаков.

– Вы не только сквернослов, ваше сиятельство, но еще и лгун. Слух вампира острее, чем у собаки. И я отчетливо слышала, что вы сказали.

– Сдаюсь, – поднял ладони, в полной мере осознав бесполезность сопротивления. – Я не только плохо учусь, но еще и связался с плохой компанией.

– И снова лжете, сударь, – вампирша вернулась к осмотру. – Люди из плохих компаний не ведут себя так, как вы.

Вот же приставили надзирательницу… Такой и гипноз не нужен – читает, как открытую карту.

– Знаешь, что – это немного нечестно. Ты знаешь уже два моих секрета, а я твоих – ни одного. Так что выкладывай.

– Боюсь, у меня слишком много секретов, – Карина стояла спиной, но я во всей красе представил, как она ехидно ухмыляется. – Что именно вы хотите узнать?

– Хм… – вечер начинал быть томным. Ударить сразу в лоб и узнать что-нибудь полезное для отбора, или же зайти околицей, чтобы не вызвать подозрений? – А как ты стала вампиром?

– Меня незаконно обратили семь лет назад. В лесу около нашего хутора поселился беглый упырь. Прежде чем тайная служба выследила его, он успел выследить меня. Такое еще случается, несмотря на все законы и ограничения.

– Дай угадаю – вы не стареете после укуса, а на вид тебе около двадцати. Значит на деле – почти тридцать.

– Вас это смущает?

– Скорее, вызывает легкий комплекс неполноценности. Полагаю, ты все эти годы не только тряпки стирала да женихам прислуживала. И с таким багажом легко дашь фору любому зазнавшемуся дворянчику. А я порой общаюсь с тобой, как с ровесницей.

– Ничего страшного, я привыкла.

– Карина.

– Да, ваше сиятельство.

– Ты ведь догадываешься, о чем я хочу спросить?

– Да, ваше сиятельство, – несмотря на полное отрешение в голосе, я почуял легкую нервозность. Плечи напряглись, движения пальцев стали дергаными, быстрыми, а глаза старались смотреть куда угодно, только не на меня.

– Что же… – выждал немного, взвешивая все за и против. – Тогда отложим эту тему до тех пор, когда ты сама захочешь все рассказать. Или же не захочешь. Я не собираюсь на тебя давить.

– Как вам будет угодно, господин.

– Трофим Александрович! – заискивающе произнес помещик и постучал в дверь. – Извольте пригласить вас отужинать!

А вот это хорошая идея. На единственном обеде в новом мире поесть толком не дали и живот начинало скручивать в бараний рог. Заодно присмотрюсь к окружению – может, замечу что-нибудь важное, и либо опровергну настороженность служанки, либо, наоборот, подтвержу.

Мы спустились на первый этаж, где накрыли щедрый, но в то же время простой стол. Свежий хлеб, буженина, соленья, картошка, рыба, каши, а между ними на самом почетном месте – запотевший графин. Прислуживали нам три молодые селянки – румяные, пышнотелые и ухоженные. Сразу видно, не абы кто, а хозяйские любимицы. Держались девушки кротко и покорно, однако ничего сверх меры в их поведении не заметил – на зашуганных и забитых рабынь они и близко не походили.

Старик разлил водку по хрустальным рюмкам и поднял тост:

– Ну, за знакомство. Не каждый день посланцы самого императора заезжают, хоть и живем, считай, по соседству.

Выпили, закусили. Барин потянулся наполнить по второй, но я остановил его жестом ладони.

– Прошу прощения, но завтра мне нужна свежая голова.

– Да полно-те вам, Федор Александрович! Это не водка, а настоящий эликсир! От нее даже у меня ничего не болит. Да и что будет от двух рюмашек? Вы молодой, здоровый – вам и бутылка нипочем.

Я покосился на сидящую рядом Карину. Девушка молча потягивала вишневый кисель и неотрывно смотрела в пустоту перед собой.

– Хорошо. Но только эта – последняя.

– Как вам будет угодно! – хозяин криво осклабился. – Ну, за справедливый суд!

Какое-то время ели молча, а затем Пантелей потер ладони и довольно крякнул:

– Ну что, ваше сиятельство, теперь в баньку?

– Я… попарился аккурат перед отъездом, но за предложение спасибо.

– Так чего же вы скромничаете? Дорога-де неблизкая – десять верст почти. Помоетесь, пивка выпьем, девочек моих оцените…

– У меня уже есть девочка, – встал и подал служанке руку. – Благодарю за ужин.

Еле отвязались от назойливого деда и вернулись в комнату. Пока спутница запирала все замки и засовы, я разделся до кальсон и лег в кровать.

– Вот пристал, как банный лист. Споить решил, ублажить, а потом, наверное, и взятку бы предложил.

– Боится попасть в опалу, – ответила вампирша, наконец-то сев в кресло. – Думает, что мы явились сугубо по его душу.

– Значит, рыло в пушку, – сцепил пальцы на затылке и уставился в потолок. – Интересно, что он прячет…

– Мой господин, – серьезно произнесла Карина. – Смею напомнить, что ваша основная задача – испытание. Вы не ревизор и не агент тайной канцелярии. Поэтому прошу сосредоточиться на работе и не нарываться на неприятности.

– Ладно, – протяжно зевнул и закрыл глаза. – Утром узнаем, что к чему.

За завтраком Пантелей с пущим усердием угощал меня водкой, но я выпил только чаю с ватрушками и сел в карету. Вместе с нами поехал и хозяин со свитой и охраной, чтобы собственноручно засвидетельствовать решения и привести в исполнение приговоры.

Деревню я услышал гораздо раньше, чем увидел – стоило кортежу показаться на горизонте, как в унисон завыли собаки. Чахлые крестьянские клячи припустили так, что чуть не выбросили из седел парубков-пастухов. Коровы же, протяжно мыча и мотая головами, сорвались с привязи и поспешили к журчащей неподалеку речушке – хоть и скотина безмозглая, а знала, что за текучую воду упырю ходу нет.

Не успели мы подкатить к околице, как раздались детский визг, окрики матерей и стук ставень. Бабы хватали мелюзгу под мышки точно мешки с просом – свою, чужую, без разбору – и спешили спрятать в хатах. Мужики же выстроились вдоль осиновых плетней – кто с косой, кто с вилами, кто с топором за поясом. Якобы отвлеклись от насущных дел и вышли посмотреть, кто ж это едет ни свет ни заря. И все как один выпростали из-под косовороток кресты с более чем очевидным намеком. И по хмурым глазам и встопорщенным бородам я понимал – случись что, будут биться до последнего, не посмотрят, что против них всемогущие вампиры.

– Теперь я тебя понимаю, – с кривой ухмылкой склонился к служанке, но та промолчала, побледнев пуще обычного.

Кареты остановились у избы сельского старосты – древнего полуслепого старика с бородой до пояса. Парамонов быстро переговорил с ним, и нам предоставили стол в красном углу – аккурат под иконой в обрамлении хлопкового рушника. Я сел посередине, горничная – справа, хозяйский писарь – слева, и такое расположение вызвала стойкое ассоциацию с советской расстрельной тройкой.

– Вот, ваше сиятельство, – Пантелей с услужливой улыбкой протянул кожаную папку с тонкой стопкой бумаг. – Полночи подбирал для вас подходящие челобитные. Ровно пять – как и просили. Без вашего мудрого вмешательства не разобраться. Может, водочки изволите? Или кваску?

– Кваску – можно. И подайте, пожалуйста, вон ту киянку.

На праздничную белую скатерть немедля лег деревянный молоток с резной рукояткой и бочкообразным бойком – ни дать ни взять судейский инструмент. Подбросил его на ладони, удовлетворенно кивнул и взял первый лист, сплошь исписанный на первый взгляд знакомыми буквами, которые складывались в совершенно нечитабельные слова. И дело не в кривом почерке – почерк как раз что надо, крестьяне-то писать не умели, и все оформлял секретарь под диктовку, а уж он-то и грамотой, и каллиграфией владел на должном уровне.

Просто старинный дореволюционный стиль слишком сложен для восприятия современного человека, а если я начну бекать, мекать и сбиваться на каждом слове, это вызовет справедливые подозрения. Как это так – дворянин и царский посланец, а читать не умеет? Можно, конечно, попросить Карину озвучить текст, но замысловатые и перегруженные обороты столь непросто понять и на слух, поэтому решил снова схитрить и заодно поразвлечься живым общением.

– Прошу прощения, господа, – для верности сощурился и потер переносицу. – Несмотря на возраст, слабоват глазами стал – все учебники да заклинания, будь они неладны. Тут вроде как заявителем некий Прохор значится. А пригласите-ка его сюда – для очного допроса.

Долго искать истца не пришлось – любопытство побороло страх, и холопы мало-помалу собрались гурьбой неподалеку от входа. Минуту спустя перед судом предстал тщедушный мужичок – грязный и потрепанный даже по меркам крестьян, и явно любящий залить за воротник. Даже сейчас он слегка пошатывался, а винный дух мигом разлился по комнате.

– Пили, уважаемый? – спросил я.

– Пил, ваша светлость! – мужик отвесил поклон в пояс. – Виноват – каюсь! Страшно было – вот и пригубил для храбрости. Но чуть-чуть – всего-то наперсток.

«Наперсток» пах как добрый литр, и я решил поскорее покончить с проблемами смерда.

– Рассказывайте, что у вас случилось.

– У меня? – Прохор хлопнул ладонью в грудь. – А что у меня случилось?

– Челобитную вы писали? – повернул к нему лист, будто пьяница мог разобрать хоть букву. На его грамотность особенно ярко намекал корявый крестик вместо подписи.

– А? – мужичок то и дело косился на Карину, и алкогольная храбрость все быстрее уступала место страху. Хозяин при том не ругался и не подгонял холопа, что показалось мне странным – терпеть такое поведение, да еще и при важных гостях, значит не уважать ни себя, ни гостей.

– Жалобы есть? – спросил тоном уставшего терапевта.

– А-а-а! – истец шлепнул себя по лбу. – Так вона вы о чем, ваша светлость! Была у меня жалоба, да токмо прошлой зимой сама собой разрешилась. Просил я разводу со своей зазнобой, ибо слухи пошли, что она с Федькой-косарем на сеновал хаживала. Барин сказал, что со всем разберется, а зимой жена померла от чахотки. Стало быть, и развод уже не нужен.

– Ох уж эта бюрократия, – Пантелей опрокинул стопку и шумно выдохнул. – Вы простите, господин ревизор – я один, а душ – пять сотен. Вот и случаются проволочки. А дело, стало быть, можно закрыть.

– Хм… – я повертел лист в руках и передал секретарю. – Что ж – тут уж ничем помочь не могу. Закрыть – так закрыть. Зовите следующего. Кто там на очереди? Некий Захар. Прошу на суд.

Вошел второй проситель – стриженный под горшок рослый детина. Откланявшись по всем правилам, он пробасил:

– Плуг у меня прохудился, ваше сиятельство. Плохая сталь, всего на три посева хватило. Вот я и попросил барина купить новый – да не простой, за пятьдесят копеек, а подороже – за два рубля. Я хоть человек темный, но в уме прикинул, что ежели дорогой плуг прослужит не три пахоты, а хотя бы семь-восемь, то вернет все затраты с лихвой. Господарь Никанорович обещал обдумать предложение, вот с прошлой весны ответа и жду.

Я покосился на помещика – тот с виноватой улыбкой развел руками. Меня такое отношение начало малость подбешивать – старый плут явно петлял следы и подсовывал всякую чепуху, чтобы поскорее избавиться от нежеланных свидетелей. Я подобное отношение не люблю и потому недолго думал над вердиктом.

– Предложение Захара нахожу справедливым и экономически обоснованным. Для пущей эффективности постановляю удовлетворить прошение в удвоенном объеме – то есть, закупить два плуга по два рубля каждый. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – киянка гулко ударила по столу. – Пантелей Никанорович – а дел посложнее у вас не нашлось? Или вы считаете, что императорский поверенный должен за плугами следить и с разводами разбираться?

– Что вы, что вы! – старик замахал руками. – Честное слово – я лишь хотел помочь.

– Неужели? А мне кажется, вы хотите побыстрее нас спровадить. Так что или принесите нормальные дела, или я передам императору свою глубокую озабоченность вашим поведением. Объявляю перерыв до полудня. Мы останемся в деревне, а вы будьте добры доставить все жалобы, а уж я сам выберу те, которые посчитаю нужным.

– Да, ваша светлость, – Парамонов заметно погрустнел и поковылял к своей карете.

– Что вы делаете? – прошипела Карина на ухо, когда комната опустела – находиться рядом с упырями никто не горел желанием.

– Поучаю этого хмыря, – проворчал и отпил кваса – пенного, чуть хмельного, подслащенного медом. – Я ему что – клоун какой-то? Устроил тут потемкинскую деревню. А то как же – бед у него больше нет, кроме всяких мелочей.

– Не сочтите за дерзость, господин, но вы зарываетесь. Парамоновы – дальние родственники Щедриных. И ему не составит труда написать на вас кляузу.

– Да пусть строчит! Я ничего преступного не делаю, а оболгать не получится – вы просто допросите меня своим гипнозом и узнаете, что… Кстати, – хмуро уставился на близстоящий дом, около которого возилась чумазая малышня. – Демьян – будь добр, приведи мне девку. Скажи, господин ревизор желает поразвлечься.

– Что вы задумали? – не унималась служанка.

– Независимое расследование. Старый пес что-то скрывает – неужели не видно?

– Трофим! – горничная впервые назвала меня по имени. – Вы пытаетесь залезть в улей голыми руками.

– Не волнуйся. Пока ты рядом – мне сам черт не страшен.

Девушка хотела выдать новую порцию упреков, но неожиданно осеклась и замолчала, а на острых скулах проступил едва заметный румянец.

– Вампиры бессмертны, но уязвимы, – наконец раздалось в ответ.

– Я знаю. Обещаю, что буду осторожен и не полезу на рожон. Если помещик – всего лишь жалкий казнокрад, то и хрен бы с ним. Но мне кажется, тут все серьезнее. Думаю, он издевается над своими холопами.

– А вам-то что? – удивилась спутница. – Это же его холопы.

– В первую очередь, это люди. А во вторую, если уж отбросить все морально-этические аспекты, крестьяне должны приносить прибыль, а не загибаться от розог и кнутов. Я, конечно, могу ошибаться, но разве закон дозволяет впустую изводить рабочую силу?

– Нет. Но я не вижу, что здесь кого-то изводят.

– Потому что нам мало что показывают. Но мы во всем разберемся. Ты со мной? – протянул ладонь.

– Я с вами, – служанка кивнула и ответила рукопожатием.

Глава 8

Вскоре Демьян вернулся с перепуганной и бледной, что вампир, девушкой. Селянка обреченно подошла к столу и понурила голову, а дрожащие пальцы при том нервозно перебирали кончик тугой пшеничной косы.

– Прикрой дверь, – попросил охранника, и бедолага вздрогнула всем телом, а затем попыталась стянуть с плечика бретельку сарафана – мол, раньше начнем, быстрее закончим.

– А ты стой, – поднял руку. – И говори тише. Никто тебя не обидит, я лишь хочу задать несколько вопросов. Ты меня поняла?

– Д-да, батюшка, – крестьянка покраснела так, словно ей щеки свеклой натерли.

– Скажи, с вами хорошо обращаются? Не бьют почем зря? Не мучают?

– Н-нет-нет, батюшка.

Тем не менее, я не услышал ни намека на праведный гнев – как это так вы на нашего благодетеля разговариваете? Да он у нас самый лучший и добрый, а вы в таких грехах подозреваете. Зато отчетливо проступил испуг и нежелание продолжать разговор. Скулы вновь побледнели, пальцы намертво впились в волосы, а глаза теперь таращились только на носки лаптей и никуда больше.

– Ты уверена?

– Да, ваше сиятельство. У нас все хорошо.

– Карина, – склонился к служанке. – Сделай одолжение – допроси ее гипнозом.

– Не могу, – неожиданно отозвалась та.

– С чего вдруг? Мана кончилась? Если что – можешь меня куснуть немножко. Ради такого дела пары глотков не пожалею.

– Господин Титов, – в тоне скользнул замогильный холод. – Я настоятельно рекомендую вам даже не заикаться впредь ни о чем подобном. Вы сказали, что хотите стать адвокатом, но при том предложили нарушить два самых суровых закона империи. Я сделаю вид, что виной вашей бестактности – искреннее желание помочь, и пропущу все мимо ушей. Понимаю, что вы из медвежьего угла и плохо учитесь, но применять гипноз без особого распоряжения – страшнейшее преступление. Про питье крови – пусть и добровольное – вообще молчу.

– То есть, вообще никак? – поежился после такой отповеди, но решил идти до конца.

– Господин Титов, – горничная обнажила клыки в надменной ухмылке. – Вы мне, конечно, нравитесь, но не настолько, чтобы ради ваших прихотей отправиться «на солнце».

Я вздохнул и отстранился. Действительно, кто я такой, чтобы рисковать жизнью – да не простой, а вечной. Но отступать так быстро не хотелось – мало ли, еще доложит Анхальту, что женишок дает заднюю при первой же трудности. За такого и обычную девушку не отдадут, что уж говорить о принцессе. Хорошо будет наследник престола, если не умеет идти до конца и добиваться поставленных целей.

– Как тебя зовут? – с учтивой улыбкой обратился к селянке.

– Маша, ваше сиятельство.

– Послушай, Маша – и послушай очень внимательно, – подался вперед и сцепил пальцы в замок. – Я понимаю, что ты боишься – и боишься не без причины. Но уже вечером мы уедем отсюда – и никогда больше не вернемся. У тебя есть всего один шанс спастись самой и защитить своих близких. Хочешь – говори. Не хочешь – дело твое.

С околицы донесся звон колокольчиков и щелчки кнута – возвращался Парамонов. Крестьянка в нерешительности потопталась на месте, оглянулась к окну и наконец произнесла:

– Девок он часто в усадьбу таскает. Молоденьких совсем. Не знаю, что с ними делает, но восвояси приходят ни живые ни мертвые, а потом еще с неделю немощь жуткая одолевает. Даже курей покормить – и то беда, а раньше сильные были и здоровые, что кобылицы. Но при том ни побоев на них, ни ожогов, а что творилось – не говорят, молчат, точно воды в рот набравши. Больше мне ничего не ведомо, господин – светом клянусь.

– Ладно, – хотелось расспросить еще, но если бы нас застукали, то ненужные вопросы появились бы уже ко мне. – Можешь идти.

Маша пулей выскочила за дверь, а уже пару минут спустя в дом вошел Пантелей со свитой – румяный, поддатый и жизнерадостный. Угрюмый секретарь в клетчатом пиджаке положил на стол стопку листов толщиной в фалангу. Я послюнявил пальцы, совсем позабыв об этикете, провел подушечкой вдоль бумаги и взял челобитную наугад.

– Заявитель – некий Тимофей, – чем больше вникал в почерк, тем чаще замечал знакомые слова. – Зовите, заслушаем.

– Тут такое дело, Трофим Александрович, – помещик натянул грустную физиономию. – Сбежал наш Тимошка аккурат под Юрьев день. Рванул в лес – только и видели. Мужики после на охоту пошли – и сыскали его рубаху: драную и всю в крови. Стало быть, беглеца нашего волки съели. А нет тела – нет и дела.

– Знаете, Пантелей Никанорович, – я отодвинул листы и потер переносицу, как от приступа мигрени. – Что-то мне не везет нынче на интересные проблемы. Поэтому прошу вас, как самого сведущего и компетентного, выбрать для рассмотрения жалобу, достойную императорского посланника.

Хозяин облизнул губы и с неохотой пододвинул стопку к себе. Все происходящее напоминало игру в дурака, только вместо карт – чужие чаяния и надежды, от внимания к которым вполне могла зависеть чья-то судьба.

– Вы, Трофим Александрович, мне льстите, – бумага зашуршала в толстых усыпанных перстнями пальцах. – Не настолько я и сведущ, чтобы все челобитные наизусть помнить. Надо бы их снова пересмотреть, перечитать – а то нехорошо получится, ежели я снова передам вам неугодное прошение. Давайте знаете как поступим – отобедайте, отдохните, а вечерком получите все, что нужно.

Старый хрыч только об отдыхе да обедах и думает, и пытается и меня всеми возможными способами отвлечь от работы. Что еще раз убедило в необходимости расследования – тот, кому нечего скрывать, и юлить не станет. И чтобы в отместку позлить помещика, я решил немного поиграть в народного героя.

– А давайте вот как поступим, – хлопнул по коленкам и бодро выпрямился. – К черту эти писульки – там половина, наверное, на пару лет устарела. Кто-то помер, кто-то сбежал – на кой все это время тратить, если можно опросить крестьян прямо здесь и сейчас.

Хозяин побледнел и приоткрыл рот, я же вышел на крыльцо и громко произнес:

– Слушайте сюда внимательно! Меня зовут Титов Трофим Александрович. Я прибыл к вам с проверкой по распоряжению самого императора. Вот моя грамота!

Высоко поднял бежевый бланк с гербовой печатью и повертел из стороны в сторону, чтобы увидел каждый. Однако крестьяне вопреки ожиданию не бросились с просьбами и предложениями, а разом опустились на колени и стукнулись лбами в землю – и мужики, и бабы, и даже дети. Я же, несмотря на очевидную неудачу, продолжил гнуть свою линию:

– Так, товарищи. Давайте вот без этого. Если есть какие жалобы – говорите сразу. А то уеду – и разбирайтесь сами.

Никто не поднял головы и не проронил ни слова. Впрочем, на что я надеялся – все эти ревизии не более чем фикция, а дворяне будут выгораживать друг друга до последнего. Если император и пошлет кого, то проверка закончится попойкой и развратом. Кого вообще волнует, что у холопов на уме: не мрут, вкалывают – и ладно. Сложно представить, какую жестокость принесет местный Ленин. Хотя, судя по затянувшемуся крепостничеству, вместо идейной революции вполне может вспыхнуть новая смута или пугачевщина, а это куда как страшнее.

– Видите, господин ревизор, – с издевкой протянул помещик. – Все у нас чин-чинарем. Образцово-показательное хозяйство.

– А ведь и правда, – я покачал головой и понурил плечи. – Вы простите меня, Пантелей Никанорович. Взъелся по беспреде… то есть, по недоразумению. Молодой, горячий – а тут от самого императора задание. Вот захотел выслужиться. Так что вы не серчайте, бога ради. Напишу вам самую лучшую характеристику.