На перекрёстке трех миров. Книга 1. Хранительница

Мне стало так их жалко. Целую семью извели, сволочи. А как там, в другом мире маленький ребёнок? Её прямо совсем жалко стало. Так, а при чем здесь сила-то?

– А Сила как же? – не удержалась я от вопроса.

– Если бы наследница погибла здесь, сила сама вернулась бы к Хранительнице. А они погибли за пределами нашего мира. Если её дочь жива, остаётся только надеяться, что силу приняла её дочь. Только пользоваться ей пока не сможет.

– А как вы узнаете, что она вернулась?

Игнат заворочался:

– Что уж ты, Рита. Неужто Хранительница дочь свою не узнает. Глупости прямо говоришь.

Да, действительно, какое мне дело до их начальства. У меня своих забот вон полный рот. Добраться до столицы, там и домой, думала я. Наверное.

* * *

На следующий день вернулась вторая часть отряда. Стало шумно и тесно. Лязгало оружие, ребята шумно приветствовали друг друга, переговариваясь.

Я смотрела на них. Все равны как на подбор. С ними дядька Черномор. Это Чернявый значит. Нужно хоть спросить, как его зовут. А то Чернявый, да Чернявый.

Альку бы сюда. Все слюной изошлись бы.

Кстати, мне интересно, почему оружие разное? Позже узнаю. Здесь столько нового для меня – пока есть возможность нужно обо всем расспросить. Кстати, если отряд воссоединился, значит скоро в путь. Нужно свою сумку проинспектировать, а то расслабилась на казённых харчах. Вот этим и займусь – тряхнула я головой.

Сумка лежала в углу. Вытряхнув её содержимое, начала перебирать. Маникюрный набор, влажные салфетки ещё остались. Мыло в мыльнице. Женские штучки для интересных дней, полотенце. Кстати, зубная паста заканчивается, нужно у Люси спросить, чем они пользуются. Это что такое? Я развернула небольшой сверток и в недоумении уставилась на него. Купальник, причем откровенный. Красивый гарнитур цвета морской волны, на бюсте блестками рисунок в виде летящей чайки. Алька, зараза. Когда успела сунуть? Отдохни, говорит, на полную катушку. Забудь о всех проблемах, флиртуй и отвечай на ухаживания. Я, так понимаю, купальник должен этому поспособствовать.

Я грустно улыбнулась. Почему-то у нас у троих не складывалась личная жизнь. Вроде и не дети уже, пора семьями обзаводиться. Ромка с головой окунался в отношения, в радостном предвкушении – вот это точно моя половинка. Через месяц-другой он становился мрачным, и мы понимали, опять мимо. Понять, что же ему нужно, было невозможно. Мы и не пытались. Взрослый человек, уж разберется как-нибудь. Сначала он таскал своих подруг для знакомства с нами, но позже я попросила прекратить данную практику. Их было столько, что голова кругом шла, а имена уже не запоминались. Вот когда найдешь одну единственную, милости прошу. Он угрюмо отмахивался и пытливо смотрел на нас с Алькой.

Я гневно грозила ему кулаком. Даже и не думай. Для меня ты как брат, ближе и роднее вас с Алькой у меня никого нет. Дружба заканчивается ровно тогда, когда начинается секс. Я чистую дружбу, проверенную годами, на кратковременный секс, не меняю. Даже на долговременный.

Алька с осторожностью вступала в отношения, внимательно присматриваясь к потенциальному партнёру. Желающих на такую красоту было много, с деньгами и без них, с властью и без неё, женатые и холостые. Предложения поступали и о замужестве и просто о денежном содержании.

Как говорила Алька:

– Нужно перелопатить кучу навоза, чтобы найти один жемчуг.

Время шло, жемчуг всё не находился. Сколько раз она плакала на моём плече, всхлипывая и размазывая слезы по лицу:

– Козлы! Какие козлы! – стонала она от разочарования. Я молча кивала, прижимая её голову к себе, поглаживая пепельную гриву волос.

Я вообще не хотела вступать в долговременные отношения. Меня они тяготили. С годами, не находя своего единственного, наступало разочарование. Правильно Кирилл сказал, равнодушная дрянь. Я усмехнулась. Претендентов тоже хватало, и я отвечала на ухаживания. Но душе хотелось чего-то бо́льшего. Чего-то яркого как вспышка на ночном небе. Чтобы смотреть и не насмотреться. Чтобы в душе всё пело и волновалось. И просто знать, что тебя любят. И любят такой, какая я есть, а не пытаться переделывать и переламывать под себя.

Я вздохнула. Мечтательница. А есть ли она, эта самая любовь? Может её просто придумали?

Аккуратно сложила купальник. Куда это интересно, я его здесь надену? Если только ночью, когда все спят. Возьму животных и сходим.

* * *

Я вышла во двор. Кутерьма от встречи уже улеглась. Вновь прибывшие заинтересованно смотрели на меня. Ну и смотрите, «смотрелки» только не сломайте.

А дети что-то заскучали. Нужно срочно что-то придумать.

– Игнат, а бумага здесь есть? – спросила я.

– Нет, Рита. Рисовать вздумала? – он задумчиво прищурился.

Я кивнула.

– Возьми ткань что побелее, и всех делов.

Я позвала детей, мы отмотали ткани, нарезали небольшими полотнами. Я развела краски. А где взять кисти?

– Мелкий, Хил, идите ко мне – не подозревающие о моем коварстве животные, неторопливо подошли.

Я ощупывала шерсть, в своем воображении мастеря кисть. Ага, у Мелкого стригану́.

Лина принесла сумку с маникюрным набором. Я отстригла возле хвоста. Мелкий обиженно рассматривал свою проплешину, жалобно фыркая.

– Что фыркаешь? – гневно сказала я, поставив руки в боки.

– Жалко тебе что ли? Я значит, его на себе полдороги несла, а ему шерсти жалко. Жмот! – отчитывала я его.

Мелкий обиженно развернулся ко мне задом и потрусил в сторону леса. Хил укоризненно посмотрев на меня, пошел за ним. Попросила Игната достать деревянные палочки и слегка расщипить их с одного конца.

Игнат бурчал себе под нос:

– Неугомонная. Чего не сидится? – мастеря кисточки.

Дети в радостном предвкушении чего-то нового приплясывали на месте.

– Теперь смотрите – я обмакнула кисть в желтую краску и нарисовала солнце.

Лина замерла в восхищении, прижав к себе ладошки.

Марку доверила нарисовать небо синей краской. Лине цветочки. Для первого раза пойдет. Они старательно пыхтели, высунув языки.

Местные начали подходить, заинтересованно поглядывая на рисунок. Начали подтягиваться и столичные.

Когда рисунок был закончен, мы повесили его на заборе для всеобщего обозрения.

Я тем временем достала ткань побольше. Обмакнула обе руки в красную краску и приложила к ткани. Позвала детей, они сделали тоже самое разными красками.

– Когда меня не будет рядом с вами, и вам будет грустно – приложите свои ладони к моим отпечаткам, как будто я рядом и держу ваши руки в своих ладонях.

Дети нахмурились.

– А наши отпечатки?

– Это, когда вырастите, не забывайте, что вы когда-то были детьми.

Один из столичных подошёл ко мне:

– У меня трое детей. Это же можно так и моим детям сделать?

– Конечно – утвердительно махнула я головой – А еще, можно, как только родился ребёнок. И делать в ряд каждый год. Можно рук, а можно ножек. Как будто дорога жизни.

Все загалдели:

– Здорово придумано!

– У меня дитё должно родиться, успеть бы домой вернуться.

Я продолжила:

– Ушли в поход дальний, допустим. Оставьте отпечаток руки. Детям напоминание, а жене, если тяжко придётся, тоже приложи́ться, как если бы вы были рядом.

Все одобрительно зашумели.

– Давай знакомиться, что ли, красавица. Вроде вместе в путь пойдем.

И посыпались имена:

– Зорий, – И́жак, – Ми́лад, – О́льгерд, – Тельнан, – Револьд…

Как все запомнить-то? С ума сойти, что за имена.

– Я Маргарита. Можно Рита.

Прибежали местные дети, и мы продолжили рисовать. Когда первый порыв рисования прошел, я подскочила к Марку и мазнула его по щеке. Он удивленно захлопал глазами. Я улыбнулась и демонстративно провела Лине по кончику носа. Она скосила глаза, пытаясь рассмотреть свой кончик носа. Я игриво подняла брови, смотря на Марка. «Ну давай, включайся в игру» – смотрела я на него многозначительно. Детство на то и нужно, чтобы дурачиться.

Он понимающе посмотрел на свои испачканные в краске руки, глянул на меня, раздвигая губы в улыбке, и двинулся в мою сторону. Я отскочила и замерла. Он продолжил свой путь ко мне. Молодец пацан.

Я опять отскочила. Тогда он рванул ко мне со всех ног. Я с криком понеслась от него. Конечно, пришлось дать ему возможность меня поймать и измазать. Лина включилась в игру, потом и местные детишки. Мы хохотали, догоняя друг друга. Столичные посмеивались. Один попытался меня поймать и придержать для детворы. Я резко развернулась в кольце его рук и намазюкала всё лицо. А нечего лапать своими ручищами. Теперь столичные беззлобно смеялись над недотепой.

Люся всплёскивала руками, глядя на нашу живописную компанию.

– Где же отмыть такую толпу?

– А нигде. На озеро пойдем – ответила я. Собирая детей в кучу и отдавая последние указания, двигалась спиной вперед, лицом к детям:

– Положи кисти. Не переверни краску.

И… Наткнулась на что-то твердое. Обернулась, автоматически выставив грязные руки, и замерла. Чернявый стоял в одних штанах и мокрый, наверное, с озера идёт. Он спокойно смотрел на меня. Я перевела взгляд на его грудь, на которой лежали мои испачканные руки. Неудобно-то каааак. Но я не спешила убирать руки, слегка шевеля ими.

Кончики пальцев ощупывали гладкую мокрую кожу. Ощущения очень приятные, руки не хочется убирать. Я вздохнула и уловила свежий запах воды и легкий мускусный запах его кожи. Я подняла голову, посмотрела на него, быстро окинув его лицо взглядом. Правильные черты лица. Шрам притягивал взгляд, особенно то место, где он заканчивался. Так хотелось протянуть руку и провести по уголку его рта.

Он приподнял одну бровь. Я пришла в себя, убирая руки. На его груди остались отпечатки. Что-то я рассиропилась, рядом детей куча-мала, народ, а я растаяла в несвойственной мне манере.

Я быстро шагала к озеру, дети едва поспевали за мной. Я остановилась, глубоко вздохнула, успокаиваясь. Собрала детей вести на озеро, значит, несу за них ответственность.

Обернулась:

– Не отставай, детвора! Кто последний – будет убирать наш бардак.

Дети с визгом рванули к воде, дураков нет убираться.

Оборачиваясь, поймала взгляд Чернявого. Ой, что-то неспокойно мне.

Я припустила за детьми. Мы плескались в воде до посинения. Единственное неудобство – я купалась в платье. Точно! Ночью возьму купальник и поплаваю как белый человек.

Время перевалило за полдень. Пора возвращаться. Нужно Люсе помочь. Попробуй такую ораву накормить. Мы провозились, готовя обед. А вечером ещё и ужин готовить.

– Вечером что готовить будем?

– На охоту пошли ребята – ответила она, разгибаясь от котла.

Я кивнула и пошла в комнату. Сняла платье и надела костюм. Волосы были еще влажные, я расплела их для просушки. Нужно спросить у Игната, почему очнулась с длинными волосами. Игнат как раз был во дворе.

– Игнат, а почему я с длинными волосами тут оказалась? У меня всегда короткие были, а тут такой сюрприз.

Игнат пожал плечами:

– Не знаю я. Я вон – с новыми зубами оказался – сказал он, стуча по зубам пальцем – И ничего доволен – закончил он, смеясь – Мешают что ль? Красиво же. И вообще, значит так нужно.

Опять это знаменитое «так нужно». То мама Ева, теперь этот. А я уже ударилась в размышления и воспоминания.

Это сколько я тут уже? Я начала мысленно прикидывать в уме. Это что же получается, сегодня у Игоря Семёновича день рождения? Я не сдержала своё слово спеть на его юбилее. У меня испортилось настроение.

Ушла в комнату, легла на кровать. Дети, утомившись после купания, тихонько сопели. Я лежала, закинув руки за голову, думала о Ромке с Алькой, Семёныче и, конечно, маме Еве. Соскучилась ужасно. И так мне стало себя жалко. Я повернулась на бок, а слезы уже текли из глаз. Вспоминала своё последнее дежурство с Игорем Семёновичем, операцию бродяжного пса со сложным переломом. И опять какая-то далекая мысль начала стучаться в мою голову. Не могу понять, что-то я должна вспомнить. Я потёрла висок. Нет, не могу поймать мысль. Так, тихонько лежа и слушая дыхание детей, я задремала.

* * *

Проснулась, когда вечер захватил в свои владения дневную жару.

Вот это я поспать! Ночью что делать буду? Я вышла на улицу. Дети умчались играть с соседскими детьми. Звери еще не вернулись. Совсем обиделись на меня? Возле костра расселись столичные. На костре жарилась туша. Я присела рядом с Игнатом.

Он глянул на моё хмурое лицо:

– Что хмурная, землячка? – и хотел по старой привычке хлопнуть меня по плечу.

Я зыркнула на него, предупреждая его жест. Он отшатнулся. Ну да. Есть у меня такая особенность. Когда злая, взгляд у меня зверским становится. Научилась кое-чему в своем сиротском детстве.

Я вздохнула, опустив голову:

– Дом вспомнила, вот и накатило что-то.

Он понимающе кивнул.

– Сегодня юбилей у очень хорошего человека. Я обещала спеть и не выполнила своё обещание – грустно сказала я.

Игнат подвинулся ко мне:

– Так и спой, Ритуля, как будто для него поёшь. Исполни своё обещание. И я истосковался по песне русской. Иногда так жмёт в груди, услышать бы ещё разок.

Я обвела всех взглядом, на нас никто внимания не обращал. Я кивнула. Набрала воздух в легкие, закрыла глаза и представила лицо дорогого мне человека, моего учителя и друга и запела его любимую песню:

«Чёрный ворон,что ж ты вьешьсяНад моею головойТы добычи не дождешьсяЧёрный ворон, я не твой».

Мощный низкий, красивый голос присоединился к моему. Я открыла глаза. Игнат пел, опустив глаза к земле и нахмурив брови. Его голос переплетался с моим высоким чистым голосом, и мы продолжали петь. В вечерней тишине звук усиливался, то взлетая ввысь, то опускался скорбными словами.

«Калена стрела венчалаСреди битвы роковойВижу смерть моя приходит-Чёрный ворон, весь я твой!»

Мы допели в полной тишине. Так и сидели некоторое время. Игнат утер ладонью одинокую слезу, шумно выдохнув:

– Моя любимая! Уважила, землячка. Прямо душа развернулась, как будто дома побывал.

Кто-то из ребят попросил:

– Спой ещё. Душевно у тебя выходит.

Я кивнула. Обещания нужно выполнять. И я пела всё, что знала.

Разошлись задумчивыми. Песня заставляет думать и переживать, страдать и радоваться.

Я ушла в комнату, дети спали. Под платье надела купальник. Пойду на озеро, днем выспалась, а мысли разные все равно не дадут покоя. На пороге брюхом кверху лежали животные. Позвав их, осторожно вышла на улицу. Вроде нет никого. Я вздохнула полной грудью, хорошо-то как!

По дороге мне никто не встретился, животные бесшумно довели меня до воды и убежали в лес. Вода теплая, кайф! Расплела волосы и с наслаждением погрузила своё тело в плен водной стихии. Как хорошо, ну просто счастье. Наплававшись, легла на спину, как морская звезда, раскинув руки, оставив над водой только часть лица.

Тихо, слышно только под водой легкий шепот песка, перекатываемый водой. Шшшш. Шшшш. Я открыла глаза, небо как картинка, нет облаков, многочисленные звезды подмигивали мне со всех сторон. Огромная луна смотрела на меня, проложив на воде большую дорожку. Чуть скосила глаза. Встать бы на нее и пойти по водной глади, окутываемой лунным светом. Я совсем расслабилась. Медленный вдох, медленный выдох. Начала наваливаться сонливость.

Внезапно водная гладь вспенилась, забурлила. Меня кто-то схватил крепкими руками. Вскрикнув от неожиданности, я ушла под воду. Пытаясь принять вертикальное положение, беспомощно крутилась в чьих-то объятьях.

Наконец нащупав дно, со всей силы оттолкнулась ногами и выскочила на поверхность, кашляя.

Судорожно откинула длинные волосы, смахивая воду с глаз и замерла.

Рядом стоял Чернявый, держа меня в крепких объятиях, хмуро смотря на меня. Его глаза были прищурены, а между бровей пролегла глубокая складка. Рот гневно сжат, а шрам слегка приподнимал один его уголок.

Господи, да что опять случилась? С детьми что-то? Я пыталась найти ответ на его лице. Скажи же хоть что-нибудь, зараза.

Тут с берега раздался длительный свист. Я повернула голову. Там стояли четверо столичных и смотрели на нас.

В это время к ним, прихрамывая и запыхавшись, подбежал Игнат. Он, тяжело дыша, согнулся, опершись ладонями о колени. Поднял голову и спросил:

– Жива?

Я недоумённо повела плечами, широко открыв глаза. А я что, мертвая должна быть? Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?

Игнат громко засмеялся:

– Дозорный прибежал вот с такими глазами – говорил он, показывая глаза на пол лица.

– Орёт – девка ваша утопла. Вот и рванули тебя спасать – он плюхнулся на землю, качая головой.

– Я ж, когда тебя увидел, и сам испугался. Лежишь как покойница на воде, а вокруг волосы плавают. Ты чё ночью поперлась плавать?

– Да что ж такое-то?! Нигде покоя нет – я начала злиться – А когда, Игнат? Днем здесь толпы. То дети, то столичные, то местные – мой голос набирал обороты, переходя на крик – Мне одной и места нет побыть! Я в этом платье и хожу и купаюсь – кричала я, переводя взгляд на себя, указывая на своё платье.

И замерла. Я мысленно застонала. Твою ж мать! Я в купальнике, причем очень откровенном. Алька, я убью тебя! Меня прикрывали только мокрые волосы. Медленно окинула взглядом ребят, стоящих на берегу. Они смотрели на меня, не отрывая взгляда. Затем подняла глаза на Чернявого. Его лицо расслабилось. Взгляд то опускался вниз, изучая моё тело, то возвращался на лицо.

Мы стояли и смотрели в глаза друг другу, не моргая. При других обстоятельствах, я, возможно, почувствовала бы влечение к этому привлекательному мужчине. Сейчас же только глухое раздражение клокотало во мне.

Я выскользнула из его объятий. И как мне на берег выходить? А я их не звала. И плавной походкой вышла на берег, грациозно наклонилась, взяла платье и надела его. Обернулась к ребятам. Двое стояли с открытыми ртами, остальные прятали взгляд в земле, отворачивая головы. Чернявый медленно вышел из воды, не отрывая взгляда от меня. Затем медленно перевёл взгляд на ребят, махнул и пошёл в сторону селения. Петрович, сидя на земле, проводил их взглядом. Я села рядом с ним.

– Бедовая ты девка – сказал он, качая головой – Но красивая – подняв указательный палец.

Он подвинулся ко мне и шепотом спросил:

– Это что ж, сейчас купальники такие дома? – он зажмурился – В моё время вот такие труселя были – сказал он, показывая на бедро.

Я двинула его локтём. Напряжение потихоньку отпускало. Я легла на спину, смотря на небо.

– Мне нужно иногда быть одной. Я одиночка. Дома закрылся в квартире, и ходи себе хочешь в трусах, хочешь без них. Здесь новая обстановка, народу тьма и много новой информации для переваривания. Моя налаженная монотонная жизнь полетела в тар-та-ра-ра-ры. Иногда кажется, что голова от мыслей «лопнет».

Игнат кивал головой.

– Мне в следующий раз говори, если что. А то начальник погибнет молодым от разрыва сердца, тебя спасая.

Он слегка потряс меня за плечо:

– Слышь, ты присмотрись к нему – мужик-то перспективный и нравишься ты ему, вроде.

Я посмотрела на Петровича:

– Ты считаешь, что сейчас самое время? Вдруг всё закрутится, а меня обратно домой вернут. Нет, Петрович – я покачала головой – Это, если б я салага совсем была, окунулась бы с головой в отношения ни о чем не жалея. Погожу пока что.

Мы зашли в селение, никого не встретив. Я усмехнулась. Зато как я на минуту выхожу по своим делам, целая толпа собирается.

В комнате, переодевшись в сорочку, закрыла дверь и легла спать. Звери ещё не вернулись. Охранники, блин. Меня чуть не утопили в расцвете лет, а им хоть бы хны.

На следующий день объявлено, что выдвигаемся через день. Люся, узнав, что тоже едет в столицу радостно порхала во дворе с улыбкой на лице. Получив от Игната строгий выговор по поводу нашей одежды, она принесла целую кучу на выбор. Я с Линой выбирала платья, что-то подшить, что-то распороть и сшить на детей.

Участники ночного события украдкой бросали на меня взгляды, чистя своё оружие. Марк уже крутился между ними, с удовольствием помогая столичным.

Выловив Игната, я задала волновавший меня вопрос:

– А мы пешком пойдем? Странно просто. Столичный отряд пешим ходом по стране болтается.

Игнат ухмыльнулся:

– Не, Рита. Имеется у них транспорт. Перед отъездом увидишь. Мы только на другом поедем. У них транспорт боевой – потирая руки, хитро смотря на меня. Я недоумённо смотрела на него, чего это он радуется? Мою реакцию хочет посмотреть? Заинтриговааал.

Мне же нужно один вопрос выяснить. Я двинулась в сторону ребят.

* * *

Я сидел под деревом и размышлял.

Ну и зачем Мельсин меня сюда послал? Здесь и простой отряд справился бы. Дело обычное – приструнить Диких. Отряд из лучших выслали из столицы. А если там что-то случится? Нам не успеть. Я нахмурил брови, припоминая обстоятельства.

Накануне вечером, над столицей разразилась настоящая буря. Она бешеным вихрем пронеслась по улицам столицы, подхватывая все, что встречала на своём пути и, выкорчевывая то, что считала легкой добычей. За бурей начался проливной дождь. Он стучал по крышам непрерывным стуком, просачиваясь в мельчайшие зазоры. Вода грязным бурным потоком проносилась по улицам, смывая следы бури. К утру всё стихло. Утром встревоженные жители осторожно выходили на улицу, оглядываясь и оценивая ущерб. Многие крестились, призывая Хранительницу сохранить от бед. Некоторые шепотом предполагали, что скоро наш мир погибнет, Силы не хватает, чтобы поддерживать баланс. Тут в небе раздался громовой раскат, и сверкнула мощная молния, заставившая народ в испуге прижать детей к себе. И на небе разлилась многоцветная радуга. Она сверкала перламутром и приковывала взгляд. Цвета мерцали, меняясь друг с другом местами и вновь вставая на место. От радуги расходились золотистые лучи и эти лучи рассыпа́лись о землю золотистым сиянием.

Народ в восхищении замер, открыв рты. И эта разноцветная радуга вселяла маленькую надежду о грядущих переменах к лучшему.

В спешном порядке Мельсин вызвал меня и сообщил о необходимости отправиться в путь. О его цели он тоже ничего путного сказать не смог. «Так нужно», сказал он.

А я с недоумением рассматривал его. Никогда не видел его в таком нервном состоянии. Он мерил кабинет широкими для его невысокого тела шагами. Туда-сюда, туда-сюда. Иногда он останавливался возле стола, перебирая свитки трясущимися руками. Наконец, он остановился возле окна, сложив руки за спиной, глубоко вздохнул и выдал:

– Реммир. Есть предположение, что наследница должна вернуться.

Ого, вот это новость.

– Точное место и время нам не известно. Указано только направление. Поэтому, чтобы не будоражить народ, информация не будет распространена. Твой отряд едет наводить порядки и точка. А сам осмотрись. Всех переброшенных сюда во дворец. Здесь будем разбираться. Ну и, если проблемы есть, отмечай сразу, что несколько раз кататься – он устало подошёл к креслу, сел на него и откинулся на спинку.

– Скорей бы уже все случилось – он устало потер лицо ладонями.

Поднял голову и посмотрел на меня:

– Могу не дожить до столь знаменательной даты. Мой преемник ещё так молод, ему учиться лет пятьдесят. Опыта у него нет. Да и мне хотелось бы встретить юную наследницу. Ведь столько лет ожидания.

В общем, на следующий день я со своим отрядом двинулся в путь. Вроде всё как обычно. Одна переброшенка есть, только навряд ли она наследница.

Наследница должна быть степенной, разумной и строгой. Всё-таки управление целым миром на её плечи ложится. И Сила начнёт пробуждаться. А эта шебутная какая-то. Я вспомнил первую встречу и усмехнулся. С опухшим лицом и одним глазом, смотрящим на нас. И животные опять же настораживают. Но если учесть, что эта ненормальная спасла их, то можно считать это элементарной благодарностью. И профессия у неё – с животными работать. Как она ловко управилась тогда в амбаре.

Я хмыкнул. И в глаза не боится смотреть. Мужики иногда немеют, а эта поднимет голову и смотрит спокойно.

А вот то, что не побоялась детей спасти, это молодец. Я ведь вначале принял их за её детей. Какая деваха будет с чужими детьми так возиться?

А прошлую ночь вспоминаю с улыбкой.

Я с удовольствием потянулся, ощущая приятное тепло во всем теле. Как она дрожала в моих руках. Наглая она только, спокойно перед всеми вышла на всеобщее обозрение. Наша девка уже в обморок от стыда упала бы, а эта ничего. Смотрит своими красивыми большими глазищами. Спокойно оделась и смотрит, как ни в чем не бывало.

Нет, наследница такой не бывает. Значит, по дороге будем ещё искать. Обычно так и бывает. Когда спонтанный портал открывается, забрасывает сразу несколько человек.

Я вытащил изо рта изжеванную травинку, с намерением отдохнуть, вытянувшись на траве. Резко выпрямился, прислушиваясь к голосам.

Показалось? Я прищурился, вслушиваясь. Женский голос доносился до меня:

– Ну дай потрогать. Жалко тебе что ли?