Королевская кровь. Часть 1. Тайна Эвердредского леса

Арчибальд Кейдж дал обет безбрачия в одном из доминиканских монастырей вскоре после возвращения из крестового похода, в который он попал еще совсем мальчишкой, будучи сыном одного из рыцарей, сложивших голову в войне с сарацинами. Осиротев, он был определен в монастырь, где сначала воспитывался как послушник, а затем стал монахом. Тайная жажда власти жила в нем с малолетства, и она была сильнее всех других страстей, бушевавших в сердце юноши. Он рано понял, что для осуществления своих честолюбивых устремлений придется отказаться от многих радостей жизни, и он научился ограничивать себя во всём, а также угадывать желания и настроения тех, кто пока стоял над ним, беспрекословно подчиняться с видом самым смиренным и как бы невзначай выполнять их прихоти. Постепенно он стал необходим тогдашнему настоятелю монастыря, и тот неосторожно приблизил способного и сообразительного монаха. К двадцати годам Арчибальд стал аббатом, к двадцати пяти – епископом, а вскоре после этого старый настоятель стал как-то часто болеть и чахнуть, пока в конце концов не умер от сердечной болезни. После его смерти ни у кого не вызывало сомнения, кому надлежит стать новым настоятелем монастыря. К тому времени имя Кейджа уже гремело по всей округе: он был непримиримым гонителем колдунов и ведьм, впрочем, некоторых из этих заблудших, как говорили, ему удавалось обращать и приводить в лоно Святой Церкви.

Монастырь богател, и со временем даже королевский двор стал уступать ему по количеству накопленных сокровищ. В то время вдовствующая королева, мать Гордиуса, посоветовала своему сыну приблизить ко двору знаменитого доминиканца, ибо поняла, что такого человека лучше числить в друзьях и помощниках, чем в соперниках. Вскоре после коронации Гордиус призвал Кейджа ко двору и предложил ему должность первого советника, которую тот принял не без колебаний, при условии, что король поможет ему получить сан архиепископа. Так сложился этот союз двух властителей королевства Медоуридж – благодатного края преданий, рек, лесов, гор и прибрежных утесов Изумрудного моря.

Глава 1. Jus primae noctis

– Эта зелень в твоих глазах… Откуда она? Второй пары таких глаз не найдешь во всем Медоуридже, – шепнул Энтони Марвел своей невесте.

– А такого как ты – храброго и ловкого – не сыщешь в целом мире! – откликнулась Миллисент.

Когда они целовались, их волосы напоминали водопад, наполовину освещенный солнцем: золотистые пряди Энтони смешивались с переливчатым темно-каштановым шелком волос Миллисент. В доме старшего королевского лесничего, стоявшем на опушке Мидглайдского леса, шумела свадьба. Пирующие уже покончили с олениной и рябчиками на вертеле, выпили изрядное количество сидра, отдали дань элю и заморским винам, отведали блюд из рыбы, грибов и орехов, приготовленных самой невестой. На столах теперь стояли всевозможные пироги и пирожки, лепешки, фрукты… За столами сидели егеря с семьями, находившиеся в подчинении старшего лесничего, а также почетные гости – знатные горожане, королевские псари, сокольничие, мелкопоместные вассалы короля Медоуриджа Гордиуса Первого. Музыканты уже подстраивали свои инструменты, ибо застолье подходило к концу, и вот-вот должны были начаться танцы. И вдруг…

– Именем короля! – раздался в дверях громовой голос. На пороге стояли гвардейцы.

В доме воцарилось молчание.

– Что случилось? – спокойно поинтересовался счастливый жених и хозяин дома.

– Его величество требует невесту к себе, – отвечал предводитель гвардейцев. Это был маленький круглолицый сержант с неприятной хитрой самодовольной ухмылкой, как бы навсегда прилипшей к червеобразным усикам.

– Какого дьявола! – в сердцах воскликнул Энтони, и темные глаза его вспыхнули, будто угли.

– Не забывайтесь, господин Марвел! – грозно оборвал его сержант.

– Я не пойму, по какому праву…

– По праву первой ночи! – отрезал сержант, – Госпожа Марвел, следуйте за мной!

Возле Миллисент уже стояли двое с алебардами, а еще двое стали на пути взбешенного жениха.

– Нет, нет, я не пойду! – закричала Миллисент, – Энтони!

Гвардейцы крепко схватили обоих.

– Это просто возмутительно! – вмешался шафер Билл Грей.

– Сопротивление бесполезно, – продолжал сержант, – Jus primae noctis[1] в этой стране никто не отменял. Во дворе стоит целый отряд, и, поверьте, мои молодцы смогут успокоить всех недовольных.

Энтони взглянул на Уэсли Пейна – дядю Миллисент, который был на свадьбе посаженным отцом.

– Что поделаешь, дети мои, – проговорил тот, потупившись, – он говорит правду. Король имеет право забрать невесту на одну ночь… На моей свадьбе с покойной Джейн при покойном короле было то же самое, – добавил он, помолчав.

– Никогда не думал, что это право распространяется на людей, приближенных ко двору! – не унимался Энтони, – Мало ему простолюдинов!

– Это что, бунт? – подозрительно прищурился сержант. – Я доложу его величеству о ваших непочтительных высказываниях!

– Докладывай-докладывай! Ты, видно, докладами себе дорогу и прокладываешь!

Руки гвардейцев крепче вцепились в рвущегося в бой хозяина дома.

Рыдающую Миллисент утащили прочь. Энтони с размаху стукнул кулаками по столу. Зазвенела рассыпающаяся посуда. Толстая доска треснула, и на белой скатерти показалось пятно крови – от разбитого кулака Энтони. Веселью наступил конец.

* * *

В карете, куда втолкнули Миллисент, сидели две пожилые монахини. Одна из них протянула Миллисент платок.

– Утри глаза и перестань плакать, дочь моя, – стала она увещевать девушку, – ты должна радоваться, что его величество оказывает тебе такую честь.

– Матушка! – воскликнула Миллисент, – Как же… как же все это согласуется с обетом супружеской верности, который дала я перед алтарем?

– Власть дается от Бога, – терпеливо объясняла монашка, – ночь, проведенная с монархом, не считается изменой.

– Чем же она считается? – отозвалась Миллисент не без язвительности.

– Можешь считать это жертвой Богу…

– «Sacrificium Deo spiritus contribulatus»[2], – процитировала невеста.

– «Сor contritum et humiliatum Deus non spernet!» – с энтузиазмом подхватили хором святые сестры.

– Вот и смиряйся! – продолжала старшая, – Благословляю тебя, дочь моя!

– Благословляете на блуд, на прелюбодеяние?

– В тебе сейчас говорит гордыня. Смирись, дочь моя, и радуйся!

– Не могу я смириться! Это безбожно, безбожно! – Миллисент снова разрыдалась.

– Бедное заблудшее дитя! Вот увидишь, Господь осушит все твои слезы!

Они приехали. Стража с поклонами сопроводила девушку в опочивальню, где ждал ее царственный похититель, и удалилась. Ее окружал багровый полумрак.

Король Гордиус Первый, одетый по-домашнему в эффектно спадающий тяжелыми фалдами долгополый темно-красный блио[3] с золотистыми кистями у пояса, накинутый поверх белоснежной до пят камизы[4], улыбнулся ей своей самой обворожительной улыбкой.

– Ну, здравствуй, Милли! – изрек он, окинув ее ласково-плотоядным взглядом собственника. Лицо его с высокими дугообразными бровями над серыми льдинками глаз было гладким и не лишенным величественной красоты, хотя и слегка одутловатым.

Она мрачно молчала, опустив голову.

– Как хороша! – прошептал король, – Нет, определенно, у моего старшего лесничего отменный вкус!.. Ну что ж ты смущаешься? Не надо бояться. Я ведь не злодей какой. Ну, поди, поди ко мне, – и он повелительно протянул ей руку со своего кресла.

– Ваше величество! – обратилась к нему Миллисент, решительно вскинув голову, – Если вы и вправду не злодей – отчего бы вам не отпустить меня к мужу?

Король рассмеялся.

– Отпущу, непременно отпущу!.. Утром, после того, как ты исполнишь свой долг верноподданной.

– Ваше величество! Умоляю вас! – дрогнувшим голосом произнесла она.

– Глупышка! – вздохнул король, – Ты ведь не представляешь, о чем говоришь и от чего отказываешься! Любая на твоем месте была бы счастлива…

– Вот и возьмите себе любую! А меня отпустите!

– А перебивать меня не стоит. Я все-таки король.

– Простите, ваше величество…

– Вот это уже лучше. И если ты и вправду неглупа – а ведь ты неглупа, не так ли?… Ты не захочешь, чтобы с твоим мужем случилось несчастье, ведь правда? И если ты будешь умницей, доброй, ласковой, послушной девочкой… Словом, утром ты можешь требовать любой награды, – Гордиус с особым ударением произнес слово «любой», но на Миллисент это не произвело ожидаемого впечатления. Однако ее встревожила первая часть тирады монарха, недвусмысленно сулившая что-то ужасное для ее мужа. И она помертвела.

– А теперь, Милли, дорогая, поди сюда, – в голосе короля звучали металлические нотки повелителя.

Она робко сделала шаг вперед, он схватил ее за руку и рывком усадил к себе на колени.

– Не надо, не надо отворачиваться, – увещевал он, – Выпей-ка вина… Ну, что ж ты не берешь бокал? Хочешь пить из моих рук? Пей! – он прижал бокал к ее губам, и ей пришлось сделать несколько глотков. – А теперь поцелуй меня! – он отставил бокал и впился своим красиво очерченным порочным ртом в ее сжатые губы, а пухлые руки стали похотливо блуждать по ее телу.

Король заметно возбуждался и скоро весь дрожал. Он встал, подхватил ее на руки, и она не успела опомниться, как оказалась в его постели. Дрожащими горячими руками он срывал с нее одежду, а она пыталась свернуться калачиком и твердила со слезами:

– Ну пожалуйста! Не надо! Отпустите! Умоляю, пожалуйста!

– Что ж ты скрючилась вся? Это же невозможно! Ты хочешь, чтобы я позвал слуг? – он начинал не в шутку сердиться, – Дрянная девчонка! Если ты сейчас же не прекратишь фокусы, я действительно кликну слуг! Ты этого хочешь? Скажи!

Слезы унижения хлынули из глаз Миллисент. Она прекратила сопротивление. Что-то сломалось в ней, и она стала как мертвая кукла – бесчувственная и недвижная…

* * *

Энтони так и просидел всю ночь, упав головой на стол, и лишь под утро, вконец истерзанный думами, забылся тягучим, вязким полусном. Дом был пуст, не считая слуг, неслышно прибравших вокруг и не решившихся беспокоить убитого горем хозяина.

Ранним утром за окном послышался звук подъезжающей кареты. Энтони поднял голову и через минуту увидел вошедшую. В ее осунувшемся лице читались боль и стыд, свадебное платье было порвано и смято. Она остановилась у порога, не решаясь приблизиться к Энтони. Он поднялся, не отрывая от нее мрачного испытующего взгляда.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Jus primae noctis – Право первой ночи (лат.) – существовавшее в некоторых европейских странах в средние века право феодала провести первую брачную ночь с невестой своего вассала. (Прим. перев.)

2

Здесь и далее цитируются стихи из 50-го Псалма: «Жертва Богу дух сокрушен; сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Прим. перев.)

3

Блиó – средневековая верхняя одежда в виде туники, надевавшаяся поверх камизы (см. ниже) (Прим. перев.)

4

Камиза – средневековая нижняя одежда в виде туники (Прим. перев.)