Три дня весны

Дмитрий Казаков

Три дня весны

Дмитрий Казаков

* * *

Глава 1

Весна пришла в Тольятти в середине ноября.

Сначала, конечно, никто не понял, что произошло, да и само имя возникло не в первый момент…

Пашка проснулся среди ночи от громкого треска, что прозвучал, как ему показалось, прямо за стеной, в комнате бабушки. Полежал, напряженно вслушиваясь – вдруг у нее опять приступ, как летом, и придется звонить в «Скорую», и самому, кусая губы, ждать врачей.

Но ничего не уловил, ни стона, ни шороха, и начал снова засыпать, когда на улице что-то вспыхнуло. Яркие, трепещущие отблески легки на потолок, на стены, выступили из тьмы книги на полках, фотографии папы и мамы, веселых, улыбающихся, живых…

Затем все погрузилось обратно во мрак, но Пашка спать больше не хотел.

Отбросив одеяло, метнулся к окну, стекло обожгло лоб прохладой, в руку уткнулся шершавый выступ подоконника.

Но ничего интересного не увидел, и разглядел вообще мало что, поскольку уличные фонари не горели. Различил только очертания домов на другой стороне улицы, припаркованные автомобили, растопыренные ветви ближайшего тополя.

Шагнув к столу, за которым делал уроки, пощелкал тумблером настольной лампы… та и не подумала загораться.

Вот засада, авария, где-то замыкание.

– Павлик, ты не спишь? – а вот и бабушка, заглянула в комнату, проверить, как у внука дела.

– Сейчас лягу, – ответил он. – Света нет… к утру дадут, наверное.

Вдвоем они жили третий год, после того как папу с мамой… ну, их не стало. Поначалу бабушка пыталась все делать сама, но затем Пашка вырос, сообразил, как ей тяжело, и все чаще уже он брал какие-то обязанности на себя, и не она утешала его и успокаивала, а наоборот.

– Ох ты! Как же! – бабушка всплеснула руками. – Там же суп в холодильнике…

– Ничего ему не будет до утра, – сказал Пашка. – Давай, не нервничай, и ложись. Давление не забыла померить?

– Сейчас померяю, – и бабушка, так же охая, ушла к себе.

Пашка лег, вслушиваясь, как она там возится, а когда стало тихо, он мгновенно уснул, упал в сон, как в черную яму.

Повторно открыл глаза, услышав изумленное восклицание из-за неплотно прикрытой двери. Через миг очутился в коридоре, а затем и на кухне, где бабушка стояла у окна, прижав ладони к щекам.

– Что? – воскликнул он. – Что случилось?

Бабушка оглянулась, стало видно ее белое как бумага лицо.

– П-павлик… – сказала она, поднимая трясущуюся руку. – Т-ты это тоже видишь?

Пашка подскочил к окну, и застыл, понимая, что брови поднимаются сами собой, а волосы на затылке шевелятся.

Прямо у них под окном из тротуара торчал огромный цветок: желто-сиреневые лепестки длиной в метр, меж них черный шар размером с мяч для баскетбола, покрытый искрящимися волосками. Над ним висело облако пыльцы, напоминавшей снежное крошево, ну а стебель, проросший сквозь асфальт, не оставив и трещинки, был толщиной с пожарный рукав.

Такие же штуки поднимались и дальше, одна на проезжей части, другая у магазинчика на противоположной стороне улицы.

Нечто подобное Пашка видел на одной из иллюстраций к «Мифам Древней Греции» Куна, вроде бы там, где описывалось царство Аида и растущие на берегах Леты асфодели…

– Э… вижу, – сказал Пашка. – Ничего себе засада. Это вообще как?

Деревья, еще вчера голые и черные, больше похожие на скелеты, закутались в дымку из крохотных листочков, а небо синело так, словно место последнего осеннего месяца занял апрель.

– Ох, господи… – бабушка даже не опустилась, а упала на табурет, всхлипнула. – Что же это творится такое, а?

– Весна, – пробормотал Пашка, бросив взгляд на градусник, украшавший раму снаружи.

Вчера он показывал около нуля, сейчас – больше пятнадцати.

– Весна? Двенадцатого ноября? – простонала бабушка.

Ну да, двенадцатое, воскресенье, а значит, в школу идти не надо.

– Ну а как это еще назвать? – спросил он, поворачиваясь. – Ты не нервничай. Валерьянки выпей…

– Да как тут не нервничать! Свет так и не дали! Воды нет!

Пашка нахмурился, только в этот момент вспомнил про ночное замыкание.

Ну да, учитывая то, что произошло с городом, это не просто упавшее на провода дерево.

– Надо звонить в аварийку, – сказал Пашка. – Они же все время дежурят, да? Придется тебе это делать, мне могут не поверить…

В апреле он отпраздновал тринадцать лет, и голос начал понемногу ломаться, но пока по большому счету остался тем же самым, мальчишеским… эх, если бы вот раз, и в один миг стать взрослым, настоящим мужчиной, чтобы все мог сам делать, да еще и деньги зарабатывать!

Столько, чтобы на все всегда хватало.

Проследил, чтобы бабушка выпила успокоительное, затем таблетки от давления, которое оказалось повышенным…

Но когда она подняла трубку, выяснилось, что телефон просто умер и оживать не собирается. Мобильные, и Пашкин, и бабушкин при попытке включить их выдали «нет сети», после чего вновь по непонятной причине отрубились, на этот раз наглухо, и не отреагировали даже на извлечение батареи.

– Может быть, к соседям пойти? – слабым голосом предложила бабушка.

Ну да, утро выходного, все должны быть дома…

– Зачем? – Пашка пожал плечами. – Если у них телефоны работают, они позвонили. Если нет…

Во второй вариант верить не хотелось.

Хотя Пашка понимал, что, скорее всего, связь приказала долго жить по всему Тольятти… что-то такое с ней сделала эта странная Весна, накрывшая город на пороге календарной зимы.

– Ох, господи, что это происходит такое? – бабушка снова всхлипнула.

Пашка и сам нервничал, но понимал, что ни в коем случае нельзя этого показывать. Нужно ее успокоить, показать, что все будет нормально, и самому что-то сделать, ну… такое.

– Я схожу, – сказал он. – На улицу… Посмотрю, что творится вообще.

– Нет! Там может быть опасно!

Из-за окна раздался звук мотора и Пашка, оглянувшись, увидел, как мимо их дома, аккуратно обогнув торчащий из асфальта гигантский цветок, проехал ярко-красный автомобиль.

– Вряд ли, – он вновь перевел взгляд на бабушку. – Слышишь, машины ездят.

Она открыла рот, готовясь спорить, но Пашка знал, что сумеет ее уговорить.

На улице оказалось не просто тепло, а жарко, и втянув воздух ноздрями, он едва не задохнулся от смеси будоражащих ароматов: молодая листва, сырая земля, свежая трава, хвоя и еще что-то сладкое, непривычное.

Во дворе мало что изменилось, разве что место мусорных баков заняли мохнатые бордовые «бочки». Подойдя ближе, Пашка убедился, что эти штуки живые – елозят и трутся боками, издают звук, похожий на кошачье мурлыканье.

Непонятно как, но они ощутили его приближение, одновременно наклонились, подставляя алчно раззявленные «рты».

– Ничего себе… – буркнул Пашка.

Пошарив в карманах, нашел обертку от шоколадки.

Скатанная в комок, она улетела в ближайшую «бочку», и та замурлыкала громче, задергала толстым животом так, что его захотелось немедленно почесать или хотя бы погладить.

Но Пашка удержался… не до того.

Надо показаться бабушке, а окна у них на другую сторону, на улицу.

Он обошел дом и, наткнувшись на первый же громадный цветок, обнаружил, что тот не пахнет вообще.

Подумав немного, Пашка аккуратно, одним пальцем, дотронулся до вытянутого лепестка. Растение закачалось с мелодичным звоном, желтые и сиреневые пятна поползли по черному шару, замерцала пыльца, перед глазами все поплыло.

Нет, он не потерял сознание, просто будто заснул на несколько мгновений, но при этом не упал, остался стоять.

– Ничего себе, – в какой уже раз за сегодня сказал Пашка, решив, что больше он трогать эти растения не будет.

Ну их.

Дальше ускорил шаг, помахал бабушке, чье обеспокоенное лицо маячило в окне.

– Все хорошо! – крикнул Пашка, и она кивнула в ответ.

Глянув в сторону перекрестка, туда, где их улица пересекалась с Карла Маркса, обнаружил, что рядом с бело-голубым зданием «Буревестника» в небо поднимается огромное, похожее на дуб дерево, на первый взгляд куда выше самого большого дома в городе, с раскидистыми ветвями и корой цвета шоколада…

Забыв обо всем на свете, Пашка двинулся в ту сторону.

По Карла Маркса ездили машины, прокатила маршрутка, лавируя между громадными цветами, что росли и здесь. Над каждым поднимался настоящий фонтан искрящейся пыльцы, и это было удивительно красиво.

Но дойти до дерева Пашке не дали.

Едва он миновал угловой дом, магазин «Продукты», как сзади прозвучал гнусавый, хриплый голос:

– Эй, мелкота, куда спешишь?

Пашка сжал кулаки, оглянулся, но замедлить шаг и не подумал.

Так и есть, вот он во всей красе, Андрюха Котлов по прозвищу Котел, пятнадцатилетний оболтус: огромная башка в рыжих кудряшках, глаза навыкате, нос картофелиной и тупая улыбочка.

Пашке этот тип всегда напоминал дикого человека из книги «Борьба за огонь» – нарядить его в волчьи шкуры, дать дубину и запретить мыться, чему, наверное, он будет только рад.

К счастью, сейчас Котел один, без банды шакалья, готового выполнить любой приказ вожака…

– Куда спешишь? Бабло есть, чо? – рыжий насупился, пошел быстрее.

Он промышлял мелким рэкетом со школьников по всему Молодежному бульвару. Несколько раз его забирали в полицию за разбитые стекла, раскуроченные вывески и дурацкие надписи на стенах, но всякий раз он выкручивался, и отвечал кто-то другой из его компании.

– Не твое дело, – ответил Пашка, стараясь, чтобы голос звучал твердо.

Да, пару раз было, что и у него отнимали деньги, но никогда он не отдавал их сам, никогда не праздновал труса.

А сейчас Котел один, и это значит, что от него можно убежать.

– Да ты оборзел, мелкота! – и рыжий бросился вперед.

Но Пашка сорвался с места на миг раньше, свернул налево и помчался по тротуару что есть духу. Громадное дерево осталось позади, жаль, что не посмотрел на него, тяжелый топот за спиной утих, а затем и вовсе прекратился.

Кулаками махать Котел может, а вот бегун из него никакой…

Пашка остановился, разрешил себе оглянуться – вон он, рыжий, стоит, уперев руки в колени, дышит тяжело, морда красная, и перекошена так, словно целый лимон в рот засунул.

Курить надо больше.

Только тут Пашка вспомнил, зачем он, собственно, из дома выбрался – хотел узнать, только ли у них в квартире нет воды и света. Ага, вон на другой стороне улицы вывеска над автомагазином огоньками мигает, значит там с электричеством порядок, насчет же воды…

А вот тут во дворе дядька в моторе бежевой «десятки» копается.

Пашка еще раз оглянулся, убедился, что Котел мрачно потопал обратно, и сам зашагал в сторону дядьки.

– Извините, – сказал он. – А у вас вода дома есть?

Обладатель бежевой «десятки» повернулся, уставился на Пашку, маленькие глазки его заморгали.

– Есть, а чего не быть-то… – буркнул он подозрительно. – А тебе зачем, пацан?

– Но у нас нет. Вы же видите, что случилось…

– А что случилось? – дядька нахмурился.

Пашка на несколько мгновений потерял дар речи.

Так уж вышло, что он с самого детства не мог врать, если пытался это делать, всегда чувствовал себя так мерзко, словно наелся мыла, да еще и запил его бензином. Может быть поэтому отлично чувствовал ложь, любую фальшь в словах собеседника, даже крошечную.

И сейчас готов был поклясться, что хозяин «десятки» не врет, что он и вправду ничего не заметил!

Пашка собрался указать туда, где в рядок выстроились мохнатые «бочки», наверняка и тут заменившие мусорные баки, но тут сверху донесся протяжный вскрик и ритмичные хлопки – словно кто-то вытрясал очень большой половик.

Они подняли взгляд одновременно.

Из-за ближайшей крыши показалось нечто крылатое, темно-бурое, и по крутой дуге пошло вниз.

– А… э… – прохрипел хозяин «десятки», глаза которого стали очень большими.

А у Пашки второй раз за утро ожили волосы на затылке.

Крылатая фигура развернулась, босые ступни с тяжелым «тумм» вмялись в асфальт. Скорбящий ангел, еще вчера сидевший себе преспокойно в Центральном парке, взмахнул раскрытой книгой, и ее страницы, то ли медные, то ли бронзовые, издали шелестящий звук.

Дядька пискнул, как придавленная мышь и бегом ринулся к подъезду.

Споткнулся, едва не полетел кувырком, но в следующий момент скрылся за дверью, из-за нее донесся утихающий топот.

– Э… здравствуйте, – сказал Пашка, ноги которого словно примерзли к земле.

Ангел склонил огромную голову, разглядывая мальчика с интересом, развернул крылья, точно красуясь. Помахал книгой еще раз, даже рот открыл, но ничего не сказал. Затем последовал мощный толчок, и обретший жизнь, научившийся летать памятник оказался в воздухе.

Пашка проводил его взглядом, а затем побрел обратно в сторону дома.

Он узнал, что хотел, а значит можно возвращаться.

Глава 2

– Ох, ты живой! – воскликнула бабушка, едва Пашка переступил через порог. – Господи! Я уж тут натерпелась!

– Да что со мной будет? – сказал он с натянутой улыбкой.

Пока шел обратно, решил, что про летающего над городом ангела ей не скажет. Понятно, что соврать не сможет, если бабушка спросит напрямую, но вряд ли ей придет в голову такой вопрос.

– Тут Анна Марковна звонила! – продолжила бабушка, нервно тиская носовой платок. – Вот почти сразу как ты ушел, и она…

– То есть как звонила? – вмешался Пашка. – Что, телефон заработал?

Анна Марковна была подругой бабушки чуть ли не с девичьих времен – они приехали в Тольятти одновременно на строительство АвтоВАЗа, работали в одном цеху, и на пенсии продолжали дружить, хотя жили вовсе не по соседству.

– Он зазвонил, я трубку взяла, поговорила, а потом все опять умерло. Не работает… Да, так вот она сказала, что у них все в порядке, и свет и вода, разве что Татищев по улицам на коне скачет.

– Какой Татищев? – не понял Пашка.

– Да Василий Никитич, то есть его памятник, – бабушка моргала растерянно. – Или ему? Ну на берегу стоит… или стоял… Носится по улицам теперь… Ерунда какая-то, розыгрыш наверняка…

Если бы Пашка не встретил Скорбящего ангела, он бы подумал, что у Анны Марковны что-то случилось с головой. Но если Весна неведомым образом вдохнула жизнь в один памятник, то почему бы ей не проделать то же самое и с расположенным на берегу Волги монументом основателя города?

– Ты знаешь, – сказал он задумчиво. – Может быть, тогда тебе к ней поехать? Квартира у нее большая, она рада будет… Я думаю, что у нас все так быстро не починят.

Выросшие за одну ночь громадные деревья, цветки размером с автомобиль, «бочки» – и это только то, что Пашка увидел за время короткой прогулки, наверняка появилось еще много что.

Пока с этим всем разберутся, может не один день пройти.

– Но как же! А ты? – бабушка предсказуемо заохала, запричитала.

– А я останусь, пригляжу за квартирой, – сказал Пашка. – Вечером приеду.

Анна Марковна жила в Портпоселке, на маршрутке ехать минут сорок.

– Я не могу тебя оставить! Что ты будешь есть!

– Еды полный холодильник, и все равно ее надо ликвидировать, – этот аргумент заставил бабушку задуматься. – Ты возьмешь свой сотовый, у меня останется мой, и как все заработает, мы тут же свяжемся.

– А может быть, вместе там останемся? – предложила она. – Соседку попросим. Людмилу Петровну из второго подъезда… Чтобы она нам позвонила, как дом починят.

– У нее память дырявая, да и сердце больное, зачем ее напрягать, – буркнул Пашка. – Давай, собирайся, поедем.

Пока маршрутки ходили, это он видел, но подозревал, что такое положение вещей сохранится не так долго.

Бабушка собралась с невероятной для себя скоростью, за пятнадцать минут.

Пашка проверил, взяла ли она очки, не забыла ли тонометр и разные нужные таблетки. Уговорил не надевать пальто, поскольку на улице тепло, и в зимней одежде можно изжариться.

При виде мурлыкающих «бочек» бабушка удивленно открыла рот и стала напоминать выброшенную на берег рыбу.

Громадный цветок обошла по широкой дуге.

До остановки у «Северянки» дошли без проблем, но вот около нее столкнулись с бородатым дядькой в спортивном костюме, что шагал, бормоча себе под нос и прижимая к груди большую икону.

Увидев Пашку и бабушку, он остановился, глаза его сверкнули.

– Покайтесь, люди! – во всю глотку завопил дядька. – Ибо пришел Судный День! Каждому воздастся по заслугам, и грешники будут низвергнуты в геенну огненную, во власть бесам отданы!

Бабушка вздрогнула, и Пашка торопливо взял ее за руку.

– Покайтесь, грешники! – продолжал надрываться дядька, размахивая своей иконой. – Скоро сойдет он с небес во всей славе своей, и тогда живые позавидуют мертвым!

Но тут к остановке подкатила маршрутка, и Пашка потащил бабушку к ней.

Через миг они очутились внутри, дверь захлопнулась, и голос проповедника в спортивном костюме затих.

Пашка вздохнул с облегчением, но тут же вновь напрягся.

Она сидела у окна, стройная, изящная, в черной курточке, и даже не смотрела в его сторону, и слава богу, а то бы он вообще умер от смущения… Юля Смирнова из класса «Б» вряд ли даже знала, что у Пашки от одного ее вида пересыхает в горле, и хочется одновременно и смотреть на нее, не отрываясь, и удрать куда-нибудь подальше, чтобы никогда ее не видеть.

Она была такая, такая… какими словами это описать, он не знал.

Но в этот момент рядом находилась бабушка, и это помогло быстро отвлечься… нужно помочь ей сесть, поставить сумку, отдать водителю денег за билеты, и самому расположиться таким образом, чтобы не пересекаться с Юлей взглядом.

Глаза у нее очень светлые, и из-под темной челки смотрят так… Пашка вздрогнул.

Бабушка ахнула, кто-то еще из пассажиров издал изумленное восклицание, водитель закряхтел.

Маршрутка стояла на светофоре перед Комсомольской, и по переходу невозмутимо шагал, переваливаясь с ноги на ногу, толстопузый зеленый дракончик вроде тех, каких рисуют в рекламе. Ноздри его слегка курились, на морде виднелась добродушная ухмылка, а в когтистой лапе он держал букет цветов.

– Ик, – сказал пожилой мужчина, сидевший за спиной у Пашки. – Это вот что?

– Кто бы знал, – мрачно отозвался водитель. – Но у меня смена с утра, и я… Навидался всякого, короче…

Он дал по газам, маршрутка рванула с места, точно ее ужалила в попу гигантская пчела.

Тольятти, обычный вроде бы город, с приходом Весны разительно изменился: торчали всюду огромные цветы, желто-сиреневые, ало-синие, бело-оранжевые, там и сям поднимались деревья, напоминавшие дубы, и на их ветках листья соседствовали с иголками, а шишки терлись боками о плоды вроде апельсинов.

На окраине Центрального парка высилась аккуратная гора будто с фотографии Альп или Гималаев, со снегом на вершине и парой водопадов, но при этом высотой метров в пятьдесят, не больше…

На лицах горожан, отважившихся выбраться на улицу, читалось ошеломление.

– Как же это… что же это… – причитала бабушка, и глаза ее становились все более и более круглыми.

– Ничего, не переживай, видишь как красиво, – пытался успокоить ее Пашка, но сам понимал, что выходит у него не очень удачно, поскольку он тоже не понимал, что произошло, и тоже нервничал.

Оглянувшись в очередной раз, увидел, что Юли на прежнем месте нет, и испытал одновременно и облегчение, ведь не придется теперь так напрягаться, и печаль оттого, что она где-то далеко.

А затем маршрутка выехала к лесу, и Пашка на какое-то время забыл о своих чувствах.

Нет, тут и раньше было хорошо, но банально – елки, сосны, что-то мелкое лиственное. Теперь же лес выглядел торжественно, красиво и мрачно – серые и бурые стволы, водопады зелени, лианы и даже пальмы… легко поверить, что в такой чаще эльфы могут водить компанию с Бабой Ягой и лешими.

У самого въезда в Портпоселок справа от дороги обнаружилось здание, которого ранее тут не было – черные гладкие стены поднимаются на высоту метров десять, никакой крыши, темнеет узкий, точно прорубленный вход.

Пашка смотрел фильм «Бегущий в лабиринте», вот там показывали нечто похожее, только куда больше…

Бабушка к этому моменту устала охать и удивляться, просто утомленно вздыхала.

В самом Портпоселке ничего странного не увидели, ну помимо тех же цветков, мусороядных «бочек» и громадных деревьев. К этому времени солнце поднялось высоко, и разогрело так, что Пашке стало жарко, да и бабушка запыхтела, вытирая со лба пот.

Дом Анны Марковны стоял там же, где и две недели назад, но окружали его густые заросли бамбука – это растение Пашка видел по телевизору и мигом узнал стволы с узлами, длинные узкие листья.

На звонок в дверь она открыла сразу, и заулыбалась, как всегда, во все лицо:

– Лизанька? Это ты? И Пашунчик с тобой! Как замечательно!

Пашка не любил, когда его так называли, и когда обходились с ним точно с малым ребенком, но терпел.

– Здравствуйте, – сказал он мрачно.

– Проходи-проходи, – Анна Марковна захлопотала вокруг, распространяя запах свежей выпечки.

Вся она была пышная, румяная и напоминала сдобный каравай только из печи.

А еще у нее жили два кота, черный и белый, первый звался Пушком, второй непонятно почему Фонариком.

– Нет, мне надо возвращаться, – Пашка замотал головой.

Анна Марковна уперла руки в бока:

– То есть как?

– Ну, за квартирой присмотреть… – объяснил он.

– Павлик, а может, останешься? Как телефоны заработают, соседке позвоним, – вступила бабушка. – Не хочется мне тебя отпускать, там и змей этот зеленый, и прочие… Чудеса.

Последнее слово она произнесла едва не с отвращением, и это Пашку смутило.

Разве можно не любить волшебное, не радоваться тому, что их город стал таким… странным, удивительным, сказочным… бояться всего, что не похоже на привычное, скучное, обыденное?

– Не глупи! – заявила Анна Марковна. – Если что, и заночуете, комната свободна. Диван разложим, всем места хватит…

Да, это было сильное искушение – никуда не идти, остаться в Портпоселке, где и накормят, и вода из крана течет, и свет есть, а значит можно и телек посмотреть, и вообще никто трогать не будет.

Но Пашка знал, что он – единственный мужчина в семье.

– Нет, я поеду, – сказал он упрямо. – Мобила у меня с собой, ну а вечером вернусь. Или за тобой заеду…

Анна Марковна еще что-то говорила, но бабушка знала внука и понимала, что он все решил, и не отступит.

Она лишь обняла его на прощание и велела быть осторожным.

На обратном пути Пашка внимательно смотрел в окно, и его посещали разные интересные мысли.

Да, громадные цветы выросли вроде бы беспорядочно, как обычные сорняки, и даже на дорогах, но ни один всерьез не препятствовал движению. Исполинские деревья появились в таких местах, где ничто не мешало им свободно раскидывать ветви, и даже гора с водопадом украсила не какой-то отдаленный район, а Центральный парк, куда народ и так ходит.

Возникало ощущение, что все это сделано намеренно, как часть некоего плана…

Вот только кто его задумал, и зачем все это?

Та часть Тольятти, которую он увидел сегодня, обрела завораживающую, экзотическую красоту. На улицах появились странные существа, но ни одно из них не спешило есть на завтрак горожан, как это обычно делают монстры из американских фильмов.

Взять хотя бы зеленого дракона с охапкой цветов или козлоногого фавна на Молодежном бульваре – тот сидел на лавочке и с аппетитом ел банан, не обращая внимания на взгляды прохожих.

Из маршрутки Пашка вышел на той же «Северянке».

Дядьки с иконой тут больше не было, зато прямо за павильоном обнаружился Котел с парой приятелей.

– О, тебя-то мы и ждем! – сказал он радостно. – Иди сюда, мелкота!

Сердце у Пашки глухо ухнуло, он сделал растерянное лицо и даже шагнул к Котлу. Но в следующий момент бросился прочь, следом за уезжающей маршруткой, и чужая рука лишь мазнула по спине, но ухватить не смогла.

– Стой! Гад! Порвем! – донеслось из-за спины.

Они бежали следом, и если Котел отставал, то один из его шакалов держал темп. Пашка задыхался, сипел, но мчался изо всех сил, думая только об одном – лишь бы не споткнуться.

Свернул во двор, мелькнули сбоку мохнатые «бочки», в одну из них кто-то из соседей опустошает мусорное ведро.

Вот он подъезд, надо достать ключ, приложить к кнопке замка… хотя света же нет!

– Стой! – преследователь выскочил из-за угла.

Пашка торопливо рванул дверь на себя, окунулся в темную прохладу подъезда. Потянул за ручку, налегая изо всех сил, но в щели появилась рука, куда больше, чем его собственная, потащила в другую сторону.

– Эй, ты чего делаешь? – это голос того соседа, что выкидывал мусор, дяди Вали из первого подъезда.