Мужская работа

– Нет, не надо… Я не могу! Пожалуйста… Она и правду сама! – забормотал я.

Разрыв договора означает смерть Сашки! И все из-за развратной воровки!

– Я могу в это поверить, – Лиргана оглядела меня с головы до ног. – Не воняй. Шавванская подстилка дает всем, кто может ей чем-то помочь, ты у нее не первый, не льсти себе.

«Вот тварь!» – подумал я второй раз.

– Но наказать я тебя обязана… – тут центурион сделала паузу, и у меня мелькнула мысль, что прямо тут она меня и «накажет», скинет шмотки, привяжет меня, вооружится кнутом, ножами… и здравствуй, БДСМ-порно. – Поэтому завтра наряд. В горячей зоне.

Я сглотнул, в горле пересохло, а в животе стало холодно – это же приговор.

«Горячая зона» вокруг двигателя линкора слыла местом жутким, наводить там порядок отправляли штрафников, и не все, судя по рассказам, возвращались, а иные возвращались без глаз, рук, ног или разума.

– И не спорь, это приказ, – добавила Лиргана, явно наслаждаясь моим испугом. – Если везучий, то выживешь.

Глава 5

Нас, штрафников, в тот день оказалось пятеро, и на инструктаж нас собрали в комнатехе с голыми стенами, где кроме этих стен, круглого люка, имелся только стеллаж с противогазами и синими баллонами разного размера.

– Значит, так, – сказал техник в черной форме, показывая нам один из баллонов – нечто вроде огнетушителя с ремнями, чтобы вешать за спину, трубка и раструб на конце. – Это растворитель. Ваша задача – обойти свой участок, найти на нем все наросты и полить из растворителя, чтобы они растворились. Понятно?

– А там правда опасно? – спросил стоявший рядом со мной круглолицый парень.

Техник посмотрел на него как на идиота:

– Прорывы ядовитого газа, шумовые выбросы, выхлопы, проседание конструкций там, где их проело наростами – этого мало тебе, что ли?

Круглолицый увял, да и у меня задрожали поджилки.

Я первым получил снаряжение, координаты отданного мне участка, и пролез в люк. Позади осталась запиравшая его крышка в метр толщиной, я оказался в тесном коридоре, стены которого состояли из множества натыканных под разными углами пластин вроде компьютерных плат, черно-серебристых и зелено-золотых, от взгляда на которые болели глаза.

Я спустился на свой уровень, и тут же обнаружил нарост – черный сталактит в метр высоты и метр толщиной у основания, торчащий из пола. Нажал на спуск растворителя, из раструба зашуршала струя фиолетового газа, и сталактит начал оседать – типа ускоренной съемки сугроба на теплом солнышке. Через пару минут осталась грязная лужа, и я даже через фильтры противогаза ощутил сладковатую вонь.

Сделал шаг дальше по коридору, и тут стена из микросхем справа впереди раскололась, из нее вырвался столб пара. Горячим ударило в лицо, обожгло руки, я отскочил, не удержался на ногах, громыхнул закрепленным на спине баллоном о пол.

Пока вставал, стена вновь стала монолитной, пар исчез.

– Дело швах, – пробормотал я, вставая.

Понятно, зачем сюда отправляют штрафников из свежих наемников – их не жалко, если чего.

Сердце лупило как бешеное, пот тек по спине и по лицу под противогазом, я шагал то медленно, то двигался перебежками – черт знает, откуда придет новая опасность. Поливал черные сталактиты, которые попадались время от времени, то и дело пугливо оглядывался. Новых выхлопов не было, зато пару раз слышал рев шумовых выбросов издалека – если попадешь под такой, то кровь из ушей и мозги превратятся в кашу.

Противогаз в этом случае как перочинный ножик против носорога.

В одном месте по стеночке обошел неровную дыру, из которой торчали провода и шел серый дым. А когда оказался на безопасном месте, из-под подошвы раздался писк, я заорал благим матом и подскочил едва не до потолка.

Из-за резиновой хрени на лице пришлось вытянуть шею, чтобы посмотреть вниз.

На полу сидел один из мелких зверьков, которых на линкоре считали паразитами. Напоминал он кота, только лап было не четыре, а шесть, сам цвета кофе с молоком, и настороженно блестели из густого меха черные глаза.

– Тихо, – сказал я. – Ты же не кусаешься?

Зверек пошевелил круглыми «антеннами» на стебельках, заменявшими ему уши, дернул хвостом, на конце которого красовалась присоска. Когда он открыл рот, то выяснилось – внутри множество игольно-острых зубов, черных, как местный сталактит.

Кусается, да еще как.

Негромко хрюкнув, зверек порскнул мне под ноги – собрался он туда, откуда я только что явился. Зацепился боком за мой ботинок, я от неожиданности дернулся, оперся рукой о колючую горячую стену.

Писк раздался снова, на этот раз истошный, полный боли.

Чтобы разглядеть, что творится, мне пришлось развернуться, а с баллоном на спине, да в узком проходе это не так просто. Зверек то ли не рассчитал, то ли столкновение со мной сбило его с курса, но он влетел прямо в дыру, и теперь висел на ее краю, уцепившись за него лапой, и дергался, силясь подтянуться; серый дым обтекал его, и от прикосновений этой дряни кофейный мех чернел, словно обугливался.

Наверняка это было не очень приятно, в глазах зверька стояло мучение.

Я бросился на помощь, не задумываясь, ударился коленом об пол и подхватил почти невесомое тельце. Серый дым обжег руку, будто кипяток, даже через перчатку, и я зашипел через сжатые зубы.

Но через мгновение стоял на безопасном расстоянии от дыры, и зверек слабо шевелился у меня на ладони. Я ощущал, как бьется его сердце, видел, что розовые присоски есть не только на хвосте, но и на лапах – там в компании острых когтей – озадаченное выражение на морде, золотые треугольные зрачки в черных провалах глаз.

– Я бы на твоем месте опустил его на пол, – сказали басом у меня из-за спины. – Укусит – мало не покажется, а ранку от зубов лечить – непростое дело.

Зверек дернулся, оскалился, и я торопливо присел, повернул ладонь, чтобы он съехал на пол. Спасенный несколько мгновений недоверчиво созерцал меня, а потом хрюкнул, хотелось верить, что благодарно, и рванул прочь – по стене, по потолку, за угол, с такой скоростью, что только пушистый хвост мелькнул.

Я повернулся.

На меня добродушно смотрел пузатый дядька лет пятидесяти, без противогаза, даже без респиратора, и браслет на его запястье показывал невероятные «пятьдесят семь». К этому времени я умел читать не только класс, но и всякие символы, и видел, что передо мной центурион из экипажа, да еще и гражданин!

Рука моя непроизвольно дернулась.

– Честь можешь не отдавать, – сказал он. – И сними это с лица, тут безопасно. Посмотрел я, как ты работаешь, и мне понравилось…

Я стащил противогаз, глотнул отдающего горелым пластиком и серой воздуха. Понял к этому моменту, что дядька – шавван, что на висках у него островки чешуи, как у Крыски, волосы белые и редкие, и кожа цвета мела.

– …тщательно и аккуратно, ни одного нароста не пропустил, – продолжал он, поглаживая себя по округлому брюшку. – Меня зовут сержант-техник Диррг. Рад встрече, – и он протянул широкую мозолистую ладонь.

– И я рад, – я назвался, мы обменялись рукопожатиями.

– За хорошую работу полагается награда, – сержант-техник извлек из сумочки на поясе лиловую плоскую таблетку. – Вам еще не выдают пока, только с первого класса… Расслабон. Пробуй. На язык.

Я заколебался – да, в армии я курил, как все, потом бросил, а этот расслабон наверняка местная легкая наркота вроде табака. Но решил, что обижать Диррга не стоит, и сунул таблетку в рот – по языку растеклась сладость, а в следующий миг на меня обрушилась лавина вкусовых ощущений.

Вспомнился шашлык, который мы некогда делали с друзьями – сочная свинина с дымком буквально тает во рту, ты ощущаешь каждую прожилочку в мясе, похрустывает на зубах немного подгоревший лук, и тут же овощи на гриле, пряные, да еще если макать их в соус собственного изготовления по маминому рецепту, с тмином и кардамоном; а за свининой куриные крылышки, острые, жирные, такие нежные, что можно лопать прямо с костями, и семга в фольге, которую проглатываешь в один присест, такая она вкусная. Показалось, что я там, на берегу реки в солнечный летний день, и что в рот потечет дешевое кубанское вино, которое тогда казалось нектаром богов.

Продлилось это несколько мгновений, а потом я вернулся в коридор горячей зоны, где было жарко и воняло как в аду, а на каждом шагу поджидала опасность. Таблетка на языке растворилась, ослабла боль в ушибленной коленке, сил ощутимо прибыло, я понял, что готов к труду и обороне, как юный пионер.

Это будет получше табака.

– Часто жрать расслабон не стоит, но иногда можно, – Диррг весело подмигнул. – Клянусь седалищем Гегемона. Бывай, Егор. Продолжай в том же духе, и мы увидимся.

И он утопал прочь.

* * *

Очередь к врачу, приписанному к нашей когорте, состояла из двух идиотов-самострельщиков и меня. С идиотами доктор-шавван разобрался быстро, поменял им повязки, а затем с некоторым удивлением на бледной физиономии пригласил меня в кабинет.

Пахло там, как положено, лекарствами, да так, что в носу у меня зачесалось.

– Что у тебя? – спросил он, разглядывая уже мою физиономию, с которой еще не сошли синяки после драки.

– Такая ботва… – я замялся.

Вчера прибор, вшитый мне в затылок, снова показал себя, да так, что я едва не обделался. Я перестал понимать, что мне говорят, и на несколько минут словно выпал из этого мира, хотя сознания не потерял.

Врач выслушал меня, потер шею, и я обнаружил, что у него на ней татуировка – когтистые пальцы, три штуки, как у птицы… где-то я видел такую совсем недавно, но вот где и когда?

– Понятное дело, – сказал доктор. – Увы, такое бывает. Придется тебя списать.

– Э, я не хочу! – воскликнул я. – Это же разрыв договора? Домой и деньги назад? Лучше вылечите меня!

– Вылечить? – он горько рассмеялся. – Тут не дворец Гегемона, и у меня нет под рукой Сферы Чистоты! То, что нам дают, годится только для ран, отравлений, простуды, – врач махнул в сторону застекленного шкафа, на полках которой виднелись пузырьки, тюбики и коробочки; понятно, классическая армейская медицина – все лечим зеленкой, а когда она не помогает, то пускаем в дело клистир. – Так что поедешь домой…

– Ноя нмогу! – я вскочил. – Давте явам ничегоне говрил!

Вдруг обойдется, вдруг со мной не произойдет то, что с той девкой на стрельбище? Поглючит поглючит гнусный переводчик, да и заработает нормально – так со всяким оборудованием бывает.

– Поздно, визит уже занесен в журнал…

– Нопусть это будет понос! – я буквально упал на колени, сложил руки перед грудью; от нервяка пальцы мои похолодели, и даже начал подергиваться уголок правого глаза. – Или сифилис! Чтоугдно!

Нет, я не могу вернуться вот так, не солоно хлебавши, и смотреть, как Сашка умирает, или как Юля ложится под нож, чтобы добыть эти деньги, которые я не смог заработать…

Врач снова потер шею, и я вспомнил, где видел такую же в точности картинку! Иван, мой неожиданный родственник, щеголял ей на дне рождения у братца… всего ничего, а кажется, что тысячу лет назад! Но Иван же на Земле, а мы в Гегемонии, и как?..

Додумать мысль я не смог.

– А если ты завтра потеряешь рассудок или вовсе помрешь? – спросил доктор, и я обратил внимание, что у него чешуя не только на висках, но и на переносице, и на тыльной стороне ладоней. – Нет, с меня не спросят, но у меня же совесть есть, я же врач! Поэтому отправляйся-ка ты…

Я буквально застонал, хоть негромко, но отчаянно, укусил себя за кулак.

– Вы ж губите мня! – выдавил я.

– Наоборот, спасаю, – он подтянул к себе клавиатуру, плоскую, как блин, и над столом развернулся мерцающий экран.

– Нет, нет… – шептал я, глядя, как пальцы доктора порхают над невидимыми клавишами, а потом неожиданно выпалил. – А у моего дядьки такая же татуировка есть.

Пальцы замерли, врач посмотрел на меня, в бесцветных, как у всех шавванов, глазах я увидел сомнение.

– Да? – спросил он.

– Только на руке, – добавил я, радуясь, что он остановился, перестал заносить в личное дело или еще куда текст, что станет приговором для моей дочери. – Вот тут вот. Иван зовут его… Морщинистый такой, седой…

Я был готов нести любую чушь, лишь бы он ничего не писал больше, а еще лучше – стер то, что уже написал, выпустил меня отсюда и вообще забыл о моем визите и моем существовании.

– Ну раз так… – доктор в третий раз погладил татуировку, словно она была живой и отзывалась на прикосновения. – Тогда я попробую тебе помочь… Зафиксируем ушибы. Гематомы на лице, а так у меня найдется кое-что, что может тебе помочь, а может и нет. Ничего не гарантирую!

Я выдохнул так, что едва не сдул со стола плоскую клавиатуру, и с радостным удивлением смотрел, как он роется у себя в шкафчике. Через пару минут мне, уже снова сидящему на стуле, достался пузырек с желтыми круглыми таблетками вроде советских витаминок.

– Принимать по одной утром. Каждый день, – распорядился доктор. – И чтоб никто! Никто не узнал об этом. Сейчас подожди, я все оформлю, чтобы ко мне не придрались… Так… – и он вернулся к клавиатуре.

– Дело железное, вообще без проблем, – пообещал я. – А что такое Сфера Чистоты?

– Так называют семнадцать предметов, с помощью которых Гегемон поддерживает себя в добром здравии, – рассеянно сообщил врач. – Вместе они заняли бы эту комнату. Тебе бы пригодился Сияющий Обруч, который по слухам лечит какие угодно болезни…

И не только мне, а Сашке тоже.

Осталось немногое – добраться до местного императора-Гегемона, и попросить у него эту штуку взаймы, а еще инструкцию, как предметом воспользоваться, чтобы вылечить смертельно больную девочку трех лет.

* * *

– О боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына! Я хочу от тебе дочку! И точка! Точка! – прилежно выводил Макс со своей койки, а я думал, когда же он наконец заткнется.

Нет, голос у него был нормальный, и по ушам медведь не топтался, но репертуар… дикая попса от Аллы Борисовны Пугачевой до Монеточки. Мне, как человеку, воспитанному на роке и рэпе, это радости не приносило, но нелюди обычно собирались послушать, вот и сейчас рядом топталась мрачная Диль, а Дю-Жхе, занимавший место напротив меня, сидел с блаженной улыбкой на желтой физиономии, на которой едва выделялся серый узор татуировки.

Разговорить его было сложно, но Макс справился, и мы узнали, что такую наносят охотнику, воину, настоящему мужчине.

Под кроватью у меня тихо хрюкнули, и моей свешенной руки коснулось что-то мокрое и холодное. Перевалившись на край, я обнаружил на полу зверька, которого спас в горячей зоне – черные глаза, шкура цвета кофе с молоком, и оставленные на ней серым дымом подпалины.

– Привет, – сказал я тихо, боясь его спугнуть.

В душе проклюнулась тихая радость – ого, шестилапый пришел меня проведать.

– Хр, – произнес он в ответ и улыбнулся во все сто острых черных зубов, а затем из пасти его выстрелил длинный тонкий язык, коснулся моей ладони, и я понял, чем меня тронули в первый раз.

– Кто это там? – спросил Дю-Жхе, и я понял, что он смотрит в нашу сторону.

– Это… – я помялся, и тут мне в голову пришло имя. – Это Котик.

Узкие глаза ферини расширились, он покачал головой, но тут же глянул в сторону двери, где началась суматоха. Котик зашипел, сжался, протопали по полу его лапы, и под кроватью у меня стало пусто, а на сердце грустно.

Выругавшись про себя, я сел – посмотреть, кто спугнул шерстистого гостя.

У входа в казарму стоял Йухиро, а рядом с ним – фигурястая деваха, губастая, курчавая, типичная негритянка, вот только с белой кожей, и с парой рожек в шевелюре; понятно, занга, такой же варварский народ, как и мы, люди, у мужиков у них четыре рога. Интересно, а я думал, что наша центурия укомплектована полностью, несмотря на пару свободных коек.

И при первом взгляде на эту деваху у меня внутри неожиданно сладко дрогнуло. Захотелось немедленно обнять ее, узнать, каковы на вкус ее губы, услышать, как она смеется, стонет, всхлипывает от телесного счастья.

Мне стало жарко.

– Это Юнесса, – объявил десятник, равнодушный к женской красоте. – Последняя. Теперь мы готовы к бою.

На новенькую пялился не только я – и заткнувшийся Макс, и даже Равуда приподнялся на своей койке, не обращая внимания на ревнивый взгляд своей подружки с перьями вместо волос. Еще бы – фигура как у богини разврата, при тонкой талии большая грудь и ягодицы что надо, и секс, секс в каждом движении, в каждом жесте.

– Место ей покажете, – велел Йухиро, и вышел.

– Всем привет-привет, – сказала Юнесса, обводя казарму синими-синими, точно осеннее небо, глазами – за такие глаза можно и убить, и умереть.

К ней бросился Кентадэ, первый бабник центурии – иногда мне казалось, что он будет домогаться и к столбу, если на том нарисовать женскую грудь.

– Добро пожаловать, прелестница! – воскликнул он, белоснежно улыбаясь. – Красота твоя подобно грому разразила мои внутренности…

Юнесса не обратила на него внимания, прошла мимо и двинулась по проходу между коек, покачивая бедрами. Кентадэ поспешил следом, бормоча околесицу, но улыбка его несколько поблекла, а в карих глазах – все трех – мелькнула обида.

– Вот это титьки! – пылко прошептал Макс, и мне захотелось удушить его подушкой.

Новенькая миновала ушастого Янельма, возившегося на одеяле со своей коллекцией странных вещей – лоскутков, кусков проволоки, ржавых ключей и осколков фарфора; этот мусор он называл «послухами», и стукая по предметам особой палочкой, извлекал неразличимые для остальных звуки. Прошла еще две койки под злобными взглядами прочих девчонок, и у меня сладко заныло не только в сердце, но и в паху – она идет ко мне, она выбрала меня.

Но тут на пути у нее очутился Равуда.

Его подруга с перьями, звали которую Пиаорани, или просто Пира, приложила ладони ко рту. Фиолетовые глаза ее, и так огромные, стали еще больше, и заняли едва не пол-лица, перья встали дыбом.

От того же Макса я знал, что эта совсем юная жевельде без ума от Гегемонии и ее граждан, что в армию пошла, чтобы стать одним из них, и без памяти влюбилась в кайтерита, показавшегося ей идеалом. А он едва не вытирал об нее ноги, и вытирал бы, если бы сумел извлечь из этого пользу или удовольствие.

– Привееет, – сказал Равуда, поигрывая мускулами. – Ты не меня ииищешь?

– Может и тебя, – Юнесса смерила его взглядом, и провела по губам розовым влажным языком.

Злость полыхнула внутри с такой силой, что меня едва не подбросило.

Неужели она не видит, с кем имеет дело, не понимает, что она для него не больше чем игрушка?

– Равуда… – позвала Пира.

– Заткнись и освободи койку, – велел он, не поворачиваясь.

– Но я…

– Тебя вышвырнуть силой?

Пира зарыдала, из огромных глаз потекли слезы, перья на голове обвисли, как у мокрого попугая. Мне захотелось врезать Равуде – изо всех сил, так, чтобы разнокалиберные глаза выскочили из черепа, зубы посыпались на пол, и он шлепнулся в лужу собственной крови.

– И ноги отличные, вапще! – продолжил комментировать Макс. – Клевая какая!

Я стиснул челюсти, чтобы не рявкнуть «Заткнись!».

Пира собрала шмотки и потащилась к свободной кровати рядом с Дю-Жхе. Кентадэ, понурив голову, отправился к своему месту – ему ловить тут было нечего. Молчун и Фул, два клеврета Равуды, сноровисто притащили новый матрас и даже белье.

– Добро пожаловать, – сказал мой краснокожий «друг», и вскоре они уже сидели рядом, он, и курчавая красотка с рожками, и он обнимал ее за плечи, и шептал что-то в розовое ушко.

Зрелище было до того тягостное, что я отвернулся и улегся мордой в подушку.

– Эх, я бы вдул! – не замолкал Макс. – И не один раз, если бы дали! О, красотень! Тебе она не понравилась, что ли?

– Понравилась, – ответил я, мечтая только об одном – чтобы он провалился сквозь палубу, да еще и прихватил с собой Равуду.

Мало было мне проблем – нет, положил глаза на ту же самую девицу, что и он!

Глава 6

Проклятый разъем никак не хотел становиться на место, хотя я бился с ним час. Мешало отсутствие нормального инструмента – будь у меня чемоданчик, с которым я ездил по заказам, я бы мигом решил проблему, а тут приходилось обходиться скудным набором из оружейной комнаты.

А поскольку разъем отходил, то автомат мой отказывался стрелять через раз. Ерунда, когда это происходит на стрельбище, и дело швах, если нас все же отправят воевать, и трудности возникнут на поле боя.

В оружейку я отправился после ужина, в свободное время, и удивился, когда оказался там не один. Внутри обнаружился альбинос Молчун, возившийся со своим автоматом, а в углу сидела молодая бюдрака по имени Азини, таращила мутные глаза и время от времени открывала рот.

Явно снова пережрала расслабона, который добывала неведомо как.

– Черт, твою мать, – выругался я, разочарованно опуская руки. – Что за хренота? Отвертки нормальной и то нет!

Азини осталась сидеть как сидела, Молчун только хмыкнул.

Зато позади стеллажей зашуршало, и на потолок выбежал белоснежный сородич Котика. Тут альбинос отреагировал мгновенно, швырнул вверх магазин… и попал! Верещащий зверек шлепнулся на один из столов, Молчун ринулся к нему и одним движением свернул шею.

Меня замутило.

– Клевый приход сегодня, – протянула Азини.

Молчун с хрустом же выдрал одну из лапок, сунул в рот, и принялся жевать, слизывая с губ шерсть.

Я отвернулся, и только для того, чтобы увидеть входящего в комнату Диррга с большой сумкой через плечо.

– Вольно, – пробасил он, поскольку мы все трое отдали честь, хотя Азини сидя, а Молчун рукой с зажатым в ней кровоточащим огрызком. – Егор, оставь ты эту ерундень. Есть дело поинтереснее.

Я послушно убрал автомат на место, покидал в ящик то, что называлось тут инструментами.

– Поможешь мне отремонтировать кое-что, – сообщил сержант-техник, когда мы вышли в коридор. – Дело не очень сложное, но мне нужна парочка дополнительных рук. Лучше не кривых, клянусь седалищем Гегемона.

Позади остались казармы нашего манипула – второй манипул третьей когорты легкой пехоты. Стало ясно, что направляемся мы к лестнично-лифтовой площадке, и я ощутил прилив любопытства – за пределами нашей семнадцатой палубы я бывал только на стрельбище и в горячей зоне, а сейчас, судя по всему мне предстоит увидеть еще кусочек «Гнева Гегемонии».

Но тут дорогу нам загородила Лиргана.

– Куда это вы? – спросила она злобно. – Это мой боец.

Диррг смерил ее взглядом.

– Но ты же не будешь возражать, если я заберу его на часок и верну после отбоя, – сказал он.

– Буду! – трехглазое лицо исказилось.

– Тогда напиши рапорт трибуну, – сержант-техник равнодушно пожал плечами. – Бывай.

И двинулся вперед, точно на пустое место.

Формально они не отличались по званию – оба центурионы, но у Лирганы был только двадцать седьмой класс, а у Диррга – пятьдесят седьмой, да еще и гражданство.

– Вот дерьмо, – прошипела она, когда я проходил мимо. – Я тебе еще припомню.

Вряд ли обещание относилось к сержанту-технику, и я ощутил укол тревоги. Устроит эта сучка мне проблем, еще не раз устроит, и деться мне от нее некуда, пока мне нужна эта работа.

Мы свернули к столовой, и тут Диррг неожиданно остановился.

– Между палубами можно перемещаться как все, лифтами и по лестницам, – проговорил он, глянув на меня через плечо. – Но есть и более короткие пути. Смотри…

Стены покрывали обычные пластины серого металла, но на одной красовался черный крестик – я видел такие не раз, они попадались не часто, но регулярно, и я не обращал на них внимания.

Диррг нажал на крестик, и две пластины, расположенные одна над другой, бесшумно отъехали в сторону. Открылась узкая вертикальная нора, и уходящая вверх и вниз лестница, перекладины ее блестели как лакированные.

– Технические колодцы, – сказал он. – Всегда рядом, и к оборудованию доступ.

Он первым полез вверх, я последовал за ним, и пластины за нашими спинами встали на место. Тут же сверху вспыхнула тусклая лампочка, мимо поползли увешанные трубами и пучками проводов стены.

Ступеньки были липкими и скользкими, и в колодце слабо попахивало гнилью. Время от времени попадались уходящие вбок проходы, темные и такие узкие, что сержант-техник со своим пузом в них бы просто не втиснулся, освещение включалось по мере нашего передвижения и гасло внизу.

– Вот, прибыли, – сказал Диррг, когда за нашими спинами очутилась громадная цифра «19» с черным крестиком под ней – выход на палубу, что через одна над нашей. – Барахлит вентиляция… Скорее всего, один из вспомогательных насосов накрылся… Полезешь туда, а я буду тут их отключать по одному. Держи.

Сумка, которую он мне вручил, оказалась набита сокровищами – плоскогубцы, кусачки, маленькая дрель и разводной ключ, молотки, долото, стамески, напильники, шило, мотки изоленты, разные шурупы и винты в аккуратных отделениях, застегнутых, но с прозрачными клапанами, чтобы было видно, где что. Пока я это разглядывал и обливался слезами радости, сержант-техник отковырнул небольшую крышку в стене, и активировал спрятанную под ней панель управления.