Голос

Дмитрий Казаков

Голос

Дмитрий Казаков

* * *

Глава 1

Впервые Голос прозвучал в пятницу утром.

Егор хорошо запомнил этот момент, поскольку опаздывал в школу, а первым уроком стоял английский.

Лидия Николаевна, «англичанка», ни за что не простит того, кто войдет в дверь даже минутой позже звонка. Заставит стоять перед классом с опущенной головой, бормотать оправдания, а то еще и скажет чего-нибудь такое обидное, над чем девчонки будут неделю хихикать.

Так что Егор почти бежал, отчего несколько раз поскользнулся – там, где под выпавшим ночью снегом прятался лед. Единожды, на повороте у трансформаторной будки, чуть не слетел с дорожки и не вступил в сугроб.

А это вообще была бы катастрофа…

Но в тот момент, когда испуг отступил, ушей коснулся некий странный звук, и Егор забыл о неприятностях. В первый момент показалось, что рядом кто-то поет, чистым и мощным голосом, и мальчик закрутил головой, пытаясь понять – кто рискнул открыть рот на морозе?

Вон дворник с ломом в руках, стоит около помойки…

Женщина в белой дубленке до пят, открывает дверцу автомобиля…

И оба стоят неподвижно, смотрят, не пойми куда, глаза пустые, словно у зомби из фильма!

В следующий миг Егор сообразил, что слов разобрать не может, что это скорее не пение, а необычайно громкий плач. А потом и вовсе понял, что звук доносится сверху, едва ли не с неба, еще темного, лишь на востоке тронутого вялой розовой лапкой рассвета.

Поднял голову, но не увидел никого, кроме сидевшей на фонарном столбе вороны.

Она, конечно, птица певчая, но не до такой же степени…

Накатило желание самому заплакать, бухнуться на холодную землю, зайтись в детском искреннем реве.

– Нет-нет-нет, – пробормотал Егор, заставляя себя сдвинуться с места.

Вон она, школа, немного осталось, и нужно шевелиться, а не стоять и по сторонам глядеть.

Странный плач звучал, не слабея и не удаляясь, все время, что он бежал до школьного крыльца. Мягкие переливы накатывали словно волны, плыли в чистом морозном воздухе под черным колпаком неба, разносились над крышами едва-едва проснувшегося Заволжска.

Егор, вспотевший и запыхавшийся, влетел в вестибюль, и обнаружил, что часы над дверью показывают без двух минут восемь.

Чудно… это что, он всю дорогу от дома проделал за семь минут?

Голос с неба продолжал греметь даже здесь, в помещении, и техничка, замершая статуей у входа в столовую, не повернула головы в сторону бежавшего со всех ног мальчишки.

А он помчался дальше, к раздевалке, и от нее на третий этаж.

В какой момент затих то ли плач, то ли пение, Егор не уловил, но похоже, когда он был на лестнице. А через секунду грянул звонок, громкий и нервный, раздраженный, как голос учителя, обнаружившего, что сегодня даже зубрилы-отличники не сделали домашку…

Сделав рывок от лестницы, он дернул на себя дверь.

– Лидия… ха… Николаевна… ха, можно войти… ха? – дыхание вырывалось из груди с шумом, точно сопение паровоза, и Егор понимал, что смотрится нелепо: раскрасневшийся, с криво болтающимся за спиной рюкзаком.

«Англичанка» выглядела странно, обычно суровая и решительная, она казалась растерянной или сильно расстроенной – глаза затуманены, взгляд блуждает туда-сюда, сцепленные у живота руки мелко подрагивают.

– Петров? – спросила она, будто не узнала одного из учеников пятого «Б».

Обычно его все запоминали сразу и накрепко благодаря рыжей шевелюре.

– Почему опоздал? – продолжила Лидия Николаевна глухим, каким-то не своим голосом.

Егор шмыгнул носом и опустил взгляд.

Врать он, честно говоря, умел не особенно хорошо, да и не любил этого делать.

– Опоздал… вот… извините.

– Ладно, – голос «англичанки» зазвучал строже, окреп. – Иди на место, Петров. Приготовили учебники!

– Фуухх, пронесло, – прошептал Егор, шлепаясь за парту рядом с закадычным другом Диманом.

– Ага, – отозвался тот. – Зазырь, тут такое было, ну вообще очень странное.

Глаза Димана азартно блестели, как всегда, когда он рассказывал что-то, на его взгляд интересное. Вот он-то мастер выдумывать, плести небылицы, да такие, что не хочешь, а заслушаешься.

– Пара минут до звонка, мы уже мобилы повырубили…

Егор внимал, одновременно потроша рюкзак… учебник, тетрадь, ручки…

– А тут кто-то завыл снаружи типа или запел, и училка вроде как замерла! Заледенела! Сидит за столом, глаза в кучку, и не она одна! Анька Смирнова тоже застыла! Руку подняла, а опустить не может!

Тощая и бледная Смирнова была в классе главной подлизой и ябедой.

– И Кабан оцепенел, – добавил Диман, с опаской поглядывая через плечо. – Зазырь? Едва со стула не упал…

Сашку Кабанова, тугоумного второгодника, называть по прозвищу было опасно – он мог решить, что его обижают, и полезть в драку прямо на уроке, не обращая внимания на учителя.

В другой день Егор бы решил, что Диман заливает, вешает лапшу на уши…

Но сегодня на пути в школу он и сам слышал необычный голос, то ли плакавший, то ли певший, что доносился прямо с небес, и видел окаменевших людей – ту же техничку около столовой, женщину в белой дубленке или дворника с ломом.

– Мы Смирнову даже за косички дергали, и сильно, да без толку, – продолжал шептать Диман. – Павленко хотел к директору бежать, как они это, типа как бы «оттаяли».

– Я тоже кое-что видел, – сказал Егор. – На улице, пока…

Но тут их прервали.

– О чем шепчемся, молодые люди? – спросила Лидия Николаевна, и это был уже ее обычный голос, властный и громкий, привыкший отдавать приказы и наводить страх на учеников.

Вот это они попались!

Диман сел прямо, захлопал ресницами, делая вид, что он тут не при чем, что думает только о сегодняшнем уроке. Егор мрачно насупился, с тоской подумал, что вчера вечером домашку по английскому почти и не делал… не думал, что его сегодня вызовут.

Вот растяпа!

– Наверняка о том, кто из вас пойдет к доске, – продолжала «англичанка», сверля его взглядом. – И расскажет… и о чем же он нам расскажет, что было задано на сегодня? Петров!

Последнее слово прозвучало как приказ.

Егор засопел, почесал кончик носа и хмуро ответил:

– My room[1].

– Вери гуд, – судя по тону Лидии Николаевны, он не ошибся, и даже произнес название темы не особенно ужасно.

Затем она выдала свою обычную фразу, обозначавшую «добро пожаловать к доске, мы тебя слушаем».

Егор поднялся с тяжелым вздохом, прихватил со стола дневник.

Как всегда в такие моменты, мысли смерзлись в тяжелый комок, утыканный ледяными иглами – в каком направлении не подумаешь, все ничего умного не получается, только отдается в голове тупая боль.

Егор, честно говоря, мало чего боялся.

Он и с Кабаном дрался два раза, хоть и получал по физиономии, приходил домой с разбитым носом, но не дрожал перед второгодником. Не страшился той огромной свирепой псины со второго этажа, от которой с визгом разбегались девчонки из их двора, и даже пацаны шарахались.

Мог забраться в темный подвал или в одиночку пойти в лес, подняться на крышу любого дома и встать на самом краю, взять в руки паука или змею, как того же ужа прошлым летом…

Но таких моментов, когда ты стоишь один перед доской, и понимаешь, что мало чего знаешь, и что язык окостенел до полной неподвижности, Егор опасался и не любил.

– Ну, Петров, чего же ты ждешь? – напомнила о себе «англичанка»: сидит вполоборота, чтобы и класс из виду не упускать, и вызванного к доске мальчишку. – Слушаем.

«Эх, если бы сейчас опять прозвучал тот Голос, и она замерла!» – подумал Егор.

Но нет, придется отдуваться самому.

– I have room, – начал он безнадежно. – Room not big…[2]

– …is not big… – подсказала Лидия Николаевна.

– Is not big, – повторил Егор, пытаясь выудить из памяти хоть что-нибудь.

Проблема еще и в том, что никакой своей комнаты у него нет, и не было никогда. Живут они не в такой уж большой квартире вчетвером, и он спит на диване в той же комнате, что и бабушка.

Так что приходится еще и сочинять на ходу.

С грехом пополам вспомнил английское слово «стол», затем «кресло», но произнес его так, что Лидия Николаевна головой покачала, а подлиза Смирнова угодливо захихикала.

– Ладно, Петров, – сказала учительница, дав ему пострадать еще несколько минут. – Тройка. Отправляйся за парту…

Егор вздохнул с облегчением, да так, что едва не сдул свой дневник со стола «англичанки».

Вернулся на место, и урок покатился дальше – вызвали еще кого-то, затем объявили новую тему. На английском они с Диманом больше заговорить не рискнули, а к перемене то, что произошло перед самым звонком, как-то забылось, появились новые темы и мысли.

Физкультура, русский и математика, очередные параграфы и задачи в дневнике.

Про то, что случилось утром, Егор вспомнил, только выйдя из школы, когда глотнул свежего морозного воздуха. Вот только в этот момент, под нежным зимним солнцем, что купалось в яркой лазури, не захотелось верить, что нечто настолько странное и вправду произошло.

Померещилось, бывает, и люди порой замирают ни с того ни с сего…

– Айда на горку? – спросил нетерпеливо сопевший Диман.

– Айда, – согласился Егор.

Мама сегодня вернется к пяти, а бабушка не станет расспрашивать, где он болтался после школы, а если уж совсем забеспокоится, то позвонит на мобилу, ну а там уж он найдет, что сказать.

Так что айда гулять!

Глава 2

Домой Егор притащился к четырем, весь в снегу, усталый, запыхавшийся, голодный, со свежей ссадиной на скуле и ушибом на попе, но зато довольный как слон. Поднялся на третий этаж, волоча за собой рюкзак, и вставил ключ в замочную скважину.

– Ты где был? – спросила вышедшая в прихожую бабушка. – Ох ты, ай-ай!

Про свой вопрос она тут же забыла, принялась суетиться вокруг Егора, стаскивать с него куртку, отряхивать снег с шапки и причитать насчет того, что он опять промочил все учебники.

Ну, даже если и промочил, то совсем чуть-чуть, до завтра высохнут.

К тому моменту, когда вернулась с работы мама, он был сыт, обогрет и переодет, сидел за столом и решал задачки по математике на понедельник, корябал цифры в черновой тетрадке.

С какой стороны ни посмотри – образцовый школьник.

Завтра суббота, по случаю праздника выходной, и хочется покончить с домашкой сегодня…

– Привет, Егорка, – сказала мама, заглянув в комнату. – Как у тебя дела?

Только она называла его так.

– Хорошо, – ответил он, улыбаясь.

И в этот момент вновь зазвучало то же пение, что и утром…

Пронзительный, наполненный тоской до краев голос обрушился на окна точно порыв урагана. Егор едва не вскрикнул, а мама как стояла, опершись рукой на притолоку, так и застыла – побледневшая, с остановившимися, какими-то мертвыми глазами.

– Маам? – позвал он.

Она не отозвалась, даже вроде бы не услышала.

Песня, напоминавшая плач, заполняла квартиру, от ее звуков самому хотелось заплакать… или нет, выбежать из квартиры, и помчаться со всех ног, неважно куда, лишь бы добраться до места, где не слышно этого звука.

– Маам! – позвал Егор громче.

Мама вновь не отозвалась, даже не дрогнула.

Он зажал уши, но это не помогло – Голос не стал тише, он лишь изменился, зазвучал отчетливее, словно доносился не снаружи, а откуда-то изнутри головы или тела.

Но разобрать слова по-прежнему не удавалось.

– Что с тобой?! Слышишь?! – Егор выбрался из-за стола. – Ответь мне!

Взял маму за руку, но она и этого словно не заметила, ладонь ее оказалась холодной, сухой и безжизненной.

Егору стало страшно.

– Бабушка! – закричал он. – Ты где?

Никто не ответил, и он побежал по коридору на кухню.

Бабушка неподвижно сидела на табуретке у кухонного стола, глядя в сторону телевизора на подоконнике. По экрану бежали цветные полосы, из динамиков вылетало отрывистое шипение, через которое пробивались обрывки бессмысленных фраз «…отправлена помощь…», «…лучше для мужчины…»…

И надо всем этим гремел, вел печальную мелодию Голос, странным образом не заглушавший другие звуки.

– Бабушка, – позвал Егор тише, уже не надеясь на ответ.

Лицо маминой мамы было пепельно-серым, на виске еле-еле билась крохотная жилка.

Что делать? Позвать на помощь соседей? Позвонить в «Скорую помощь»?

Взгляд Егора упал на настенные часы, висевшие над кухонным столом – большие, круглые, с листочками и ягодками на циферблате. Волосы на затылке слегка шевельнулись – секундная стрелка не двигалась, да и минутная замерла, точно ее приклеили.

Хотя часы эти висели тут всегда, сколько он помнил, и папа каждое утро заводил их, и сегодня тоже.

– Зачот… – пробормотал Егор, вспоминая, как сегодня чудесным образом успел на первый урок.

И в этот момент Голос стих, будто его выключили.

После мига оглушающей тишины забормотал телевизор, с улицы донесся сигнал автомобиля. Бабушка тяжело вздохнула, прижала руку к груди, наклонила голову на одну сторону, как всегда, когда у нее болело сердце.

Но ведь только что все было нормально!

– Егорка, ты где? – донесся из коридора голос мамы, а в следующий момент она вошла на кухню, осунувшаяся, замученная. – А, сюда удрал… Что-то сегодня я устала… Тяжелый день у нас в больнице.

Да, мама работает медсестрой, и дело это непростое.

Но еще пять минут назад она выглядела бодрой и радостной!

– Вы ничего не заметили? – спросил Егор, переводя взгляд с мамы на бабушку.

– Ничего, – сказала мама, и женщины переглянулись.

– Но ведь только что вы обе были как статуи! – выпалил он. – Минут пять! Зазвучало это, пение с неба, и вы замерли! Точно заснули стоя! Я вас разбудить хотел! Только не смог! И часы стояли!

И Егор указал на циферблат, по которому вновь шустро бежала секундная стрелка.

– Пение с неба? – мама ласково улыбнулась. – Неужели ты слышишь ангелов?

– Он выдумщик, как и все дети, – заворчала бабушка. – Люда, мое лекарство… Принеси, оно там, в буфете, а то что-то сердце прихватило…

– Вы мне не верите? – спросил Егор. – Думаете, я сочиняю? Нет-нет-нет!

Но почему они ничего не помнят!?

Ведь Диман тоже слышал Голос, и ничего с ним не случилось!

А вот «англичанка» одеревенела, как и техничка, и прохожие на улице.

– Конечно, верим, Егорка, – мама взлохматила ему волосы на затылке. – Расскажешь потом, хорошо?

И она вышла из кухни, отправилась искать бабушкины таблетки.

Ему не поверили, и настаивать бесполезно!

Решат, что он сочиняет, что наконец-то выучился плести небылицы, как тот же Диман!

– Нет-нет-нет… – повторил Егор, но уже разочарованно, без запала.

Может быть, папа воспримет его рассказ иначе?

Папа явился с работы, как обычно, после семи, раскрасневшийся от мороза, принес с собой запахи бензина и машинного масла. Он белозубо улыбнулся, как всегда, переступив через порог, но сегодня улыбка у него получилась вымученная, словно ненастоящая.

Егор дождался, пока папа поужинает, и только затем подошел к нему.

– Я хочу тебе кое-что рассказать, – серьезно, по-взрослому сказал он.

Папа слушал внимательно, не перебивал, не улыбался, не отвлекался на телевизор, где как раз начались новости.

Но когда Егор закончил, он проговорил:

– Ну ты же взрослый парень, и сам понимаешь, что такое просто невозможно. Раздающийся с неба плач? Чтобы люди, услышав его, замирали, а ты почему-то нет? Остановившееся время? Наверняка ты вычитал все это в какой-то книге. Ведь так, сын?

– Нет! Нет-нет-нет! – воскликнул Егор горячо. – Это правда! Так и было! Посмотри на бабушку! Почему она так плохо себя чувствует? Посмотри на нашу маму! Отчего она сегодня так устала?

Хотел добавить «посмотри на себя», но увидел на лице папы улыбку, и осекся.

Ему не верили, считали выдумщиком! И кто, мама с папой, самые близкие люди!

– Никогда не думал, что у тебя такое богатое воображение, – сказал папа мягко. – Может быть, тебе показалось? А то, что бабушка себя плохо чувствует, так что странного? И маме на работе порой достается…

Егор сжал кулаки, хотел сказать, что Диман, закадычный друг, тоже все слышал, что он может подтвердить! Но затем понял – родители не поверят, даже если привести сюда всех пацанов и девчонок из класса, что не оцепенели, когда с неба раздался непонятно чей Голос.

Решат, что дети шалят, сочиняют невесть что.

Неужели никто из взрослых не остался в сознании, не слышал это пение?

– Но почему… – прошептал Егор, ощущая, что слезы вот-вот брызнут из глаз: горячие слезы обиды на чужое недоверие.

– В следующий раз придумай что-нибудь более интересное, – папа подмигнул и поднялся, намекая, что разговор закончен – сейчас нальет большую кружку сладкого крепкого чая и усядется перед телевизором на весь вечер.

Егор отвернулся и поплелся в большую комнату, к своему столу.

Попытался играть на планшете, но игры не увлекали, залез в Интернет, там тоже ничего интересного, все те же дурацкие фотки, ролики и песни, бесконечные репосты и глупые фразы из взрослых книжек…

Но пока сидел во «ВКонтакте», пришло время ложиться спать.

Точнее, пришла мама, и напомнила, что половина десятого, и что пора в постель.

– Не дуйся, – добавила она, внимательно глядя сыну в глаза. – Неужели обиделся?

Но Егор ничего не ответил, пошагал в ванную, где почистил зубы, разглядывая свое мрачное, как грозовая туча, отражение в зеркале. Когда вернулся в комнату, бабушка уже расстелила кровать и выключила лампы, так что стал виден проникающий через шторы свет фонаря.

– Спокойной ночи, – мама поцеловала его в лоб, как обычно.

Но Егора это ничуть не обрадовало, он забрался под одеяло и отвернулся к стене.

Ладно, пусть вы не в состоянии услышать что-то, но почему вы не хотите поверить, что кто-то другой может уловить нечто, вам недоступное?! Пусть вы взрослые, а этот «кто-то» – всего лишь мальчишка, которому летом исполнилось десять, но он такой же человек, как и вы!

Где здесь справедливость?

Так, пережевывая обиду, он и уснул.

Показалось, что проснулся уже через мгновение – от того, что над ухом кто-то запел. Мгновение Егор не мог сообразить, что происходит, а затем понял, что Голос звучит вновь.

Неужели и сейчас не услышат?

Судя по выключенному свету, родители давно легли, бабушка спала, слышалось ее негромкое дыхание. Он схватил лежавший на столе у изголовья телефон, поспешно ткнул пальцем в экран… 01.23… вот это ничего себе, глухая ночь, и что же или кто может так голосить?

– Бабушка! – позвал Егор, думая, что если сейчас ее разбудить, то она все услышит.

Но ответа он не дождался, даже когда встал и потряс бабушку за локоть.

Обычно она спала чутко, просыпалась от малейшего шороха, а тут…

Неужели вновь окостенела, как и днем, только на этот раз лежа, и поэтому не так заметно?

Голос пел над темным миром, негромко вздыхал за окном ветер, кружились в свете фонаря редкие снежинки. И точно так же кружились в голове Егора отрывочные, путаные мысли… все-таки попробовать разбудить папу, чтобы он понял, что его сын вовсе не сочиняет?.. или сделать что-то, чтобы этот звук смолк, исчез навсегда, вот только что?

Куда пойти? К кому бежать за помощью?

Хотя кто ему поможет, если никто из взрослых, похоже, Голоса не слышит?

И неожиданно для себя Егор отправился в прихожую… натянул папины валенки для рыбалки, его же старую куртку, в какой тот ходит выбивать ковры, нацепил шапку и снял с крючка свой ключ.

На мгновение задержался перед тем, как открыть дверь, но затем решительно шагнул в холод лестничной площадки. Засопел и затопал вверх, мимо двойной стальной двери Семибратских, мимо глазка, через который подглядывает за тем, что творится в подъезде, подруга бабушки Мария Арсеньевна.

На площадку пятого этажа, туда, где находится ведущая к люку на крышу лестница.

Лазить по ней запрещалось, и люк был заперт на висячий замок…

Но они с Диманом и Женьком из пятого дома вскрыли его еще летом, причем ухитрились сделать это так, что никто ничего не заметил. И пару раз выбирались на крышу, чтобы посмотреть на Заволжск сверху, на уходящую за горизонт ленту реки, на единственный в городе «небоскреб» аж в пятнадцать этажей, на родной двор, выглядящий совсем иначе, чем снизу.

Сейчас Егору не нужно бояться, что его услышат или увидят.

Он взобрался по ступенькам, с трудом поднял тяжелый люк и пролез в образовавшуюся щель.

Город лежал под темным небом, плыли в утыканной звездами вышине облака. Голос тянул свою песню без слов, тоскливую и мелодичную, и трудно было понять, откуда он приходит.

Хотя нет, слова имелись… только странные, сливающиеся друг с другом.

Егор сосредоточился, пытаясь разобрать хоть что-нибудь.

Но нет, звуки такие, что от них начинают болеть уши, и наваливается тоска, настолько сильная, что хоть с крыши прыгай. Смог понять лишь, что приходит Голос с северо-запада, примерно с той стороны, откуда течет сейчас закутанная в саван из снега и льда Волга.

Накатило желание заглушить его, сделать все, чтобы этот звук прекратился.

Но как? Что он может?

– Эй, ты кто?! Что ты хочешь сказать?! Что тебе нужно?! – закричал Егор во все горло, обращаясь к невидимому и неведомому певцу.

Показалось, что Голос на мгновение прервался, словно его хозяин прислушался к стоявшему на крыше мальчишке, но потом загремел с новой силой, вроде бы даже стал громче.

– Ответь! – потребовал Егор.

Как ни странно, все до единого окна в соседних домах были черными, без света, словно только он бодрствовал в этот глухой час, в одиночку стоял лицом к лицу с той странной силой, что проявляла себя плачем с неба…

Он вспомнил серое лицо бабушки, неуверенные движения мамы, ее слабую улыбку.

Нельзя допустить, чтобы все так шло и дальше!

Нужно прекратить это, и если взрослые не могут помочь, то придется обойтись без них!

– Ответь, ты! – крикнул Егор еще раз, без особой надежды, просто желая показать, что он не сдался.

Голос стих, и тут же Заволжск будто вздохнул, и ожил – скрежеща по наледям, проехала машина, вспыхнул свет в нескольких квартирах третьего дома, что на другой стороне улицы, издалека донеслась сирена «Скорой», загавкала у гаражей собака.

Егор развернулся и побрел к люку.

Еще не хватало, чтобы его увидела та же Мария Арсеньевна, и нажаловалась потом родителям!

Он поставил на место замок, и даже спустился на свой этаж, когда внизу началась суматоха. Уже из собственного окна Егор выглянул во двор, и обнаружил, что желто-красная машина с крестом на боку стоит у их подъезда, и что из нее выбирается толстый врач в белом халате.

Похоже, что кому-то из соседей стало плохо.

Но потом зашевелилась бабушка, повернулась с бока на бок, так что он поспешно юркнул под одеяло и закрыл глаза.

Глава 3

Утром выяснилось, что «Скорая» приезжала к Марии Арсеньевне, и что ее увезли в больницу.

– Крепкая же старушенция, – сказал папа, выслушав принесшую новость бабушку. – Я думал, что она нас всех переживет.

– Крепкая-то крепкая, но семьдесят девять есть семьдесят девять, – отозвалась мама. – Егорка, ты готов?

– А как же! Айда! – отозвался он.

Раз в неделю, обычно в воскресенье, они ездили в торговый центр, единственный на весь город. Привозили кучу продуктов, забивали багажник старенького «Гольфа» так, что тот едва закрывался.

Егору обычно покупали что-нибудь вкусненькое, и он эти выезды очень любил.

– Тогда вперед! – скомандовал папа, и отправился в прихожую.

Их темно-зеленый «Фольксваген» стоял на обычном месте, выглядел сонным под снежной простыней на крыше и капоте.

Мотор завелся не сразу, чихнул пару раз, но затем заурчал негромко, точно довольный котяра. Скрылась позади их улица, названная в честь писателя Чернышевского, мелькнула меж домов школа, осталась в стороне главная городская площадь с торчавшим за ней «небоскребом».

Припарковались у самого входа, под столбами, на которых красовались огромные буквы надписи «ТЦ Заволжский».

Вылезая из «Гольфа», Егор увидел Димана, топтавшегося рядом с машиной его папы, большой и черной. Помахал другу, и тот яростно замахал в ответ, да еще и запрыгал, точно получившая банан макака.

Интересно, слышал Диман сегодня ночью Голос или нет?

Стеклянные двери разошлись перед ними, стал слышен шорох упрятанных под потолком кондиционеров, звяканье кассовых лотков Папа взялся за рукоять тележки, мама положила в нее свою сумку, и они прошли мимо лысого охранника, которого Егор пару раз встречал в школе.

Дочь его училась то ли втором, то ли в третьем классе…

– Новый год не за горами, – сказал папа, когда они остановились рядом с холодильником для мороженых овощей. – Может быть, пора уже запасы делать… как ты?