Герр Дракон. Herr Drache

Ден Ковач

Герр Дракон. Herr Drache

Авраам приблизился к Нему и сказал: «Неужели Ты уничтожишь праведного вместе с грешным? Что, если в городе есть пятьдесят праведников? Неужели Ты уничтожишь и не пощадишь этого места ради пятидесяти праведников? Не можешь Ты сделать такое – погубить праведного вместе с нечестивым, обойтись с праведным и нечестивым одинаково. Не можешь Ты сделать так! Разве Судья всей земли может творить неправду?» Господь сказал: «Если Я найду в Содоме пятьдесят праведников, то пощажу ради них все это место». Тогда Авраам сказал вновь: «Вот, я осмелился говорить с Владыкой, хотя я лишь прах и пепел; что, если число праведных на пять меньше пятидесяти? Уничтожишь ли Ты весь город из-за пяти человек?» «Если Я найду там сорок пять, – ответил Он, – то не уничтожу его». Авраам обратился к Нему еще раз: «Что, если там найдутся лишь сорок?» Он ответил: «Ради сорока Я не сделаю этого». Тогда тот сказал: «Да не разгневается Владыка, но позволит мне сказать. Что, если найдутся там только тридцать?» Он ответил: «Я не сделаю этого, если найду там тридцать». Авраам сказал: «Вот, я был так смел, что решился говорить Владыке. Что, если найдутся там лишь двадцать?» Он сказал: «Ради двадцати Я не уничтожу его». Тогда Авраам сказал: «Да не разгневается Владыка, но позволит мне сказать еще лишь один раз. Что, если найдутся там лишь десять?» Он ответил: «Ради десяти Я не уничтожу его».

Глава первая. О том как нелегко возвращаться

Стучать в свою дверь ему приходилось редко. Они с матерью не запирали дверь на замок. Только если уходили надолго. Как-то не принято было закрываться. Воровства не боялись. Брать у них было нечего.

Мальчик постучал еще раз. Знакомая дверь, сухие старые крепко сбитые доски. Темные у косяка и холодной блестящей ручки. Двери домой, знакомые с детства, должны открываться. Никак не может быть иначе. Мальчик прижался лицом к шершавому дереву, уперся ладонями, оставляя пятна крови на двери. Как будто хотел сквозь доски двери разглядеть, как тяжело шаркает стоптанными тапочками по коридору мать. Разбуженная под утро, усталая, очень нужная четырнадцатилетнему мальчику. Он обнимет ее, и она прижмет его к себе, к своей застиранной пахнущей чистотой и уютом ночной сорочке. Он согреется. Она погладит его по голове, шепнет, что он, Йохан, самый лучший, самый умный мальчишка на свете… и все пройдет, все окажется дурным сном.

Можно ли так? Не впускать человека домой? Можно, понимал теперь мальчик. Чужая воля вмешалась в его жизнь, отняла все. Дом. Мать. Пустой дом даже на стук отзывается по-особенному. Глухо, одиноко, холодно. Мальчик устало привалился к шершавой холодной стене.

Их квартира была в подвале. Мать называла это цокольным этажом. Цокольный этаж. Звучит красиво. Однако подвал есть подвал. Холодно. Сыро. Мыши. К их двери нужно спуститься с тротуара на семь ступеней, потом площадка с вечной лужей и, в глубокой нише, их дверь. Из-за всех этих ступеней и поворотов, стук мальчика никого из соседей не разбудил. На тихой улице спящего города стук его не слышен. И это хорошо. Мальчик не хотел, чтобы его видели. Город перестал быть родным. Тишина его ночных улиц казалась теперь мальчику чужой. Опасной. Мальчика звали Йохан. И он вернулся оттуда, откуда не возвращаются.

Вихрастый и оборванный, в черных пятнах золы и ссадинах, босой на одну ногу, смертельно уставший и замерзший, Йохан не мог попасть домой. Сил идти куда-то еще у него не было. Да и не знал он, куда можно пойти. Имя Йохана Каннингема должны завтра выбить на каменной плите у восточной стены ратуши, под часами. Там имена мальчиков-героев. Никто из героев, которыми гордится город не ходит больше по его улицам. И Йохану нет здесь места. Вернувшись, кем он стал? Преступник. Позор своей матери, своей школы. Он всех подвел, предал город. Он сбежал от Герра Дракона. Хотелось плакать, и Йохан тер грязной рукой покрасневшие глаза. Слез не было. Наверное, все они остались на склонах драконьей горы. Он поднялся на семь ступеней, сел на краю тротуара. Темно. Холодно. Который час, он не знал.

– Господи! Йохан, что ты здесь делаешь? – тихий голос за спиной, неожиданный и знакомый, заставил Йохана вздрогнуть и обернуться.

– Фрау Хелен… я не слышал… Матери нет дома. Я не знаю…

– Конечно, Йохан, мальчик мой, конечно, не знаешь. Пойдем скорее отсюда. Пойдем к нам. Удивим Поля. Мы ведь только вчера говорили о тебе. Пойдем, мой хороший!

Фрау Хелен – невысокая, худенькая женщина, была чем-то похожа на киноактрису. У нее яркая, удивительно светлая улыбка, темные волнистые волосы и большие зеленые глаза. Когда она смеется, удержаться от улыбки невозможно. Йохану хотелось, чтобы его мама была такой же. Веселой, ласковой, уверенной. Фрау Хелен – полная противоположность матери Йохана, крупной, всегда усталой женщины, с огрубевшими от стирки руками. Мать сутулится, вечно смотрит куда-то вниз. Говорит редко и еще реже улыбается. Йохана нравится фрау Хелен, мать его друга Поля. И когда фрау Хелен обнимает Йохана за плечи, прижимает к себе и ведет вверх по улице, он чувствует невероятное облегчение. Он нашелся. Рядом с ним взрослый близкий человек. Все еще можно наладить…

Обнимая и чуть подталкивая хромающего мальчика, фрау Хелен вела его к себе домой. Туда, где совсем недалеко, в трех кварталах, жил Поль, одноклассник Йохана. Они были друзьями, худощавый замкнутый темноволосый Йохан и неловкий, светловолосый, рано потерявший отца Поль. Говоря точнее, Йохан и Поль были единственными друзьями друг у друга. Из бедных семей, самых бедных в своем классе. Оба без отцов. Оба невысокого роста, недостаточно сильные, чтобы дать отпор школьным хулиганам и уличным задирам. Но если Йохан хотя бы мог убежать (бегал он отлично), то Поль убежать не мог. Вместо правой ноги у него была сложная поскрипывающая конструкция из железа и дерева. Протез. От колена и ниже. Он пристегивал его кожаными ремнями к бедру. Ходить мог, но вот бегать не получалось.

Именно это стало причиной их знакомства. Компания старшеклассников, курившая за школой ворованные из лавки папиросы, привязалась к Йохану после уроков. Требовали карманные деньги, естественно. Денег у Йохана не было, но объяснять это шпане он не стал. Это унизительно – говорить, что у тебя нет денег. Когда Йохана прижали к стене и стали обшаривать карманы, он сумел вывернуться и бросился бежать, но врезался в выходившего из-за угла Поля. Оба покатились по тротуару, и у Поля отстегнулся его протез. Хулиганы окружили их обоих и, смеясь, долго били ногами. Издевались. Не слишком сильно, конечно, это были всего лишь мальчишки, не намного старше Йохана и Поля. Но больно было. И обидно. Поль встал и, прыгая на одной ноге, пытался наскакивать на обидчиков с кулаками. Он был удивительно смелым, маленький одноногий Поль. Его толкнули, снова сбили на землю. Смеялись над тем, как он пытается встать, и бросили его протез в овраг. Йохан тогда получил по голове так сильно, что только плакал, закрывал лицо от ударов и не пытался подняться.

Когда драчуны устали и ушли, а голова перестала кружиться, Йохан спустился в овраг и долго искал протез Поля. Почти час лазил в зарослях крапивы, пока не отыскал застрявшую в кустах деревянную ногу. Так они и познакомились. Поль и Йохан. И стали друзьями. Так часто бывает, несчастья и беды делают людей ближе друг к другу. А счастливые и спокойные времена отдаляют.

Тогда же Йохан познакомился с фрау Хелен. Она в этот день была дома и, не дождавшись Поля, вышла его встречать. Обнаружив сына и его нового друга грязными и покрытыми ссадинами, она только ахнула. А потом отмыла обоих в тазике с горячей водой, обработала все царапины и синяки, чуть не плача при виде шишек и кровоподтеков. Она беспокоилась за своего мальчика. Для нее Поль всегда оставался маленьким и беззащитным. Это часто потом удивляло Йохана, потому что Поль, несмотря на свои маленький рост, был невероятно храбрым и стойким мальчишкой. Будь Йохан взрослым, он бы этому не удивлялся. Боль учит терпению. Так устроена жизнь. Поль столкнулся с болью и несправедливостью жизни давно, а Йохану это еще только предстояло.

Все это было в прошлом. Не так давно. Несколько лет назад. Несколько беззаботных лет назад. Сейчас они казались Йохану нереальными, ненастоящими. Как будто это была не его жизнь, а прочитанная в книжке история. Все, что было до Герра Дракона потеряло свое право на реальность. Вся его прошлые маленькие радости, обиды и удачи – все теперь стало похожим на иллюстрации, нарисованные на тонкой бумаге. Ветер дунул, и они, акварельные картинки его жизни, опрокинулись, разлетелись в стороны. Не собрать…

Об этом думал четырнадцатилетний Йохан, когда шел рядом с фрау Хелен по темным кварталам родного города. Йохан хромал. Правая нога осталась без ботинка, того самого, к которому он еще недавно прицепил блестящую золотом маленькую шпору. Да и на левом ботинке шпоры уже не было. Босая нога, стертая о камни, болела. Но боль жила где-то на периферии ощущений Йохана. И он, хромая, шел рядом с фрау Хелен, чувствуя, как она прижимает его к себе, как будто пытается спрятать, укрыть, согреть. Город еще спал. Фонари, редкие и тусклые, освещали небольшие участки мостовой и неподвижные в безветренную погоду алые флаги с черным силуэтом парящего дракона. Йохан вырос на этих улицах, видел гербы и флаги города с Герром Драконом, но почти не замечал, как не замечаем мы таблички с номерами домов. Сейчас ему казалось, что вышитый на флагах Герр Дракон смотрит ему вслед. Герр Дракон теперь знает его в лицо, помнит его запах. Знает мальчика, которому удалось сбежать.

Фрау Хелен молчала всю дорогу. Только пальцы ее правой руки сильно сжимали плечо Йохана. Обнимали, удерживали, прижимали к себе. Очень тихо они вошли в дом, придерживая скрипучую дверь подъезда, и осторожно поднялись по узкой деревянной лестнице на третий этаж. Это уже и не этаж был на самом деле, а мансарда под самой крышей. Потолок в маленькой комнате Поля был такой низкий, что стоять в полный рост можно было только у двери. В части квартиры, которую фрау Хелен называла своей гостиной, потолок был повыше, но над окном тоже опускался совсем низко. Там висела занавеска, отгораживающая уголок фрау Хелен, ее «спальню» – узкий топчан с ящиком, стоявшим на боку, который играл роль прикроватной тумбочки. В квартире фрау Хелен и Поля всегда было чисто. Йохан подумал, что бедные квартиры чистота не украшает. Наоборот, подчеркивает пустоту и нищету. Этим их семьи тоже были похожи. Мать Йохана поддерживала дома удивительную чистоту. И может быть, именно из-за абсолютного порядка в глаза бросались протертые до прозрачных нитей половики и украшенные одними лишь трещинами беленые стены.

Фрау Хелен прикрыла дверь и включила свет в той части квартиры, которая называлась гостиной. Даже вместе с прихожей, кухней и столовой гостиная была не больше семи шагов в длину и пяти в ширину. Фрау Хелен поставила на газовую плиту чайник, набрала в глубокий таз воды и заставила умирающего от усталости Йохана помыться. Сокрушенно качая головой, обработала йодом его ссадины, забинтовала стертую кровоточащую ногу. Фрау Хелен положила Йохана спать в кровать к Полю. Тот даже не проснулся, просто чуть сдвинулся к стене. Свободных спальных мест в квартире не было, как и лишнего одеяла. Поэтому Йохан забрался под одеяло к другу и, ошалевший от усталости, заснул через минуту. Единственная мысль, которая мелькнула у Йохана перед тем, как он выключился, была о том, что фрау Хелен ни о чем его не спросила. Ужас двух последних дней еще не прошел, не был пережит, он оставался слишком близко. Во сне Йохан вернулся на драконью гору. Герр Дракон жрал…

Глава вторая. Двумя днями раньше. Герр Дракон, господин Мэр, мальчики и шлюхи

…Герр Дракон жрал. Жирное его брюхо тряслось, огромные желтые зубы разрывали жертву. Кровь забрызгала скудное его окружение: грязный струганный дощатый стол, земляной пол, закопченные стены. Свежая кровь запятнала висевший за спиной Герра Дракона гобелен с рыцарем и принцессой. Кровь стекала по выцветшему белому платью красавицы, придавая банальному сюжету неожиданный смысл. Обрывки белой ткани и неидентифицируемые куски мяса падали со стола. Задние лапы зверя, на колени которых свешивалось тяжелое брюхо, перетаптываясь, вдавливали все упавшее со стола в землю.

На старую, многократно окрашенную белой краской трибуну напротив входа взобрался господин Мэр. Над ним развевались два флага. На одном герб города, с башней и кузнечными молотами, на другом черный силуэт парящего дракона на алом фоне. Мэр деловито и привычно позировал репортеру местной газеты. Репортер так же привычно делал кадры, на которых пузатый старый коротышка, снятый снизу вверх, был высок и значителен. Полон жизни и решителен как много лет назад. Слишком много. Так думали некоторые, но пока не решались…

Мэр взмахнул пухлой рукой. Старенький автобус с табличкой «Служебный» и фанерой в двух разбитых окнах открыл двери. Из автобуса испуганно выбрались десять мальчиков. Новенькая парадная форма: белые жилеты, черные со стрелкой брюки, позолоченные шпоры на хромовых сапожках. Белые пушистые папахи из козьей шерсти. Осторожные взгляды по сторонам.

«Они как елочные игрушки», – подумал господин Мэр, не лишенный чувства юмора, которое, кстати, ценили в нем женщины. Форма курсантов давно закрытого кадетского училища: черное и белое; папахи, жилеты, шпоры. Красиво.

Мэр повернулся к автобусу и сказал:

– Мальчики мои, гордость города! Посмотрите, какие красивые и счастливые!

Смотреть на них было некому. Мальчики робко оглядывались. Они никогда не были на Драконьей горе, не видели Герра Дракона и вовсе не чувствовали себя счастливы. Кажется, они не прочь были сбежать, но бежать было некуда. Патруль на пятьдесят шагов от пещеры ощетинился штыками. Черная сотня, гвардия господина Мэра. Эти не выпустят. Шлемы с опущенными забралами закрывали лица. Блики равнодушного сентябрьского солнца на отточенных штыках. И обрыв. Обломанные клыки горы и отвесные скалы. Площадка у пещеры была чуть меньше площади перед ратушей. Грязная, вытоптанная земля. Никакого величия.

Мэр, не обращая внимания на явную заминку, доброжелательно и уверенно вещал, делая по давней привычке маленькие, но заметные паузы между фразами или особенно значительными словами. А поскольку большая часть того, что говорил господин Мэр, была важной, речь его ровно наполовину состояла из пауз.

Господин Мэр говорил о мире и спокойствии. О стабильности. Об ответственности каждого гражданина за судьбу города. О традициях говорил господин Мэр, задумчиво вспоминая прошлое, на ходу извлекая из него уроки, крепившие будущее с настоящим.

Десять испуганных мальчиков узнавали, что Герр Дракон, держит в страхе развращенный Запад, хранит город от жадного Востока, военщины Юга и содомской греховности Севера. Герр Дракон – благословение Города. Заслуженное честными и добрыми жителями. Посланное им небом и самим Господом. Что же касается мальчиков… Им, юношам в знаменитой форме старинного кадетского училища, выпала честь исполнить свой священный долг. Их почетное право…

И тут в пещере заворочалось что-то, невиданное мальчиками никогда, захрюкало, словно свинья невероятных размеров. Господин Мэр прервал речь и с опаской посмотрел в сторону пещеры.

Из пещеры вытянулась огромная когтистая лапа, пошарила по земле рядом с входом, нащупала и схватила нарядного темноволосого мальчика, стоящего ближе других. Втащила в пещеру. Мальчик закричал, забился и пропал в темноте.

Девять оставшихся замерли. Штыки по периметру пришли в движение, задрожали, но остались на месте. Господин Мэр прервал вдохновенную речь, кряхтя, слез с трибуны и неуклюже, но крайне поспешно захромал к лимузину. По дороге его подхватили под руки две длинноногие помощницы. Они втолкнули нескладное обрюзгшее тело господина Мэра в белый лимузин – единственный оставшийся в городе роскошный автомобиль.

Одному из мальчиков, нескладному подростку, тощему и вихрастому Йохану, белый жилет был еще велик, а в мягкой, очень красивой папахе было жарко. Йохан с тоской посмотрел на город.

С вершины Драконьей горы город лежит как на ладони. Красные черепичные крыши, ратуша с большими часами и флюгером-драконом, собор с черным простым крестом на высоком шпиле. За собором в нескольких кварталах его дом. Они с матерью живут в цокольном этаже. Мать – прачка. Работает много, но зарабатывает… почти ничего. Потому Йохан обрадовался, когда его имя выпало в лотерее. Теперь матери будет легче. Бесплатные лекарства в аптеках, весомая добавка к пенсии и, конечно, сто золотых прямо сегодня, лично из рук господина мэра. О себе мальчик тогда не подумал. А вот сто золотых – это заработок матери за два года. Очень много. Ей бы радоваться, а она плачет… Три дня плакала. Пыталась не плакать, когда одевала его в красивую форму сегодня утром. А Йохан все три дня радовался, не понимая, отчего мать плачет. Он и сейчас не слишком понимал, что будет дальше. Не понимал до тех пор, пока Господин Мэр не сбежал в свой лимузин. До тех пор, пока он не увидел когтистую лапу Герра Дракона, не почувствовал вонь из пещеры…

Из темноты пещеры выкатилась позолоченная шпора. Один из нарядных мальчиков, тот, что в автобусе радостно смотрел по сторонам, впервые поднимаясь на Драконью гору, и смешно комментировал дорогу, наконец понял, что все всерьез. Он ринулся бежать. Мимо пещеры Герра Дракона, по скалам, карабкаясь вверх и ломая ногти. Из рядов гвардии выдвинулся снайпер. Выстрел. Простреленная нога подломилась. Крик. Хруст. Тело сломанной елочной игрушкой упало к входу в пещеру.

Внутри пещеры недовольно заворочался Герр Дракон. Оцепление сделало несколько шагов назад. Мальчики в белых жилетах, испуганно прижимаясь друг к другу, остались у пещеры. Дракон хрипло и глухо заворчал. Он не любил, когда стреляют. В него стреляли. Да, он это помнил. В него стреляли мальчики в белых жилетах. Пришли со своими маленькими карабинами. Хотели биться с ним. Червяки. Герр Дракон сожрал их всех. Карабины растоптал в мелкие обломки и гнутое железо. С тех пор Герр Дракон брал с города ежегодную дань четырнадцатилетними мальчиками в белых жилетах. Раньше Герр Дракон предпочитал девочек, девственниц. Обязательно в белом. Как в старой глупой сказке. На невинность ему, разумеется, было наплевать, но традиции, правила… И еще ему нравилась принцесса в белом платье на гобелене, что висел в пещере…

Это было почти тридцать лет назад. Но у дракона хорошая память. Зубы уже так себе, а вот память хорошая. Помнится, тогда господин Мэр, беспокоясь о демографии города, своем переизбрании и герре Драконе, ввел поощрительные грамоты для каждой семьи, в которой рождался мальчик. Десять золотых. Можно купить лошадь или три козы. Мальчиков рожать стало выгодно, а разводить коз модно. Благополучие и стабильность вернулись в город. Досадный эпизод с кадетами закончился закрытием училища. И, заметьте, никто не пострадал. Так говорил господин Мэр, имея в виду, что Герр Дракон не сжег Город. Хотя мог бы.

–

Спустя десять минут господин Мэр вышел из белого лимузина без сопровождения своих помощниц. Под горой, в начале дороги, ведущей к Герру Дракону, господина Мэра встречала группа горожан. Первые люди города. Господин Мэр с пониманием кивнул шефу жандармов, улыбнулся, взмахнул пухлой ручкой директрисе образовательных учреждений, фрау Мизур, крайне пожилой леди в шляпке с вуалью. Потом поднялся на небольшой подиум. Господину Мэру во всех существенных и важных местах города были приготовлены возвышения. Дань уважения, так он считал. На таких возвышениях, трибунах и подиумах пожилой низенький мэр был выше всех. Во всех смыслах.

– Сограждане! Сегодняшнее дело было нелегким, Герр Дракон не в духе. Скажу честно, опасно не в духе. Но наши мальчики исполнят свой долг, и Город будет жить дальше, вспоминая их самоотверженность.

Слова были уверенными, и голос господина Мэра, крайне подходящий для выступлений, звучал твердо. Пожалуй, только то, что произносил он подобные речи несколько раз в год по разным поводам, смазывало эффект. Господин Мэр твердо знал: правду нужно говорить часто и уверенно. Правда от этого становится только лучше. Не стоит бояться повторов. В этом мире оригинальность дешева и быстро забывается. А правда – это то, знание, что разделяет большинство. Нужно чаще напоминать людям правду. Это ведь тоже обязанность мэра.

Господин Мэр как-то в разговоре с епископом Гуниилом, настоятелем городского собора сказал об этом. Преподобный Гуниил задумчиво заметил, что именно так рождается вера. Господин Мэр восхитился этой мыслью и с тех пор стал еще более стабилен в высказываниях, и еще более уверен в себе.

Привычные аплодисменты по окончании речи господина Мэра омрачила только стоявшая в стороне женщина в черном платке. Прачка, кажется? Она смотрела на господина Мэра, словно ожидала чуда, а чудо откладывалось…

«Мать одного из мальчиков», – понял господин Мэр. Почему, интересно, она не со всеми? Почему не идет сейчас к трибуне, чтобы торжественно получить от него мешочек с золотыми монетами и почетную медаль Матери героя?

Время вручения наград как раз наступило. Первой к господину Мэру подошла дородная фрау Джонс, на ее обширной груди уже горела медаль «Мать Героя». Вторая медаль, кроме прочих преимуществ, предоставляла обитателю право досрочного выхода на пенсию, дополнительный выпас для коз, бесплатное место в университете для детей, если таковые остались и так далее… Мать двух Героев сияла.

А между тем именно ее сынок побежал сегодня, и пришлось потревожить Герра Дракона выстрелом. Знай об этом фрау Джонс, она бы так не сияла… Но она не узнает. Не в правилах господина Мэра тревожить сограждан подобными рассказами. Репортеру местной газеты также известно об этом правиле.

Вручая положенные награды и тяжелые мешочки с монетами, господин Мэр краем глаза наблюдал за женщиной в черном платке. Черт возьми, она плакала! В это было трудно поверить, но она действительно плакала и смотрела на господина Мэра. Господин Мэр бросил взгляд на шефа жандармов, подтянутого сухого офицера в черной форме с золотой нашивкой дракона на груди. Офицер поблескивал стальными круглыми очками и, несмотря на свою выправку, был слегка медлителен. Сигнал господина Мэр был принят. Офицер озабоченно шепнул несколько слов своим подчиненным. Трое жандармов в черной форме с резиновыми палками и наручниками направились к плачущей женщине.

«Нам здесь не нужны сюрпризы», – подумал господин Мэр, проследив за тем, как жандармы взяли в кольцо плачущую женщину.

– Мой мальчик! – закричала вдруг женщина, вытягиваясь через плечи жандармов к господину Мэру, – Мой мальчик, он же вернется? Вы вернете мне моего сына, господин Мэр? – она кричала и даже вырывалась.

Господин Мэр поморщился. Снова посмотрел на шефа жандармов. Тот спешил к виновнице беспокойства, на ходу шипя распоряжения. Женщине мгновенно заломили руки, заткнули черной кожаной перчаткой рот и увели к машине. За широкими спинами жандармов маленькая ее фигурка пропала.

Господин Мэр сделал знак репортеру с камерой и микрофоном. Вопрос у репортера, разумеется, был наготове.

– Господин Мэр, расскажите, пожалуйста, о результатах сегодняшней вашей встречи с Герром Драконом.

Почтенная аудитория вопрос восприняла одобрительно. Кто-то кивнул, кто-то важно поднял брови. В сторону плачущей женщины не повернулась ни одна голова. Словно не было ее. Ни ее самой, ни криков о помощи, когда жандармы вывернули ей руки особенно жестоко, вталкивая в черный автомобиль с глухими, закрашенными черной краской окнами.

– Пресса, как всегда, смотрит в правильном направлении, – многозначительно сказал Господин Мэр. – Герр Дракон последнее время не в духе. Сегодня особенно. У нас была с ним короткая беседа. Содержанием ее я бы не стал беспокоить горожан. Это дело мэрии – хранить покой нашего прекрасного города. Одно могу сказать: все напряженно. Герр Дракон нервничает, а терпением он не отличался никогда.

Публика заволновалась. Господин Мэр говорил о том, что дело неладно уже третий месяц подряд. Каждый раз тон его становился суровее. Слышалась в нем угроза спокойствию города. Ввиду предстоящих осенью выборов, нервозность Герра Дракона, кажется росла.

– Господин Мэр, мы надеемся, что вы знаете, что делать, – репортер снова подал правильную реплику, и господин Мэр отметил про себя, что тот умен. «Надо бы держать его ближе к себе. Умные люди требуют особого наблюдения».

– Доверие горожан многократно укрепляется демократическими выборами, которые показывают, что ваш мэр на своем месте, – подчеркнуто скромно ответил господин Мэр.

– Церковь молится за ваше здоровье, господин Мэр. Уповаем на Волю Божию и вашу мудрость, – его святейшество, преподобный Гуниил, своим звучным басом поставил правильную точку в нужное время.