Последний койот

Босх закрыл папку. После того как Робертс с Джорданом составили отчет, дело было отправлено в архив как висяк. Там оно и пылилось до тех пор, пока, судя по формуляру, Маккитрик неизвестно зачем не забрал его в 1972 году. Босх записал фамилию Маккитрика под фамилией Конклина у себя в блокноте. Потом занес туда же фамилии остальных, с которыми, по его мнению, полезно было бы поговорить. Если, конечно, они еще живы и их можно отыскать.

Босх снова склонился над столом, обнаружив, что музыка прекратила играть, а он этого даже не заметил. Он взглянул на часы: было два тридцать. До вечера еще далеко, а чем себя занять, он не знал.

Он отправился в спальню и достал с полки в стенном шкафу коробку из-под обуви. Там у него было что-то вроде личного архива: письма, открытки и фотографии, которые ему по какой-то причине когда-то захотелось сохранить начиная еще со времен его службы во Вьетнаме. Он редко туда заглядывал, но мог по памяти перечислить все содержимое коробки. Как и причины, по которым каждый из этих предметов там оказался.

На самом верху стопки лежало последнее пополнение. Открытка из Венеции. От Сильвии. Репродукция картины, которую та увидела во Дворце дожей, «Блаженных и проклятых» Иеронима Босха. На ней был изображен ангел, ведущий одного из блаженных через туннель навстречу райскому свету. Оба парили в воздухе, возносясь ввысь. После этой открытки ни одной весточки он от нее больше не получал. Босх перечел строчки на обороте:

Гарри, я подумала, что тебе может быть любопытно взглянуть на произведение твоего тезки. Я увидела его во Дворце. Очень красиво. Кстати, мне очень нравится Венеция! Думаю, я могла бы остаться тут навсегда. С.

«А со мной ты остаться не захотела», – подумал Босх, откладывая открытку в сторону, и принялся рыться в коробке. Больше он не позволял себе отвлекаться и, перебрав примерно половину коробки, нашел то, что искал.

Глава 6

Поездка до Санта-Моники была долгой. Босху пришлось ехать длинной дорогой, сначала со 101-го шоссе на 405-е, потом дальше на юг, потому что до открытия «десятки» после ремонта была еще целая неделя. До Сансет-парка он добрался только к началу четвертого. Дом, который он искал, находился на Пир-стрит. Это был приземистый деревянный домик на вершине холма. Крытую террасу увивали заросли красной бугенвиллеи. Босх сверил адрес, выведенный краской на почтовом ящике у дороги, с тем, что значился на конверте со старой рождественской открыткой, который лежал на пассажирском сиденье рядом с ним, потом припарковался у обочины и снова взглянул на открытку. Стараниями УПЛА ее переслали ему пять лет назад. Он тогда так на нее и не ответил. И вот теперь она пригодилась.

Едва он вышел из машины, как на него пахнуло морем, и он подумал, что, пожалуй, из западных окон дома можно хотя бы краешком увидеть океан. Тут было заметно прохладнее, чем дома, так что Босх взял из машины куртку и, на ходу натягивая ее, двинулся ко входу в дом.

Женщине, которая открыла белую входную дверь практически сразу же, как будто ждала его, было хорошо за шестьдесят, и выглядела она на свой возраст. Одета в белую шелковую блузку навыпуск, украшенную принтом с голубыми морскими коньками, и в темно-синие слаксы. Худощавая, с темными волосами, хотя седые корни уже бросались в глаза, так что, по всей видимости, ей пора было их подкрашивать. Губы жирно намазаны красной помадой. Она приветливо улыбнулась ему, и Босх немедленно ее узнал, хотя видел, что его лицо не вызвало у нее самой никакого отклика. В последний раз она видела его тридцать пять лет назад. И тем не менее он все равно улыбнулся ей в ответ:

– Мередит Роман?

Улыбка сползла с лица женщины так же быстро, как и появилась.

– Это не мое имя, – отрывистым тоном произнесла она. – Вы ошиблись адресом.

Она потянулась к дверной ручке, чтобы закрыть дверь, но Босх придержал створку. Он очень старался, чтобы этот жест выглядел как можно менее угрожающим, но в ее взгляде все равно забрезжила паника.

– Это Гарри Босх, – произнес он торопливо.

Она замерла и заглянула Босху в глаза. Паника улеглась, уступая место узнаванию и воспоминаниям, которые затуманили ее взгляд, точно слезы. Ее улыбка вернулась.

– Гарри? Малыш Гарри?

Он кивнул.

– Ох, милый, иди сюда. – Она притянула его к себе и крепко обняла. – Ох, до чего ж я рада тебя видеть столько лет спустя… Ну-ка дай я на тебя погляжу.

Она отстранила его и развела руки в стороны, словно любуясь целым залом картин разом. В ее взгляде читалась искренняя радость. Босх ощутил прилив теплых чувств и грусти одновременно. Зря он так долго тянул. Давным-давно надо было навестить ее – просто так, без той причины, которая привела его сюда сегодня.

– Ну проходи же, Гарри. Проходи.

Босх вошел в гостиную, обставленную просто, но мило. На полу был уложен дубовый паркет, оштукатуренные, без единого пятнышка стены выкрашены белой краской. Большая часть мебели – плетеная, из белого же ротанга. Все тут было светлое и радостное, но Босх знал, что принес с собой печаль и мрак.

– Вы больше не Мередит?

– Нет, Гарри, уже давно.

– Как мне тогда вас называть?

– Меня зовут Кэтрин. Кэтрин Регистер. Как «регистр», только с двумя «е», а не с одной. Так мой муж любил говорить. Очень надежный человек был. Самая большая авантюра в его жизни – это я.

– «Был»?

– Да садись же ты, Гарри, бога ради. Да. Был. Скончался пять лет тому назад в канун Дня благодарения.

Босх опустился на диван, а она устроилась в кресле напротив за стеклянным кофейным столиком.

– Простите.

– Ничего страшного, ты же не знал. Ты даже знаком с ним не был, а я уже давным-давно не та, что была раньше. Выпьешь чего-нибудь? Кофе или, может, чего-нибудь покрепче?

Босху подумалось, что она послала ему ту рождественскую открытку всего через несколько недель после смерти мужа, и он ощутил очередной укол вины за то, что не ответил тогда.

– Гарри?

– Э-э-э… Нет, спасибо, ничего не нужно. Я… Вы хотите, чтобы я называл вас новым именем?

Она рассмеялась от нелепости всей ситуации, и он засмеялся тоже.

– Да зови ты меня как хочешь. – Она снова засмеялась звонким девичьим смехом, точно так же как смеялась много лет назад. – До чего же я рада тебя видеть! Видеть, как ты… каким ты… мм…

– Каким я стал?

– Наверное. – Она снова засмеялась. – Знаешь, я ведь была в курсе, что ты служишь в полиции. Видела твое имя в газетных новостях.

– Я знаю, что вы были в курсе. Мне передали открытку, которую вы отправили на адрес участка. Это, видимо, было почти сразу же после того, как умер ваш муж. Я… Простите, что я тогда вам не написал и не приехал. Я был не прав.

– Ничего страшного, Гарри. Я понимаю, что у тебя много дел по работе и вообще… Рада, что моя открытка до тебя дошла. У тебя есть семья?

– Э-э-э… нет. А у вас? Дети?

– Нет, детей у меня нет. Но ты-то хотя бы женат, да? Не может быть, чтобы такой красавчик и не был женат.

– Нет, у меня сейчас никого нет.

Она кивнула, похоже почувствовав, что он здесь не ради того, чтобы рассказывать о своей личной жизни. Долгое время они просто сидели и молча смотрели друг на друга. Интересно, что она на самом деле думала о его выборе профессии? Первая радость от встречи начала угасать, уступая место тревоге, поднявшей голову при мыслях о тайнах прошлого, готовых выйти наружу.

– Пожалуй…

Он не закончил предложение. У него не получалось нащупать способ начать разговор. И куда только подевались все его полицейские навыки разговаривать с людьми?

– А знаете, если это вас не слишком затруднит, я выпил бы воды.

Ничего лучшего ему придумать не удалось.

– Сейчас вернусь.

Она торопливо поднялась и вышла в кухню. До него донесся шорох кубиков льда, извлекаемых из формы. Это давало ему время подумать. На дорогу сюда у него ушел час, но ему даже в голову не пришло прикинуть, как это все будет выглядеть и как подступиться к тому, что он хочет ей сказать и о чем попросить. Вскоре она вернулась со стаканом воды со льдом. Протянув ему стакан, она положила на стеклянный столик перед ним пробковую подставку.

– Если хочешь чего-нибудь съесть, я могу принести крекеры с сыром. Я просто не знала, сколько у тебя вре…

– Спасибо, ничего не надо. Все отлично, спасибо большое.

Он вскинул стакан в благодарственном жесте и залпом выпил половину, после чего поставил обратно на стол.

– Гарри, поставь стакан на подставку. Я потом замучаюсь стирать следы со столешницы.

– Ох, простите, пожалуйста. – Босх посмотрел на то, что только что натворил, и переставил стакан на подставку.

– Так, значит, ты теперь детектив.

– Да. Я работаю в Голливуде… Мм… Хотя сейчас на самом деле не совсем работаю. У меня что-то вроде отпуска.

– О, так это же прекрасно.

Она, похоже, немного повеселела, как будто подумала, что его визит, возможно, и не связан с работой. Босх понял, что пора переходить к делу.

– Э-э-э… Мер… то есть Кэтрин, мне нужно задать вам один вопрос.

– Что это за вопрос, Гарри?

– Я вижу, у вас чудесный дом, другое имя, другая жизнь. Вы больше не Мередит Роман, и я понимаю, что вы не горите желанием, чтобы вам напоминали о прошлом. Вы… В общем, я пытаюсь сказать, что говорить о прошлом бывает сложно. Во всяком случае, для меня это так. И поверьте, я ни в коем случае не хочу сделать вам больно.

– Ты приехал поговорить о матери.

Он кивнул и устремил взгляд на стакан на пробковой подставке.

– Мы с твоей матерью были лучшими подругами. Иногда я думаю, что растила тебя практически наравне с ней. До тех пор, пока тебя не забрали у нее. У нас.

Он вскинул глаза на Кэтрин. Ее взгляд был обращен куда-то внутрь себя, как будто она погрузилась в давнишние воспоминания.

– Кажется, не проходит и дня, чтобы я о ней не вспомнила. Мы были совсем девчонками, молоденькими свистушками. Нам и в голову никогда не приходило, что кто-то из нас может пострадать. – Она резко поднялась. – Идем со мной, Гарри. Я хочу кое-что тебе показать.

Он двинулся следом за ней по ковровой дорожке коридора в спальню. Обстановка ее состояла из кровати с балдахином, застланной нежно-голубым покрывалом, дубового комода и таких же прикроватных тумбочек, на которых стояло несколько фотографий в резных рамках. На большинстве из них была запечатлена Кэтрин и какой-то мужчина на вид много ее старше. Наверное, муж. Она указала на одну, стоящую чуть поодаль справа. Снимок был старый, выцветший. На нем были две молодые женщины и маленький мальчик лет трех-четырех.

– Она всегда у меня тут стояла, Гарри. Даже когда мой муж был жив. Он знал о моем прошлом. Я ему рассказала. Его это не волновало. Мы прожили вместе двадцать три прекрасных года. Прошлое – это то, что ты позволяешь ему с собой сделать. Оно может испортить жизнь тебе или кому-то другому, а может сделать тебя сильным. Я стала сильной, Гарри. А теперь скажи мне, зачем ты ко мне приехал.

Босх протянул руку и взял с комода фотографию.

– Я хочу… – Он вскинул на нее глаза. – Я собираюсь выяснить, кто ее убил.

На мгновение на ее лице застыло непроницаемое выражение, потом она молча забрала у него фотографию и вернула на комод. А потом вдруг снова крепко обняла его, положив голову ему на грудь. Он видел их общее отражение в зеркале над комодом. Когда она отстранилась и взглянула на него, он увидел, что щеки у нее мокрые от слез, а нижняя губа слегка дрожит.

– Пойдем сядем, – сказала она, вытаскивая из коробки на комоде два бумажных носовых платка.

Он отвел ее обратно в гостиную и усадил в кресло.

– Принести вам воды?

– Спасибо, не нужно. Я сейчас успокоюсь. Прости.

Она принялась утирать глаза. Босх опустился на диван.

– Мы любили говорить, что мы с ней две мушкетерши, одна за двух и две за одну. Это было глупо, но мы были такие молоденькие и так дружили.

– Я собираюсь провести расследование заново с самого начала. Я взял дело из архива. Оно…

Кэтрин пренебрежительно фыркнула и покачала головой:

– Никакого расследования не было. Так, видимость одна.

– У меня тоже возникло такое впечатление, но я не понимаю почему.

– Послушай, Гарри, ты же знаешь, кем была твоя мать. – Он кивнул, и она продолжила: – Она была ночной бабочкой. Мы обе с ней были. Такой милый эвфемизм. И полицейским было наплевать, что одна из нас лишилась жизни. Они просто состряпали отписку. Я знаю, что ты теперь тоже полицейский, но тогда все это было именно так. Им просто-напросто было на нее наплевать.

– Я понимаю. Сейчас, пожалуй, в этом плане тоже не сильно что-то изменилось, поверите вы в это или нет. Но тут, судя по всему, кроется нечто большее.

– Гарри, я не знаю, нужно тебе знать о матери или нет.

– Прошлое сделало сильным и меня тоже. – Он в упор посмотрел на нее. – Я справлюсь.

– Не сомневаюсь, что сделало. Я помню то заведение, куда тебя упекли. Макэвой, или как там оно называлось…

– Приют Макларена.

– Точно, Макларена. Мрачное место. Когда твоя мать ездила туда тебя проведать, она потом каждый раз садилась и рыдала до потери пульса.

– Кэтрин, не уходите от темы. Что я должен о ней знать?

Она кивнула, но некоторое время колебалась, прежде чем продолжить.

– Мардж знала кое-каких полицейских. Ты меня понимаешь?

Он кивнул.

– Мы обе знали. Так это было устроено. С волками жить – по-волчьи выть, так мы об этом говорили. И когда случается подобная ситуация, копам выгоднее просто замести все под коврик. Не будить лихо, пока оно тихо, как говорится. Если хочешь, можешь придумать другой штамп. Они просто не хотели создавать никому проблем.

– Вы хотите сказать, что, по вашему мнению, ее убил полицейский?

– Нет, я ничего такого сказать не хочу. Гарри, я понятия не имею, кто это сделал. Прости. Я хочу сказать, что, по моему мнению, те два детектива, которым было поручено это дело, понимали, куда может привести расследование. А они не хотели, чтобы оно туда привело, потому что понимали, что для них хорошо, а что плохо. Они же были не дураки, а она, как я уже говорила, ночная бабочка. Им было на нее наплевать. И всем остальным тоже. Ну убили и убили.

Босх обвел комнату взглядом, не очень понимая, какой вопрос задать дальше.

– Вы знаете имена тех полицейских, с которыми она была знакома?

– Это было очень давно.

– Вы тоже с некоторыми из них были знакомы, да?

– Да. У меня не было другого выбора. Так это было устроено. Ты пользовалась своими контактами, чтобы не угодить за решетку. Продавались и покупались все. По крайней мере, тогда. Оплаты хотели кто чем. Кто деньгами, кто другими вещами.

– В деле было сказано, что вы никогда не привлекались к ответственности.

– Да, мне везло. Меня несколько раз забирали, но так ни разу и не упекли. Я звонила кому надо, и меня всегда отпускали. Мне удавалось отмазываться, потому что я знала многих полицейских, милый. Понимаешь?

– Да, понимаю.

Она произнесла это, не отводя глаз. Даже спустя столько лет добропорядочной жизни она не утратила гордости шлюхи и способна была говорить о самых низменных моментах своей жизни, не морщась и даже глазом не моргнув. Причина крылась в том, что она оставила этот этап позади, и в этом было достоинство. Достаточно, чтобы его хватило ей до конца жизни.

– Гарри, ты не возражаешь, если я закурю?

– Нет, если и мне тоже можно.

Они вытащили сигареты, и Босх, поднявшись, дал ей прикурить.

– Пепельница на столике сбоку. Постарайся не ронять пепел на ковер, ладно?

Она указала на маленькую стеклянную пепельницу на приставном столике с другой стороны дивана. Босх взял ее и, держа в одной руке, а сигарету в другой, заговорил, разглядывая донышко:

– Эти полицейские, которых вы знали и которых, возможно, знала она, – вы не помните их фамилии?

– Я же говорю, это было очень давно. И я сомневаюсь, чтобы они имели какое-то отношение к этому. К тому, что случилось с твоей матерью.

– Ирвин Ирвинг. Это имя вам, случайно, не знакомо?

Она немного поколебалась, очевидно припоминая:

– Я его знала. И она, думаю, тоже. Он патрулировал Бульвар. Едва ли она могла его не знать… Впрочем, не уверена. Я могу и ошибаться.

Босх кивнул:

– Это он тогда ее нашел.

Она дернула плечом, словно желая сказать: и что это доказывает?

– Ну кто-то же должен был рано или поздно ее найти. Ее же там просто бросили.

– А ту парочку из отдела нравов? Гилкриста и Стейноу?

Она замялась, прежде чем ответить.

– Да, знала… Они были скверные люди.

– А моя мать тоже их знала? В том же смысле, в каком и вы?

Она кивнула.

– Вы говорите, они были скверные люди. В каком смысле?

– Они просто… Им просто было на нас наплевать. Если им было что-то от нас нужно, хоть какая-то информация, которую мы могли случайно узнать от клиента, хоть что-то более… личное, они просто приходили и брали это. И обращались с нами как с грязью. Я их ненавидела.

– Они…

– Но могли ли они убить? Тогда, да и сейчас тоже я считаю, что нет. Гарри, они были не убийцы. Они были копы. Да, продажные, но тогда, кажется, все такими были. Тогда не было такого, как сейчас, когда открываешь газету и читаешь, что какого-то копа судят за убийство, избиение или за что-нибудь еще. Тогда… прости.

– Все нормально. Больше никто не вспоминается?

– Нет.

– Никакие имена?

– Я давным-давно выбросила все это из головы.

– Ясно.

Босха очень тянуло вытащить блокнот, но он не хотел, чтобы их разговор выглядел как допрос. Он попытался вспомнить еще что-нибудь из материалов дела, о чем он мог бы ее спросить.

– А про Джонни Фокса вы можете что-то сказать?

– Да, я сказала о нем тем детективам. Они прямо стойку сделали, но это ничем так и не закончилось. Его не арестовали.

– Я думаю, все-таки арестовали, но потом выпустили. Отпечатки его пальцев не совпали с отпечатками пальцев убийцы.

Она вскинула брови:

– Гм, это что-то новенькое. Мне ни про какие отпечатки пальцев не говорили.

– Во время вашего второго допроса – его проводил Маккитрик, помните его?

– Если честно, не очень. Я просто помню, что приходили полицейские. Два детектива. Один был умнее второго, это я помню. А кто был кто – нет. Кажется, тот, что глупее, был за главного, и в те времена это было в порядке вещей.

– Ну, в общем, во второй раз с вами разговаривал Маккитрик. В протоколе он записал, что вы изменили свои показания и рассказали о вечеринке в Хэнкок-Парке.

– Да, вечеринка была. Я туда не пошла, потому что… потому что Джонни Фокс накануне вечером поставил мне фингал. Видок у меня был тот еще. Как я ни колдовала с косметикой, заплывший глаз замаскировать так и не удалось. Поверь мне, на вечеринке в Хэнкок-Парке с таким лицом ловить было нечего.

– Кто устраивал эту вечеринку?

– Не помню. Не уверена, что я вообще знала, кто это был.

Что-то в ее тоне царапнуло Босха. Он изменился, и ответ прозвучал так, как будто она заранее его отрепетировала.

– Вы точно уверены, что не помните?

– Ну конечно точно. – Кэтрин поднялась. – Схожу-ка я принесу еще водички.

Она забрала у него стакан и снова вышла из гостиной. Босх поймал себя на том, что его давнее знакомство с этой женщиной и эмоции, всколыхнувшиеся у него в душе при встрече столько лет спустя, точно отбили у него большую часть сыщицких инстинктов. Его чутье молчало. Он не мог сказать, утаивает она что-то от него или нет. Следовало каким-то образом вывести разговор обратно на ту вечеринку. Он полагал, что ей было известно больше, чем она рассказала тогда на допросе много лет назад.

Кэтрин вернулась с двумя стаканами воды со льдом и поставила его стакан перед ним на пробковую подставку. Что-то в том, как аккуратно она опустила стакан на стол, сказало ему о ней нечто большее, нежели то, что она поведала ему о себе словами. Тот уровень жизни, который был у нее сейчас, очень дорого ей достался. И это положение со всеми теми материальными благами, которые прилагались к нему в комплекте – вроде стеклянных кофейных столиков и пушистых ковров, – очень много для нее значили, и она готова была тратить силы на их поддержание.

Снова усевшись в кресло, Кэтрин отпила воды из стакана.

– Гарри, я должна кое в чем тебе признаться. Я не сказала им всей правды. Нет, я не солгала, но и всей правды тоже не сказала. Я боялась.

– Чего именно вы боялись?

– Я начала бояться с того дня, когда ее нашли. Понимаешь, в то утро мне позвонили. Еще до того, как я про нее узнала. Звонил мужчина, но голос был мне незнаком. Он сказал, что если я буду вякать, то стану следующей. «Мой тебе совет, дорогуша, убирайся-ка ты из Доджа подальше». Потом, разумеется, я узнала, что по дому ходят полицейские, и пошла к ним. А там мне сказали, что ее убили. И я сделала так, как мне было велено. Уехала. Подождала неделю, пока полицейские не сказали, что я им больше не нужна, и перебралась на Лонг-Бич. Сменила имя, начала новую жизнь. Там я познакомилась с мужем, а потом, уже много лет спустя, мы переехали сюда… Знаешь, с тех пор я ни разу не бывала в Голливуде, даже проездом. Ужасное место.

– О чем вы тогда не рассказали Эноу с Маккитриком?

Кэтрин заговорила, внимательно разглядывая руки:

– Понимаешь, мне было страшно, поэтому я не сказала им всей правды… но я знала, с кем она собиралась встретиться там, на вечеринке. Мы же с ней были как сестры. Жили в одном доме, делились друг с другом одеждой, секретами, да вообще всем. Мы каждое утро болтали, вместе пили кофе. У нас не было друг от друга тайн. И мы собирались пойти на эту вечеринку вдвоем. Разумеется, после того… после того, как Джонни меня избил, ей пришлось пойти в одиночку.

– Кэтрин, с кем она собиралась там встретиться? – подстегнул ее Босх.

– Это правильный вопрос, но те детективы так мне его и не задали. Они лишь хотели знать, кто устраивал ту вечеринку и где она проходила. Это было не важно. А важно было, с кем она собиралась там встретиться, но они об этом так и не спросили.

– И кто это был?

Она перевела взгляд с рук на камин и долго смотрела на холодные обугленные головешки – так некоторые завороженно смотрят на пылающий огонь.

– Это был человек по имени Арно Конклин. Тогда он был очень важной шишкой в…

– Я знаю, кем он был.

– Правда?

– Его имя упоминалось в протоколах. Но в другом контексте. Как вы могли не рассказать об этом полицейским?

Она резко повернулась и пробуравила его взглядом:

– Не надо на меня так смотреть. Я же сказала тебе, что была напугана. Мне угрожали. И они все равно ничего бы не сделали. Конклин купил их обоих с потрохами. Они не стали бы под него копать на основании слов какой-то… девицы по вызову, которая ничего не видела, а всего лишь слышала чье-то имя. Мне надо было думать о себе. Гарри, твоя мать была мертва. Я ничего не могла с этим поделать.

Ее глаза гневно сверкнули. Он понимал, что ее гнев направлен отчасти на него, но еще больше на саму себя. Она могла перечислять свои оправдания хоть до посинения, но Босху показалось, что она каждый день в глубине души корит себя за то, что когда-то смалодушничала.

– Вы считаете, это Конклин ее убил?

– Я не знаю. Знаю только, что она уже встречалась с ним до этого, и все всегда было нормально. Никаких тревожных звоночков. Я не знаю, что тебе ответить.

– У вас есть какие-то предположения, кто мог вам тогда звонить?

– Никаких.

– Конклин?

– Я не знаю. Я же никогда не слышала его голос.

– А вы когда-нибудь видели их вместе? Мою мать и его?

– Однажды, на танцах в Масонской ложе[2]. Кажется, они там и познакомились. Джонни Фокс представил их друг другу. Думаю, Арно ничего не знал… про нее. По крайней мере, тогда.

– Может, это Фокс вам звонил?

– Нет. Я узнала бы его голос.

Босх на некоторое время задумался.

– Вы виделись с Фоксом после того утра?

– Нет. Я целую неделю его избегала. Это было несложно, потому что, судя по всему, он скрывался от копов. А потом я уехала. Тот, кто мне звонил, нагнал на меня жуткого страха. Я уехала в Лонг-Бич в тот же день, как только копы сказали, что я им больше не нужна. Покидала вещи в чемодан и села в автобус… Знаешь, некоторые мои вещи оставались в квартире твоей матери. Она их у меня одолжила на время. Я даже не стала пытаться их забрать. Просто собрала все, что у меня было, и уехала.

Босх молчал. Больше спрашивать было не о чем.

– Знаешь, я часто думаю о тех временах, – продолжала Кэтрин. – Мы с твоей матерью жили на дне, но мы были настоящими подругами и, несмотря ни на что, радовались жизни.

– Знаете, все мои детские воспоминания… очень многие из них связаны с вами. Вы всегда были рядом с ней.

– Мы много смеялись, несмотря ни на что, – произнесла она ностальгически. – А ты… ты был главным в нашей жизни. Знаешь, когда тебя у нее отобрали, это едва ее не убило… Она никогда не прекращала попыток вернуть тебя. Надеюсь, ты это знаешь. Она любила тебя. И я тоже.