След крови. Шесть историй о Бошелене и Корбале Броше

– Это наверняка знает тот стражник, которого вы послали следить за мной.

Сержант прищурился:

– Он постоянно докладывает мне о твоих перемещениях. Если в назначенное время от него не будет никаких вестей, я лично тебя отыщу.

– Как пожелаете.

Гульд поднялся.

– Ты оставил кусок хлеба, – заметил он.

– Это для богов.

– А что, если они не голодны?

– Они всегда голодны, сержант.

– Ужасно выглядишь, Манси, – ухмыльнулся Крыга, когда Эмансипор тяжело опустился на стул. – Что, Субли по ночам спать не дает, старик? – Крыга подмигнул сидевшему напротив Зануде. – Если спросишь меня, то скажу, что аппетиты у этой бабы, похоже, еще те…

– Я тебя ни о чем не спрашивал, – буркнул Эмансипор, уставившись в кружку с темным элем, – да и зачем? Можно подумать, будто я и так не знаю.

– Само собой, знаешь! – согласился Зануда.

– Эй, – сказал Крыга, откинувшись на спинку стула, – ты, случайно, не подхватил чесотку, которую притащили твои спиногрызы?

– Нет.

– Рад слышать. – Крыга вздохнул. – У меня как-то была чесотка. Кошмар. Боги, эта дрянь за ушами…

– Хватит об этом! – прорычал Зануда.

Сделав большой глоток эля, Эмансипор облокотился на стол:

– Мне нужно найти корабль. Который отходит сегодня вечером или завтра утром.

Зануда удивленно поднял брови. Он встретился взглядом с Крыгой, затем оба придвинулись ближе.

– Ну, – пробормотал Зануда, – это не так уж и сложно.

– Он прав, – кивнул Крыга. – Легче некуда. Хотя все зависит от того, что именно ты ищешь. Коли нужно провернуть какое-то тайное дельце, то «Плавучий амбар» вряд ли сгодится: тамошний капитан Пуммель слишком уж правильный. Предпочитает, чтобы все было по закону и так далее.

– А если тебе нужен быстрый и надежный корабль, – сказал Зануда, – не бери «Большое корыто», оно едва на воде держится, а капитан Турб задолжал половине минорских ростовщиков, включая Облера, так что ему даже ремонт толком не сделать.

– «Туча мух» вполне могла бы сгодиться, но я слышал, крысы согнали всю команду на берег, и неизвестно, когда матросы попытаются отбить свой корабль, да и попытаются ли вообще. – Крыга нахмурился и покачал головой. – Получается, если подумать, то на самом деле задача не такая уж и простая.

Зануда поднял узловатый палец:

– Погоди-ка. Есть один корабль. «Солнечный локон».

Крыга поперхнулся пивом. Несколько мгновений Риз и Зануда смотрели, как их товарищ, побагровев, давится и кашляет, пока ему не удалось наконец вздохнуть.

Эмансипор повернулся к Зануде:

– «Солнечный локон», говоришь? Не знаю такого…

– Пришел из Стратема, – небрежно пожав плечами, объяснил Зануда. – Ему требовался кое-какой ремонт. Мы с Крыгой поработали на разгрузке, а потом содрали с них хорошую цену за железные гвозди.

Крыга, вновь обретший способность говорить, откашлялся.

– Угу, Зануда верно заметил. Вполне приличный корабль, не какая-то там лохань. Капитан скромнее некуда – во имя Худа, там вся команда такая, тихая и молчаливая. Да, «Солнечный локон» как раз подойдет для твоих нужд, Манси, каковыми бы те ни были. Этот корабль нынче стоит на Торговом причале, его только что с катков спустили. Отлично на воде держится.

Эмансипор допил эль и поднялся. Он настолько устал, что ему казалось, будто его мысли плавают в густом тумане.

– Спасибо. Прямо туда и отправлюсь. Пока.

– Пока, Манси, и не за что. Эй, а Субли нашла толкового алхимика?

«Странно, не помню, чтобы я что-нибудь говорил им об этом, – подумал Эмансипор. – Хотя, наверное, все-таки говорил. Крыга души не чает в нашем младшем сынишке – вот и беспокоится. До чего же приятный и заботливый человек этот Крыга».

– Да, все хорошо. Спасибо, что спросил.

– Не проблема, Манси. Рад был тебя видеть.

– И я тоже, – добавил Зануда. – До встречи, Манси.

Сержант Гульд пробирался по Кукольной улице. Семьдесят семь шагов по извилистому, погруженному в тень переулку. Он чувствовал, как задевает плечами сотни кукол из дерева, кости, тряпок и перьев, подвешенных за шею к навесам лавок по обе стороны улицы на сплетенных из водорослей лохматых шнурках. Глаза – из раковин, гвоздей или просто нарисованные, – казалось, следили за ним, будто все эти жуткие марионетки были одержимы демонами. А что, чего только на свете не бывает, это Гульд знал точно. Так или иначе, Кукольная улица не относилась к числу его любимых мест в Скорбном Миноре. Если сейчас за ним и следили чьи-то человеческие глаза, то люди эти прятались в холодном полумраке внутри лавок.

По иронии судьбы лавчонка Милены Чернонос оказалась в самом дальнем тупике: здание, притулившееся к стене какого-то склада, выходило фасадом на неровную булыжную мостовую. С выступающего навеса свисал ряд обшитых кожей кукол со зверскими физиономиями, которые скалились из-под спутанных жирных волос, сверкая глазами из оникса. Подойдя ближе, Гульд внимательнее присмотрелся к куклам. Это оказалась не кожа, а, скорее, что-то вроде свиной шкуры, плохо выделанной и сморщившейся вокруг стежков.

«Одному Худу ведомо, кто только такое покупает», – подумал он.

Из-под навеса послышался низкий мелодичный голос:

– Хочешь купить куклу для своих малышей? Каждое дитя должно познать, что есть настоящий ужас, а разве мои крошки не ужасны?

Сержант пробрался сквозь ряд миниатюрных виселиц.

– Где старуха? – требовательно спросил он.

На него смотрело смуглое изящное личико. Женщина слегка наклонила набок покрытую платком голову, с любопытством глядя на него голубыми глазами:

– Какая еще старуха, солдат?

– Та, кому, как говорят, принадлежит эта лавка, – ответил Гульд. – Старая карга, которая продает этих кукол и прочее… уродство. Которую за последние две недели видели на месте каждого убийства. Милена Чернонос.

Женщина негромко рассмеялась:

– Милена Чернонос – это я. А ты, солдат, вероятно, имеешь в виду мою сестру, Немилу. Она возит мой товар на рынок.

– Твоя сестра? Та карга? Ты что, за дурака меня считаешь?

Женщина начала набивать кальян. Ее плавно движущиеся в полутьме руки с длинными пальцами навели Гульда на мысль о морских змеях.

– Увы, – пробормотала она, – у нас совершенно разный образ жизни. Немила не ест ни мяса, ни рыбы. Только овощи и травы. Не пьет спиртного и не курит ни дурханг, ни мой любимый ржаволист. Она до сих пор девственница, встает рано, ложится с заходом солнца. Каждое утро бегает трусцой до мыса Великой Печали и обратно, в любую погоду. Сестра всего на год меня старше. Ей тридцать шесть. – (Повалил дым, заполняя лавку клубящимся туманом.) – Что же касается меня, то я предаюсь всем возможным порокам, к крайнему ее неудовольствию. В любом случае, дорогуша, я так поняла, что ты пришел сюда не полюбоваться моим… товаром.

«Ну и женщина… Проклятье, нельзя отвлекаться! Сейчас нужно думать совсем о другом».

– Я хочу выяснить, по какой причине Немила проявляет интерес к тем убийствам. Где твоя сестра?

– Вероятно, на пристани: разглагольствует перед матросами.

– В смысле?

– Ну, они оскорбляют своим поведением здоровый образ жизни. А Немила намерена своими речами это изменить…

– Погоди… это не она ли каждую неделю отправляет петиции королю?

– Она самая. Моя сестра с радостью превратила бы Скорбный Минор в оплот благочестия и морали. Естественно, любые прегрешения карались бы смертью. Это ржаволист с добавлением мяты, не хочешь попробовать, солдат?

– Нет. – «Не сейчас. Может, позже… Да, позже». – Нет, я сказал!

Милена широко раскрыла голубые глаза:

– А разве я настаиваю?

– Извини. Нет, конечно же, не настаиваешь.

– Моя сестра, вероятно, посещает места убийств в поисках новообращенных. Как ты и сам, возможно, догадываешься, Немила кормится чужим страхом.

– Тогда почему она терпит тебя? И даже продает на рынке твоих кукол?

Милена рассмеялась:

– Ты-то уж точно должен знать, солдат, что королевские пики редко остаются без украшений. Скорбный Минор плодит преступников быстрее, чем крыс, быстрее даже, чем король успевает их вешать.

Гульд бросил взгляд на висевшую рядом с ним куклу.

«Так это, значит, вовсе не свиная кожа…»

Милена в очередной раз затянулась и продолжила:

– Это кожа преступников. Как считает моя сестра – восхитительная ирония.

Сержант в ужасе уставился на молодую женщину, ощутив внезапный приступ тошноты.

Она одарила Гульда широкой белозубой улыбкой, которая, казалось, прожгла его насквозь.

– Большинство моих клиентов – родственники преступников. Им хочется иметь память о мертвых. Кто способен постичь тайны человеческого разума?

– Возможно, я еще вернусь, – пробормотал Гульд, выходя.

– Кто бы мог подумать? – рассмеялась она. – Тогда до встречи, солдат.

Пошатываясь, он вышел в переулок, пытаясь привести в порядок мысли. Из темноты справа от него вдруг послышался скрипучий голос:

– Берегись моей сестры, парень!

Гульд развернулся кругом.

Позади двух свисающих кукол мрачно ухмылялось сморщенное лицо Немилы. Во рту ее осталось лишь несколько зубов, стертых почти до основания.

– Она тебя погубит! – проскрежетала старуха. – Увлечет в бездну разврата! Искусительница! Знаток многих тайных притонов Минора, где процветают пороки и разврат! Ты не поверишь, насколько далеко простираются ее деловые интересы!

Гульд сузил глаза:

– Притоны, говоришь? Скажи мне, Немила, может, ей также известно, кто часто посещает подобные злачные места?

– Моя зловещая сестренка знает все! Кроме того, как позаботиться о себе самой! Ее уже преследует по пятам болезнь, пока незримая, но столь же неизбежная, как и сам Худ! Вскоре увидишь! Совсем скоро, если она не изменит свой образ жизни!

Сержант бросил взгляд вдоль переулка.

«Какой смысл тянуть? Никакого! Нужно допросить Милену. С пристрастием и во всех подробностях. Это может занять многие часы, но ничего не поделаешь».

– Не поддавайся ей, парень! – прошипела Немила.

Могильник под названием Бугор был самым большим и единственным поросшим травой в Скорбном Миноре. Бугор множество раз перекопали вдоль и поперек, однако его уникальная особенность состояла в том, что внутри он был абсолютно пуст. Бесчисленные грабители и антиквары находили лишь булыжники, гравий и глиняные черепки.

Гульд отыскал двух выдающихся городских крысоловов на вершине Бугра, где они развели небольшой костер, на котором жарили освежеванных крыс. Рядом, возле глиняного горшка с запечатанной крышкой, ждала пыльная бутылка отменного вина.

Бирклас Пунт и Балабол Рой были не вполне типичными представителями своей профессии в Миноре. Тем не менее сержант иногда пользовался их обширными познаниями всех возможных сторон городского преступного мира и считал обоих достаточно ценными кадрами, чтобы терпеть их странности.

– До чего же серьезный взгляд! – заметил Бирклас, небрежно помахав рукой с сальными пальцами взбирающемуся на могильник сержанту. – И почему это низкорожденные столь часто сгибаются под тяжестью своей несчастной судьбы, буквально падая на колени? Неужели единственная задача чистокровных жителей прекрасного града Минора состоит том, чтобы проводить дни – и ночи – в неприкрытой праздности?

– И что же такого чистого в твоей крови, Пунт? – проворчал Гульд, подходя к ним.

– Нет ничего более очистительного, нежели стремление быть особенным, мой бедный сержант. Узри же перед собой мою любезную особу, а рядом – его, не менее любезную. Мы оба – более чем особенные.

Одежда обоих приятелей походила скорее на лохмотья, не считая больших кожаных шляп с обвисшими полями: у Биркласа она была цвета выцветшего на солнце пурпура, а у Балабола – пятнисто-желтая. С их веревочных поясов свисали бесчисленные крысиные хвосты, а запястья и лодыжки украшали замысловато сплетенные из тех же хвостов браслеты.

Балабол Рой потянулся к горшку и вскрыл крышку запятнанным кровью кинжалом.

– Вы как раф вовремя, фержант. Крыфы пофти поджарилифь, а маринованные розовяфки – отлифная закуфка. Пофалуфта, прифаживайтефь.

– А я, – добавил Бирклас, – разолью выдержанное вино, пока мой напарник выловит несколько маринованных розовяшек.

Из-за уксуса маленькие безволосые крысята стали еще более розовыми, что странным образом еще сильнее ужаснуло Гульда, когда он увидел, как Балабол вытаскивает одного и подносит ко рту. Крысеныш с чмокающим звуком скрылся между его губ. Балабол сглотнул и вздохнул.

– Прекрасное начало, – заметил Бирклас. – Прямо как устрица проскочил. Что воистину подтверждает его культурное происхождение.

– Культурное происхождение? – нахмурился Гульд. – Ты про Балабола или про крысеныша?

– Офень смефно, фержант! – захихикал Балабол Рой. – Прифоединяйтефь, профу!

– Спасибо, я уже поел.

Бирклас повернулся к своему напарнику:

– Ты что, не видишь, друг мой, что сержант Гульд пребывает в дурном расположении духа? Каждую ночь – жуткое убийство! Звонят колокола! Крысы разбегаются кто куда, и даже сам Белогрив прячется в самой глубокой норе. Воистину, некое зло преследует прекрасный Минор, и вот сейчас к нам явился за помощью самый главный городской охотник.

Балабол слегка отпрянул:

– Ефтефтвенно, я знаю обо вфех нефафтьях фержанта! Я профто из вефливофти…

– Хватит уже толковать о вежливости! – рявкнул сержант. – Я сто раз слышал, как вы говорили про этого Белогрива, и хочу знать раз и навсегда – он вообще существует?

– Однофнафно!

– Несомненно, сержант.

Гульд уставился на Биркласа:

– Он из одиночников?

– Точно так. Ничем не примечательный человек, когда он в человеческом облике. Но когда обернется – страшнее крыса просто нет. Умный и злобный тиран, правитель Мохнатого королевства, убийца всех соперников, блудодей высшего…

– Да-да, и все такое. И говоришь, он прячется от нашего убийцы?

– Забился глубоко в нору, сержант. Дрожит от…

– Понятно. Следует ли мне в таком случае предположить, что Белогрив встречался с убийцей?

Бирклас пожал плечами:

– Возможно. Хотя, скорее, его гонцы или стражники на перекрестках, или смотрители на крышах…

– Но не ефо дегуфтаторы, – вмешался Балабол.

– Да, – согласился Бирклас. – Точно не дегустаторы. Эй, Балабол, как они там поживают?

Балабол Рой потыкал в тушки насаженных на вертел крыс:

– Я бы фказал, готовы.

– Отлично! Сержант, мы можем еще чем-то вам помочь?

– Возможно. Принцесса и господин Хум-младший…

Брови Биркласа взлетели на лоб.

– Нет уж, это не тема для разговора за ужином.

Гульд присел на землю:

– Я могу и подождать.

Башня Мертвого Секаранда поскрипывала на дувшем со стороны берега ветру, который после захода солнца становился все сильнее. Гульд, которого пробирало холодом, скорее от усталости, чем от ветра, поплотнее запахнул плащ. Пелена дневного дыма внизу рассеялась, и стены домов теперь испещряли огоньки масляных фонарей и свечей, похожие на тусклые звезды под ногами сержанта – будто смертные из последних сил пытались воспроизвести образ сверкающего звездного неба.

На лестнице послышался шорох, затем раздался стон взбирающегося на площадку Стуля Офана.

– Во имя беспокойного сна Огни, – прохрипел старик, – лучше бы мы просто встретились где-нибудь на углу.

Облокотившись на зубец стены, сержант взглянул на портовый район.

– Возможно, я нашел его, Стуль, – сказал он.

Маг тут же перестал возмущаться.

– Уверены? – спросил он из-за спины Гульда. – И когда вы намерены его арестовать?

– До таких подробностей дело пока не дошло. Уверен ли я? Что ж, возможно, я что-то и упустил, но интуиция подсказывает мне: это именно тот человек.

– И чего вы хотите от меня? – Гульд повернулся. Стуль Офан стоял возле люка, утирая лоб шелковым платком. Маг устало пожал плечами. – Я не слишком хорошо переношу высоту, сержант. Вы не против, если я останусь здесь, дальше не полезу? Хотя мне все равно не по себе – такое чувство, будто все это сооружение шатается на ветру!

Гульд собрался было ответить, но вместо этого лишь хмуро возразил:

– Боишься высоты, говоришь? Но ты же сам живешь в проклятой башне!

Офан снова пожал плечами:

– От меня ожидают именно этого. Ничего удивительного. Но в основном я обитаю на нижнем ее этаже.

Сержант пристально посмотрел на мага и вздохнул:

– Я тут думал насчет псов, которых послал по следу с места убийства Хума-младшего. Знаешь, что учуяли ищейки? Мужчина, может быть, двое: один из них воин, возможно бывший, другой – неизвестный. А еще они унюхали запах женщины, или двух женщин, или ни одной…

– Ни одной? Но если псы почуяли запах женщины, то как, интересно, это может быть?

– Хороший вопрос. Может, попробуешь ответить? Но сперва скажу: с места убийства в ту ночь действительно сбежала женщина, однако она не убийца.

Стуль Офан нахмурился и промокнул лоб:

– Не понимаю.

Гульд поморщился:

– Вспомни, что ты выяснил сам, чародей. И свою неуверенность насчет пола преступника. Давай хорошенько подумаем. Что мы имеем? Есть некий мужчина, который не мужчина и которого можно спутать с женщиной – даже если речь идет о магии или собачьем чутье. Предположим, что ты не ошибся, задействовав магию, да и собак чутье тоже не подвело. Ответь мне тогда: какое тут может быть объяснение?

– Мужчина, который не мужчина? Такой, кого принимают за женщину даже псы? По-моему, сержант, это полнейший абсурд. Нас преднамеренно ввели в заблуждение, дабы окончательно запутать…

– Нет. Скорее, убийце было просто все равно – он уже знал по собственному опыту, что подобные попытки определить, кто он, неизбежно повергают всех в замешательство. Вроде загадки демона, Стуль Офан. Ответ слишком прост. Не стоит чересчур напрягать свои умственные способности.

Маг нахмурился:

– Вы что, издеваетесь, Гульд?

Сержант повернулся и снова взглянул на город:

– Каковы могут быть приметы евнуха, Стуль Офан?

Он услышал, как маг медленно выпустил воздух сквозь зубы.

– Вы правы, сержант. Воистину загадка демона. Вы нашли убийцу.

– Я знаю, кто он, – поправил собеседника Гульд. – Но я пока что его не нашел. – Прищурившись, он посмотрел в сторону квартала знати. – Однако думаю, это уже сделал кто-то другой. Узел начинает распутываться.

– В смысле?

– В смысле – она только что отправилась в путь, – проговорил Гульд, глядя, как один за другим зажигаются фонари на крышах, отмечая передвижение единственной оставшейся в этой игре загадки. Развернувшись кругом, сержант бросился к лестнице. – Возвращайся домой, маг, – сказал он. – Начинается настоящая ночная работа.

Сразу же после аудиенции у короля Гульд собрал все сведения, которые ему требовались. Он задал немало вопросов, при необходимости оказывая должное давление, и у него набралось достаточно подробностей, чтобы их можно было свести воедино. Малоприятные наклонности молодого Хума включали в себя желание вкусить крови и причинить боль. Именно это свело вместе его и принцессу Шарн. И именно потому их союз казался столь непривлекательным как для его отца, так и для Сельджура, по сути внушая обоим страх.

Прошлой ночью с принцессой не было служанки, Шарн уже послала девушку по следу убийцы. Хуми оказался всего лишь жалким подмастерьем в извращенном искусстве плотских мук и боли. Убийца показал принцессе, насколько далеко – восхитительно далеко – может завести подобное занятие. Ощутив на дрожащих губах обещание большего, она теперь жаждала его изо всех сил.

Служанка отлично справилась со своей задачей. Солдат Гульда доложил, что она вернулась на рассвете. А теперь они с принцессой отправились в путь и должны были привести Гульда и его солдат к цели.

Выйдя из распахнутых настежь ворот башни, сержант быстро направился по улицам. Шарн совершила ужасную ошибку. Меньше всего Гульду хотелось опоздать – хотя это наверняка стало бы уроком для короля: «Вот что бывает, когда препятствуют расследованию, сир. Вы должны были разрешить мне допросить ее высочество». Но подобное удовольствие не стоило жизни молодой женщины – вероятно, даже двух молодых женщин, потому что служанка, скорее всего, разделила бы судьбу Шарн.

Гульд отслеживал их передвижение по зажженным его солдатами фонарям, и, когда он оказался в самом начале выходившего на Рыбную площадь переулка, у него еще оставалось в запасе немного времени. Вход в переулок отмечал старый, частично обрушившийся могильник. Присев на разбитый сланец, Гульд перевел дух.

Площадь была пуста. Посреди нее чернел столб с болтавшимся на нем единственным объявлением, которое Бошелен так и не забрал. На вершине столба сидел сонный ворон, покачиваясь под порывами соленого ветра. По булыжникам вприпрыжку пробежала собака и начала лакать воду из фонтана Беру. Сержант медленно достал из ножен меч, отчаянно надеясь, что его отряд сумеет не сбиться со следа, взятого возле дворца.

Его теперь беспокоило лишь одно: евнух каким-то образом сумел незамеченным покинуть «Печальник». Естественно, такое было возможно с помощью магии, но как раз это и тревожило Гульда.

Он замер, увидев женщину в плаще, которая вышла из улицы справа от него.

«Служанка. Проклятье, отважная девчонка. – Сержант смотрел, как она осторожно подходит к деревянному столбу посреди площади. – Неужели собирается тут его ждать? Но ведь в этом нет никакого смысла. Не могу поверить, что она в самом деле говорила с евнухом, – достаточно было просто выяснить, где он скрывается днем. Нет, полная бессмыслица».

У него возникла мысль крикнуть, броситься туда, но вместо этого Гульд застыл неподвижно позади кургана, увидев вторую фигуру в плаще – следовавшую за служанкой принцессу. Походка ее была легкой и пугающе уверенной.

Служанка остановилась перед столбом. Казалось, будто она оценивает его высоту, словно собираясь пасть перед ним ниц. Принцессу Шарн отделяло от нее около десяти шагов.

Ворон на верхушке столба встряхнулся.

Гульд внезапно все понял, и глаза его расширились от ужаса. Он открыл было рот, чтобы закричать, но тут что-то твердое и тяжелое ударило его в основание черепа. Застонав, он осел на землю, сражаясь с нахлынувшими на него волнами черноты. Послышался хриплый шепот – совсем рядом и вместе с тем будто издалека:

– Приношу свои извинения, сержант. Но здесь только один, а мне нужны оба. Придется подождать. Нам необходима кровь, ибо лишь тогда Корбал Брош почувствует себя достаточно уязвимым, чтобы позвать на помощь. И тогда завершится моя долгая охота…

Гульд беспомощно смотрел, как стоявший рядом с ним мужчина – массивный, мрачный, закованный в броню – вынимает меч из его онемевших пальцев. В левой руке незнакомец держал тяжелый железный арбалет, взведенный и заряженный испещренной рунами стрелой.

– Не беспокойтесь, – прошептал он с ужасающим варварским акцентом, – вы получите то, что останется от них обоих: вполне хватит, чтобы умиротворить толпу. Но сейчас прошу мне не мешать. Вы понятия не имеете, с чем столкнулись, – и радуйтесь этому.

Гульд сумел поднять голову. Перед глазами все плыло, и он с трудом мог различить, что происходит у столба. Ворон распростер крылья и спланировал к служанке. Воздух подернулся маревом, а затем ворон превратился в рослого лысого мужчину в кольчуге, который взглянул на служанку, и она что-то ему сказала, а он усмехнулся в ответ. Подняв руку, мужчина совершил едва заметный жест, и девушка, хрипя, повалилась на бок на мостовую, разбрызгивая кровь по булыжникам.

Принцесса Шарн застонала, будто в экстазе.

Евнух медленно приблизился к ней.

– Стреляй! – сумел прошипеть Гульд. – Стреляй, будь ты проклят! – Услышав странные скрипучие звуки, он повернулся и увидел, как потемнело, будто от огромного напряжения, лицо охотника. – Что с тобой, во имя Худа?

Гульд попытался приподняться, но его голову пронзила резкая боль. До него наконец дошло, что охотник напрягается изо всех сил, но не может пошевелить ни единым мускулом.

– Стек Маринд, – послышался позади них спокойный хладнокровный голос, – ну до чего же ты упрям. Можешь сопротивляться, сколько твоей душе угодно, но позволь тебя заверить, что демон, который крепко тебя держит, хотя ты его и не видишь, прилагает лишь весьма скромные усилия. Боги, – продолжал Бошелен, обходя обоих – и сержанта, и того, которого он назвал Стеком Мариндом, – какой смысл с маниакальным упорством всю жизнь продолжать эту охоту? Сколько лет прошло с тех пор, как наши пути впервые столь несчастливо скрестились? Воистину немало. Предлагаю тебе уйти на покой, смиренно поблагодарив меня за то, что я снова пощадил твою жизнь, – но хочу добавить: это в последний раз. Руку мою останавливает не милосердие, но, увы, безразличие. В конце концов, ты всего лишь мелкая помеха. Что ж… – Бошелен помедлил, а затем крикнул евнуху, уже начавшему совершать перед принцессой чародейский жест смерти: – Эй, Корбал Брош! Не трогай дамочку, дружище! Довольно на сегодня и ее несчастной служанки.