Предчувствие апокалипсиса

Тем временем Полина отдаёт распоряжения Игорю.

– Видите, справа чурбак лежит? Ставьте его под окно и поднимайтесь. Она не сможет к вам выглянуть.

Полина отлипла от окна, а над подоконником показалась черная кудрявая голова, а затем и плечи Игоря, далеко не подростка, а зрелого уверенного в себе мужчины.

«Ох, эта голова была на моей подушке! Мы – любовники? Или нет?» – Ника в сомнении разглядывала Игоря.

Волосы кудрявятся на макушке, а на висках выбриты «под ноль». Линия высокого лба по бокам уже слегка приподнята залысинами. Черты лица правильные, немного портит впечатление темная щетина. Темно-серые глаза смотрят тревожно.

– Ника! Ты жива! И руки-ноги целы. Просто чудо!

– Игорь! Ты пришел…

«Вспомнила, почему, мне не нравится его модная борода. Он её отпустил, когда собрался жениться. Не на мне, о чем сам и сообщил, предварительно угостив хорошим обедом. Белый зал ресторана, столик в углу у окна. Я постаралась не заплакать, но пришлось выйти «носик припудрить». Отрепетировала речь перед зеркалом и сказала с улыбкой: «Полагаю, наши «сексуально-дружеские» отношения на этом закончились?» Он перестал нервничать, заулыбался: «Как скажешь. Но дружеские будут продолжаться».

Ника не собиралась больше никогда с ним общаться. Но постепенно чувство её отболело, перегорело. А затем нужда заставила. И когда Игорь предложил место администратора на его базе отдыха на время каникул, она ухватилась сразу.

– Ну и церберы в вашей больнице! Не смог уговорить, чтобы пропустили. Как ты?

– Лучше значительно. Память понемногу возвращается. Представь, имя своё не сразу, но вспомнила. Так что, прогресс налицо.

Ника улыбнулась Игорю. Друг – это даже лучше, чем любовник. Надежнее.

«Марк сказал, нас двое выжили. А как же мои работники? Трое постоянных и два приходящих?» Ужас охватил Нику.

– Как там наши? Как Катя? – Имя возникло само, как будто Ника и не забывала свою лучшую повариху.

– Наши все живы. Деревенские к тому времени уже ушли, охранник возле машин караулил. Катя твоя несла из кухни поднос со сливками и сахаром. В данный момент в монастырь уехала, отмаливать, что Бог беду отвел. Не знает даже, что ты нашлась.

– А в зале?

Игорь помрачнел.

– Из зала двое вас осталось: ты и заказчик банкета, он выходил как раз.

– Понятно.

– Прости, Никуся, что раньше не нашел тебя! Я сейчас в запаре, пытаюсь на обломках хоть что-то восстановить, чтобы сезон не пропал. Кухня почти не пострадала, в главном корпусе стекла вставили. А банкетный зал осенью отстрою. Пока обломки убрал, завез стройматериал, полежит до осени. Вот привёз твою сумочку с документами, да немного денег. А вещи брать не разрешили и комнату опечатали. Мне бежать надо. Пока! Навещу, как смогу вырваться.

Игорь положил на подоконник сумку и исчез.

Немного отлегло от сердца: Катя жива. А остальных жалко, хоть и не знала этих людей. У них остались близкие. Столько горя! Кого хотели убить? Марка? Наверное, его, не её же! А девушка Марка, Еванджелина, погибла. Молодая, красивая, жить бы да жить. Живем и не знаем, сколько нам отмеряно. Не думаем о плохом, а в любой момент тонкая ниточка жизни может оборваться. Ника вытерла слезу со щеки.

Приход Игоря всколыхнул целый вихрь воспоминаний. Ника лежала в полудреме, а картины из её жизни всплывали одна за другой.

…Мама, сидит за подрамником, волосы под косынкой, в руке кисть, широкая рабочая блуза испачкана красками. Голос её, красивый, нежный, слышен так отчетливо: «Ничего нет плохого, если ты сходишь с Игорем в театр. Лида сказала, его брак обречён. Самое время ему обратить на тебя внимание. Надень бабушкин браслетик, серебро снова в моде»…

…Со дня рожденья тети Лиды они с Игорем ушли рано. Игорь теперь свободен, никуда не спешит, гуляет с Никой по скверам, разговаривая на всякие темы, прощальный поцелуй – долгий и многообещающий…

…Игорь дарит Нике ко дню рождения туфли, красивые, дорогие, из натуральной кожи, они долго выбирают, продавщицы сбились с ног. У Ники голова идёт кругом, когда Игорь помогает ей надеть туфельку, присев у самых ног. Красивый, воспитанный, состоятельный. Сердце стучит: «Он мой!» Наконец, туфли подошли. Звонок телефона. Игорь почти убегает на какую-то важную встречу. Бизнес есть бизнес. А Ника постеснялась сказать, что мечтала о другом подарке – кольце…

…Подушка, на которой лежит кудрявая голова, голубая с вышивкой в углу. Логотип. Это гостиница в Санкт-Петербурге, номер-люкс. Целых две недели вдвоём! Ника попала в сон, в сказку…

…Снова мама, она недовольно хмурится: «И почему ты не поехала прямо к нему? Не пригласил? Это неважно. Вы ездили вдвоём, ты скомпрометирована, он обязан на тебе жениться. Собирай чемодан – и иди к нему жить». – «Нет. Я не буду навязываться. Его бывшая так делала – и ничего хорошего не вышло. Промучили друг друга два года и разошлись»…

…Столик в ресторане, Игорь с модной новой щетиной, сердце сжимается: «Он уже не мой»…

…Но ещё раньше, до Игоря, Нике тоже было горько до слёз, вдаль тянулась аллея, по которой уходил Кирилл со своей девушкой…

Скрипнула кровать, Полина заняла свой пост у окна, открыла и вторую створку. Ника заметила на стекле бумажку с номером палаты – 11. Стало понятно, как Игорь оказался под этим окном. В ожидании жениха Полина с любопытством созерцала внебольничную жизнь и комментировала.

– Ника, представь баба идет с тремя детьми, двое из них ногами сами перебирают, третий в коляске, и она беременная! К кому-то в больницу топает. Нет, я заведу одного ребенка. По-хорошему, не стоит торопиться с детьми, пока на ноги не встали. Но придется родить ребенка, чтобы Пашку привязать к себе. Будет с сыном заниматься, дурные мысли в голову не полезут. Хотя говорят, что черного кобеля не отмыть добела. Ты во сколько Димку родила?

От неожиданности Ника ответила сразу:

– В двадцать лет. Я в пединституте училась. Няню пришлось нанимать.

– А почему замуж не пошла за его отца? Он тебя бросил? Это не Игорь случайно?

Ника молчала. Какая же бесцеремонная эта Полина! Не собирается Ника перед ней исповедоваться. К счастью, другой объект на улице отвлек от неё внимание соседки.

– Ника! Жалко, ты не видишь! Какой экземпляр идет по улице! Прямо актер из Голливуда! Кому-то же достался этакий красавец. Глаз не оторвать. А он без обручального кольца! Он к нашему окну подошел!

– Здравствуйте, девушка! Здесь есть Вероника Карева?

Ника уже догадалась, что это Кирилл, хотя и не видела его. Она раньше ощущала его, не глядя, любой частью своего тела, даже в соседней комнате. Спиной, рукой, плечом, она «видела» его. Неужели, это не прошло? Она и не заметила, как села. Полина с застывшим лицом отошла к своей кровати.

Кирилл легко подпрыгнул и присел боком на подоконник. До боли знакомым движением он откинул назад каштановые волосы.

– Вероника, моя дорогая! Я сегодня случайно узнал о произошедшем. Сразу бросился к тебе. Удалось поговорить с твоим лечащим врачом. Разговор меня обрадовал. Но огорчился, к тебе сегодня не пускают. Как ты, душа моя? Сильно болит?

– Уже лучше.

Кирилл бросил взгляд на её роскошный букет, стоящий в простой банке на тумбочке. Брови его удивленно поползли вверх, но он удержался от комментариев. Его бархатный взгляд переместился на Нику.

– Дима знает о тебе?

– Нет, я не хочу говорить ему, пусть спокойно отдохнет в лагере до конца смены.

– Ты права, полностью согласен с тобой, ты всегда была мудра. Не стоит волновать мальчика. Мы расскажем ему позже, когда время сгладит остроту.

Больно кольнуло: «Мы?»

Дверь резко отворилась.

– Никишина! Я пожалуюсь врачу! У тебя мужики в палате! Безобразие.

– А я… я…

Полина не нашла слов ответить. Медсестра рассмотрела посетителя, одернула халат и поправила волосы. Кирилл пристально посмотрел в глаза медицинской сестре и начал свой монолог:

– День добрый! Прошу меня извинить, за столь бесцеремонное вторжение. Я разговаривал с Виктором Ивановичем, и он завтра разрешил мне навестить Веронику Андреевну. Я получил от вашего замечательного врача исчерпывающий отчет о состоянии здоровья дорогого мне человека. Но простите, не утерпел, захотел лично убедиться, что Вероника поправляется. Откланиваюсь. Всего вам доброго! Будьте здоровы!

Кирилл улыбнулся лучезарной улыбкой так, как лишь он умел улыбаться женщинам. Ника прекрасно помнила, ни одна представительница прекрасного пола не могла устоять против этого безотказного приема. И она сама, к сожалению, тоже.

Кирилл помахал ей рукой и исчез за окном. Медсестра странно посмотрела на Нику, вздохнула и вышла из палаты, забыв, зачем приходила.

Опять заныло сердце. Зачем он приехал? Ника думала, что прошлое забыто. Нет, никаких мужиков в её жизни не будет. У неё есть сын Дима!

Полина сидела, молча, приоткрыв рот от удивления. Когда шок от волны обаяния Кирилла прошел, она выдавила: «Понимаю я тебя. Незачем тебе замуж выходить, хомут надевать. Мужики к тебе, как на мед, липнут».

Ника не ответила, она закрыла глаза, притворяясь, что спит. Но незаметно заснула по-настоящему. Во сне она перенеслась в юность, в свои 16 лет. Она ясно увидела Кирилла, он не уходил от неё, наоборот, подошел и прижал к своей щеке её руку. Он посмотрел в её глаза и поцеловал ладонь. Сердце юной Ники запылало. Любимый наклонился к ней, положил ладонь на затылок, порывисто притянул к себе и поцеловал. Жаркая волна прокатилась по телу. Ника застонала от сладкого желания…

– Ника, Ника! Тебе плохо? Где болит? – Над ней нависла Полина и трясла за плечо.

Ника чуть не послала её к черту. Какой сон перебила!

Вечером ещё раз к Нике заехал Марк. Его визит окончательно выбил Полину из колеи. Марка снова беспрепятственно впустили в палату. Из большой сумки он выгрузил несколько упаковок сока и овальное блюдо с фруктами.

– Мытые, – кивнул он на блюдо. – Не знал, какие соки и фрукты ты любишь, купил разных. Соки с трубочками в небольших упаковках. Удобно пить.

– Спасибо. Не стоило в такую даль из города ехать.

– Не так уж далеко и ехал. У меня дом загородный в этих краях. Чуть не забыл, держи.

Он протянул Нике новенький телефон черного цвета.

– Ой, зачем такой дорогой! Сколько он стоит? У меня деньги есть, я рассчитаюсь.

Она потянулась к сумочке.

– Нисколько. Он с симкой, твой старый номер. Договорился с оператором, остатки денег даже перенесли, ну и я добавил немного. Болтай по телефону, сколько захочешь. Интернет есть. Не знал, какого цвета тебе гаджет купить, решил, что черный цвет подойдет. Разные розовые сюси-пуси – это не в твоем стиле. Угадал?

– Угадал, – выдавила Ника.

– Насчет денег, не парься. Если вспомнишь что-то, считай в расчете.

– А если нет?

– Я же сказал, не парься. Но постарайся, пожалуйста!

Ника решила продемонстрировать, что старается.

– Марк, девушка с тобой была на банкете, Еванджелина. Прими мои соболезнования. Это твоя невеста? Имя у неё необычное, но я вспомнила.

– А, Ева? Бывшая подруга. Мы недавно расстались с ней. Я попросил её составить мне компанию на банкете для престижа. Красотка, но стерва ещё та. Но что это я? О покойниках не говорят плохо.

– А какое у девушки настоящее имя?

– Ты не поверишь, – Еванджелина! Родители назвали. Я ей колье проспорил, не верил, пока она метрику не показала. Ты позвони мне завтра, когда выпишут. Я в своём доме заночую, мигом за тобой приеду. Пока! Поправляйся.

Ника определенно бывала раньше в доме Ксении. Кирпичная дорожка, крылечко с фигурными перилами, резные наличники на окнах – ей знакомы эти детали. У Ксении большой дом с палисадником в сиренях, цветы широкой пестрой полосой вдоль дорожки, маленькая аккуратная банька в огороде. Нике нравится ходить по участку. Нога болит, но позволяет ей совершать непродолжительные прогулки. Ника стоит у высокого забора, отделяющего огород Ксении от соседской усадьбы.

– Ника, что ты опять делаешь в огороде? – Ксения подходит к ней. – Не стой здесь в тени, посиди на лавочке во дворе на солнышке. Цветы нынче хорошо цветут, на красоту полюбуйся.

– Ксюша, а что там за забором?

– Люди живут, я с ними не общаюсь. Это переселенцы из Казахстана, они сами по себе, соседей не жалуют.

– Поэтому забор высокий поставили?

– Дался тебе этот забор!

– Мне кажется, здесь проход был.

– Не помню, может и был когда-то. Пойдем в дом, уколы ставить пора.

Ксюша сердится, и Ника покорно бредёт в дом. Длинный подол яркого летнего платья путается в ногах. Одежда, в которой её нашли в воде, пришла в негодность. Ксюша щедро поделилась с Никой своими летними нарядами. Но они разные по комплекции: Ксюша выше Ники ростом и худее. Ксюшино самое просторное летнее платье на Нику налезло, но подол длинноват. Под платьем на ней короткие хлопчатобумажные панталоны и длинная майка. Всё новое, из запасов Ксении.

Пока Ника не может выбраться домой за своей одеждой. Слабость не прошла, и голова часто кружится. Ксения забрала Нику к себе на амбулаторное лечение. Дома у Ксении ей, конечно, нравится больше, чем в больнице. Нике повезло, что вторая больница в райцентре на ремонт закрылась. Выписали всех, кого можно было. Жаль, Полину оставили в больнице. Она, бедная, и плакала и просила, но Виктор Иванович не поддался на уговоры: анализы у неё плохие оказались. Ника предложила ей перебраться на кровать возле окна и оставила ей свой большой букет цветов для утешения.

В спальне у Ксении Ника заметила на стенке большое фото в резной рамке: два одинаковых русоволосых пацана заразительно смеются. До чего же похожи мальчишки между собой! По возрасту они, как Димка. Ксения замечает её взгляд.

– Мои дети: Женя и Слава.

– Близнецы! До чего похожи! Как ты их различала?

– Лишь я одна и различала. Они, негодники, пользовались своим сходством: уроки по очереди учили. Так я их стричь по-разному стала, в наказание.

– А где они сейчас?

Ксения замолчала. Села напротив Ники, вытерла глаза.

– Умерли. Сначала Женя погиб. Он у меня ученый был. Университет окончил. Диссертацию защитил. Но не уберег Господь. А Славка, он тоже умный, но ленился. Избаловали мы его с отцом, он младшенький, на 20 минут позже родился, болел чаще в детстве. Из института выгнали, не доучился. Работать толком нигде не работал. А затем на заработки подался. Пару раз деньги мне присылал, письмо одно пришло. И пропал. Я два года в Храме свечи «За здравие» ставила. А тут пришла в Храм, свечу несу Богородице поставить за сына, она смотрит мне в душу, а глаза печальные, печальные. Холодом прямо меня охватило. Заплакала я и поняла, нет у меня больше сына.

– А муж твой?

– Муж давно умер. Одна я осталась.

– Кем я тебе прихожусь? Мы родственники?

Ксения молчит и вопросительно смотрит на Нику. После небольшой паузы продолжает:

– Дальние родственники. Я бабушку твою по маме хорошо знала, и маму, и папу.

– Расскажи мне про них.

– Бабушку-то свою, Агнию Аркадьевну, помнишь?

– Нет, даже не представляю, как она выглядела.

– Я фотографию тебе покажу, у меня есть очень красивая карточка. Бабушка в ателье снялась в парадном платье, с прической. И всем по карточке подарила, сказала: «На долгую память обо мне». Как чувствовала, она через полгода умерла.

Из комода Ксения достает старый альбом с фотографиями. Из-под обложки на пол падает несколько новых цветных фотографий. Это же Ника с Димой! Они гуляли с Димой в парке в конце мая этого года, отмечали окончание учебы в школе.

– Откуда у тебя наши фотографии? – Спрашивает Ника Ксению.

Ксения смущается, опускает голову.

– Я в парке гуляла, сфотографировала вас. А вот и фото Агнии Аркадьевны.

Женщина на фото меньше всего напоминает классическую бабушку. Темно-синее бархатное платье тяжелыми складками спадает до пола. Гордо поднятая голова чуть повернута в сторону, волосы уложены в замысловатую прическу. Глаза подведены, ресницы и брови накрашены, на губах – темно-красная помада. На шее, в ушах и на руке, лежащей на спинке кресла, массивные украшения с синими камнями.

– Ох, какая гордая, нарядная! Украшения настоящие?

– Конечно. Она презирала бижутерию. Это сапфиры. Она сама родом из профессорской семьи. Замуж за художника Илью Ставрова вышла. Разошлись они, когда мама твоя, Ада, пешком под стол ходила. Ставров в Москву подался, знаменитым стал, деньги хорошие на Аду платил. Детей во втором браке не нажил, Ада – единственная дочь. Но по завещанию все жене второй досталось, когда Илья умер.

Ксения резко забирает с колен Ники фотографии из парка и фото бабушки.

– В следующий раз продолжу, а сейчас ложись, отдохни. Я за документами твоими в больницу зайду.

Ксения определила Нику в комнату рядом со своей спальней. Комнатка маленькая, широкая кровать занимает большую часть площади. Голова утопает в огромной пуховой подушке. Нику заботливо укутывают пушистым пледом. Она проваливаюсь в легкий приятный сон.

… И снова сестра Соня летает по комнате в своем белом платье. В руках у неё легкий белый шарф. Шарф приятно прикасается к лицу Ники. Соня что-то пытается ей сказать. Ника напрягается, но не может понять слов…

Ника проснулась от голосов в соседней комнате. Один голос – Ксении, а другой – мужской. Они разговаривают вполголоса, но она различает отдельные слова: … банка… напали… ударила… окно…

Ника поднимается и идет в зал. На диване в гостиной сидят Ксения и Марк. Ксения взволнована, она жестикулирует руками, сопровождая свой рассказ. Марк слушает очень внимательно, но без бурной реакции.

– О, Ника! Мы тебя разбудили?

– Сама проснулась. Что случилось?

– На соседку твою по палате ночью напали.

– На Полину?

– Никогда раньше такого в нашей больнице не случалось. Кто-то залез ночью в 11-ю палату, видно Полина окно на шпингалет не закрыла. Упала банка с цветами, что на тумбочке стояла. Полина проснулась, закричала и огрела того рукой в гипсе. Пока дежурная сестра прибежала, вор в окно сиганул. Полинка цела, лицо немного ободрала.

– Ужас какой! Почему ты сказала, «вор»? Какие-такие ценности в нашей палате находились?

– Раньше в этой комнатке склад располагался. Решетку сняли с окна и палату сделали, когда лабораторию и склад в новую пристройку перевели. Все наши думают, что какой-то наркоман по ошибке залез.

– Полину жалко, ни за что пострадала. У неё же свадьба на носу. И снова травма на лице.

Марк нахмурился:

– Не нравится мне это нападение, она же на твоём месте оказалась, – он обернулся к Нике. – Ты давай, поправляйся, и всё вспомни. А мне пора, я только лекарство по пути для тебя завёз, купил в городе. Второе заказал, обещали на днях привезти со склада. Какое-то оно редкое оказалось.

– Виктор Иванович – хороший специалист. Он знает, как лечить, два курса ноотропных препаратов проколоть назначил, а затем таблетки пить.

Ксения достала небольшую скатерку, постелила на стол.

– Марк, может, на ужин останешься? Я рыбки свежей пожарила, забежала днем на рынок.

– Спасибо за приглашение! Но у меня дела. Некогда. Завтра заеду.

– Приезжай, если хочешь.

Марк уехал. Пока Ксения накрывает на стол, Ника размышляет:

«Непонятно, почему он со мной возится? Мужчинам его типа нравятся совершенно другие девушки. Еванджелина отлично вписывалась в стандарт красоты для обеспеченных мужчин. Не думаю, что он будет долго горевать по подруге, быстро найдет другую, подобную. А я и ростом не вышла, и до параметров 90-60-90 далеко. Не сказать, что пышка, но худосочной сложно назвать. Лицо, пожалуй, симпатичное, интеллигентное, я похожа на маму: серые большие глаза, тонкий нос. И волосы у меня неплохие: пышные светлые, длина ниже плеч. Но обычно я их прячу в шишечку на затылке. Не могу ходить с прической «под колдунью» ни в школе, ни на базе. А то еще подвыпившие гости примут за одну из своих «подружек». А сейчас вообще из-под бинта свешиваются какие-то серые грязные сосульки. Разве такое пугало может кому-то понравиться? Так что успокойся, дорогая, вернись в реальность».

– Вероника, хватит крутиться перед зеркалом, иди к столу, – зовет Ксюша. Поужинаем, да посидим во дворе на свежем воздухе. Я тебе покрывало на качели постелила.

Качели у Ксюши замечательные. Две фигуры стилизованных медведей, вырезанные из дерева, держат лапами железную перекладину. Уютная лавочка висит на цепях. Ника забирается на качели. Тихий вечер спустился на землю. Опьяняюще пахнут мелкие цветочки у крыльца. Слегка покачиваясь, она откинулась на спинку, перевела взгляд на вечернее небо над крышей. Как хорошо, можно ни о чем не думать.

– Ника! – Ксюша с напряженным лицом сидит на крылечке. – Я у больницы Кирилла Гудкова встретила. Ты знала, что он вернулся?

– Да, он приходил ко мне в больницу, – Ника задумалась. Всё, что касалось Кирилла, легко всплывало в её памяти. – И домой он один раз заходил ненадолго, это было раньше, ещё до взрыва.

– Что ему надо от тебя?

– Ничего. Он исключительно по делу заходил. Кирилл готовит в Санкт-Петербурге выставку работ Ильи Ставрова и его дочери, моей мамы. Интересовался последними картинами мамы, теми, которые с огнём на полотнах. У меня картин нет, одни наброски. Мне кажется, они могут быть у тети Лиды Зайко. Мама ей для дачи наш старый стол отдала, тумбочку, чемодан тряпок. Может, в столе или в тумбочке та папка с картинами осталась.

Ксюша оживилась.

– Ника, ты не в курсе, Лидочка жива?

– Жива-здорова. Недавно только пенсию оформила, но работает, преподает и в музее консультирует. А летом неутомимо трудится в огороде.

– Лидочка с Адой мечтали, что вы с Игорем поженитесь, когда вырастите.

– Не получилось у нас пожениться, но мы с ним хорошие друзья. Он меня работой обеспечивает на лето. Деньги мне всегда нужны. Димка растет быстро, да и лагерь отдыха дорогой.

– Хорошо, что Дима в лагере. Может быть, не встретятся.

– Ты о чем, Ксюша?

– Я про Кирилла. Никогда он мне не нравился. Скользкий он какой-то. Держись от него подальше. Картин ему захотелось! За дурочку тебя принимает. Считает, что поулыбается тебе, и ты ему выложишь бесплатно материны картины. Ты не узнавала, сколько они сейчас стоят?

– Они ничего не стоят. Я помню, картины продавались очень плохо, мама часто грозилась их сжечь.

– Пусть для чужих – не стоят, а для тебя память о матери. Отдашь ему, а этот вертопрах потеряет, не ровен час.

Ника не слушает Ксюшу. Она закрыла глаза.

… Высокая стройная женщина швыряет на пол большую папку. Волосы выбились из заколки, светлые пряди свешиваются на лицо, искаженное злобой, на безумные глаза. Картины веером рассыпаются на полу. На всех картинах красивая природа, дома, люди, но нижний край холста – горит и скручивается. Такое впечатление, что холст пылает, огонь, как живой. Кажется, что прикоснешься и обожжешь руку… Ненавижу! Сожгу! Всё сожгу! И сама сгорю!

Ника очнулась, встряхнула волосами и повернулась к Ксении.

– Меня, если честно, пугали последние мамины картины. Сама она называла их «Предчувствие апокалипсиса».

– Как ты сказала, чего предчувствие? Что это за слово такое?

– Слово «апокалипсис» – старинный богословский термин, он означал «очищение сознания, переворот в мыслях». Но в наше время его часто используют в значении «катастрофа», «конец света».

– Понятно. А зачем все-таки картины Кириллу понадобились? – Ксюша вопросительно смотрит на Нику.

– Хотят усилить интерес к выставке работ моего знаменитого деда, добавив для контраста такие тревожные работы его дочери.

Ника вспомнила, у неё дома лежит большой альбом с репродукциями картин Ильи Ставрова, подаренный её маме. На титульном листе даже его автограф есть: «Дочери Адочке от папы на долгую память». Ника не продала альбом деда, даже когда отчаянно нуждалась в деньгах. Мысленно Ника переворачивает тяжелые листы картона. Красивые и яркие пейзажи и цветы. На картинах четко прорисованы детали, кажется, ты живешь внутри этих картин. Ничего себе! Одну из этих картин Ника видела на стене у Ксюши. Она вскакивает с качелей и спешит в дом.

– Ксюша, а что это за картина у тебя висит? Неужели сам Ставров? Картина «Цветы у озера». Вроде его подпись.

– Какой Ставров! Копия. Мой старший сын рисовал. Он в студии художественной занимался. Хорошо рисовал в детстве, жаль, бросил. Мне всегда цветы нравились. Сын постарался, сделал мне подарок на день рождения.

Ника задумалась. Почему память возвращается к ней отдельными эпизодами? Легко всплывают события, связанные с Димой, Игорем, Кириллом. Но она почти ничего не помнит о Ксении, сестре Соне и своей маме. Может быть, ей слишком больно вспоминать? И память хочет отгородить её от страданий, пока она слишком слаба, чтобы вынести боль прошлого.

«Все-таки, по какой причине я не общалась с Ксенией несколько лет? Она такая добрая и любит меня искренне. Даже в парк приходила, чтобы нас с Димой издали повидать. Фотографии наши сделала себе. А к нам она не подошла! Ксения обещала рассказать мне о бабушке. Зайдем издалека. Пусть расскажет о бабушке, может быть, я что-то вспомню. Мне кажется, что Ксения многое не договаривает о нашем прошлом».