Шкала жизненных ценностей

Весьма интересно в этой связи предположение, высказанное К. Г. Юнгом: «Человек вряд ли доживал бы до 70 – 80 лет, если бы подобное долгожительство не отвечало некой цели человека как вида (курсив мой. – Г. М.). Значит, вторая половина жизни тоже имеет свой смысл и цель, а не является жалким придатком к первой. У примитивных племен, например, мы видим, что хранителями мистерий и законов почти всегда бывают старики, которые, по сути, сохраняют культуру племени. А как обстоят дела у нас? Куда девалась мудрость наших стариков? Где их тайны и сказки? У нас старики пытаются скорее подражать молодым. В Америке даже считается идеалом, если отец ведет себя как брат своих сыновей, а мать – как младшая сестра своей дочери». (Цит. по Х. Банцхаф «Основы ТАРО», М., 2000).

Высшее предназначение связи «от детей – к родителям», устанавливаемой Пятой заповедью, состоит в сохранении предков как носителей, передатчиков и защитников культурных, духовных и нравственных ценностей. Естественно, наибольшим багажом этих ценностей обладают наши прародители – деды и бабки. Роль вещунов, аксакалов, мудрых старцев, владеющих секретами жизни, индивидуальным знанием добра и зла, опытом человеческого общежития в различных условиях, – общеизвестна, как, впрочем, и их доброта – готовность поделиться этим богатством с молодым поколением.

Этот потенциал является необходимым, но недостаточным, что мы увидим далее, условием для исполнения прародителями их доминирующей функции. Заключается же последняя в нравственном противостоянии тем реакционным силам, которые подталкивают человеческое общество к нижней зоне шкалы жизненных ценностей, пытаются заблокировать духовный план людей и тем самым стереть главное различие между человеком и животным. В наибольшей степени этому пагубному влиянию подвержена молодежь. Она более всех нуждается (хотя подчас и не осознает того) в нравственных ориентирах, носителями которых являются не отцы и матери, а деды и бабки.

* * *

Разумеется, эта специфическая, то есть сугубо человеческая, роль предков в человеческом же становлении потомков может быть эффективной лишь при достаточно продолжительной земной жизни первых. Поэтому, как уже говорилось, всесторонняя забота о сохранении предков не может не быть фактором, органически присущим потомкам. Это подтверждается и самой заповедью Исх. 20,12, точнее, ее присутствием в Законе, ибо Творец не может призывать к активизации качеств, которых Он не дал человеку при сотворении, хотя бы в зачаточной форме.

Следовательно, человек инстинктивно сохраняет себя: на физическом плане – продолжая себя в потомках, на духовном – продолжая в себе предков. Биологически взрослая личность, функционирующая одновременно в качестве отца с одной стороны и сына с другой, соединяет стабильные нравственные устои деда с изменчивыми нравственными воззрениями внука. Понятно, что для формирования полной родственной триады (дед, отец-сын, внук) и ее жизнедеятельности необходимо, чтобы дни жизни ее старшего звена продлились как минимум до обретения младшим звеном возраста «крохи» из стихотворения Маяковского, уже способного различать понятия «хорошо» и «плохо». Выполнение данного условия в немаловажной степени зависит от того, насколько глубоко среднее звено почитает своих родителей и активно привлекает (не принуждает!) к этому их внука. В конечном счете «почитать отца своего и мать свою» – значит сердцем воспринимать их таковыми до конца дней, а глазами разума видеть в них носителей великой нравственной миссии.

В этой связи, видимо, не излишним будет напомнить, что предки наши в большинстве своем люди не только весьма доверчивые, но и легкоранимые. Так что неосторожная ложка дегтя может испортить бочку меда.

Давайте представим или вспомним себя в роли юбиляра, которого за праздничным столом гости горячо почитают и торжественно заверяют в своей пылкой любви и железной надежности. Но проходит юбилей, приходят будни, иллюзии рассеиваются, и в ваше настроение, такое радужное еще в недавнем прошлом, вкрадывается разочарование. Вы осознаете, что людская любовь и надежность имеют короткую жизнь, не превышающую продолжительности юбилейного банкета. Вероятно, нечто подобное испытывают и наши предки, когда вместо обоснованно ожидаемого и даже обещанного почитания они сталкиваются, мягко говоря, с несколько иным отношением к ним их же «благодарных» потомков.

А как же человеческие инстинкты, призванные защищать «старого и малого»? К сожалению, дают сбой. Даже материнский инстинкт живет далеко не в каждой женщине. Всем нам неоднократно рассказаны и показаны ужасающие примеры преступного равнодушия и даже садистской жестокости некоторых матерей в отношении своих детей. Так стоит ли на подобном фоне вести речь еще о каком-то непочтительном отношении потомков к предкам? На мой взгляд – стоит, ибо подрыв этой обратной связи приведет в конечном счете к тому, что мир людей навсегда утеряет право называть себя человеческим обществом. Признаки подобной перспективы налицо. Попробуем усмотреть их в некоторых ситуациях, ставших, к сожалению, привычными для нас.

Пятая заповедь в пределах диады-семьи

На вологодском рынке, на виду у милиции, то есть вполне законно, долгое время располагался прилавок скупщика… боевых орденов и медалей, о чем и гласило крупно написанное объявление. Факт, конечно, гнусный, но омерзение вызывает не столько сам грязный бизнес или безнравственность властей (к этому все и давно привыкли), сколько степень морального падения тех, кто сдает в продажу эти реликвии. Ведь происходит все это в пределах родственной триады: торгуют-то героическим прошлым своих предков их же родные сыновья и внуки! Почитать предков – значит почитать их, даже ушедших из жизни. Следовательно, подобная сделка не становится менее грязной оттого, что законного обладателя боевых наград уже нет в живых (чем чаще всего и пытаются оправдать свои поступки продавцы дедовских и отцовских наград), скорее – наоборот. Если Пушкин признавал дикостью забвение заслуг наших предков, то чем же тогда следует считать торговлю этими заслугами, попытку потомков материально обогатиться за счет этих заслуг? Подобные морально преступные сделки совершаются, как это ни печально, не только в Вологде, но и в других городах, и даже в столице нашей Родины. Куда же дальше? К сожалению, есть куда.

Кто не слышал о брошенных на произвол судьбы родителях и бросивших их туда родных детях? Все истории, связанные с этим, имеют нечто омерзительное общее, и в то же время каждая из них отвратительна по-своему. Кстати, так почитают отца своего и мать свою нередко люди просвещенные, образованные и даже неплохо знакомые с Библией, а значит – и с заповедью Исх. 20,12. Коротать «почтенную» беспомощную старость в казарме для престарелых или же в одиночестве отходить в мир иной на своей законной жилплощади при наличии здравствующих и благоденствующих детей – становится, к сожалению, уделом все большего числа «почитаемых» предков. (На какой же уровень почитания надо, к примеру, возвести родную мать, чтобы вынудить ее психологически преодолеть себя и потребовать от сына или дочери через суд средства для своего физического выживания!) Да и тем везучим родителям, которые формально не одиноки, не всегда бывает уютно в доме своих взрослых детей и их «вторых половин». Эти благодетели создают подчас такой морально-психологический климат в общей семье, что предки, чувствуя себя обузой, начинают подумывать вслух о приюте для престарелых, не встречая при этом особого возражения со стороны потомков. Что может быть обиднее для отца и матери?

Воистину блаженны родители, почитаемые не только при жизни, но и по уходе из нее. Каждому посещающему кладбище знаком, конечно, лаконичный текст эпитафий, начинающийся словами «Дорогому», «Любимому», «Незабвенному» и заканчивающийся клятвенными обещаниями усопшему: «Память о тебе будет жить вечно в наших сердцах», а ниже – перечень признательных потомков и родни. Но время, как известно, притупляет остроту переживаний, а у некоторых потомков – заодно и память о «незабвенном» предке. Свидетельством тому служат далеко не одиночные, но очень уж одинокие могилы. Заросшие бурьяном выше ржавых и покосившихся оград, с облезлыми надгробиями и потускневшими табличками: «Спи спокойно…» (и верно – спокойней уж некуда) – эти забытые родственниками могилы воспринимаются как немой укор, как пощечина тем, кто когда-то клялся чтить до конца своих дней память усопшего. Поблекшие от времени эпитафии читаются как злая насмешка и утонченное издевательство над этой памятью, над «любовью к отеческим гробам».

Охватить все формы того, что можно условно назвать антиподом почитания предков, конечно, невозможно. Это уродливое разнообразие имеет широкий диапазон проявления: от предательского равнодушия до открытых оскорблений и даже агрессивности. В большинстве своем эти формы достаточно откровенны, их цинизм очевиден.

Однако некоторые, дальновидные, потомки умело маскируют свой эгоизм и потребительское отношение к предкам тем, что оказывают им мелочное, незначительное внимание прилюдно, при надежных свидетелях. Даже если истинная цель такого почитания ясна и отцу, и матери, все равно приятно, когда соседи и знакомые принимают все это за «чистую монету». Завидуя счастливым родителям, они ставят их потомка в пример своим непочтительным чадам. Но рано или поздно все тайное становится явным. Правда, смотря для чьих глаз.

Читателю, естественно, знакомы ситуации, когда так называемая забота о человеке может быть настолько унизительной, что лучше бы ее не было вообще. Подобное нередко случается и в пределах родственной диады. Здесь забота такого рода нередко выступает в «специфической» форме почитания предков, за которой скрывается глубокое непочтение к ним. Причем, настолько глубокое, что его не видят (или не хотят видеть?) ни почитатели, ни почитаемые. Я имею в виду широко бытующую практику дарения родителям старых домашних вещей, ставших ненужными в результате приобретения новых. В самой замене, предположим, очень старого телевизора, имеющегося у родителей, на старый, но не очень, предлагаемый им детьми, есть, конечно, рациональное зерно, но, к сожалению, нет зерна нравственного. Это пример почитания предков по остаточному принципу: «На тебе Боже, что нам негоже». Ясно, что такого рода «детская хитрость», будь она сполна оценена родителями нравственно, не могла бы не оскорбить их достоинство. Ведь меркантильное желание детей настолько прямолинейно и очевидно, что попытка выдать его за почитание и заботу, казалось бы, никак уж не должна укрыться от строгого всепроницающего родительского взора. И тем не менее это только «казалось бы» и «не должна». На деле же все гораздо проще и потому отвратительнее рядового лицемерия. Безнравственность поступка состоит в том, что сын, дочь или их спутники жизни искренне верят в подачку «от щедрот своих» как в благодеяние (ведь она же, действительно, в какой-то степени улучшает быт родительского дома) и столь же искренне считают, что такого уровня заботы вполне достаточно. Поэтому элементарная мысль купить новый телевизор сперва родителям, а потом уж себе – им совершенно чужда. И даже если бы эту рекомендацию они и услышали от кого-либо, то сочли бы ее, вероятнее всего, явной нелепостью. Как видим, почитатели не находят бестактности в своем дарственном жесте, но способны ли увидеть ее почитаемые? Конечно нет (по крайней мере – в большинстве известных мне случаев), ибо родители уже пережили эту стадию «бесхитростного» детского эгоизма, и памятуя о нем, на многое теперь не рассчитывают. Однако и мотив поступка детей, и реакция на него родителей – это скорее следствие, нежели причина. Последняя же состоит в том, что и дети, и родители пребывают в одной и той же, нейтральной, зоне шкалы жизненных ценностей. В ней делание добра (жертвенность) не является обязательным нравственным требованием, а «естественный» эгоизм не является неотъемлемым признаком безнравственности. Растворяясь в повседневности, сливаясь с ней, он становится совершенно невидимым для большинства людей. Поэтому в рассмотренной ситуации, где имеет место всего лишь иллюзия благодеяния, обе стороны пребывают в состоянии слепого душевного комфорта: дети довольны собой, а родители – детьми.

Почитание предков – это специфическая область взаимоотношений, где жесткий эгоизм человека, «зло от юности его», укрощаемый божественным предписанием, смягчается, становится менее активным. В результате возникает тип поведения, который условно можно назвать пассивным эгоизмом. В отличие от воинствующего эгоизма, нарушения Пятой заповеди носят здесь характер уклонения от нее, а не противостояния ей. Это поведенческие нормы священника и левита, но не разбойника из притчи Христа о добром самарянине (Лк. 10).

Воинствующий же эгоизм в семейно-родственной сфере – это преступный набор, включающий в себя и словесные оскорбления, и физические издевательства, и даже убийство родителей, настойчиво препятствовавших добровольному схождению сына или дочери в нижнюю зону шкалы жизненных ценностей, т.е. превращению человека в звероподобное существо. Что можно сказать о носителях этого зла из всех зол? Честно говоря, теряюсь… Ветхий Завет, давший миру десять общеизвестных нравственных заповедей (в том числе и заповедь о почитании предков), гласит: «Кто ударил отца своего или свою мать, того должно предать смерти», и более того: «Кто злословит отца своего или свою мать, того должно предать смерти» (Исх. 21, 15,17).

Вероятно, меня упрекнут в том, что я составил мозаику, в которой нет ни одного светлого фрагмента. Неужели все так мрачно в сфере почитания родителей и абсолютно нет положительных примеров, достойных того, чтобы о них хотя бы упомянуть? Конечно есть, и я лично знаю многих образцовых дочерей (сыновей, правда, в меньшей степени), самоотверженно относящихся к своим старым и больным матерям.

Но ведь это же – нормально! Так должно быть! И вряд ли следует петь дифирамбы человеку за его приверженность нормам закона, за их неукоснительное исполнение (в данном случае – Закона нравственного). Уверен, что никому не придет в голову хвалить вас только за то, что вы до сих пор не убили ни одного человека и не ограбили ни одной квартиры.

Мне неведома статистика положительных и отрицательных примеров почитания; возможно, что первых намного больше, но вторые-то, тем не менее, имеют место в жизни вокруг нас, и я для наглядности собрал их в букет. По возможности я буду и в дальнейшем придерживаться этого принципа: «коллекционировать» отклонения от моральных норм, заповеданных Библией или традициями, установленными на основе ветхо– и новозаветных нравственных предписаний.

Пятая заповедь в пределах родственной триады

На предыдущих страницах почитателями предков выступали в основном их родные сыновья и дочери. Иными словами, рассматривалась диада «родители – дети». Но поскольку у этих сыновей и дочерей вполне могут быть и свои дети, постольку встает вопрос о почитании в пределах родственной триады: дед – отец (сын) – внук. (Для примера мною выбрана мужская триада, хотя все рассуждения в равной степени относятся к триадам женской и смешанной.) Пятая заповедь подразумевает в качестве почитаемых, конечно, не только родных отца и мать, но и предков более старых, и поколения старших вообще. Примером тому может служить обращение апостола Павла к толпе: «Мужи, братия и отцы!» (Деян. 22,1).

* * *

В характере взаимоотношений деда и внука роль человека, представляющего среднее звено триады, является определяющей. Семейная функция его исключительно сложна: он должен одновременно почитать родителей и растить сына, что, естественно, требует разделения сил, времени и средств. Однако наиболее трудно выполнимой является третья задача – соединить духовно деда и внука.

Родственная триада в общем случае – не семья, не «первичная ячейка общества». Это скорее материально-бытовой и духовно-психологический союз представителей трех поколений, связанных узами прямого родства. Члены этого союза могут проживать как совместно, в составе единой сборной семьи, так и быть разбросанными в пределах города, региона или значительно дальше, что затрудняет их внешнюю взаимосвязь. Однако это никогда не станет причиной разрыва внутренних связей триады, если ее среднее звено, бывшее звеном младшим в диаде «отец – сын», успешно справится с возросшими психологическими нагрузками. Ведь почитать отца своего ему теперь придется на глазах у своего сына, который естественным образом возьмет на вооружение все отцовские промахи и достоинства.

Таким образом, среднее звено своим поведением задает стереотип отношения сына к отцу и внука к деду. Казалось бы, человек, остающийся сыном и одновременно становящийся отцом, должен осознать эту двойную миссию, что, в свою очередь, должно сказаться на форме и содержании почитания им своих родителей. Практика взаимоотношений отцов и детей при переходе от диады к триаде действительно изменяется, но редко – к лучшему для старшего звена триады. Даже не выходя из круга лично знакомых мне людей, могу предположить, что детей производят на свет Божий нередко в качестве «подарка» для бабушек (в большей степени) и дедушек. Думаю, что в этом допущении я не одинок: образцов откровенно потребительского отношения к ним со стороны молодых мам и пап существует великое множество. Кому, например, неизвестны факты преждевременного увольнения с работы молодых еще бабушек, жертвующих грядущей пенсией во имя детей, дабы последние не теряли свою работу? Правда, иногда в обмен на эту жертву дети обещают родителям пожизненное безбедное существование. Но даже если обещание это и выполняется, то обретают родители именно существование, и не более того, поскольку с потерей материальной независимости неизбежно утрачивается и независимость моральная, право голоса, даже – совещательного. А это – самое страшное для старшего звена родственной триады, чего не понимает и, вероятно, никогда не поймет ее эгоистичное среднее звено. Надежда на его внезапное озарение – маловероятна, попытка же пробудить совесть и сознательность в великовозрастных детях – заведомо обречена на неуспех.

Еще пребывая в составе диады, многие сыновья и дочери уже были искренне убеждены в том, что их мамы и папы не имеют абсолютно никакого права на свою личную жизнь, интересы и вкусы; что все это есть объект безвозмездного пользования, безраздельно принадлежащий им, детям. Но ведь к такому откровенно эгоистическому убеждению подвели детей именно их родители! Те самые любвеобильные мамы и папы, которые самозабвенно исполняли роль инициативных вышколенных слуг при своих прихотливых избалованных чадах и готовы были распять себя на кресте слепой родительской любви! Так что, не дети узурпировали право отца и матери на личную жизнь, а родители сами, добровольно, отказались от этого права в пользу детей. Что же оставалось делать последним? Естественно, принять родительский дар в вечное пользование. Так стоит ли теперь, когда образовалась родственная триада, появился внук, требующий немалого внимания к себе, говорить о каком-либо почитании родителей? Стоит! И не только родителей, но и прародителей, потому что внучек незаметно достигает возраста любознательного «крохи» из стихотворения В. Маяковского. А достигнув его, что сможет увидеть этот наблюдательный ребенок?

* * *

Увидеть он сможет многое, но на выводы из увиденного им всегда будет влиять позиция родителей, которая выглядит достаточно противоречивой: с одной стороны – острая потребность в повседневной помощи бабушек и дедушек, с другой – болезненное ее восприятие. Выражается это в форме беспомощного гонора, демонстрируемого, к примеру, заносчивой дочерью – мамой, дополнившей семейную диаду до триады. Помощь любящей бабушки жизненно необходима – это хорошо понимает неопытная молодая мать. Но играть унизительную, как ей кажется, роль «второй скрипки» в отношении своего же ребенка – это выше ее сил. Таким образом, возникает напряжение во взаимоотношениях старшего и среднего звеньев триады, создаются конфликтные ситуации. Однако интересы ребенка все же доминируют в сознании молодой матери, и она, здраво рассудив (возможно, совместно со своим прагматичным спутником жизни), уступает «почитаемой» бабушке. Что же именно? Право исполнять рутинную повседневную работу по уходу за ребенком, максимально ограничив при этом ее роль в воспитании и развитии внука. Иной матери ничего не стоит в его присутствии грубо оговорить бабушку, указать ее место, цинично высмеять духовные ценности, старательно прививаемые внуку. Впрочем, это далеко не все, что сохранит на всю жизнь цепкая память ребенка, входящего в возраст соображающего «крохи»! Так создаются первичные условия для нравственной аберрации будущей личности.

Данная тема требует особого рассмотрения, так как последствия преднамеренного духовного разъединения старшего и младшего звеньев усилиями среднего звена выходят далеко за пределы отдельно взятой триады, обретая общечеловеческое значение. Но вернемся, однако, к рассмотрению темы почитания предков. Вот, например, частный, но далеко не редкий случай.

Спрашиваю как-то свою «безработную» соседку, у которой, как я успел заметить, внук буквально днюет и ночует, где его родители. «В отпуск уехали, – отвечает эта добрая женщина, – они же (родители мальчика) много работают, им ведь надо и отдохнуть!» Что ж, не согласиться с этим нельзя. «А вам-то с мужем они когда-нибудь по-настоящему отдохнуть предлагали?» – интересуюсь я. «Нет, но ведь мы же и не работаем, мы же дома сидим», – последовал ответ. Трудно сказать, чего в ее словах было больше: искренней убежденности в том, что подобное домоседство не дает права на отдых? скрытой иронии в адрес «заботливых» детей? или наоборот – попытки защитить своего, всегда и во всем правого, ребенка (даже великовозрастного) от подозрений в эгоизме? Но то, что в этих словах ощущалась какая-то скрытая безысходность, было несомненным. Казалось, со мной разговаривала не глубоко почитаемая мама и бабушка, а содержанка, еще не отработавшая свой кусок хлеба. Думается, что моя бывшая соседка отнюдь не единственная «осчастливленная» мать и бабка.

Однако отсутствие должного материального комфорта не столь мучительно переносится прародителями, как дискомфорт моральный, душевный. Вот где наши предки по-настоящему несчастны! Даже если им обеспечено вполне приемлемое материальное бытие, они тем не менее чувствуют изжившими себя, совершенно ненужными, когда их откровенно изолируют от жизни духовной. Старшее звено родственной триады воспринимает менее болезненно намеки на старость физическую, хотя и это оскорбительно само по себе, нежели на старость моральную и отсталость духовную. К тому же среднее звено, а благодаря ему и младшее, как правило, не намекает, а оскорбительно, открытым текстом указывает старшему его «законное» место. Чего стоят, например, «деликатные» просьбы – не лезть не в свое дело или не совать в него свой нос, воздержаться от советов и рекомендаций, попридержать язык. Я уже не говорю о том, что старших в триаде предков при каждом удобном случае обличают в устаревших взглядах на жизнь, старомодных вкусах, отживших нравственных нормах, общей отсталости и т. п. Короче – «ваше время истекло, кончайте разговор». Часто и, главное, охотно ли присутствуют внуки на семейных, безусловно, еще где-то сохранившихся праздниках в честь деда или бабки? И наоборот – являются ли последние желанными (чуть было не написал – почетными) гостями за столом в день рождения внука? Не думаю, что такое – сплошь и рядом, равно как и семейные советы с участием прародителей. К сожалению, стараниями родительского звена все это давно стало анахронизмом.

До тех пор, пока внук пребывает в возрасте внучка, опекаемого своими прародителями, он непроизвольно испытывает на себе моральное воздействие последних, причем независимо от того, нравится ли это его родителям или нет. Но все преходяще, в том числе и этот благодатный для внука период. Далее подросток будет нравственно формироваться уже под влиянием его родителей, школы, улицы и, главное, средств массовой информации, ничего не имеющей общего с добрыми сказками детства или телепередачей «Спокойной ночи, малыши!». Тем не менее если в поведении сына или дочери со временем проявятся какие-либо тенденции, настораживающие родителей, то кого они обвинят в этом прежде всего? Конечно, все тех же многострадальных бабушку и дедушку, испортивших внука. Удобная позиция, не правда ли? Найден козел отпущения, а значит, и ответ на вопрос: «Кто виноват?» Установлено главное – «Мы не виноваты!». А вот ответ на второй извечный вопрос: «Что делать?» – найти сложнее.