Шкала жизненных ценностей

Да, высока планка, устанавливаемая Иаковом! Но это, если хотите, есть нравственный пропуск в новую эпоху – эпоху Водолея. Пока же делающие добро – скорее исключение из общей массы живущих. Зато они ярче высвечиваются на фоне массы равнодушных и творящих зло и беззаконие. (В событиях, связанных со страшными стихийными трагедиями к примеру, участвуют не только привычные нам воры, мародеры и эгоисты, но и яркие фигуры самоотверженных спасателей и спасителей.)

Суд божий, то есть жесткая критическая оценка Творцом результатов Своего эксперимента, безусловно, выявит людей, как достойных перехода на очередной виток эволюции, так и не достойных этого. Однако по мысли патриарха Кирилла, суд Божий не страшен тому, кто вершит суд над собой при жизни, кто раскаивается и заставляет себя исправляться (ТВ 06.02.2010), то есть становится лучше, чем он есть, совершенствуясь всесторонне. А главное – нравственно и духовно. «Человек в гораздо большей степени, чем в эволюции тела, нуждается в эволюции и совершенствовании духа» [27], с. 182.

А. Ельчанинов, православный иерей, чей духовно-просветительский опыт дает право на рекомендации, предлагает предельно доходчивый повседневный совет: «А в обычное время нужен труд и некоторое насилие над собой (курсив мой. – Г. М.), чтобы разбудить свою косность. И будьте уверены, эти усилия принесут свой плод, и невидимое пока для Вас накопление духовных богатств проявится в нужную минуту, может быть спасет Вас в настоящей беде» [23], с. 155. Как видим, труд нелегкий, регулярный, но благодарный, на перспективу.

Неделание добра, сознательное или в силу устойчивой привычки, чревато иной перспективой: вымиранием ближнего. Сперва – как явления, а со временем – и как понятия. Ведь только сделавший адресное добро становится ближним адресату – такова мораль притчи Христа о милосердном самарянине (Лк. 10). Сокращение же числа ближних, естественно, приведет к пропорциональному сокращению категории «возлюбивших ближнего, как самого себя». Любить-то такой любовью скоро будет практически некого!

Но когда разрушается любовь, соединяющая пары взаимно ближних (особенно близких) людей, то какие душевные качества неизбежно всходят на ее развалинах? Разумеется, ядовитые сорняки – самовлюбленность и ненависть. Да, «от любви до ненависти – один шаг» (тонко подмечено!), и мы его уже сделали. Включите телевизор, и вы убедитесь в этом. Я же, глядя в этот жуткий калейдоскоп, убеждаюсь все более в правоте М. Карпенко, автора книги «Вселенная разумная»: «Основное качество, которое отличает человека от животных, – пишет он, – это его злоба. Злоба чаще всего беспричинная, злоба, круто замешанная на самовлюбленности и эгоизме. Превосходство – одна из основных причин, порождающих бессмысленную злобу и жестокость человека» [27], с. 150. Да, в стремлении превзойти рождаются не только призовые места, рекорды, высокие достижения и показатели (в чем-то и чего-то), но и низменные до отвращения мысли, слова, поступки. В сущности, это одна из ярких интерпретаций божественного откровения, что помышления сердца человеческого зло во всякое время (Быт. 6,5). Что же, за все надо платить! Только жаль, что за материально-чувственное приходится расплачиваться духовно-нравственным. Здесь явно игра не стоит свеч! Тем не менее…

Мы пришли к тому, что первопричиной злого начала в каждом человеке является опять же… его самость! Точнее, сама самость и есть злое начало. Никуда от нее не деться: эта ехидна способна отложить яйца в любой сфере человеческой жизни, а «порождения ехиднины» (Мф. 23,33) – «успешно» испоганить ее. Самость неискоренима по природе своей. Однако сильный духовный план человеческой триады способен воздействовать на нее, укрощать ее и управлять ею, что и утверждает, по сути, А. Ельчанинов, говоря о необходимости накопления духовного богатства.

В моем представлении, к последнему относится все то, что способствует эволюции души человека. В частности, – духовные знания, активно воздействующие на мировоззрение человека, его нравственную ориентацию. Их резерв – не копилка с беспорядочным наслоением разношерстной информации, а работающая система знаний, питающих душу и разум человека. Эти знания формируют и корректируют нравственные критерии, с позиции которых человек оценивает действительность и себя в ней. Они являются нравственным поводырем человека во всех жизненных ситуациях: простых и сложных. Все другие знания, в том числе и называемые энциклопедическими, конечно, полезны, нужны, а подчас и просто необходимы, но в иных, «узкополосных» целях. Вообще говоря, многознание не есть мудрость, хотя многие и ставят между этими понятиями знак равенства.

Особенности «помышления сердца человеческого» индивидуальны и неповторимы. «В каждой душе живет свой, такой изменчивый и эгоистичный моральный закон» [27], с. 185. Иными словами, каждая избираемая человеком система нравственных ценностей имеет индивидуальную окраску и, разумеется, носит для него характер категорического императива. В действительности же истинна она только в той степени, в какой соответствует вечным нравственным ценностям, провозглашенным Христом. Но только вот путь к ценностям этим открыт лишь тому, кто способен выложить его личными накоплениями духовных богатств – сокровищ, которые «ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкапывают и не крадут» (Мф. 6,19).

Возникает естественный вопрос: «Возможно ли сегодня получить информацию, смыкающуюся с понятием «духовное знание»? Да, но при исполнении двух условий, каждое из которых связано с преодолением самого себя. А именно: удерживать себя «от» и принуждать себя «к».

Во-первых, необходимо заставить себя уклоняться от заманчивой информации, заведомо бесполезной или вредоносной. «Худые сообщества развращают добрые нравы», – резюмирует апостол Павел (1 Кор. 15,33). Видимо, этим объясняется массовая безнравственность и безграмотность наших современников, находящихся в тесном информационном сообществе с телевизором, компьютером и конъюнктурными газетами. Так называемая массовая культура – из той же категории сообществ, ибо «сознательно ориентирует распространяемые ею духовные и материальные ценности на усредненный уровень развития массовых потребителей» [51], c. 194, который в настоящее время значительно ниже пояса. Естественно, на такой «высоте» безнравственность можно только культивировать, но не бичевать (чтобы не повредить…), что и делается успешно по всему «культурному» фронту. Итак, первое условие: защититься от растленного влияния дурных сообществ всех мастей, дабы не растерять ценных качеств духовного плана, поскольку «кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет» (Мф. 13,12). В общем, следует жестко исполнять обращенное к себе требование – не навреди.

Во-вторых, в освободившееся время заставлять себя… читать, ибо это основной способ извлечения духовных богатств. Тесное общение с «худыми сообществами» вытеснило интерес к чтению как духовному процессу. Мысль перестала напрягаться, а душа – трудиться «и день и ночь», впав в наркотическую зависимость от развлечений. Необходимо повторно учиться осмысленно читать и глубоко вчитываться в источники духовных знаний.

Главным из них, как уже говорилось, является Библия, Книга книг, где духовные богатства располагаются на разных уровнях: от лежащих на поверхности до глубоко сокрытых, например, в притчах Христа. Выбор же других источников зависит от индивидуальных вкусов и потребностей. Здесь нельзя что-либо предлагать, а тем более – навязывать. Важно только, на мой взгляд, чтобы чтение было работой ума и души, а не их отдыхом и развлечением. Этому требованию в большей степени способствует, на мой взгляд, обращение к добрым «архаичным» бумажным книгам, а не к современным электронным источникам знаний. Впрочем, это дело вкуса и привычки.

Вообще говоря, все эти «во-первых» и «во-вторых» весьма условны и не являются чем-то новым или забытым старым. Это скорее комментарии к рекомендациям А. Ельчанинова, наставления которого можно было бы считать панацеей, если бы не одно «но».

Здесь мы подходим к коренному условию, вне которого любые рекомендации по нравственному и духовному самосовершенствованию, горы книг с наставлениями, как и для чего надо стать «лучше, чем я есть», – всего лишь благие пожелания и кучи макулатуры. Таким условием является положительный ответ на простой и одновременно сложный вопрос, обращенный к себе: «А нужно ли мне все это?».

Добровольно «трудиться и совершать некоторое насилие над собой», конечно, можно, но лишь во имя того, что человек воспринимает как ценность (в широком смысле этого понятия). Тогда – это цель, оправдывающая средство. В противном же случае любые приходящие извне душеполезные рекомендации, советы или доводы есть не что иное, как «слону – дробина», как бесполезный залп по окаменевшей оболочке живого духовного плана человека. Тем не менее следует и дальше терпеливо «обстреливать» и его дух, и его душу, выражаясь словами опять же апостола Павла, «поучениями, обличениями, наставлениями в праведности».

Ведь вполне возможно, что в триаде человека существует точка, уязвимая хотя бы для одной из множества духовных стрел, микротрещина в казалось бы непробиваемом панцире его души. Проникнув через эту ахиллесову пяту, личинка духовности, этот дар Божий, начнет развиваться, разъедать самость и очищать от нее, как от старой коррозии, душевный план, пробуждая его к жизни человека. «Первой обретенной благодатью бывает дар отрезвления», – утверждает Франсуа Мориак, французский писатель, академик, нобелевский лауреат [44], с. 61. Самосознание, освобождающееся от гнета самости, приведет человека и к поиску собственных путей нравственного восхождения, и к творческому восприятию рекомендаций извне.

Реконструкция духовного плана, изменение направления мыслительной деятельности способны изменить представление человека о счастье, ибо «качество Ваших мыслей определяет степень Вашего счастья» [10], с. 9. Так что попытка воздействовать на душевный план человека через план духовный есть делание добра по большому счету. Результативность этой акции сегодня хотя и близка к нулю, но все же не равна ему, и это обнадеживает. А надежда, как известно, умирает последней. В общем, «стучите, и отворят вам» (Мф. 7,7).

* * *

Подтолкнуть человека к осознанию необходимости нравственного исправления невозможно, не вскрыв степени его безнравственности, и делать это надо так, как хирург вскрывает гнойник: бескомпромиссно и безжалостно, и честно называть вещи своими именами. Иначе человеческая самость уцепится за любое «смягчающее» обстоятельство, за малейший намек на оправдание, за ложный оптимизм и тем испортит все дело. «Есть много людей, которые врут из жалости. Ложь – религия рабов и хозяев. Правда – бог свободного человека», – произносит Сатин, герой пьесы Горького «На дне». Конечно, по форме – это лозунг, но по смыслу – нравственный ориентир на все времена.

Разбуженное самосознание должно вызвать у человека ощущение физиологической неприязни к тому, какой я есть, нравственной ущербности (вспомним еще раз пушкинское: «И с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю») и, как следствие, твердое намерение стать лучше, чем я есть: оставаясь самим собой, «господствовать над влекущим к себе грехом» (Быт. 4,7). Такова в общих чертах цель и спасительная схема действия злых по форме, но доброжелательных по замыслу нравственных обличений: «Злое наказание – уклоняющемуся от пути, и ненавидящий обличение погибнет» (Притчи Соломона 15,10).

Тем не менее далеко не все согласны с такой парадигмой. И в первую очередь – те самые «уклоняющиеся» и «ненавидящие», многие из которых видят в резких обличениях своих минусов не благие намерения, а целенаправленную обиду, враждебные выпады в свой адрес. Естественно, предполагать, что эти недотроги станут, в свете заповеди Христовой (Мф. 5,44), благотворить ненавидящим их и молиться за обижающих их, вряд ли стоит. Так что стремясь с позитивной целью и добрыми намерениями сделать человека временно противным самому себе, мы станем, вероятнее всего, противными ему и на все времена. Неприятно? Да, но не более, ибо это вполне ожидаемо, а значит – и не слишком болезненно.

Убедительный пример бичевания человека в оздоровительных целях являет нам, как это ни парадоксально, дьявол-Мефистофель, олицетворение духа зла. Безжалостно упрекая «лучшее» из творений Всевышнего («вся эта дрянь, что на земле живет») в том, что разум, Божий дар, оно смогло употребить лишь на то, чтоб «из скотов скотиной быть», Мефистофель, наряду с тем, настойчиво позиционирует себя как силу, которая, хотя и «вечно хочет зла, но делает добро». (Гете, «Фауст»). Однако в отличие от добра, обретенного через духовное накопление, это добро – с кулаками. Его результативность связана с причинением боли, но боли исцеляющей. Оно сродни болезненной инъекции, восстанавливающей и активирующей самосознание. «Оставьте все предрассудки, – призывал Н. Рерих, – пользуясь силой, духовно помогайте людям» (курсив мой. – Г. М.).

Кстати, жесткое обличение в человеке «зла от юности его» не исключает других, более мягких методов воздействия на его душевный план. Так, в Послании к своему сотруднику Титу бескомпромиссный апостол Павел назидает: «Сие говори, увещевай (убеждай – Г. М.) и обличай со всякой строгостью» (Тит. 2,15). Досадно, право, но именно строгость чаще всего и смешивают с ненавистью. Это принципиально не одно и то же, хотя в жестких обличениях присутствует и то, и другое, но не в смешении, а в рациональном соединении. Да и предназначаются они разным сущностям: строгость – душе человека, ненависть – врагу человека в самом себе, самости. Невозможно делание и даже пожелание добра без чувства ненависти к носителю зла, противящегося добру. Если строгость подстегивает человека к тому, чтобы стать лучше, то ненависть к «злу от юности» удерживает его от того, чтобы не стать хуже.

Дальнейшее углубление в тему обличения по меньшей мере нецелесообразно, поскольку сегодня нет обличителей с эпитетами «гневный» или «суровый». В столь привычной нам зоне глухого равнодушия к человеку их успешно вытеснили «обличающие» шепотом и заглазно, а также осторожно брюзжащие в кулуарах, злорадно хихикающие критиканы всех и вся. Вот уж кому бы следовало в целях собственной безопасности запомнить простейшую притчу: «…кто радуется несчастью, тот не останется безнаказанным» (Пр. 17,5).

Перемещение приоритетов в пределах индивидуальной шкалы жизненных ценностей, как и смена самих ценностей, процесс естественный, находящийся в корреляции с изменением обстоятельств и условий бытия: возрастных, личных, социальных и других. Сюда же, видимо, следует отнести и судьбоносные «случайности», заложенные Творцом в индивидуальную жизненную программу. Процесс неизбежный, но далеко не равномерный и не односторонний. Движение это в общем случае может быть как «вверх», так и «вниз»; как к «одухотворению материи», так и к «материализации духа». Чаще, конечно, последнее – спад, обмирщение и сужение интересов, «погружение в материю», суетность.

Это и понятно: на духовную деградацию исправно «работают» совращающие условия божественного эксперимента и неумолимый закон энтропии. Духовное же восхождение возможно лишь в результате преодоления последнего (не компенсации!) с некоторым запасом энергии. Это архитрудно, поэтому людей, вырвавшихся из нижней зоны ценностной шкалы, не столь уж много вокруг нас.

Но и сползание вниз по ценностной шкале, особенно для тех немногих, «кто много имеет» уже от духа, и особенно в начальной стадии «нисхождения в материю», – процесс не из легких. Сперва это «всего лишь» безобидное, безболезненное, а потому и не замечаемое человеком, охлаждение к духовным ценностям, сужение духовных потребностей вследствие расширения потребностей материальных. И когда человек начинает, наконец, осознавать это, то для него открывается долгий и мучительный этап тщетных попыток убить двух зайцев, обойти заповедь Христа: «Не можете служить Богу и маммоне» (Лк. 16,13).

Пребывая в раздвоенных чувствах, он еще способен остро переживать нехватку времени и сил на приращение (или хотя бы поддержание) духовного богатства, поглощаемых заботами о приращении и обновлении богатств материальных. Эти терзания – отчаянный зов изголодавшегося духовного плана: значит, не все потеряно, еще жива в душе человека последняя надежда на подавление самости и возвращение к человеческим ценностям! Но…проходит время, духовный голод притупляется, зов свыше слабеет, и человек в конце концов сереет, становясь как все: потребительская психология нивелирует нравственность обывателей. Кстати, эта духовная в прошлом категория людей, проваливаясь в зону материальных ценностей и чувственных наслаждений, в своей безнравственности, как бы наверстывая упущенное, откатывается гораздо дальше постоянных ее обитателей и «отрывается по-полному», как принято говорить сегодня. Только за все надо платить, в этой жизни или другой, за вероломство и предательство своего божественного начала – животному, ибо закон воздаяния (карма) неумолим: «Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе» (Мф. 18,18).

* * *

В ходе работы над заключительной главой меня долгое время не покидало сомнение: соответствуют ли ее заголовок и содержание друг другу? Ведь изначально под «вечным боем» подразумевался нескончаемый конфликт между антагонистами по природе: духовным и физическим планами человеческой триады, «ибо плоть желает противного духу, а дух – противного плоти: они друг другу противятся» (Гал. 5,17). Но чем больше я углублялся в материал, тем явственнее осознавал, что на данном этапе божественного эксперимента никакого реального, ощутимого боя между духом и плотью нет, и быть не может, что они в большей степени потенциальные враги.

Сегодня духовный план не в состоянии конкурировать с животным планом в эффективности воздействии на душу, так как он заблокирован по всем каналам связи с внешним и внутренним миром человека. Да и сама продажная душа человека‑потребителя жаждет подчинения духовных ценностей – материальным, беззастенчиво оценивая значимость духовных достижений в денежно-вещевом эквиваленте. Победа человеческого духа поощряется материально! Это ли не «сладостная» узурпация божественного начала в человеке началом зоологическим?! Моральные стимулы уничтожены практически полностью: вспомним о денежной весомости наград победителям всякого рода «интеллектуальных» ТВ-игр (всего лишь!), а об олимпийских – я уже и не говорю.

(Проведу не сравнение, а лишь некую параллель, ссылаясь на разобщенные фрагменты информации из книги Л. Винничук «Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима»: «Венок победителя, славу греки ценили выше дорогих наград и готовы были, не щадя себя, вновь и вновь тренировать в палестрах тело и дух… Каковы же у вас награды? На Олимпийских играх венок из дикой маслины, на Истмийских – из сосновых ветвей, в Немее – венок из сельдерея… Наградой был венок из оливковых ветвей, который победитель вешал потом у своего домашнего очага. Этот скромный венок приносил его обладателю необыкновенный почет и славу не только в родном городе, но и во всем государстве, во всей стране, а его семье – честь, уважение всех соотечественников» [54], с. 386,387,392. Без комментариев!)

Природная самость в союзе со «священной» частной собственностью лишили, по сути, духовный план права на существование. Какой уж здесь бой, если один из бойцов практически обезоружен, обескровлен и закован в узы! Казалось бы, что уж сегодня, когда противник повержен, сложились все условия для спокойного единовластия победителя. И тем не менее покоя нет как нет. Впрочем, все закономерно: с окончанием войны «по вертикали», между верхним и нижним планами триады, сразу же начинается жестокая война «по горизонтали», между уродливыми порождениями самого животного плана человека, самой самости. Эта война за «лучшую жизнь» втягивает в свою орбиту каждого из ныне живущих, ибо она – война инстинктов. Только для одних людей – это борьба всего лишь за элементарное выживание, место под солнцем, для других же – способ безграничного тупого обогащения. Обе категории живут в нервном напряжении, не испытывая покоя ни во сне, ни наяву. Однако вторые чувствуют себя несчастнее. Да, «пресыщение богатого не дает ему уснуть» (Еккл. 5,11).

Вечный бой сегодня – это кровавые разборки и разбои с физической гибелью множества людей, что страшно само по себе. Но гораздо страшнее другое: в результате этих кошмаров неизбежно и необратимо уродуются души пока еще физически живых.

Этот изуверский процесс охватывает не только категории непосредственных преступников и пострадавших, но и свидетелей, и всех нас – вольных и невольных потребителей регулярной и назойливой широковещательной информации о преступлениях больших и малых. Самое зловещее из последствий этого душегубства состоит в нашей адаптации к криминальной хронике. Мы уже воспринимаем криминал как нечто неизбежное, как естественную составляющую нашей рыночно-барахольной жизни. Нам, к примеру, уже стала привычной и какой-то своей, домашней убойно-сексуальная тематика наших телесериалов. Мы втягиваемся в них и уже ждем от них не «чего-то для души», а предвкушаем «что-нибудь этакое», подобно наркоману, нетерпеливо ждущему очередной дозы губительного зелья.

Бездушная душа – это не игра слов, а диагноз тяжелого нравственного заболевания. Интересно, что единственное средство, избавляющее человека от этого недуга, находится не за семью печатями, а рекламируется более трех тысяч лет. Это – разум. Еще Соломон, олицетворение библейской мудрости, подчеркивая нравственную природу разума, декларировал: «Кто приобретает разум, тот любит душу свою; кто наблюдает благоразумие, тот находит благо» (Притч. 19,8). Яснее не скажешь! Но поскольку разум и по сей день в дефиците, постольку и с «душелюбием» у нас из рук вон плохо. Ощутимая же нехватка разума объясняется исключительной сложностью его природы. Это детище двух проблемных сущностей: ума и духовности.

Проблему первую четко обозначил Никколо Макиавелли, известный средневековый мыслитель, в романе «Воскресшие боги» Д. С. Мережковского: «Умы человеческие бывают трех родов: первые – те, кто сам все видит и угадывает; вторые видят, когда им другие указывают; последние сами не видят и того, на что им указывают, не понимают. Первые – лучшие и наиболее редкие; вторые – хорошие, средние; последние обычные и никуда не годные» [50], с. 379. Иначе говоря, умов, способных «зачать» разум, в общей копилке умов человеческих не так уж много. По крайней мере – не большинство.

Вторая проблема, как говорилось ранее, возникает вследствие глухой, непробиваемой изоляции духовного плана, возведенной силами плоти, враждебными ему. Духовная энергия не в состоянии пробиться к человеческому уму, «лучшему и наиболее редкому» по шкале Макиавелли, и оплодотворить его. А без такого слияния невозможно появление одухотворенного ума (разума) как базового условия нравственного самосознания. Как видим, наставление мудрого царя требует всего лишь ума, вскормленного духовно здоровой пищей. Однако всепроникающая «священная» частная собственность по природе своей есть враг духовности и покровитель узко прагматичного ума – рассудка. («Вспоминаю слова: "Рассудок – это разум без крыльев". Я всегда вспоминаю эти слова в качестве девиза для внутренней борьбы, какую без устали приходится вести с самим собой…» [48], с. 226).

Так что же? Неужто создалась тупиковая ситуация, изменить которую способен лишь Творец, поставив в иные условия Свой эксперимент? В принципе – да, если говорить о глобальных изменениях духовно-нравственного состояния всего общества. И в принципе – нет, если относить их к отдельным людям. Каким именно?

В среде первой категории умов, тех, «кто сам все видит и угадывает», есть очень немногочисленная группа людей, обладающих повышенной пассионарностью. Они выделяются на фоне серых обывателей и заурядных потребителей материальных благ, в первую очередь, своим мировоззрением. Оно формируется у них не как у всех, не под воздействием доминирующих условий божественного эксперимента, а вопреки им. (Вспомним с благодарностью Еву – Праматерь первого человеческого, то есть разумного, поступка!)

Применительно к нашим рассуждениям, это те, кто пробивается к духовной сфере человечества сквозь частнособственнические заслоны и ловушки и вызволяет энергию духа, трансформирующую прагматичный ум в нравственный разум. Но поскольку таких людей мало, постольку и суммарного разума, естественно, хватает лишь на то, чтобы с натяжкой обеспечить среднестатистическому человеку право называться… человеком. Да их и не должно быть много, ибо они лишь предтечи будущих многочисленных представителей новой эпохи.