
Полная версия
Шкала жизненных ценностей
В результате обиды на равнодушие – к нам, мы все более углубляем и расширяем равнодушие – от нас. В этой тягостной атмосфере обид на равнодушие и равнодушия из-за обид известная рекомендация – не бояться ни друзей своих, ни врагов своих, а бояться равнодушных – теряет свой назидательный смысл. Поскольку сами понятия «друг» и «враг» в таком моральном климате размываются, становятся неразличимыми, постольку следует бояться практически всех и каждого.
* * *
Мы, обитатели нейтральной зоны шкалы жизненных ценностей, считаем равнодушие в одних случаях естественной нравственной нормой, в других – столь же естественно боимся и осуждаем его. Все зависит от того, кто и в отношении кого проявляет это качество: я – к миру или мир – ко мне. Остерегаясь последнего, мы на всякий случай не слишком надеемся на человека. По крайней мере, не отбрасываем далеко своих сомнений в нем.
Подобная неуверенность в человеке, или осторожная вера в него, не столь уж беспочвенны. Примеры преступного равнодушия как причины личных, социальных и национальных бед и трагедий – общеизвестны. Меня же интересует равнодушие мелочно-бытовое, то, что повседневно вокруг нас; то, которое разъедает, подобно ржавчине, ткань наших взаимоотношений. К примеру, элементарная человеческая необязательность.
Вероятно, каждому приходилось сталкиваться с человеком, страдающим подобным недугом. Практика общения с людьми убеждает меня в том, что обязательность человека совершенно не зависит от уровня его образования или степени духовных интересов. Жизнь сводила меня с образцово необязательными людьми, среди которых в свое время были: профессор и преподаватель, врач и экскурсовод, предприниматель и инженер. Все они когда-то получили дипломы о высшем образовании, не получив, к сожалению, даже начального воспитания, элементарного представления об элементарных нравственно-этических нормах. А жаль! Ведь в подобной ситуации вузовский диплом только оттеняет мелкую непорядочность его владельца.
Неисполненные обещания, нарушенные клятвы, отказы от «честных слов», ложные обнадеживания – все это, безусловно, ранит нас и вынуждает сегодня разочаровываться в людях, которых мы еще вчера так глубоко уважали (а иных и боготворили). Вот уж точно – «Не сотвори себе кумира!» Вероятнее всего, их реакция на ваши упреки в ненадежности, если вы прибегните к ним, не будет носить извинительного характера. Более того, она может быть раздраженной: «Ну не мог, забыл. Господи! Раздуваешь обиду из-за какой-то мелочи жизни!» В сущности, это разновидность уже знакомого нам «исчерпывающего» оправдания: «Я такой, какой я есть!» Но «мелочи» и «значимое» – неразделимы, ибо неучтенные нюансы могут погубить идею, ибо «неверный в малом неверен и во многом» (Лк. 16,10). Да и существует ли грань, за которой «малое» однозначно переходит в «большое», а то и другое – в судьбоносный фактор? Есть ли четкий критерий, разделяющий неверность на ординарную и экстраординарную? Конечно, нет. Все зависит от обстоятельств и роли в них предмета наших надежд.
В ситуациях подобного рода резкое осуждение и, простите, физиологическую неприязнь «неверный» вызывает не столько тем, что обострил вашу проблему, не реализовал свое обещание, сколько тем, что он даже не счел нужным известить вас об этом. Ведь второй «неверностью» он практически обезоружил вас перед проблемными обстоятельствами. Да, могут измениться условия, исчезнуть возможности исполнить в срок обещанное (которого, в соответствии с народной мудростью, почему-то ждут три года), все может случиться, но возможность своевременно сказать правду надеющемуся на вас человеку остается практически всегда. Однако далеко не всегда люди прибегают к этой возможности. Почему?
* * *
Желая прослыть «лучше, чем я есть», движимый желанием блеснуть якобы присущими ему добродетелями: предупредительностью и отзывчивостью, – иной человек может опрометчиво (кстати, не всегда под влиянием винных паров) пообещать вам нечто; чванливая самость, хотя и на короткое время, но создает иногда своему владельцу ореол всемогущего благодетеля, принимающего аванс признательности. Это так приятно! Правда, нельзя исключать и того, хотя это и не имеет значения, что зависшее сегодня обещание могло даваться тогда вполне искренне, что человек в тот момент, действительно, был уверен в своих возможностях.
Однако проходит время, и он начинает осознавать, что «давеча сболтнул лишнее». В конце концов наш «благодетель» убеждается в своем полном бессилии что-либо сделать во имя обещанного и в обещанные сроки, да и само желание делать, вероятно, притупилось окончательно. Однако не притупилось вовсе желание выглядеть по-прежнему надежным и обязательным в глазах того, кто пока еще верует в тебя; язык не поворачивается отменить обещанное. В этой сложной ситуации на помощь приходит хитроумная самость. Желая хотя бы временно облегчить страдания управляемого ею человека, она с вкрадчивой подлостью настраивает его душу снизу: «Не спеши сознаваться в беспомощности, развенчать себя ты успеешь всегда. Все еще может измениться».
Да, может. И даже не у него, а у вас: например, отпадет или в корне изменится сама проблема, и вы тотчас снимите с человека связывающее его обещание. Это – идеальный вариант. Вполне вероятно также, что и у него появится «объективная» причина для оправдания необязательности: срочный отъезд, болезнь, стихийное бедствие, финансовый кризис и другие непредвиденные обстоятельства. Ну а если уж и это не сработает, то он может, на худой конец, и сам сработать под дурачка, а вам отвести роль наивного доверчивого ребенка. Если он начнет оправдание в таком ключе: «Понимаешь, как назло…» или «Звонил тебе много раз, но никто…», то можно смело обрывать дальнейшую попытку одурачить вас. Однако бывают ситуации, на которые реагировать и впрямь не знаешь как. Скорее всего, пословицей: «Иная простота хуже воровства». Примером тому может служить примитивная бытовая ситуация, в которой я оказался несколько лет назад. Впрочем, тогда ее исход имел для меня значение.
Весной, накануне посадочного сезона, я договорился с частной артелью о механизированной вспашке своих шести соток. Условились о цене и дате исполнения работы. Обменялись контактными телефонами. «Фирма» пообещала позвонить мне за сутки, чтобы подтвердить готовность и договориться о месте и времени встречи. Жду. Истекают контрольные сутки, но никто не звонит. Я не выдерживаю и звоню сам, интересуюсь, в чем дело.
– А у нас прицеп сломался, не на чем «Крота» везти, так что завтра пахать не будем, – отвечают мне.
– Почему мне до сих пор не звонили? – возмущаюсь я.
– А чего звонить, если прицеп поломан, – втолковывают мне.
Немая сцена. Я понял, что дальнейший диалог бесполезен, ибо разговор пойдет по кругу. Положив трубку, я задумался и понял, что в словах моих собеседников содержится простая, я бы сказал, простецкая, истина. Ведь прицеп-то, действительно, неисправен, и даже если бы они и позвонили мне, то исполнить обещанную работу все равно бы не смогли. Правда, в этом случае я мог бы успеть воспользоваться услугами другой артели, однако это не входило в их интересы, а моими – они откровенно пренебрегли.
Но чаще бывает так или примерно так (допустим, при случайной встрече): «Слушай, забыл!» или в лучшем случае: «Извини, старик, забыл!» Дальше пойдут многочисленные ссылки на перегруженность работой («Знаешь, совсем замотался!»), на то, что вы и сами в какой-то степени виноваты («Ты что, не мог сам позвонить и напомнить?»), на отвлекающие семейные и другие проблемы («Ой, с женой ссоримся ежедневно, просто не знаю, что и делать»). В общем – откровенно не до того!
* * *
Интересно, право, что память у большинства людей, сетующих на ее отсутствие, присутствует сполна, но работает преимущественно в одностороннем режиме. Они хорошо помнят, кто и что обещал им, однако «убей, не помню!», что и кому обещали сами. (Правда, бывает, что не помнят и первого, если было не очень нужно). Но что значит забыл, именно в плане обещания? Да только то, что человек непростительно отбросил его и вас вместе с ним на периферию своего сознания. Последствия «забывчивости» особенно ощутимы в вопросах, связанных с понятием долг. Эти специфические провалы памяти более всего дискредитируют репутацию человека.
Поскольку я не выхожу в своих наблюдениях за рамки повседневно-бытового уровня, то, естественно, опускаю «высокие абстрактные материи»: долг перед Отечеством, трудовым коллективом, гражданский долг и т. д. Я имею в виду обыденный бытовой денежно-вещевой долг конкретного берущего перед столь же конкретным дающим. А точнее – ситуацию не столь уж редкую, когда последний просто вынужден напоминать забывчивому должнику о дате возврата или даже о самом факте долга!
Естественно, память с односторонней проводимостью формируется у человека под сглаживающим воздействием его самости. Стремясь облегчить и без того «тяжелую» жизнь своего хозяина, самость своевременно очищает его память от балласта «никчемных» мыслей с целью приема более важной и, главное, полезной информации. Популярное ныне наставление: «Не бери в голову!» – разработано и сформулировано нашим равнодушием к ближнему. Применительно к нашей теме оно подразумевает: брать в голову и держать в ней следует входящие обещания, исходящие же – не регистрировать в памяти вовсе.
В состоянии ли мы, каждый из нас, вспомнить тех, кому обещали когда-то помощь и поддержку, кого обнадежили своим словом, чьи тайны клялись хранить, но ничего этого не исполнили? Весьма сомнительно, ибо от этих болезненных воспоминаний нас надежно защищает самость. Она тонко, а главное, в нужное время переведет это занудливое «самоедство» в «праведное» обвинение кого-либо, подогревая в нас долгую, а подчас – и пожизненную, обиду на того, кто нас когда-то подвел. Особенно, по злому, помнятся нам те, кто свершил судьбоносный обман или предательство.
Но часто ли мы казним себя тем, что когда-то не подставили или «очень своевременно» убрали плечо, на которое пытался опереться наш ближний в трудной для него ситуации? Часто ли мучают нас угрызения совести в отношении пустых, обнадеживающих обещаний и ложных клятв, которые мы с легкостью расточали родственникам покойного на его похоронах? Там, в приливе общего соболезнования и под влиянием поминальных тостов, мы ой как чтили память нашего друга, сотрудника, сослуживца! А вскоре забыли не только родных покойного, но и дату смерти последнего, и дорогу к его могиле. До какой же степени мы не уважаем себя! О каком же уважении к жившим и живущим может при этом идти речь… Бесспорно, есть примеры и достойного отношения к памяти близких нам людей, но это скорее исключения, нежели правило.
Меня всегда умиляли шарообразные, ни к чему не обязывающие обязательства и обещания без установленного срока годности. Например, «Как-нибудь…», «Надо будет…», «Как только…», «Я постараюсь…», «При случае…», «Мы созвонимся» (кто будет звонить первым?), «При первой возможности…» и т. д. Заметьте, что ни в одном из этих вариантов время предполагаемого действия не озвучено, зато во всех – звучит спешка и желание отделаться от разговора, пока собеседник не спросил: «Когда?» или «Как скоро?» В подобных ситуациях, действительно, обещанного можно ждать три года и более. Впрочем, уже через гораздо меньший срок вы поймете, что перед вами дилемма: либо как-то напомнить, либо поставить крест на своих надеждах.
Сродни этим обтекаемым обещаниям и столь же обобщенные «дружеские» приглашения: «Что-то вы нас совсем забыли, а ведь мы всегда так рады вам, так рады. Заходите же запросто, в любое время!» Или уж вовсе доверительно: «Наши двери всегда открыты для вас!» Да… Могу представить себе вытянувшиеся постные физиономии хозяев, их вымученную улыбку, призванную выразить безмерную радость встречи, когда ваша фигура самым неожиданным образом появится в проеме дверей, распахнутых для вас круглосуточно!
Ясно, что эта игра в гостеприимство шита белыми нитками. Ведь хозяева прекрасно знали, что вы никогда не сделаете этого буквально, а поэтому так смело, ничем не рискуя, и приглашали вас. И хотя спекулировать на порядочности другого человека – высшая форма непорядочности, прибегают к этому приему, скажем прямо, довольно часто. Разве так уж редки случаи, когда человек, абсолютно уверенный в вашей порядочности, доверяет вам такие сведения о своей личной жизни, которые, будь они обнародованы, непременно скомпрометировали бы его репутацию. И в то же время он, этот человек, «в благодарность» за ваше умение хранить его тайны, потихоньку выдает кое-кому и кое-что из ваших личных тайн, в которые вы его когда-то посвятили, опрометчиво проявив ответную доверительность. Бесспорно, поведение вашего «доверенного лица» вызывает омерзение. Однако доминирующая подлость состоит в том, что он не просто разбалтывает, а передоверяет ваши секреты, доводит их под честное слово опять же только до тех, кто способен сохранить их, в чьей надежности он уверен. Этот пакостник (теперь уже – мерзопакостник), обезопасив себя, повторно спекулирует на порядочности других. Честное слово, у таких подонков просто чутье на порядочных людей! Закрыв себя ими со всех сторон, он безнаказанно вершит подлости, которые почему-то принято называть мелкими.
Но могут ли ложь, лицемерие, необязательность, ненадежность, вероломство быть мелкими? Разве неверность «в малом», присущая одному человеку, не может иметь последствий «во многом» для другого? Все зависит от ситуации и шкалы жизненных ценностей как неверного, так и пострадавшего от неверности.
* * *
Конечно, оказаться в роли последнего очень не хочется. Тем более, что исправить ситуацию вряд ли возможно, высказав человеку, подведшему вас, все, что вы о нем думаете. Сомнительно также, чтобы это исправило его в будущем, ибо он – «такой, какой он есть». Тем не менее человека, «неверного в малом», изобличать в неверности следует всегда. Вспомним рекомендацию мудрого Соломона: «… отвечай глупому по глупости его, чтобы он не стал мудрецом в глазах своих». Применительно к данной ситуации – чтобы «неверный в малом» не совершенствовался в своей ненадежности и лжи, не становился «неверным во многом». Вероятность того, что в результате систематических разоблачений «неверный» как-то изменится к лучшему, конечно, существует. Хотя вполне вероятен и другой результат: «воспитуемый», перегруженный упреками, перестанет вообще реагировать на упреки и разоблачения или же затаит обиду.
Вследствие длительного нахождения в «зоне неверности», каждому из нас грозит изменение к худшему: сердце человека, систематически страдающего от необязательности и вероломства окружающих, может озлобиться. Именно этим последствием неверность, независимо от того – «малая» она или «многая», устрашающе опасна, как для личности, так и для общества в целом. Предотвратить озлобление сердца можно лишь подавлением собственной самости, злобное шипение которой подло и вкрадчиво внушает человеку, пострадавшему от человеческой же неверности: «Вот видишь! Да все они (люди) такие!»
Следует отметить, что нередко характер складывающихся жизненных ситуаций, казалось бы, подтверждает столь пессимистическое обобщение, сделанное нашим внутренним врагом. В моей жизни был период, когда я не мог однозначно ответить себе: все ли люди склонны к пустым, легкомысленным обещаниям или же только те, с которыми сводит меня судьба? Это была полоса, когда человеческая необязательность буквально преследовала меня, как собственная тень. (Позже мне открылось, что это и была моя тень, только невидимая.) Ни одного из поочередно следовавших обещаний, причем от разных людей, не было исполнено. Все словно сговорились в неверности против меня, как «в малом», так и «во многом». Самость злорадствовала: «Ну что? Убедился?!»
Да, я убедился, но только несколько позже и совершенно в ином – в правоте того, что мне было уже известно из книги известного оккультиста С. Тухолки «Магия и оккультизм», но не было проверено на себе. Старанием самости эта информация была временно заблокирована в моей памяти. Однако благодаря просветляющему воздействию Высших Сил, она открылась мне вторично. Суть ее сводится к следующему.
Если вы не в состоянии простить человека, сильно и длительно обижаетесь на него, то ждите, что повседневная действительность будет систематически поставлять вам новые поводы для обид. Потому что вашему намерению простить, если даже оно и возникнет вдруг, будут все в большей степени препятствовать невидимые сущности (лярвы), порождаемые и питаемые негативными эмоциями человека (в данном случае – энергией обиды). «Если желание, породившее лярву, погасло, то лярва вскоре умирает, но она цепляется за жизнь и усиленно старается продлить свое часто эфемерное существование. Для этого она старается поддерживать или разжигать в человеке желание, которое ее породило, и, таким образом, способствует образованию привычек» [2], с. 69. В данном случае – устойчивой привычке пребывать в обиде на кого-либо и за что-либо. Но, как известно, «привычка – это вторая натура». Поэтому обида, провоцируемая присосавшимися к человеку лярвами, неизбежно становится натуральной, естественной для него эмоцией.
Со временем обида на конкретных людей экстраполируется на всех и вся, на собственную судьбу и Бога. В конце концов человек теряет оптимизм, впадает в уныние (один из семи начальных, смертных грехов в христианстве) и ничего уже не ждет от людей, кроме «неверности в малом и во многом». Это и есть озлобление сердца.
Единственная мера профилактики и лечения этого страшного душевного недуга (и не только по С. Тухолке) – погасить обиду и простить человека. Простить во что бы то ни стало! Точнее, не простить, а прощать, и неоднократно, каждого, кто ложно обнадежил вас, предал или подвел в трудную минуту. Читаем заповедь Учителя, данную Им в Евангелии от Матфея апостолу Петру, но относящуюся ко всем людям: «Тогда Петр приступил к Нему и сказал: Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз? Иисус говорит ему: не говорю тебе: "до семи", но до семижды семидесяти раз» (Мф. 18, 21-22).
Возвращаюсь к собственному опыту. Как только в моей памяти высветилось забытое знание и я получил ответ на вопрос: «Почему так сложилось?», у меня, естественно, возник следующий вопрос: «Как воздействовать на сложившееся?» Ответ практически сразу же я нашел в Евангелии от Луки: «Наблюдайте за собою. Если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему, и если покается, прости ему» (Лк. 17,3).
Я исполнил эту заповедь с буквальной точностью. Пронаблюдал за собой. Выявил в душе своей «братьев» (и «сестер» тоже), согрешивших против меня. Выговорить каждому – возможности, конечно, уже не было. Однако тем, кто оказался доступен, я, стараясь быть корректным, поставил на вид необязательность и освободил их от обещаний, данных мне когда-то. (Впрочем, последнее было совершенно излишним, ибо это, как я понял, они уже проделали сами и давно.) Не знаю, каялись ли они в своей необязательности или нет, но я, хотя и не сразу, все же простил их в сердце своем. Не скрою – сделал это с трудом, буквально переступив через себя. (Видимо, сказалась работа лярв, питающихся энергией моих обид.) Да, работу по усмирению самости можно без преувеличения назвать архитрудной.
И каков же ее результат? Не скажу, что на внешнем плане произошло чудо, и кто-либо из бывших «неверных» вдруг исполнил свое запоздалое обещание, или что «верных» стало больше. Нет! Изменения состоялись не во внешних ситуациях, а в моем внутреннем отношении к ним. Почти исчезло желание, да и необходимость тоже, обращаться к кому-либо за помощью в решении собственных проблем. К добровольным обещаниям стал относиться двойственно: не исключать вероятности их исполнения, но и не обнадеживать себя излишне. Теперь я допускаю и заведомо прощаю человеку его потенциальную необязательность. Все это помогает сохранять душевное равновесие при любом исходе дела. Иными словами – я стал терпимее, нейтральнее и к «неверным», и к неверностям «в малом и во многом». Но не более того: симпатии к «неверным», в том числе и к прощенным, я не испытываю до сих пор, верю им с осторожностью. Обиды не держу, но встречаться с ними, вспоминать о них, а уж тем более поддерживать какие-либо отношения – желания все же нет. Они для меня как бы не существуют.
Частые и длительные контакты с необязательными, равнодушными людьми могут привести к другой, не менее опасной болезни, нежели озлобление сердца. Это – равнодушие сердца. Болезнь сия заразная, продолжительность ее «инкубационного периода» индивидуальна, однако, симптомы – общие. Сперва притупляется желание помогать добровольно, по собственной инициативе. Просьбы о помощи еще как-то выполняются, благодаря чему болезнь пока что остается сокрытой от окружающих и репутация: «человек слова» еще не подмочена. Но затем человеку становятся все более безразличными и эта репутация, и чужие проблемы. Под различными предлогами он уклоняется от «делания добра» даже по просьбе, сердце его черствеет. Оправданием благоприобретенного равнодушия выступает запавший сперва в подсознание, а затем и созревший в сознании человека довод: «Если другие поступают так, то почему мне нельзя?» Логика примитивная, довод безнравственный, но разве самость может породить что-либо иное? В силу своей природы, она должна склонять душу к оправданию безнравственности во имя комфортной беззаботной жизни тела. Самость даже вывела формулу самозащиты от чужих трудностей: «Это – твои проблемы».
Озлобление сердца и равнодушие сердца – болезни взаимосвязанные, одна порождает другую. Равнодушие ближних (необязательность – его частный случай) способно пошатнуть и даже разрушить наши личные планы и надежды. Но гораздо страшнее, когда оно развивается вширь и вглубь, расшатывает и разрушает моральные устои нашего общежития.
Что же касается «первичного звена», тех, кто необязателен, ненадежен, клятвопреступен, вероломен, то безнаказанными они, конечно, не останутся, получат свое, ибо «какою мерою мерите, такою же отмерится и вам» (Лк. 6,38). Однако следует помнить и другое: «Не мстите за себя, но дайте место гневу Божию». Ибо написано: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (Рим. 12,19). Желание отомстить «неверному в малом и во многом», исполненное даже мысленно, говорит лишь о том, что он все же не прощен нами, что лярвы обиды еще живут в нас, и что рецидив обеих болезней нашего сердца вполне вероятен.
* * *
Человек, брошенный в среду обитания, пропитанную равнодушием, обманом и безответственностью, неизбежно становится скептиком в отношении нее, точнее – сформированных ею институтов. Это защитная реакция человека, которого обманывают повсеместно и повсечасно: как наивного вкладчика и доверчивого покупателя, бесправного квартиросъемщика и горемычного загрантуриста, опереточного акционера и отчаявшегося бюджетника. В конце концов – просто как гражданина, не защищенного от произвола «защитников» (полиции) и чиновников. Стало быть, у отдельно взятого человека есть все основания не верить системе, частью которой он является, а значит, и не уважать ее. Система обманывает его в «малом и во многом», по закону и вне закона, лицемерно улыбаясь при этом с рекламных щитов и телеэкранов. «Мы работаем для вас!» Или еще интереснее: «Мы существуем для вас!» – издевательски кричат те, кто существует за счет нас. Ясно, что эти заверения – всего лишь заурядный торгашеский трюк, призванный одурачить покупателя.
Но вместе с тем, что вполне очевидно и потому отвратительно, народные слуги всех мастей и рангов, кричащие о преданности людям, ни на грош не верят в порядочность этих людей, по крайней мере – их большинства. Заметьте, в каком ключе выдержано обращение юридического лица к лицу физическому, то есть к каждому из нас, оказавшемуся на функциональной территории его ведомства. Начинается это обращение, как правило, с дружелюбного слова: «Уважаемые…» Но затем это дружелюбие неожиданным образом сменяется угрозами. К примеру: «За безбилетный проезд… то-то и то-то», «За несвоевременную оплату…», «За порчу имущества…», «За появление в нетрезвом виде…», «За нарушение (чего-то вообще…)». При желании список можно продолжить.
Я понимаю, что «… помышления сердца их (людей) были зло во всякое время» (Быт. 6,5), но ведь не каждое помышление становится деянием, и не каждому сердцу человеческому злые помышления свойственны в равной степени. Если принять версию, что людей, пренебрегающих нравственными и законодательными нормами, относительное меньшинство, то нравственно ли публично угрожать санкциями всем, в том числе и подавляющему большинству «правильных» граждан, унижая тем самым их достоинство и самоуважение? Если же стать на точку зрения тех, кто поголовно видит в каждом из нас потенциального нарушителя порядка, неплательщика, пьяницу, вредителя и вообще «неправильного» гражданина, то какие-либо заявления, а тем более публичные, в уважении и преданности таким людям выглядят откровенным лицемерием.