Арон Гирш. Утерянный исток

– Что бы я без тебя делал! – периодически восклицал Гвидо, когда в очередной раз оказывалось, что расторопность и осмотрительность Аллеоноры предвосхитили какой-либо административный коллапс в организации.

Гвидо терпеть не мог весь этот бизнес, поскольку в силу собственного характера он был человек собственных умений и навыков. Прожив долгое время в маленьком городке, работая собственными руками на самого себя, мужчина так и не мог найти в себе хоть малой толики терпимости к мегаполису, со всеми его беспокойными жителями и причудливым укладом. Он с огромным удовольствием вернулся бы туда, где теперь стоял его собственный цех по утилизации отловленных бездомных животных, но судьба, а точнее говоря, судьба его брата, распорядилась так, что теперь у Гвидо были обязательства, отвернуться от которых он не мог себе позволить ни при каких обстоятельствах.

Фотография брата Гвидо стояла в рамке, в правом углу большого офисного стола. На столе всё было расставлено так, как когда-то расставлял Антон Дерковски, брат Гвидо. Единственное, что Гвидо позволил себе изменить в обстановке кабинета, были многочисленные фотографии кошек, висевшие на стенах. Он убрал их в первый же день своего пребывания здесь. Мало того, что кошачьи фотографии выглядели нелепо, так ещё и принимая в расчёт работу Гвидо, это казалось мужчине издевательством. Но, разумеется, никаким издевательством это не являлось. Антон Дерковски, в отличии от своего брата любил домашних животных, да и вообще, с самого детства он был довольно чувственный по натуре человек. Во многом именно эта черта его характера, так считал Гвидо, и стала причиной случившегося с ним несчастья.

Антона уже полтора года как не было в живых. Но продолжал худо-бедно функционировать его бизнес, несмотря на всю экстравагантность, для российского рынка, идеи. Это была единственная в городе, да и во всей области, гостиница для кошек. Суть заключалась в том, что Антон выкупил здание в несколько этажей, где следуя апробированной на Западе системе, разместил специальные секции со всем необходимым оснащением для комфортного размещения животных. Услугу эту потребляли прежде всего не кошки, а их состоятельные и заботливые хозяева, которые уезжая куда-либо на длительный срок, оставляли своих питомцев в так называемой гостинице. Идея была не нова для Европы, но в России это было что-то необычное и люди потянулись. Помимо личного ассистента, которой и была Аллеонора, у Антона работали ещё четыре специалиста, которые и осуществляли необходимый уход за животными.

После того, как Антона не стало, бизнесу суждено было кануть в лету. Однако Аллеонора, удручённая смертью Антона, продолжила какое-то время вести его дело, пока на пороге гостиницы не появился Гвидо. Женщина с первого взгляда признала в мужчине брата Антона, они были близнецы. Но именно внешностью ограничивалось сходство двух братьев, характеры их разнились как огонь и лёд. При этом, огнём можно было назвать именно Антона, хотя лишь в том контексте, что это был эмоциональный человек, который никогда не пытался маскировать своих переживаний. А вот Гвидо был скрытным, суровым, немногословным. Аллеонора, безусловно, различала душевные агонии, которые испытывал мужчина из-за утраты брата, но внешне, Гвидо оставался невозмутим. Он так и не посвятил женщину в свои планы, действуя из принципа, что двое смогут сохранить секрет, только если один из них окажется в могиле. Но впоследствии, Гвидо уже практически оставил все сомнения на счёт того, что Аллеонора догадывалась о сути его присутствия.

Всё то время, что Гвидо находился при деле своего брата, бизнесу мужчина уделял меньше всего времени. Он расширил полномочия Аллеоноры до небывалых масштабов, и фактически, всё дело теперь вела она. Наивно полагая, что когда женщина сможет столь-же пропорционально получить заработанное, заставит Аллеонору позабыть про всякие догадки и подозрения, Гвидо серьёзно ошибался. Аллеонора лишь укоренилась во мнении, что Гвидо преследует совсем иную цель, никак не связанную с бизнесом в кошачьей гостинице.

Теперь Гвидо вообще не волновало это обстоятельство. Исполнение его плана было уже не за горами. Закрывшись в кабинете, мужчина разложил ноутбук и просматривал собранные материалы слежки за Максимилианом.

Главным образом Гвидо фиксировал всё, что было связано с передвижениями психотерапевта, и временем. Гвидо выписывал на отдельный лист места в которых Максимилиан появлялся регулярнее всего, и время его появлений там.

Когда дело было сделано, Гвидо убрал в сторону свой ноутбук и раскрыл толстый ежедневник в кожаной обложке, на лицевой стороне которой было теснение – надпись «Антон»

Это ежедневник принадлежал брату Гвидо, и больше чем на половину он был уже исписан. Проверяя отдельные даты, Гвидо уже в который раз убеждался, что Максимилиан имел странную тенденцию назначать встречи отдельным пациентам в одном весьма необычном месте.

Это был старый, закрытый кинозал, стоявший в удалённом районе города, являющийся наследием советских времён. От мародёров это здание спасало лишь то, что там где оно располагалось, проживали теперь преимущественно одни только пенсионеры, а на дверях и окнах были установлены замки с заглушками, исключающими простое проникновение внутрь. Гвидо узнал, что несколько лет назад, после неудачной попытки сделать из кинозала небольшой музей местного значения, администрация района хотела использовать это здание как складское помещение для различного строительно-ремонтного материала, используемого местной управляющей компанией при осуществлении ремонтных работ. Но нашлось некое частное лицо, которое поспешило выкупить неликвидный объект в собственность. Администрация пошла навстречу такому желанию, и вскоре у здания старого кинозала появился свой владелец. Сперва местные пенсионеры забеспокоились, решив что теперь частник непременно сделает из кинозала какой-нибудь местный клуб или бар. Однако все беспокойства оказались напрасными. После продажи здания в собственность, единственное, что изменилось, так это появление новых железных дверей и ставень на окнах, с надёжными замками.

Гвидо теперь не сомневался, что судя по всему именно Максимилиан выкупил здание для своих личных целей. Вопросом однако оставалось, что это были за цели такие. Из тех сведений, которыми располагал теперь Гвидо, становилось ясно, что психотерапевт периодически проводил в этом здании встречи с некоторыми своими пациентами. На первый взгляд это могло показаться очень странным, но при дальнейшем рассмотрении Гвидо выяснил, что для того, чтобы вести открыто частную практику, Максимилиану потребовалось соответствующее лицензирование, а это, в свою очередь, означало бы опубличивание деятельности. Отсюда появлялся другой вопрос, почему психотерапевт с достаточно громким именем не хотел обустроить свою частную деятельность легально? И Гвидо видел два вероятных ответа. Во-первых, Максимилиан мог практиковать какие либо ещё не признанные научной медицинской доктриной методы, а во-вторых, его работа в исследовательском центре над проектом нейросинтеза, могла подразумевать некие рестриктивные ковенанты14 в его договоре с учреждением. Например, одно из таких ограничений могло запрещать Максимилиану заниматься частной практикой из-за угрозы нанести ущерб репутации исследовательского центра.

Периодически мучавшая Антона бессоннице заставила мужчину обратиться к специалистам, а так как мужчина был сторонником передовых идей, обращался он строго к продвинутым исследовательским организациям, в наименьшей мере связывающим себя отраслевыми стандартами. Так Антон попал к Максимилиану. Впоследствии мужчина неоднократно делился со своим братом впечатлениями о сеансах, проводимых Максимилианом.

Гвидо, разумеется, не обращал на это никакого внимания и вообще не придавал никакого значения внезапному увлечению брата. По мнению Гвидо, психологические консультации являлись чистой воды надувательством и легальным способом вытягивать деньги из легковерных людей. До недавнего времени, Гвидо даже и не понимал разницы между психологом, психотерапевтом и психиатром. Впервые Гвидо насторожился из-за увлечённости брата, когда тот рассказал ему, что Максимилиан применяет на своих сеансах какой-то препарат. Гвидо был уверен, что психология идёт порознь с клинической медициной. Антон же не унимался, и рассказывал про некое средство, разрабатываемое в исследовательском центре и ещё не получившее широкого распространения. Максимилиан утверждал, что это должно было стать прорывом в клиническо фармакологии.

Вскоре после этого, Антон рассказывал о улучшениях. К нему вернулся сон, и вообще, он утверждал, что сеансы Максимилиана помогли решить ему сразу множество второстепенных проблем, о которых он и не догадывался. Это был второй раз, когда Гвидо почувствовал что-то неладное. Спустя несколько недель, он получил телефонный звонок с номера Антона, но говорила уже Аллеонора. Женщина старалась не терять самообладания, но уже по одному только её голосу мужчина понял, что случилось что-то серьёзное.

Женщина рассказала, что Антон сперва не появился в своём офисе, что было невообразимо для него. Позднее, уже сама Аллеонора была дома у Антона. Мужчина был без сознания в постели. Прибывший врач скорой помощи осмотрел Антона. Это было поразительно даже для сотрудников такой службы. У Антона сохранялось ровное, поверхностное дыхание, не было никаких признаков нарушения кровообращения. Все основные физиологические показатели сохранялись, хотя и были в несколько заниженных пределах. В виду отсутствия диагноза, врачи довольствовались констатацией состояния Антона, определив его как кома неясной этиологии. Мужчину госпитализировали в больницу и поместили под наблюдение, на случай если понадобилось бы применение систем жизнеобеспечения. Тем временем, всю квартиру Антона перевернули верх дном. Искали наркотики, лекарственные вещества, всё, что угодно. Ничего так и не было найдено. А когда Аллеонора попыталась объяснить, что Антон в принципе никогда не держал препаратов, следствие взялось и за неё. Сотрудники явились в кошачью гостиницу и устроили обыски там. Кроме того, в качестве одной из версий, следствие рассматривало Аллеонору в качестве потенциального подозреваемого, считая, что у женщины мог быть мотив избавиться от Антона и завладеть его бизнесом. Вскоре не только эта, но и все остальные версии следствия развалились за неимением необходимых доказательств.

Гвидо несколько раз встречался со следователем, который руководил следствием и рассказывал ему о встречах Антона с Максимилианом, о несанкционированных сеансах и о неизвестном препарате. Однако следователь утверждал, что это всего лишь доводы, не имевшие никаких подтверждений. В частности, с Максимилианом состоялось несколько бесед, и он вполне открыто рассказывал о сеансах. Психотерапевт заявил, что он вообще то был не вправе рассказывать такие детали о своём пациенте, но раз на том настаивали ближайшие родственники, Максимилиан рассказал о проблемах с которыми к нему обратился Антон, а также психотерапевт заявил, что столь необычное место для сеансов было выбрано во многом по предпочтениям Антона, якобы бизнесмен опасался за свою репутацию.

Гвидо понимал, что это всё было полной чушью, Антон никогда не зависел от мнения других людей, а консультацией с психотерапевтом в современном мире никого не удивишь. Тем более, Максимилиан категорически отрицал факт использования какого либо медикаментозного средства или биологически активных веществ. Следствие же, проведя необходимую экспертизу, пришло к аналогичному выводу. Но Гвидо больше верил собственному брату, чем Максимилиану и следователям вместе взятым.

Дело грозило сильно затянуться из-за большой неясности и отсутствия обвиняемого лица. Исследования, которым подвергли ещё живого Антона в больнице не выявили никаких патологий, и диагноз «кома не ясной этиологии» оставался в силе. Наконец, некий невролог из Санкт-Петербурга, пребывавший в городе в связи со своей научной деятельностью, вызвался провести детальное исследование Антона при помощи особого метода магнитно-резонансной томографии и последующего гистологического исследования вещества мозга. Идея была такова, что если при помощи МРТ-исследования удастся выявить зону аномальной активности нейронов, то именно из этой зоны должен быть получен материал на гистологическое исследование. Это, по мнению доктора, поможет выявить причину состояния Антона.

Гвидо охотно поддержал эту идею, в то время как следствие восприняло объявившегося специалиста как ещё одного умника, желавшего сделать себе имя на громком деле. Так или иначе, это было самое конструктивное предложение из всех. Была назначена дата исследования.

Но ни исследованию, ни установлению причины не суждено было сбыться. Буквально за два дня до назначенной даты, не приходя в сознание, Антон умер в палате интенсивной терапии, где всё это время находился под наблюдением. По словам наблюдавших его специалистов, в какой-то момент все жизненно-важные функции организма, которые выводились на дисплеи регистрирующих устройств, прекратились. Исчезли пульс и сердцебиение. Затем остановилось дыхание и тут-же стал стремительно падать уровень оксигенации крови. Врачи, разумеется, прибегли к реанимационным мерам, но ни электростимуляция, ни введение специальных препаратов уже не смогли возобновить работу органных систем. Биологическая смерть была зафиксирована. Спустя несколько часов, об это сообщили следственным органам, а те, ещё несколькими часами позднее – Гвидо.

Последовавшая аутопсия15 также не выявила никаких аномалий. Всё, что удалось найти суд-мед экспертам, были лишь возрастными изменениями, не выходившими за рамки нормы.

Впоследствии дело было закрыто за неимением улик. Следствие довольствовалось медицинской гипотезой о особой форме аномалии в тканях головного мозга, которую пока что невозможно зарегистрировать ни одним из имеющихся в арсенале диагностов методом исследования. Якобы, подобные аномалии проявляются сперва отдалёнными симптомами, и жалобы Антона на проблемы со сном неплохо вписывались в эту концепцию, а затем, когда девиация клеток достигает определённого уровня, в зависимости от того, о каком отделе мозга идёт речь, ситуация разрешается функциональными проявлениями. Человек может терять слух, зрение, обоняние, речь, что угодно, всё зависит от локализации процесса. Согласно данной теории, у Антона такая аномалия могла начаться в гипоталамусе или в Варолиевом мосту16, а в последствии распространилась и на продолговатый мозг, вовлекая в процесс центры регулирующие дыхательную деятельность и деятельность сердца. Именно поэтому, если верить данной теории, ситуация разрешилась фактически отказом работы этих систем.

Данная теория не имела никаких фактических доказательств, кроме как нескольких известных фамилий крупных нейрофизиологов, придерживавшихся подобной концепции. Однако на «безрыбье и рак рыба», и следствие использовало предложенное объяснение как основание для закрытия неудобного дела.

Гвидо был в бешенстве, когда ему объявили о том, что все следственные действия, в эффективности которых мужчина сильно сомневался, прекращаются. А ознакомившись с предложенной гипотезой, он окончательно утратил контроль над собой. Он лично поехал в исследовательский центр, где работал Максимилиан и буквально поймал мужчину в холе. Между ними состоялся разговор на повышенных тонах, причём высокие тоны исходили конечно же от Гвидо. Мужчина угрожал психотерапевту тем, что он всё равно докопается до истины и призовёт врача к ответу. Максимилиан же сохранял самообладание, призывая Гвидо успокоиться и утверждал, что тот не понимал о чём он говорит. Лишь подоспевшая охрана смогла успокоить Гвидо и его буквально вывели из здания.

В тот день Гвидо дал клятву, что он во что бы то ни стало узнает, что именно случилось с его братом , и отомстит за его смерть. К собственному удивлению, спустя девять дней после похорон Антона, Максимилиан сам явился к порогу кошачьей гостиницы. Психотерапевт настаивал на разговоре с Гвидо один на один, и мужчина предоставил психотерапевту такую возможность. Максимилиан рассказал Гвидо о своём впечатлении от работы с Антоном, о проблемах с которыми он к нему обратился. Особенно подробно психотерапевт рассказывал о применяемом им методе лечения ряда психо-эмоциональных недугов. Здесь же Максимилиан давал и объяснения по поводу специфического характера места проведения сеансов. Но на чём психотерапевт сосредотачивал особое внимание, был тот самый вопрос о применении некоего лекарства. Максимилиан признался, что именно этот момент являлся одним из самых деликатных во всей его практике.

– Видите ли, я разрабатывал свой метод терапии психо-эмоциональных травм, отталкиваясь от опыта своих предшественников. Это то, как функционирует наука.» – рассказывал Максимилиан –«Но я не мог себе позволить узколобость в вопросах эффективного лечения. Поэтому я анализировал работы сразу нескольких своих предшественников. Так, помимо той замысловатой процедуры, о которой я вам рассказал в самых поверхностных описаниях, я иногда использовал более классические приёмы, если того требовали обстоятельства. Это во многом зависит от пациента, с которым работаешь. Ваш брат был как раз таким человеком.

– Каким человеком он был?» – спрашивал Гвидо, совершенно спокойно и не выказывая никаких признаков неприязни.

– Ваш брат был из той категории людей, которых называют объективистами» – видя, что Гвидо не до конца понимает о чём идёт речь, Максимилиан поспешил пояснить – Антон привык полагаться на то, что имело прочную связь с объективной действительностью, в то время как психология работает с субъективным миром человека, с его психо-эмоциональным фоном.

Гвидо медленно кивнул, продолжая смотреть на Максимилиана не отводя взгляда.

– Иными словами, Антон охотней верил в таблетки, инъекции, оперативное вмешательство, нежели в неинвазивную медицину. – продолжал объяснять Максимилиан – В какой-то момент я пришёл к выводу, что для улучшения эффекта от наших совместных усилий по решению его проблемы, стоило бы придать Антону дополнительной уверенности. И именно так я и сделал, рассказав ему про испытываемый препарат селективного действия, который якобы способен напрямую влиять на гипоталамо-гипофизарную цепь. На самом деле это было плацебо, подобная практика широко применяется в нашем деле.

Гвидо долго молчал, не отводя взгляда от Максимилиана, затем наконец улыбнулся не размыкая губ. Эта улыбка могла содержать самые разноречивые смыслы, и Максимилиан не понимал, следовало ли ему испытывать облегчение от разряжения ситуации, или же напротив, Гвидо не верил ему.

Гвидо Дерковски прекрасно понимал, что скромность его научных познаний не позволял ему делать далеко идущие вводы. Несмотря на крутой нрав, он не был лишён и должного благоразумия.

«– Предположим, ты говоришь правду» – подумал в тот момент Гвидо – «Но я не в достаточной степени идиот, чтобы верить в стечения обстоятельств. Доверяй, но проверяй!»

В тот день, Гвидо предпочёл за лучшее сделать вид, как если бы он в существенной степени изменил своё отношение к Максимилиану. Чтобы добиться такого эффекта, мужчине пришлось осторожно изменить тему разговора, уводя её постепенно как можно дальше от трагического происшествия. Либо Максимилиан был не в малой степени легковерным, либо он очень хорошо притворялся, но вскоре он и сам перестал испытывать сковывавшую его до селе напряжённость. Вполне вероятно, психотерапевт попался на том, что внешность Гвидо заставляла видеть в нём тупую, примитивную силу, не подозревая о природной хитрости этого человека. Сам же Гвидо Дерковски продолжал испытывать к Максимилиану не меньшее недоверие, однако теперь он решил обратить ситуацию в свою пользу.

«– Друзей стоит держать близко,» – размышлял про себя Гвидо – «– а врагов ещё ближе!»

Максимилиан постепенно стал чувствовать себя более менее расковано. А когда Гвидо уже провожал своего гостя к порогу, и неловко извинился за грубые слова и поспешные суждения, психотерапевт, казалось, окончательно восстановил самообладание и вновь чувствовал себя в контексте «врач-пациент».

– Я ещё раз выражаю вам свои соболезнования. – говорил Максимилиан, стоя у входной двери – Мне хочется полагать, что мы с вами теперь хорошо понимаем друг друга.

Гвидо, через усилие, натянул на своё лицо широкую улыбку, думая, что такое выражение его лица смягчает впечатление от его образа в целом. Кроме того, мужчина кивал каждой церемониальной реплике Максимилиана, желая поддержать того в его заблуждении.

– Если у вас возникнут какие либо проблемы из сферы моей компетенции, – психотерапевт немного замялся, ощущая неловкость из-за двусмысленности сказанного – вы всегда можете обращаться ко мне!

– Я буду иметь это в виду, спасибо. – ответил Гвидо, стараясь, чтобы его голос звучал если и не радушно, то хотя бы нейтрально – Однако я не задержусь здесь слишком долго. Моё место не здесь, я приезжал только из-за брата. Теперь, похоже, я могу возвращаться к своей нормальной жизни.

Гвидо говорил всё это ради того, чтобы вызвать у Максимилиана ложное чувство облегчения и безопасности. Гвидо уже тогда понял, что ему предстоит немало потрудиться, чтобы вывести психотерапевта на чистую воду. И ему было бы гораздо проще, если бы Максимилиан не проявлял излишней бдительности.

– В любом случае, – отвечал Максимилиан – вы знаете как со мной связаться, если в этом вдруг появится необходимость.

Гвидо утвердительно кивнул, провожая мужчину за дверь.

В тот день Гвидо разговаривал с Максимилианом в последний раз. Твёрдо решив, что следующая их беседа будет носить уже гораздо более откровенный характер, Гвидо принялся разрабатывать план сбора информации и последующей мести. Понимая, что силы правопорядка в данной ситуации не на его стороне, Гвидо приходилось действовать с большей осторожностью. Тем не менее, уже тогда, когда одержимость идеей мести возымела свой эффект, он отчётливо представлял себе, где вся эта безумная история должна была закончиться.

«– Все реки, рано или поздно впадают в один поток» – размышлял и теперь Гвидо, рассматривая изображение старого кинозала, в котором состоялся первый сеанс Антона, и где, по мнению Гвидо, началась вся эта история.

Спустя какое-то время, что Гвидо Дерковски провёл в безмолвном размышлении, ведя мысленный диалог с самим собой, мужчина посмотрел на часы. Это было время, в которое по местному телеканалу транслировали местные новости, то, что Гвидо терпеть не мог, но с недавних пор и этот источник стал в некотором роде источником информации.

Откинувшись на спинку широкого кресла, Гвидо стал смотреть. Бессмысленные сообщения сменяли друг друга, после чего их место заняли сводки о чрезвычайных происшествиях и несчастных случаях. Наконец, Гвидо дождался финального информационного сюжета, в рамках которого в последнее время и освещали интересовавший его вопрос.

На экране вновь показывали интерьеры отдельных помещении исследовательского центра, в то время как голос диктора рассказывал о ходе приготовлений к предстоящей операции в рамках уникального проекта -нейросинтеза.

«Наконец позади остались все формальные вопросы, и теперь уже с определённостью можно сказать, что семья Свардовски получат свой шанс на спасение их дочери. Научным сотрудникам негосударственного исследовательского центра нейрофизиологи удалось преодолеть все формальные преграды. Воздвигаемые отдельными личностями преграды морального характера, местные специалисты не обращают внимания, ставя в угол стола жизнь маленького пациента. Сегодня нам уделит время главный куратор данного проекта, руководитель отдела нейрофизиологии, профессор Максимилиан »

После этих слов, видео обзор переместился в комфортный кабинет, где за офисным столом восседал Максимилиан. Гвидо улыбнулся, при виде лица психотерапевта.

«– Ну даже здесь ты от меня не спрятался!» – подумал Гвидо, ощущая на сколько приятной кажется ему эта мысль.

Максимилиан говорил пафосные речи, затем отвечал на вопросы репортёра.

«Да, это действительно так. Нам удалось уладить все эти неурядицы, так или иначе связанные с областью права, нежели с жизнью человека. Более того, я полагаю, наш успех ознаменовался вовсе не тогда, когда мы получили полный «кардбландж» для дальнейших действий, а скорее когда мы решили вопрос с донорским материалом »

За этой репликой последовала череда вопросов от репортёра, на которые Максимилиан отвечал по порядку.

«Видите ли, специфический характер нашего метода требует использования донорских тканей головного мозга, но помимо таких параметров, как группа крови и резус фактор, нам приходится учитывать трансплантационную совместимость, активность иммунитета реципиента, но что особенно важно – степень сохранности мозговой ткани пациента. Ведь наша задача заключается в том, чтобы к родителям вернулся их ребёнок, а это означает спасение информационного статуса человека. Помимо биологической смерти, мы обязаны предотвратить смерть информационную. Сохранение личности пациента, вот в чём заключается самая главная цель нашей процедуры. Это будет не просто, но мы готовы как никогда! »