Лисьи чары

Так прошел еще с чем-то год. Женщина тогда отправилась сама, чтобы поселиться у Ши. Она остановилась в гостинице и попросила лакея, служившего у Ши, доложить о ней, назвав ее фамилию и имя. Ши велел отказать.

Однажды, когда он сидел за большим обедом и пил, он услыхал оглушительную брань. Отнял от губ чарку, стал прислушиваться, а женщина уже входила, подняв дверной полог. Ши страшно испугался. Лицо его стало цвета пыли. Женщина, тыча ему пальцем в лицо, ругательски ругалась:

– Бессердечный ты человек, небось, веселишься! Ну-ка подумай, все твое богатство и весь твой почет – откуда все это? У меня к тебе чувство не легковесное, и не легкомысленно мое увлечение… Если ты захотел купить себе наложницу, посоветовался бы со мной, что за беда?

У Ши как-то отнялись ноги, дыханье сперло – в ответ ей он не мог сказать ни звука и долго сидел молча. Потом опустился на колени и, отдавая себя в ее власть, выдумывал всякую ложь, лишь бы она его простила. Гнев женщины стал понемногу утихать, и она успокоилась.

Ши стал теперь уговаривать свою Ван пойти и приветствовать эту женщину, как младшая сестра старшую. Ван это совершенно не понравилось, но Ши усердно и настойчиво упрашивал ее, и она пошла. Ван поклонилась женщине, та ответила тем же.

– Ты не бойся, сестрица, – говорила та, – я не из ревнивых и наглых женщин. То, что было, ведь действительно нечто такое, чего человек вынести совершенно не может. Но и тебе, милая, не следует обладать этим человеком!

И рассказала ей все, от начала до конца.

Ван тоже овладела досада и злость, и они обе пошли к Ши браниться. Ши не мог уже стать на почву какого-нибудь определенного решения и только просил дать возможность откупиться. На этом и успокоились.

Дело, оказывается, было так. Еще до прибытия женщины в его дом Ши запретил привратникам ее впускать. Теперь он рассердился на них и стал потихоньку их допрашивать и бранить. Но привратники решительно заявили, что ключа никому не давали и что никто не входил, так что они не виноваты. Ши пришел в недоумение, но не посмел обо всем этом женщину расспросить.

И обе стали жить вместе, но, хотя и разговаривали, смеялись, конечно, все это было не то: настоящего ладу не было. К счастью, женщина оказалась милой и мягкой. Она не стала требовать себе у Ши вечеров; после ужина закрывала свою дверь и укладывалась спозаранку спать, не интересуясь даже, где спит ее милый друг. Ван сначала тревожилась, считая ее для себя опасной, но, видя теперь, какая она, преисполнилась к ней уважения, ходила приветствовать ее по утрам, делая вид, что прислуживает ей как тетке.

Женщина в обращении со слугами была мягка, приветлива и в то же время умна, проницательна, как божество. Однажды у Ши пропала его казенная печать. Вся канцелярия была поднята на ноги, кипела, металась, суетилась, роясь во всех углах, – и ничего не могли поделать. Женщина смеялась и говорила, что беспокоиться не стоит: надо лишь вычистить колодезь. Ши послушал ее, и действительно – там нашли печать. Ши стал расспрашивать ее, как это случилось, – она смеялась и не отвечала, что-то скрывая, словно по уговору, и как бы зная, как зовут вора.

Так прожила она у него целый год. Ши, заметив в ее поведении много странностей, стал думать, что она не человек, и посылал к дверям ее спальни слугу подглядывать и подслушивать. Однако тот только слышал шорох переворачиваемого на постели платья, не понимая, что это она делает.

Женщина очень сильно любила молодую Ван. Однажды вечером, когда Ши, сказав, что пойдет к судье, не вернулся домой, она села с Ван пить и незаметно напилась совершенно пьяной, легла тут же у стола и превратилась в лисицу. Ван смотрела на нее любовно и ласково, покрыла ее расшитым матрасиком. Вскоре вошел Ши. Ван рассказала ему про эти чудеса, и тот хотел ее убить.

– Пусть она даже лисица, – протестовала Ван, – чем же она перед тобой-то провинилась?..

Но Ши не слушал, нащупал свой карманный нож. А женщина уже проснулась и принялась его бранить:

– Ты человек с поведением гада, душой волка и шакала! Конечно, с тобой дольше жить нельзя. Соблаговоли-ка сейчас же вернуть мне то лекарство, которым я тебя в свое время накормила…

И плюнула ему в лицо. Ши почувствовал резкий холод, словно в него прыснули ледяной водой. В горле вдруг страшно зазудело. Он плюнул, и вышла прежняя пилюля в том самом виде. Женщина подобрала ее и в сердцах вышла. Ши побежал за ней – ее уже и след простыл.

Ночью к Ши вернулась прежняя болезнь, он стал харкать кровью без конца и через полгода умер.

Мужик

Мужик полол под горой. Жена принесла ему в горшке поесть. Закусив, он поставил горшок с краю, на меже. К вечеру смотрит – оставшаяся в горшке каша вся съедена; и так не раз и не два. Недоумевая, мужик решил наблюдать получше, чтоб доглядеть, кто это делает.

Вот прибегает лисица, сует голову в горшок. Мужик с мотыгой в руке подкрадывается и хвать ее изо всей силы. Лисица в испуге пустилась наутек, но горшок сдавил ей голову, и она с большими мучениями старалась от него освободиться, но не могла. Мотаясь в остервенении, она треснула горшком о землю: тот разбился и упал, а она вытащила голову, увидела мужика и принялась бежать все быстрее и быстрее, перебежала через гору и исчезла.

Через несколько лет после этого по ту сторону горы в одной знатной семье девушка мучилась от привязавшегося к ней лисьего наваждения. Писали талисманы – не помогло, и лис говорил девушке:

– Что мне все эти ваши заклинания, написанные на бумаге?

А девушка притворялась и спрашивала его:

– Твоя божественная сила, конечно, очень велика, и, к счастью, мы с тобой в вечной дружбе. Вот только не понять мне, есть ли на свете что-нибудь, чего бы ты боялся.

– Я решительно ничего не боюсь, – отвечал лис. – Однако лет десять тому назад, когда я был по ту сторону горы, я как-то украдкой поел на полевой меже, и вдруг явился какой-то человек в широкой шляпе, с орудием, искривленным на конце, в руках – и чуть было меня не убил. До сих пор еще его боюсь.

Девушка рассказала отцу. Тот решил отыскать того, кого лис боится, но не знал, как того зовут и где он живет, да и спросить было не у кого. Затем как-то случилось, что слуга из этого дома зашел по делам в горную деревню и с кем-то заговорил об этом происшествии. Человек, стоявший у дороги, в сильном изумлении сказал:

– То, что вы рассказываете, совершенно похоже на то, что со мной в свое время случилось. Уж не тот ли это лис, которого я тогда прогнал, творит теперь наваждение?

Слуге это показалось странным. Он пришел домой и рассказал господам. Господин его пришел в восторг и велел ему сейчас же взять с собой лошадь и пригласить к ним мужика. Слуга с почтением обратился к мужику и изложил, о чем его просят.

– Что было, то, конечно, было, – смеялся тот. – Но ведь не обязательно, чтоб эта самая тварь у вас и поселилась. Да и то сказать: уж если она умеет так чудесно превращаться, то неужели она после этого испугается какого-то мужика?

Однако богатая семья настаивала и силой принудила мужика одеться в то самое платье, которое он носил тогда, когда ударил лиса.

Вот он вошел в комнату, поставил свою мотыгу на пол и закричал:

– Я тебя ищу каждый день и все не могу найти, а ты, оказывается, здесь укрываешься! Вот теперь мы встретились, и я решил тебя убить без всякого сожаления!

Как только мужик это проговорил, сейчас же послышался в комнате вой лиса. Мужик принял еще более грозный вид. Лис жалобно заговорил, прося оставить ему жизнь. Мужик кричал:

– Вон отсюда сейчас же! Тогда пропущу!

И девушка увидела лиса с опущенной головой, который юркнул как мышь и исчез.

С той поры в доме стало спокойно.

Студент Го и его учитель

Студент Го жил у восточных гор в нашем уезде. Он смолоду отличался любовью к ученью, но в глухой горной деревушке некому было его поправлять, и вот ему уже было за двадцать лет, а писал он с большими ошибками.

Давно уже в его доме терпели от лисьего наваждения. И платье и посуда часто куда-то пропадали, так что все были в постоянной тревоге и сильно горевали.

Однажды ночью студент сидел и занимался, положив книгу на стол. Лиса вдруг все измарала – черным-черно, так что в тех местах, где она особенно старалась, нельзя было уж разобрать ни строк, ни букв. Пришлось отобрать листы, оставшиеся еще сравнительно чистыми, сложить их и читать. Оказалось, из всей книги – всего-навсего шестьдесят или семьдесят отрывков. Брала досада и злость до глубины души, но делать было нечего.

Студент написал двадцать приблизительно сочинений на разные темы[9], нужные для экзамена, и готовился дать их на просмотр одному известному лицу. Утром он встает, смотрит, а его сочинения валяются по столу, словно на развале, перевернутые как попало и так густо измазанные тушью, что от написанного не осталось живого места. Досада Го была неописуема.

Как-то раз пришел по делам к ним в горы студент Ван. Он был в дружбе с Го и зашел его навестить. Увидел измаранные тетради, стал расспрашивать, и Го рассказал ему о всех своих мучениях, причем показал то, что еще осталось неизмаранным. Ван стал внимательно просматривать, и то, что осталось от вымарывания, по-видимому, содержало в себе все лучшее, как бы сказать, знаменитую «Летопись» Конфуция… А затем он стал пересматривать и измазанные тетради – там, по-видимому, было лишнее, сборное, вообще все, что можно бы выбросить.

– Знаешь что, – сказал он приятелю с изумлением, – в этой лисе есть смысл! Не только тебе нечего горевать, но именно ее-то и надо тебе сделать своим учителем!

Через несколько месяцев Го просмотрел свои старые сочинения и вдруг понял, что все измазанное было измазано правильно. Теперь он написал еще на две темы уже по-иному и положил на стол, чтобы посмотреть, какое с ними будет чудо. Наутро написанное опять оказалось измазанным. Прошел, однако, еще год – и тетради более не марались, только жирною тушью там и сям делались огромные круги[10], которыми пестрела вся страница.

Го страшно удивился, взял с собой тетради и пошел показать их Вану. Тот, посмотрев их, сказал:

– Лисица, брат, твой настоящий учитель. Эти прекрасные сочинения прямо-таки продавать можно!

Действительно, Го в этот самый год выдержал экзамены в уездном городе, и это привело его в умиление перед лисой, которой он теперь стал ставить курицу и кашу, предлагая ей вволю есть и пить. Каждый раз как он покупал в лавке сочинения известных авторов[11], то выбирал их не сам, а ждал окончательного решения лисы.

После этого он на двух экзаменах подряд оказался в первых именах, а затем и на крупном экзамене прошел во вторые кандидаты.

В это время сочинения господ Е и Мяо считались особенно тонкими и изящными по стилю. Их передавали из семьи в семью, и каждый их штудировал. У Го была рукописная копия этих сочинений, которой он страшно дорожил, как любимою вещью, и вдруг на нее вылилась чуть не целая чашка жирной туши, и все было так измазано, что не осталось ни буквы. Кроме того, он, подражая этим мастерам слова, сам написал кое-что, чем был приятно удовлетворен, – и все это было также измазано прямо волнами туши. С этих пор он уже мало-помалу перестал доверять лисе.

Через некоторое время сочинения Е в своей основной части были закончены и убраны, и Го начал понемногу уважать те, что видел раньше; однако всякий раз как он заканчивал какое-либо сочинение, то, как бы ни трудился, ни старался в горьком и благородно-простом усилии, его писания оказывались всегда зачеркнутыми. Сам он, ввиду того что неоднократно вырывал, так сказать, знамена из рук передовых бойцов, дух имел весьма гордый. И от всего этого он еще более стал разочаровываться в лисе, считая ее взбалмошной.

Желая испытать лису, он переписал то, что раньше было испещрено кругами жирной туши. Лиса все это измазала.

– Ну, ты и впрямь с ума сошла! Почему, в самом деле, вчера это хорошо, сегодня плохо?

Вслед за этим перестал ставить перед ней обед, взял учебные тетради и запер на замок в сундук. Наутро он заметил, что сундук закрыт и запечатан весьма основательно, но когда открыл, то увидел, что на обложке тетрадей намазано четыре черты толщиной больше пальца. В первом сочинении проведено пять таких черт, во втором тоже пять, а на остальных ничего. С этой поры лиса окончательно замерла.

Го на одном экзамене прошел четвертым, на двух других – пятым и понял, что эти черты были знамением ему, ибо в чертах был смысл.

Оживший Ван Лань

Ван Лань из Лицзиня скоропостижно умер. Янь-ван[12], пересмотрев дело о его смерти, нашел, что это произошло по ошибке одного из бесов, и велел взять Вана из ада и вернуть к жизни. Оказалось, однако, что труп Вана уже разложился. Бес, боясь наказания, стал говорить Вану:

– Быть человеком, стать нечистой силой – это мука. Быть нечистой силой, стать святым – это радость. Если это радость, то к чему обязательно рождаться к жизни?

Ван согласился, что это так.

– Здесь есть некая лисица, – продолжал бес, – у которой золотая красная ярь бессмертия[13] уже готова. Если украсть эту пилюлю и проглотить – душа не уйдет и жить можно долго. Ты только дай мне идти, куда я поведу, – все будет так, как тебе желательно. Хочешь ты или нет?

Ван согласился, и бес повел его.

Вошли они в высокий дворец. Видят – высятся большие здания, но томительно-грустно и пустынно. Какая-то лисица сидит под луной, подняв голову кверху и смотря в пространство. Выдохнет – и какой-то шарик выходит изо рта, и взвивается вверх, и там влетает в середину луны. Вдохнет – и он падает обратно. Поймает его ртом и опять выдохнет… И так до бесконечности. Бес подкрался и стал выслеживать, поместившись у нее сбоку. Дождался, когда она выплюнула шарик, быстро схватил его в руку и дал Вану проглотить. Лисица испугалась и с грозным видом обернулась к бесу, но, увидев, что тут двое, побоялась, что ей не справиться, и, разъяренная досадой, убежала. Ван простился с бесом и пошел домой.

Когда он пришел домой, то жена и дети, увидев его, испугались и попятились. Ван, однако, все рассказал, и они стали мало-помалу сходиться. Ван стал спать и жить по-прежнему. Его приятель Чжан, услыхав про все это, пришел проведать. Свиделись, разговорились о здоровье и других делах.

– Мы с тобой были всегда бедны, – говорил Ван Чжану. – А теперь у меня есть секрет – можно им добыть себе богатство. Пойдешь со мной, куда я пойду?

Чжан нерешительно соглашался.

– Я могу лечить без лекарства, – продолжал Ван. – Решать будущее без гаданья. Я хотел бы принять свой вид, но боюсь, что те, кто меня знает, испугаются меня как наваждения. С тобой я пойду и при тебе буду. Согласен?

Чжан опять сказал «да», и они в тот же день собрались и пошли.

Пришли они к границе губернии Шаньси. Там в одном богатом доме вдруг захворала девушка, перестала видеть и погрузилась в обморок. Пичкали ее всеми лекарствами, служили всякие молебны – словом, все испробовали, что было можно. В это время Чжан пришел в дом и стал хвастаться своим искусством. У богатого старика она была единственная дочь, он ею дорожил и любил ее, говоря, что тому, кто сможет ее излечить, он даст в награду тысячу ланов. Чжан просил разрешения посмотреть девушку и в сопровождении старика вошел в комнату. Видит: она лежит в забытьи. Открыл одеяло, пощупал тело. Девица в полном обмороке, ничего не чувствовала. Ван шептал Чжану:

– Ее душа ушла. Пойду поищу ее.

– Хотя и опасна болезнь, – заявил Чжан старику, – однако спасти можно.

Старик спросил, какое здесь нужно лекарство, но Чжан ответил, что никакого лекарства не нужно.

– Душа барышни, – говорил он, – ушла куда-то в другие места, и я уже послал духа искать ее.

Часа так через два вдруг появился Ван и сказал, что нашел душу. Тогда Чжан еще раз попросил у старика позволения войти. Опять пощупал, и сейчас же девица стала потягиваться, и глаза ее открылись. Старик очень обрадовался, стал ласково ее расспрашивать.

– Я играла в саду, – рассказывала девушка, – и вдруг вижу: какой-то юноша с самострелом в руке стреляет в птицу. Несколько человек ведут прекрасных коней и идут за ним. Я хотела сейчас же убежать, но мне нагло загородили дорогу. Юноша дал мне лук и велел стрелять. Я застыдилась и закричала на него, но он сейчас же схватил меня и посадил на лошадь, сел со мной, и мы поскакали. «Я люблю с тобой играть, – говорил он мне, – не стыдись!» Через несколько верст мы въехали в горы. Я сидела на коне, кричала и бранилась, юноша рассердился и столкнул меня так, что я упала у дороги. Хотела идти домой, но не знала куда. Но вот идет какой-то человек, берет меня за руку, и мы быстро мчимся, словно скачем на коне… И в мгновенье ока мы дома. Все это произошло быстро, словно во сне, от которого просыпаюсь.

Старик боготворил Чжана и действительно подарил ему тысячу ланов. Ван ночью решил с Чжаном так: они оставят двести ланов на путевые расходы, а все остальное Чжан унесет, постучится к Вану в ворота и передаст деньги его сыну, веля при этом послать триста ланов в подарок Чжанам. Затем он вернется.

На следующий день Чжан пошел прощаться со стариком, но и не взглянул даже, где лежат деньги, чему тот еще более удивился и проводил его с самым большим почетом.

Через несколько дней Чжан встретил на окраине города своего земляка Хэ Цая. Цай пил и играл, не занимаясь трудом, и был до смешного беден, словно нищий. Услыша, что Чжан добыл секрет, которым загребает деньги без числа, побежал и отыскал его. Ван стал советовать дать ему поменьше и отправить обратно. Но Цай не исправил своего прежнего образа жизни и в какие-нибудь десять дней все промотал до конца. Хотел опять идти искать Чжана, но Ван уже об этом знал и говорил Чжану:

– Цай – сумасшедший наглец, с ним жить нельзя. Нужно сунуть ему что-нибудь – и пусть убирается. Все-таки меньше будет беды от его поведения.

Через день Цай действительно явился и стал жить у Чжана против его воли.

– Я знал, конечно, что ты снова придешь, – говорил ему Чжан. – Если целые дни проводишь в пьянстве и картеже, то и тысяча ланов не смогут наполнить бездонную дыру. Вот если ты серьезно исправишься, я тебе подарю сотню ланов.

Цай изъявил согласие. Чжан отсыпал ему деньги, и тот ушел.

Теперь, с сотней в кармане, Цай стал играть еще азартнее, да к тому же связался со скверной компанией и стал мотать и сыпать деньги, словно пыль. Сторож в городе, заподозрив неладное, задержал его и представил в управление, где его пребольно отдубасили, и он рассказал всю правду о том, откуда взялись эти деньги. Тогда его послали под конвоем, чтобы арестовать Чжана, но через несколько дней раны его стали болеть, и он по дороге умер.

Однако его душа не забыла Чжана и опять пристала к нему – встретилась, значит, с Ваном. Однажды они собрались и пили вместе у какого-то холма, одетого туманом. Цай напился страшно и стал орать как сумасшедший. Ван пробовал его остановить, но тот не слушал. Как раз в это время проезжал местный цензор. Услышал, что кто-то кричит, велел искать. Нашли Чжана, который в испуге рассказал все по правде. Цензор рассердился, велел дать ему палок и послал с бляхой к духу. Ночью ему явился во сне человек в золотых латах и заявил следующее:

– Дознано, что Ван Лань умер без вины, а теперь является блаженным бесом. Леченье – милосердное искусство. Нельзя узаконивать его силой бесовщины. Сегодня я получил приказание Владыки вручить ему титул вестника чистого дао. Хэ Цай подл и развратен. Он уже казнится, скрытый в горе Железной Ограды[14]. Чжан невинен, его надо простить.

Цензор проснулся и подивился сну. Отпустил Чжана, который собрал свои пожитки и вернулся на родину. У него в мошне оказалось несколько сот ланов, из которых он половину почтительно передал семье Вана, и ей эти деньги принесли богатство.

Тот, кто заведует образованием

Некий учитель был сильно глух, но дружил с лисой, которую слышал, даже когда она шептала. Всякий раз, как он представлялся начальству, то брал с собой лису, и никто не знал, что он на ухо туг.

Через пять-шесть лет лиса простилась и ушла, наказав ему:

– Вы словно истукан! Стоит сыграть с вами злую шутку, и все пять ваших чинов слетят. Вместо того чтобы по глухоте своей проштрафиться, не лучше ль было бы вам пораньше уйти со службы, оставшись на высоте?

Учитель любил деньги и не сумел последовать этим словам. Ответы его стали часто весьма странны, и инспектор просил разрешения прогнать его, но он умолил начальника, который ласково уговорил инспектора этого не делать.

Однажды учитель был на государственном литературном экзамене. Когда кончили выкликать учеников, инспектор удалился к себе и сел обедать вместе с преподавателями. Все преподаватели лезли в книжные сумки и делали инспектору подношения, чтобы при его посредстве выхлопотать себе дальнейшее продвижение по службе. Наконец инспектор с улыбкой обращается к нашему учителю:

– Почтенный педагог, почему же вы один ничего не подаете?

Учитель растерянно смотрел, не расслышав. Сосед его по столу толкнул его локтем и рукой полез в сумку, чтобы показать, в чем дело. Учитель как раз только что взял с собой по поручению одной своей родственницы известный суррогат-секрет супружеской спальни, чтобы продать его, и спрятал его в сумку. Куда бы он ни приходил, всюду и всем предлагал эту штуку купить. Видя, что инспектор улыбается, он решил, что ему требуется эта вещь, и с поклоном, весь согнувшись, ответил:

– Самые лучшие, позвольте заметить, на восемь цяней[15], а уж этот ваш покорнейший слуга не смеет вам поднести.

Весь стол фыркал. Инспектор велел вывести учителя и лишил его должности.

Послесловие рассказчика

Область Пинъюань в древности одна ничего не имела представить[16]. Да, ее князь был словно скала среди течения! А здесь инспектор – и вдруг требует себе подношений. Конечно, ему нужно было поднести как раз это самое. А человека за это, изволите видеть, увольняют. Что за несправедливость!

Плотник Фэн

Генерал Чжоу Юдэ, желая перестроить заново чей-то старый дворец под свое министерство, начал набирать рабочих. Плотнику Фэн Мин-хуаню пришлось спать на постройке. Только что он стал укладываться на ночь, как вдруг видит, что оклеенное бумагой окно[17] наполовину приоткрылось и луна светла, словно это день, не ночь. В отдалении, за окном, виден был невысокий забор, а на заборе красный петух. Фэн уставился на него, и в это время петух слетел наземь.

Вдруг какая-то молодая девушка подошла, просунулась наполовину в окно и поглядела на Фэна. Он решил, что ее захороводил кто-нибудь из товарищей, и стал тихо прислушиваться, но все уже крепко спали. И сердце его, объятое своевольной мечтой, стало сжиматься: в него закралась надежда, что дева ошибется и придет к нему. Вскоре она действительно влезла в окно и прямо прошла в его объятия. Фэн, полный радости, молчал, не говоря ни слова… Когда наслаждение кончилось, дева ушла также в окно. Но с этой поры она стала приходить каждую ночь. Сначала плотник все еще не говорил, кто он, но потом однажды решился открыто заявить ей это.

– Я и не ошиблась, – отвечала ему дева, – когда к тебе пришла. Нет, я отдалась тебе сознательно и с уважением.

И любовь их с каждым днем становилась все крепче. Затем работы кончились, и Фэн решил идти домой. Дева уже ждала его в поле. Деревня, где жил Фэн, от города была совсем недалеко, и дева пошла за ним. Но когда она вошла в дом плотника, никто из семьи Фэна ее не видел, и Фэн теперь только понял, что она не человек.

Прошло несколько месяцев. Его силы стали падать и падать, и это вызвало в нем страх за жизнь. Он пригласил мага, чтобы тот своим заклятием задавил и изгнал нечистую силу, но из этого ничего не вышло.

Однажды ночью явилась дева в роскошном наряде.

– Всякая связь в этом мире имеет свой определенный счет дней, – заявила ему она. – Раз суждено ей быть, то гони ее – не прогонишь. Если ей положено прекратиться, то хоть держись обеими руками – не удержишь. Сегодня я с тобой прощусь.

И ушла.

Студент-пьяница Цинь

Студент Цинь из Лайчжоу сделал настойку из трав и по ошибке положил туда яду. Вылить вино было выше его сил; он запечатал жбан и поставил стоять.

Через год как-то ночью ему захотелось пить, а вина нельзя было нигде достать. Вдруг он вспомнил про спрятанную настойку. Сорвал печать, понюхал: аромат замечательный, ударяет в нос до умопомрачения, кишки зудят, слюна так и бежит… Не мог справиться с собой, взял чарку и хотел попробовать. Жена предостерегала и усердно упрашивала его не делать этого, но студент только смеялся.

– Попить всласть и умереть – куда лучше, чем умереть от мучительной жажды.

Выпил чарку, нагнул жбан и налил еще. Жена встала и разбила жбан. Вино растеклось по всему полу. Студент припал к земле и стал пить, словно корова. Вскоре в кишках начались боли, рот сомкнулся. Ночью он умер. Жена с плачем и причитаниями стала готовить гроб и уже положила его туда, но на следующую ночь явилась в дом какая-то красивая женщина ростом не более трех футов и прямо пошла к месту, где стоял гроб. Взяла воды из чашки, попрыскала на покойника, и тот разом ожил.