Булавка. Сборник юмористических рассказов

– Учебный отдел?

– Да. Что вы хотели? – подняла глаза коллега пенсионных лет – Хомячиха.

– Дипломчик приобрести.

– Как это, приобрести? Вы хотите записаться на курсы? – уточнила Хомячиха.

– Нет, понимаете, я устроился на новую работу, учиться мне некогда, поэтому я хочу купить у вас корочку.

От такой наглости Хомячиха раздулась и стала похожа на рыбу-ежа.

– Да вы как можете такое говорить! Здесь, между прочим, – государственное учреждение. И мы не приторговываем дипломами государственного образца! Записывайтесь на курсы выходного дня и получайте диплом как положено!

Молодой человек вздохнул, ещё раз оглядел Наденьку и выскользнул назад – в коридор. Но через секунду дверь отворилась, «сынок» поманил Наденьку рукой.

– Надя! Выйдите, пожалуйста, на минуточку.

Наденька удивлённо взглянула на молодого человека, встала из-за стола и медленным шагом, выставляя ноги по прямой линии, покинула учебный отдел.

Молодой человек, стараясь не встречаться глазами со старой калошей, прикрыл дверь и схватил женщину-ягодку за руку.

– Надя! Мне кажется, мы с вами познакомились года два назад.

– Вы ошибаетесь. Я вас не знаю, – вытаращилась Наденька своими карими бомбочками, поражающими цель.

Юноша заскреб рукой в затылке, подбирая слова.

– Нет. Всё же это вы. Подождите минутку, – вытащил толстую записную книжку и начал её судорожно перелистывать.

Наденька краем глаза заглянула, что там? На каждой странице были записаны имена девушек тире тётенек, с номерами телефонов: Галя 185-86-78, Таня 243-56-28, Мила 441-31-90 и так далее. На одной из страничек мелькнуло имя Надя.

– Он, – ткнул пальцем в листок юноша. – Ваш телефон?

– Не мой, – засмеялась Наденька.

– Нет – ваш, я же точно помню, что года два назад познакомился с вами на улице.

У Наденьки бывали случаи, когда к ней подходили незнакомые мужчины с целью познакомиться, и она частенько, чтобы отвязаться от назойливых поклонников, давала им вымышленные телефоны либо обещала: «Я позвоню сама». Однако этого «малыша» Наденька, увы, не помнила. Он явно был мужчина не её мечты, и для такого вывода вполне достаточным оказалось взглянуть в блёклые узкие голубые глаза парня.

Пока Наденька размышляла, напористый ухажёр крепко взял её за верхнюю часть руки ближе к груди и как-то странно запыхтел.

– Маньяк! – ужаснулась Наденька и начала резко выворачиваться из цепкой клешни.

– Мне работать пора. До свидания, молодой человек, – но тот её не отпускал.

– Наверное, вы причёску сменили? – бледный спирохетный хлыщ пытался зацепиться за соломинку.

– Причёску я меняла за последние два года несколько раз, и цвет волос – тоже. Ауфидерзейн! – вывернулась Наденька и решительно открыла дверь комнаты.

– Куда же вы, Надя? Что вы делаете после работы? Я буду ждать вас вечером.

– Ну уж нет, – вспылила Наденька, подумав про себя, – мороженая репа и та краше.

В отделе её встретил испытующий взгляд пенсионерки.

– О чём говорили?

– О любви, – отрезала Наденька, думая о том, какой красивый, умный, чуткий у неё муж. Не маньячит на улицах, потому что делом занят.

Ей ужасно захотелось выйти покурить, останавливало лишь то, что в коридоре мог бродить озабоченный самец, любящий женщин постарше себя. Пересидела в комнате минут десять, желание курить разжигало всё сильнее. Встала со стула, кошачьим шагом вышла в коридор, огляделась: вроде никого нет, только дверь в мужском туалете почему-то была приоткрыта.

Ничего не подозревающий директор регионального центра переподготовки вовсе не случайно зашёл на третий этаж. У него, директора, были переговоры с вышестоящим руководством, и всё прошло не очень успешно. Уединившись, он быстренько настраивал себя на рабочий лад н уже в довольно спокойном состоянии мыл руки, когда за спиной почувствовал какое-то шевеление. В приоткрытую дверную щель на него, удивлённо расширив карие глаза, внимательно смотрела Надежда Николаевна из учебного отдела.

Директор онемел: «Вуайеристка! Подглядывает за мужиками в уборной! Кто бы мог подумать?! Вот что бабы вытворяют в ягодном возрасте!», но тем не менее вежливо кивнул Наденьке.

Ежу понятно, она сама от себя такого не ожидала, но… Но уж очень боялась, что бледнокожий альфонс, подстерегая свою жертву, прячется именно в мужском туалете. Чтобы кто-нибудь ненароком не увидел столь пикантную сцену, директор учтиво, но требовательно попросил:

– Надежда Николаевна! Отойдите от двери. Идите в отдел, мне нужно получить у вас дипломы для моих студентов. Группа заканчивает курс обучения.

Не глядя на раздражённого директора, пунцовая Наденька смущённо прикрыла дверь и опрометью кинулась на лестничную площадку, где с тоской зажгла сигарету: «Уж климакс на носу, а счастья всё нет и нет».

Замуж невтерпеж

Объявление: «Для свадьбы! Генерал, адмирал, маршал авиации с усами. Имеются также свадебный солдат, прапорщик-балагур».

Ирочка собралась замуж. Приехала с женихом к своим родителям и радостно сообщила ближайшим кровным родственникам о намерении в ближайшем будущем свить собственное гнездо, вылететь из родительского и поселиться в отдельном двухместном. И давай тараторить: «Свадьба состоится через полтора месяца, заявление подано, надо бы познакомиться с родителями жениха». Сценарий разговора развернулся приблизительно в таком ключе: «Вчера в семействе Букиных состоялся серьёзный разговор между отцом и дочерью. Разговор был коротким, броски – точными и красивыми».

Сказать, что родители были потрясены, – это ничего не сказать! Разумеется, они морально готовились, что после окончания института доченька займётся поисками достойного рыцаря своей судьбы, но что это произойдёт так быстро, семья не ожидала. А посему сказали дочке, пока жених курил на лестнице: «Времени нет, деньги мы, конечно, откладывали, но хватит ли? И какую ты свадьбу хочешь доченька?»

Зардевшись, Ирочка ответила: «Платье только покупное, свадьба в ресторане, два «Линкольна» (и чтобы по всей Москве в них катали), туфли, подвязки, кольца и чтоб тамада был весёлый. И новость у нас для вас. Мы с женихом купили щеночка американского стаффордширского терьера – девочку, потому как собачку хотим.

Охнула мама, схватился за голову отец.

– Доченька, родная, зачем же ещё собачку? Да такую неспокойную. Про них ведь вон чего пишут-то?

Дочка стояла на своём.

– Фи… Какие вы! Животных не любите. Собачка хорошая, добрая, весёлая, не в пример вам, и радуется мне больше, чем вы сейчас сидите с мокрыми носами. Живёт собачка на территории жениха. Мы хотим, чтобы у нас полная семья была, как у других. Или внуков сразу захотели?

– А что, уже внуки намечаются? – всплеснули руками родители.

Оказывается, припугнула их дочка. Внуки намечаются, но не сразу. Делать нечего. Сели родители вечером думу думать да деньги считать. Разложили на столе – мало денег, а дочка венчания требует, и слышится им голос батюшки: «Венчаются раба Божия Ирина и страх Господень Дмитрий…»

Утром следующего дня закипела подготовка к свадьбе. Пока папа на работе, мама в интернете торчит целый день, подыскивает аксессуары, а дочка только позванивает да спрашивает: «Салоны нашла? Машины где заказывать будем? За платьем куда едем? Быстрее надо, не успеем».

Матушка чуть не плачет.

– Дочка, ты бы сама посмотрела, поехали вечером в магазин.

– Я не могу, я у жениха буду, там собачка у нас, мы с ней гуляем, – отвечает дочка.

Мучаются дома родители, меж собой все переругались, у них у самих на носу серебряная свадьба, а доченька всё задачки подкидывает.

– Видите ли, мама с папой, – говорит, – родители жениха не хотят «Линкольны», они хотят две «Чайки» заказать, но я на «Чайках» не поеду, они старомодные.

– Ладно, ладно, – собрался с духом отец. – Закажем «Линкольны», одна ты у нас, любименькая. Что ж, разве моя красавица и «Линкольна» не достойна?

Взял шкатулку, отложил кучку денег на «Линкольны».

Познакомились с родителями жениха. Намекнули, что, мол, помогите на машины собрать деньги. Чай, один раз свадьба в жизни бывает, но родители жениха не спешили с помощью.

– Может, у вас и один раз свадьба будет, а наш сын ещё сотню таких Ирочек найдет. Обойдутся молодые и подешевле – «Чайками».

Хотел их папа невесты турманами из квартиры запустить, да опомнился, не простит дочка. Скрепился.

– Ладно, машины, платье и всё что на деве надето будет – оплатим. Помогите с рестораном да с кольцами.

Поглядели родители жениха внимательно на будущих родственников и такой ответ дали.

– Слишком шикарно ресторан снимать, кафе обойдутся.

Не выдержал отец невесты, вот и брякнул.

– Вы ещё Чебуречную закажите!

Хмыкнули в ответ родители жениха. Согласились дать сумму на «Чебуречную», а остальное – оплачивайте сами: раз «Линкольны» есть на что заказывать, то и ресторанчик снимете.

Вспомнил папа невесты перефразированную поговорку русскую: «Семь раз об дверь, один раз – об рельс», сдержался, но какой-то красный стал и почему-то руками начал предметы на столе перебирать. И глаза у него дьявольским огнём загорелись. Сидит и полыхает взглядом, огнём дыры в стене прожигает. Вот-вот предметы начнёт взглядом двигать. Кое-как разошлись мирно в тот день, не переубивали друг друга, и то слава Богу.

На другой день в салон поехали платье выбирать. Долго вертели платья, будущая невеста самое дорогое выбрала, потом – туфли, фату, подвязки, перчатки, осталось с рестораном решить. Про центральные уже забыли. Стали подыскивать попроще. Нашли. Стали гостей подсчитывать. Сорк пять едоков насчитали.

Плачет дедка, плачет бабка, а дочка не унимается.

– А кто нас веселить будет? Где тамада? А кто зал украшать будет? Ну-ка, давайте, шевелитесь.

Взъярился тут отец.

– Может, тебе и свадебного генерала за стол посадить, чтоб как у людей.

– Нет, – говорит дочка, – генерала не надо, а тамаду я одного присмотрела. У подруги моей был на свадьбе. Сергей Алябьев.

– Ба… – съехидничала мама, – уж не тот ли Алябьев, что в позапрошлом веке написал романс «Соловей, мой соловей!»

Подобрали тамаду. Разделись родители до последней нитки. Надо бы и себе платье да костюм купить, а уж и не что: в долгах, как в шелках. А тут новая незадача.

– Мам, пап, помогите! Щеночек линолеум на кухне до бетона съел. Сватья ругаются, выгнать хотят. Может, у себя пока подержите?

Плачет матушка, плачет батюшка: «Что же за дети у нас такие? Остаётся только купить гирю, верёвку и тазик с цементом».

В назначенный день прекрасная дева вышла замуж за суженого-ряженого. Шикарная свадьба, белые «Линкольны». В ресторане хлеб-соль молодым подавали мама невесты в стареньком платье и папа в замызганном костюме. Веселились от души сватья да гости. Щеночка привезли, пожалели его родители Ирины, забрали себе. И всё у молодых хорошо. Молодость, знаете ли!

Четыре гроба и одна урна

У Геннадия Николаевича померла тётка. Хоронить её некому, близких родственников не осталось, так как много лет она жила одна. Пережила мужа, сына и почила в сто три года. А так как тётка обладала сварливым характером, друзей у неё тоже не было, единственный же из родни он – племянник, которому и самому уже стукнуло восемьдесят два года. Навещал её Геннадий Николаевич редко, ухаживали за старушкой специалисты службы опеки. Оттуда ему и позвонили, сообщив печальную новость.

Одиноким остался и Геннадий Николаевич, пережив жену на десять с лишним лет, и вот теперь ему предстояло отправить в последний путь Нину Петровну. И задался Геннадий Николаевич вопросом, куда Нину Петровну захоронить? Решил в фамильную могилу к тёще с тестем, тёщиной матушке и жене. Пусть вся родня рядышком лежит. Сроку три дня, звать на похороны некого, придётся всё делать самому.

Ранним утром Геннадий Николаевич позавтракал, умылся, побрился, надел старый твидовый костюм из прошлого века, достал документы на фамильное захоронение, заехал домой к Нине Петровне, нашёл её паспорт и отправился в городскую ритуальную службу.

Встретили его ласково, проводили в кабинет к работнику ритуальной службы, усадили на мягкий диван, обитый чёрной кожей.

– Максим Терентьевич, – представился крупный пожилой мужчина, который, похоже, подрабатывал на пенсии. – Ну-с… С кем имею честь? Представьтесь, пожалуйста.

– Геннадий Николаевич Мазеев. У меня к вам вот какой вопрос. Могу ли я захоронить мою тётку Нину Петровну Брылёву в фамильное захоронение моей жены?

– Сейчас посмотрим. Давайте-ка ваши документы, – протянул руку Максим Терентьевич. – Так-так-так… У вас на двух метрах четыре покойника: Папанина Катерина Матвеевна, Королёв Савелий Никифорович, Королёва Евдокия Павловна, Мазеева Октябрина Савельевна. Родственное захоронение. Ну-с… Посмотрим, все ли они приходятся друг другу родственниками? Вижу-вижу. Бабушка, дочка с зятем и внучка. Стало быть, не можете!

– Почему? – начал кипятиться Геннадий Николаевич?

– Больше четырёх гробов на одном участке захоранивать не положено. У нас лимиты, и их устанавливает не только Правительство Москвы, но и высшие силы. Вы поймите, любезный, души обитают не только в невидимом эфире, но и в матушке-земле. Вы хотите, чтобы душе вашей тёти было тесно, как в Московском метрополитене в часы пик?

– Вы неправы, – поправил на носу запотевшие роговые очки Геннадий Николаевич. – Тётку я кремирую. Судя по моим знаниям об объёме и площади усыпальницы, я говорю о гробах и урнах, в родовом захоронении можно похоронить, как минимум, восемь человек. К примеру, в один гроб легко войдут четыре урны.

– А памятник? – отёр лысину платком Максим Терентьевич. – Как вы будете ставить памятник? Места-то маловато? Или это вы тоже рассчитали?

– Рассчитал легко, – парировал Геннадий Николаевич, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки. ― Памятник может быть не широким, а высоким! На него можно сколько угодно фамилий записать. Он же чем выше, тем ближе к Богу.

– Незаконно, – отрезал Максим Терентьевич. – Могу ещё вам один способ захоронения подсказать. Вы что-нибудь слышали про «стратосферные похороны».

– Это что ещё такое? – подивился Геннадий Николаевич.

– Развеять прах усопшего в космосе. Сначала покойника кремируют, потом пепел складывают в метеозонд, наполненный гелием, он улетает в стратосферу и развеивает прах. Удовольствие дорогое, но качественное. В космосе похоронен американский астроном Клайд Томбо, открывший планету Плутон. Родственников приглашают на место пуска, дабы они могли попрощаться с останками покойного, прежде чем их отправят в космос. Церемонию записывают и отдают им диск на память.

– И много покойников летает в стратосфере? – протёр окончательно запотевшие очки Геннадий Николаевич. – Похоронных дел мастера не унывают. Не посыпались бы усопшие родственники нам на головы. Я бы и рад запустить Нину Петровну в космос, но у меня таких денег – нет. Давайте лучше посчитаем остальные услуги, и не вздумайте меня обманывать, я – отличный счетовод.

– А кем вы были по специальности? Подсчитываете всё и всех.

– Математиком, – ответил Геннадий Николаевич. – Два высших образования – Бауманка и МГУ, большой опыт работы в техническом бюро на военном заводе «Сигнал». Подработка преподавателем математики и физики на вечерних курсах для абитуриентов.

– Ну и ну! – подскочил на стуле Максим Терентьевич. – Я ведь, батенька, тоже большую часть своей жизни проработал на этом же заводе. Занимался выпуском плат к изделиям военного назначения для оборонной промышленности, был начальником большого отдела, а вы, стало быть, занимались техническими условиями? Мы с вами в разных корпусах обитали. Завод-то наш большой был! Я, между прочим, кандидат технических наук. Сюда пришёл, когда наш завод распустили. Друг помог устроиться. Вот как бывает-то! С тёткой я вам помогу. Если сильно не кричать, то спокойно можно её в урне закопать на вашем фамильном участке. Подойдите в администрацию кладбища, оплатите землекопам, и они всё сделают, как надо. У меня скоро обеденный перерыв, пойдёмте-ка в кафе посидим, нам есть о чём поговорить. А помните нашего директора Камова? Человечище был! А его секретаршу Лилечку? Весь завод по ней с ума сходил.

Настоящая дружба, как и настоящая любовь, – явление редкое, но дружба порой объединяет даже сильнее, чем любовь. Так и подружились старый математик и старый радиоинженер.

Любовь до гроба, дураки – оба

Шестьдесят пять не возраст. Любви все возрасты покорны. Пётр Никитич собрался в театр на спектакль, в котором играет его дочь от третьего брака. Всего у Петра Никитича трое детей от трёх жён. Один сын – от брака с неудавшейся актрисой, второй – от брака с художницей, дочка – от последнего, теперь уже развалившегося брака.

В последнее время они с женой совсем перестали понимать друг друга. Супруга не работала – была домохозяйкой, а в последние два года её и вообще, словно подменили. Стала много выпивать, курить как паровоз, а главное, грубо разговаривать с заслуженным скульптором, и ведь не глупая она. Неувязочка была в интимных отношениях по причине того, что Пётр Никитич был старше супруги на двадцать лет. Придёт вечером домой из мастерской после занятий с учениками и слышит с порога.

– Пришёл старый хрыч! Миску ставить или у телевизора ляжешь?

Кусок в горло не лезет или перед выборами в прошлом году прицепилась: «Пойдёшь голосовать или лень ползти?», и обозвала его старым козлом, тогда они поссорились на неделю. А в последнее время и вовсе разговаривали исключительно нелитературными оборотами. Хотя бы дочери постеснялась. Дочь тоже хороша, весной закончила учёбу, привела в дом жениха двухметрового роста и устроилась на работу в театр, поэтому её частенько дома не бывает. В итоге в их маленькой двушке образовалось две семьи. В одной комнате – дочка с огромным мужиком, в другой – он со своей любимой. За стенкой охи-ахи всю ночь, а у них в комнате мат-перемат. Так и мучился бы Пётр Никитич, если бы не случай.

Шёл, как-то не торопясь домой из мастерской. Куда спешить-то? Увидел соседку, что этажом ниже жила. Она стояла над лежащей на асфальте дворнягой, и такое было у неё доброе лицо, жалостливое, что Пётр Никитич даже приостановился.

– Виктория Сергеевна, добрый вечер! Что это вы над собакой склонились? Помочь чем?

– Здравствуйте, Пётр Никитич. Да вот… собаку машиной сбило, хочу её в ветеринарную клинику отвезти, жалко её. Может поможете до машины её донести?

Пёс был крупным, а Виктория Сергеевна такая маленькая, пухленькая, хорошенькая, что-то кольнуло у него в груди. Пётр Никитич схватил пса на руки и понёс за Викторией Сергеевной на автостоянку. Пока они укладывали пса на заднее сиденье машины, он издох. Глаза Виктории Сергеевны наполнились слезами.

– Похоронить его надо бы по-людски. Поеду за МКАД, вот только лопату надо у сторожа гаража попросить.

Пётр Никитич тут же решил ехать с Викторией Сергеевной. А что? Дома его не сильно ждут. В последний раз жена ему брякнула: «Ты, Никитич, старый, скоро помрёшь, мне надобно учиться одной жить», помирать он вовсе не собирался, но на жену обиделся. Чего ему торопиться?

Побежал к сторожу стоянки, выпросил лопату на пару-тройку часов, и они покатили с Викторией Сергеевной в ближайший лесопарк.

В машине Пётр Никитич любовался соседкой. За рулём она сидела прямая, строгая, машину вела ровно, аккуратно, тормозила плавно, и так уютно и хорошо стало Никитичу, что он и совсем вылезать из машины не хотел. Пса похоронили, поехали домой и Виктория Сергеевна пригласила Петра Никитича на чашечку чая, хотя время уже приближалось к полуночи.

Дома у Виктории Сергеевны было тихо, уютно и спокойно. Старинная дубовая мебель, красивый абажур над столом, китайское покрывало на кровати, старинные чашки, в углу комнаты компьютер. Виктория Сергеевна работала переводчиком на дому. Пётр Никитич пил чай до двух ночи. Когда вернулся домой, жена пылала яростью.

– Ты где был старый развратник? По бабам пошёл!

Петру Никитичу спать не хотелось. Он молча вышел из комнаты и пошёл на кухню, где в это время будущий зять в одиночестве пил грузинское вино. Пётр Никитич заметил зятю, что настоящие мужчины вино не пьют и отправил его за водкой. До самого утра пил горькую. Идти в волшебную кровать к благоверной ему не хотелось. Когда ближе к утру она заявилась на кухню, Никитич выставил вперёд двухметрового зятя и сказал, что у них мужской разговор. Жена влепила ему пощёчину.

Наступило лето. Виктория Сергеевна уехала на дачу, а Пётр Никитич напросился к ней в гости. Два месяца провёл, как в раю. Маленький уютный деревенский домик, грядки, долгие разговоры по вечерам. Когда вернулся в Москву, у порога стояли два чемодана с его вещами. Он всё понял, подхватил чемоданы, молча съехал жить в свою мастерскую.

Всё бы ничего, но наступала осень, а мастерская не отапливалась. Пётр Никитич купил несколько обогревателей, пытаясь хоть как-то согреться. Его грызла тоска. Виктория Сергеевна к себе жить не пускала, а значит, надо было продолжать процесс ухаживания. А тут дочь позвонила, пригласила на премьеру спектакля. Пётр Никитич тут же перезвонил Виктории Сергеевне и пригласил её на совместный выход в свет. Она согласилась и вечером за ним заехала на машине.

В театре Пётр Никитич сидел на почётном первом ряду. Спектакль был молодежным, с огромной массовкой. Пётр Никитич долго искал в толпе массовки дочку, но так и не нашёл по причине того, что лица актеров были раскрашены до неузнаваемости. Оркестр гремел как из Иерихона, главный герой был молод, прыщав и гнусав. Добила Петра Никитича сцена с грязью, когда в декорациях приоткрылись отверстия и главную героиню, включая массовку, обдали несколько струй коричневой жидкости, и эту жижу массовка начала под музыку размазывать друг по другу. На сцене в луже бесновалась куча грязных оборванцев. Пётр Никитич окончательно потерял надежду отыскать дочь, с ужасом думая, что вся эта грязь, не дай Бог, утечет со сцены и выльется ему под калоши. Хорошо было только от того, что здесь в театре, после мастерской было тепло и сухо. Глаза его прикрылись, очки съехали на нос, и он задремал. Однако вскоре опомнился, встрепенулся, повернулся к Виктории Сергеевне.

– Спектакль дерьмо, а ноги в тепле.

Виктория Сергеевна застыла в задумчивости: «Брать или не брать?», вот в чем вопрос.

Вишня

Каждый год в конце лета пенсионер Владимир Васильевич помогал жене собирать урожай. Вот и в этот раз жена попросила его обобрать деревья с вишней, она собиралась закатать на зиму дюжину банок с вишнёвым компотом.

Владимир Васильевич взял корзинку, зашёл в сарай к курам, там была припрятана чекушечка. Закусывая вкусную водочку, подкрепился луковицей с грядки да и отправился выполнять указания благоверной.

Быстро собрав ягодки с низкорослых деревьев, Владимир Васильевич пригляделся к большой вишне, на которой по закону подлости висело огромное количество ягод, а самые крупные, светя ярко-малиновыми боками, весело покачивались на самой макушке разлапистого древа. Обойдя его вокруг, сборщик ягод пошёл за высокой стремянкой.

Шпицеобразная собачка Владимира Васильевича по кличке Вильма везде следовала за своим хозяином. Поэтому, когда он подтащил стремянку к дереву, Вильма, схватив хозяина за брючину, зашлась дурным лаем: «Куда лезешь, старый дурень?! Убьёшься…». Почти как в песне: «Поспели вишни в саду у дяди Вовы, а вместо вишен один весёлый смех».

И до того надоела Владимиру Васильевичу его питомица со своими приставаниями, что он решил её привязать рядом с деревом. Нашёл на участке чугунную тумбочку размером с Вильму, кряхтя подтащил собачонку, и посадил её на верёвку, накрепко привязав конец оной к чугунному держателю этаких зловредных четверолапых. Убедившись, что лающая вредина надёжно зафиксирована, установил стремянку, взял корзинку и полез на макушку древа испытания. Первую партию щедрых даров природы собрал быстро и ловко. Спустился, высыпал спелые ягоды в тазик и полез за второй порцией.

Внимательно следя за перемещениями хозяина, Вильма страшно нервничала и периодически пыталась тяпнуть его за штанину: «По деревьям гоже лазить только котам, а порядочной собаке на высоте делать нечего». Но Владимир Васильевич, в очередной раз рявкнув на питомицу, снова застрял на макушке древа.

Он уже почти собрал все ягоды, оставалось только дотянуться до нескольких, которые висели по краям веток, когда стремянка угрожающе накренилась. Владимир Васильевич сообразил: возможен неконтролируемый полёт. Поэтому и решил: подправлю-ка я на лету стремянку своим же весом. Сделал резкий рывок назад и чуть в сторону. Стремянка оторвалась от дерева и, рассекая воздух, полетела в сторону чугунной тумбы с привязанной к ней Вильмой.

Сам же Владимир Васильевич, оторвавшись от лестницы, с корзинкой в левой руке описал по воздуху большую дугу и улетел белокрылой птицей аккурат в колодец. Слава богу, колодец был прикрыт деревянными створками, так что на его дно незадачливый пенсионер не спикировал. А ударившись телом о крышку колодца, распластался рядом в зарослях клубники и разве что не скулил, накрытый корзинкой с остатками вишни.