Железные амбиции. Мои победы с Касом Д'Амато

Однажды после очередного спарринга он усадил меня перед собой и заявил:

– Послушай, парень, моя жена очень переживает. Ей не нравится, что я возвращаюсь домой с подбитым носом и фингалами. Мы больше не будем боксировать, но я отвезу тебя туда, где ты сможешь подняться на новый уровень. Ты ведь хочешь этого? Мне совсем не улыбается, чтобы после выхода отсюда ты погиб или опять отправился за решетку.

– Нет! – запротестовал я. – Я не уйду от вас. Хочу остаться здесь и продолжать тренировки!

– А я хочу, чтобы ты начал работать с Касом Д’Амато, знаменитым тренером. Это он сделал Флойда Паттерсона[11] чемпионом мира в супертяжелом весе. Это благодаря ему Хосе Торрес[12] стал чемпионом мира в полутяжелом весе. Он соглашается работать с парнями, если они хорошо себя ведут и усердно трудятся. Может быть, он позволит тебе остаться у него.

Прежде чем обратиться к Касу, Бобби показал мне несколько движений, которые должны были произвести впечатление на опытного тренера. Одним из них был шаг вбок по диагонали, который позволял нанести молниеносный удар при выходе из угла. Я как следует отработал этот прием и научился эффективно пользоваться им. Затем Стюарт позвонил Касу, сказал, что у него есть парень с большим потенциалом, и поинтересовался, не желает ли он на меня посмотреть.

– Конечно! – ответил Кас. – Если ты считаешь, что он чего-то стоит, то приводи его прямо завтра.

На следующий день по пути к знаменитому тренеру Стюарт пытался предостеречь меня от чрезмерных надежд:

– С первого раза ты можешь не особенно понравиться Касу, всякое бывает. Он может сказать, чтобы мы заглянули еще раз через некоторое время. В таком случае мы продолжим работать еще усерднее и придем к нему повторно. И будем наведываться снова и снова, пока он не увидит, что мы подходим ему.

Спортзал Каса находился над полицейским участком в Кэтскилле[13]. Помещение выглядело достаточно обшарпанным и пропахло мускусом. Посередине располагался ринг. Стены были увешаны пожелтевшими от времени газетными вырезками. В зале тренировались несколько белых парней, самым молодым из которых был Тедди Атлас, помощник Каса. Меня представили Касу, и я мгновенно понял, что он полностью контролирует все происходящее здесь. От него не ускользало малейшее движение в зале. Кас пожал мне руку. На его лице не было и следа улыбки. Никаких эмоций.

Тедди Атлас оценивающе взглянул на меня и произнес: «У нас некого выставить против него». Стюарт ответил, что сам будет драться со мной, и мы вышли на ринг. Боксировать было легко. Я тренировался каждый день и находился в прекрасной форме. У меня все отлично получалось в первом раунде, я постоянно наступал на Стюарта, осыпая его градом ударов. Мне удалось даже продемонстрировать то хитрое движение, которое мы отработали накануне. Бросив взгляд на Каса, я увидел, что он впервые улыбнулся: «Ух ты! Вот это да! – воскликнул он. – Здорово!»

Во втором раунде я продолжал давить на Стюарта. Он, однако, смог пару раз удачно пробить, и у меня пошла носом кровь. Выглядело это паршиво, и Тедди Атлас запрыгнул на ринг, чтобы помочь мне, хотя я был в полном порядке.

– Ладно, Бобби, хватит, – сказал он. – Этого вполне достаточно.

– Нет, нет! – запротестовал я. – Мистер Стюарт учит, что нельзя просто так уходить с ринга. Раз уж мы начали, надо отработать все три раунда.

Бобби посмотрел на Каса, и тот сказал, что все выглядит как в кино. Лицо у старика раскраснелось, он переглядывался со своими приятелями, которые были там, и все улыбались. Позже Бобби рассказывал, что Кас словно по волшебству преобразился:

– Его лицо сияло. Ты когда-нибудь видел парня, у которого от испуга волосы на голове встали дыбом? Кас лысый, но мне представилась именно такая картина. Его глаза расширились, он снова жил.

Кас позволил нам отработать третий раунд, и я вновь показал себя весьма неплохо. После боя Тедди снял с меня перчатки, а Кас начал помогать мистеру Стюарту.

Я видел, как они беседовали, но не мог разобрать ни слова. По выражению лица Каса я тоже ничего не мог понять. Оно было совершенно бесстрастным. Лишь позже мне стало известно, что Кас тогда спросит у Бобби: «Он захочет заниматься здесь?» Мой наставник прекрасно знал, что такая идея будет мне по душе, однако изобразил абсолютное спокойствие и ответил, что ему необходимо обсудить это со мной.

По пути к машине меня прямо распирало от нетерпе-ния.

– Я могу вернуться сюда? Как я выглядел? Как он оценил меня? – засыпал я Бобби вопросами.

Тот пихнул меня в бок:

– Угадай-ка, что он сказал?

– Что мне не стоит возвращаться?

У меня тогда была крайне низкая самооценка. Я считал себя настоящим чмошником.

– Нет! Он сказал: «Бобби, если не считать некоторых второстепенных деталей, которыми можно пренебречь, это будущий чемпион мира в тяжелом весе. А возможно, и чемпион вселенной». Но это случится только при условии, что ты будешь продолжать работать так же, как сейчас.

Я оттолкнул его: «Да ладно!» А потом разрыдался.

– Говорю тебе, он именно так о тебе и думает, – подтвердил Бобби. – Ты не тупица и не лузер. Увидев тебя, он сразу понял, что ты собой представляешь. Понимаешь хоть, что это значит? Но все можно испоганить в один момент. Тебе надо пахать!

– Я готов, – сказал я сквозь слезы. – Готов пахать.

Глава 2

На обратном пути в Трайон я все больше преисполнялся уверенностью в том, что добьюсь успеха. Хотя я и выставлял себя в дурном свете, создавая имидж никчемного придурка, все мое естество считало, что я – сам Бог и мне будет сопутствовать удача. Каждый раз заявляя «Я просто кусок дерьма» или «Пора уже со мной покончить», я хотел сбить врага с толку. Все эти уничижительные оценки проговаривались не просто так, а исключительно с целью запутать противника. Этому я скоро научусь у Каса.

Когда я увидел Бобби на следующий день, он сказал:

– Теперь нам предстоит хорошенько поработать!

И я ответил, что готов. Мы тренировались ежедневно, а в воскресенье он звонил Касу и рапортовал ему о моих успехах. Через неделю мы отправились в Кэтскилл, чтобы встретиться с Касом. Тот общался со мной и объяснял Тедди, какие новые приемы стоит мне показать. Вернувшись в Трайон, мы с Бобби отрабатывали эти приемы. У нас были спарринг-бои трижды в неделю, в другие же дни наши тренировки заключались в том, что Бобби наносил удары, а я уклонялся от них, доводя до автоматизма то, что мне показывал Кас.

На уроках я тоже демонстрировал успехи. Бобби так определил свою позицию: «Мне безразлично, если ты завалишь все предметы, но хотя бы просто старайся и веди себя на занятиях прилично». Через некоторое время он рассказал мне, что спустя несколько недель ему позвонил один из моих учителей, который был буквально сбит с толку: «Что, черт возьми, случилось с этим парнем? По чтению он перепрыгнул с уровня третьего класса сразу до седьмого! Он отлично работает!»

Как-то в одну из поездок в Кэтскилл Кас отвел нас с Бобби в сторонку:

– Послушайте, большинство парней боятся попасть во взрослую тюрьму, поэтому говорят, что они моложе, чем есть на самом деле. Майк слишком сильный, крупный и быстрый, у него чересчур хорошая координация для его официального возраста. На самом деле он старше, ведь так?

Бобби выглядел смущенным. А Кас спросил прямо:

– Майк, послушай, сколько тебе лет?

– Тринадцать! – ответил я. При этом я понимал, что вовсе не выглядел на свои годы. При росте 5 футов 6 дюймов я весил 196 фунтов[14].

Когда мы приехали к Касу в следующий раз, Бобби принес с собой документы из штата Нью-Йорк, подтверждавшие, что мне действительно тринадцать. У Каса чуть не случился удар, когда он увидел их.

– Послушай, ты станешь чемпионом страны, олимпийским чемпионом. Все в твоих руках. Ты ведь хочешь этого? – спросил он.

Я не знал, нужно ли мне все это. Было просто страшно. Но мне не нравилась мысль, что Кас может посчитать меня обыкновенной шпаной.

– Хочу, – ответил я.

– Тогда давай работать! – рявкнул он.

С этого дня Кас начал давать мне практические советы: «Понимаешь, зачем это делаешь?», «Что чувствуешь, когда отрабатываешь это движение?», «Не делай что-то только потому, что я тебе это велел».

Однажды он посмотрел на меня и спросил:

– Есть желание изменить свою жизнь?

Я утвердительно кивнул в ответ.

– Судя по тому, что я видел, если только будешь прислушиваться к моим советам, не отвлекаясь на разную ерунду и не позволяя другим морочить себе голову, ты станешь самым молодым чемпионом в тяжелом весе всех времен и народов.

Мне было всего-навсего тринадцать, а он считал меня непобедимым! Конечно же, я ответил, что мечтаю стать чемпионом мира, и ему это понравилось. Во время наших бесед в основном говорил Кас. Он расспрашивал меня о моих ощущениях, а потом объяснял, с чем именно они связаны. Кас хотел полностью понять меня. Мы обсуждали не только физические, но и психологические аспекты бокса: почему боксер теряет силу воли, почему что-то вдруг начинает казаться более сложным, чем оно есть на самом деле? Я порой не понимал всего, о чем шла речь, но интуитивно чувствовал, что он хотел сказать. Кас знал, как общаться на понятном мне языке. Он и сам был парнем с улицы, который работал над собой, пока не стал личностью.

Через несколько месяцев тренировок с Касом меня ждало условно-досрочное освобождение. Однажды ко мне в комнату зашел Стюарт:

– Послушай, ты планируешь остаться с Касом? Тебе не стоит возвращаться в Бруклин. Там тебя либо убьют, либо отправят обратно в тюрьму.

Меня и самого не радовала мысль о возвращении домой. Я жаждал перемен. Мне нравилось то, как меня настраивали на позитивное отношение к жизни. Я начинал чувствовать себя частью общества. До выхода из Трайона мне полагались три свободных дня вне спецшколы. В свой первый выходной я поехал в Бруклин повидаться с мамой.

– Только помни: если попадешь в какую-нибудь передрягу, это будет конец всему, – предупредил меня Бобби.

Я переночевал дома, и все было в полном порядке. Можно было покурить травки и пойти на Таймс-сквер с моим корешем Эппом, однако я отказался от этих шикарных планов. Вместо этого я поговорил с мамой – она была пьяна – и потусовался с ее друзьями. Моего брата дома не оказалось, а сестра общалась с подружками. Таким образом, я почти не выходил на улицу. Но о моем желании стать боксером узнали все.

Второй выходной вне Трайона я использовал для визита в Кэтскилл, где провел две ночи и три дня. Впервые увидев жилище Каса, я не мог поверить собственным глазам. Когда Бобби подрулил по длинной извилистой дорожке, передо мной предстал особняк, достойный Алмазного Джима Брэйди[15]. Подъездная аллея – дорога Торпса – носила имя прежнего владельца дома. Само здание представляло собой огромный белоснежный викторианский особняк, где было порядка четырнадцати спален. Я никогда не видел ничего подобного. Тропинка за домом вела прямо к Гудзону.

– Я останусь ЗДЕСЬ? – ошеломленно спросил я у Бобби. Он кивнул в ответ.

– Что мне придется делать, выносить мусор? – поинтересовался я. Способность к сарказму мне не изменила, несмотря на все потрясение от увиденного.

– Возможно. Все что-то делают по дому, – невозмутимо ответил Бобби.

Кас в тот момент отсутствовал, но я познакомился с Камиллой Эвальд, его подругой, которая официально являлась владелицей дома. Это была крепко сбитая, но достаточно миловидная украинка.

– Эй, садись, выпей со мной чаю, – предложила она. – Давай поболтаем.

В целом это был типичный женский треп. Откуда я родом? Где мне доводилось бывать раньше? Рад ли я, что оказался здесь? Через некоторое время она показала мне мою комнату, и я уселся на кровать, дожидаясь Каса. Когда он появился вместе с другими парнями, которые тоже там жили, мы перекусили, я сделал какие-то домашние дела и отправился со всеми в спортзал.

Все три дня я провел, тренируясь, листая журналы про бокс и пересматривая старые фильмы о боях с участием Каса. Откровенно говоря, особой разницы по сравнению с последними месяцами в тюрьме не было, потому что после знакомства с Касом, даже формально находясь под стражей, по сути я был на свободе. Понимаете, что я хочу сказать? Кас подливал масла в тот бушующий огонь, который пожирал меня. Когда я уезжал из Кэтскилла, возвращаясь в Трайон, он одолжил мне одну пухлую книгу. У него в гостиной я наткнулся на «Энциклопедию бокса» Ната Флейшера. Начав читать ее, я был просто ошеломлен. Я буквально влюбился во всех этих легендарных боксеров. В энциклопедии рассказывалось обо всех победах и достижениях бойцов, приводились их биографии и фотографии некоторых из них. Они смотрелись чертовски круто: мускулистые, всегда готовые к бою, способные разорвать своих противников в клочья! Это производило очень сильное впечатление, особенно если понимаешь, как много сил требуется вложить, чтобы так выглядеть. Когда боксеры направляются на ринг или взвешивание, зрители восхищаются их рельефной мускулатурой, а не красотой смазливых девчонок, что толпятся вокруг. Вот почему я с некоторых пор взял на вооружение этот прием старой школы и ходил на взвешивание с голым торсом. Легендарные боксеры произвели на меня неизгладимое впечатление. Они были по-настоящему прекрасны! Кроме того, эти фотографии вдохновляли на усердную работу, поскольку я знал за собой склонность к лишнему весу. Мне хотелось накачать себе такие же кубики. На фотокадрах, зафиксировавших моменты, когда бойцы наносят свои удары, был отчетливо виден каждый мускул, каждая жилка. Я представлял себя на месте тех парней со страниц книги.

Кас увидел, как я листаю энциклопедию, и сказал:

– Тебе она понравилась? Возьми с собой.

Вот здорово! Я читал книгу с таким увлечением, словно это был журнал для мужчин Penthouse. К следующему приезду в Кэтскилл я знал наизусть всю энциклопедию и засыпал Каса вопросами о тех боксерах. Я произносил имя Фредди Уэлша – и Кас рассказывал мне о нем все. Стоило мне только упомянуть Армстронга, или Канцонери, или Рэя Робинсона, как Кас восклицал: «Ого! Это настоящий боец!» – и я отрешался от всего, заслушиваясь очередным рассказом. Мне нравилось беседовать с Касом о боксерах прежней эпохи. Хотелось как можно больше узнать об этих спортсменах, постичь их философию. Им приходилось упорно работать, но они часто и с успехом выступали, и все смотрели на них как на кумиров. Эти парни казались мне бессмертными божествами. А Кас был моим проводником по их жизни и спортивной карьере. Мне страстно хотелось понравиться ему. Я заранее предвкушал, как буду ходить для него по магазинам, наводить порядок в спортзале, носить сумки, быть его слугой. Я был готов стать рабом Каса, сделать все, что он прикажет, почитая за счастье прислуживать этому человеку. Сначала я не пытался сблизиться с другими боксерами, проживавшими в доме. Я гулял по территории, спускался к реке и просто глазел на нее. Такая сельская жизнь была для меня в новинку. Я участвовал в общих разговорах, интересовался происходящим в доме, ни с кем не конфликтовал. Но меня не оставляло странное ощущение, что мы говорим на разных языках.

Маме не очень-то нравилась перспектива моего переезда в Кэтскилл. Она согласилась только потому, что я был настроен решительно. Однако было ясно – она не в восторге. Сестра поинтересовалась у меня: «Зачем ты едешь туда, к этим белым?» И я ответил: «Потому что собираюсь стать чемпионом мира». По мере того как приближался мой выход из спецшколы, предстояло оформить опекунство Каса надо мной. Мама не хотела, чтобы я уехал на север штата, тем не менее все необходимые документы она подписала. Возможно, ее преследовала мысль о том, что она потерпела неудачу на родительском поприще.

Большую помощь мне оказала прекрасный социальный работник Эрнестина Коулман. Это была дородная чернокожая дама из Хадсона – городка, который находился в нескольких милях от Кэтскилла. Она постаралась сделать все возможное, чтобы мой переезд прошел без проблем. Мне было проще иметь дело с ней, чем с Бобби Стюартом. Хотя ее никак нельзя было назвать тряпкой, она была сентиментальна и от души сочувствовала мне, а я знал, как играть на этом.

Думаю, Кас сразу же увидел мою низкую самооценку и понял, что ее причина в многолетних издевательствах и унижениях. Как только я приехал в Кэтскилл, он начал работать над тем, чтобы исправить ситуацию.

– Ты должен верить в себя! – твердил он мне в спортзале. – Повторяй это ежедневно. Взгляни в зеркало, посмотри, какой ты красавец, какие у тебя сильные руки!

Сначала я было решил, что он голубой. В том мире, где я вырос, взрослые парни говорили такое дерьмо только в том случае, если хотели отсосать у тебя. Когда кто-либо заявлял, что я красавец, в моей голове появлялись дурные мысли. Я не казался себе привлекательным. Если ты всю жизнь подвергаешься насилию, тебе не остается ничего другого, как считать себя уродом. Думая так о себе, я даже избегал смотреть на свое отражение. Но Кас каждый день уверял меня: «Послушай, ты симпатичный парень!» А когда я протестовал и кричал в ответ: «Уходите отсюда!», он через некоторое время возвращался и настаивал на своем. Кас повторял снова и снова: «Нет, ты все же взгляни на себя и признайся, что ты красавец. Подойди к зеркалу, перед которым ты отрабатываешь «бой с тенью», и скажи: «Какой я красивый парень! Как хорошо выгляжу!» С каждым днем ты будешь нравиться себе все больше, а скоро и вообще можешь превратиться в киноактера!»

При этом в его словах не было и намека на сантименты. Он был совершенно серьезен. Была лишь одна цель – сделать из меня чемпиона мира в тяжелом весе. Он не обращался со мной как с ребенком, но заставлял поверить, что я чего-то стою и у нас с ним есть общая миссия. И чем больше Кас говорил обо всем этом, тем меньше у меня оставалось сомнений в том, что это произойдет на самом деле.

Бобби Стюарт постоянно повторял, что я по своей природе склонен следовать за кем-то, и это была сущая правда. В Бруклине я шел за Баркимом в том, что касалось криминальной жизни. Этот парень жил в моем доме и учил меня грабить. Но мне приходилось постоянно быть начеку, потому что, находясь в дурном расположении духа, он мог наброситься на меня, если у меня в кармане оказывались наличные. Кас был совсем другим наставником. Барким не помышлял о целях. А Кас определил, что наша миссия – завоевать титул и в конце пути нас ожидает офигенный приз. И когда я выходил на ринг и дрался, мне приходилось биться до последнего. Ты не мог просто повернуться и уйти, ты должен был сражаться, пока не сдохнешь.

Кас пообещал, что больше никто и никогда не посмеет меня запугивать. Он рассказывал мне о легендарных боксерах, которых сильно избивали, но они смогли преодолеть себя и добиться успеха. Став старше, я понял, в чем заключалась психологическая подготовка Каса. Он делал слабых сильными. Стоит только слабаку почувствовать хоть немного силы, и он уже не может обойтись без нее. Кас не любил работать с благополучными детьми, его интересовали те, у кого была куча недостатков. Ему нравилось, когда к нему приходили тренироваться из самых низов, из бандитских кварталов. Он так обрадовался, когда я сказал, что родом из Браунсвилла:

– О черт, многие крутые бойцы оттуда! Эл Бумми Дэвис, Джонни Саксон, Флойд Паттерсон – все они выросли там.

Кас много беседовал с Бобби Стюартом и был наслышан о том, с чем мне пришлось столкнуться в детстве. Как-то у нас зашел разговор о кражах, которые я совершал, пользуясь давкой в толпе, и он отметил, что лучшие боксеры – это парни, которым пришлось больше других вытерпеть в жизни. Хосе Торрес рассказывал, что Кас убедился в моем призвании стать чемпионом, когда узнал, как я орудовал в автобусах. Дождавшись, пока пассажиров предупредят о карманниках, я проходил по салону и обчищал карманы. Он оценил мой врожденный интеллект и понял, что свои антисоциальные навыки я могу с успехом использовать на ринге.

Кас выслушивал мои истории об уличных приключениях, затем смотрел на меня холодно, безо всяких эмоций, и стальным тоном произносил: «Выражение «Это невозможно!» не для тебя». Моего наставника полностью захватила предстоящая задача – сделать меня богатым и знаменитым, добиться того, чего я не смел и вообразить.

– Слышишь меня, мальчик? Соображаешь, о чем я? Твое имя будет греметь на весь мир. О тебе узнают все. Твою семью, твою мать, твоих детей будут уважать. Ты понимаешь, что я тебе говорю? И ты добьешься этого, поверь мне.

Можете представить себе, что это обещания тринадцатилетнему ребенку?

* * *

Мы много беседовали о детстве Каса. Константино Д’Амато родился 17 января 1908 года. Его отец, Дамиано Д’Амато, покинул Италию и прибыл в Нью-Йорк в 1899 году. Через шесть недель к нему присоединились его жена Элизабетта и Рокко, старший брат Каса. Семья поселилась на Манхэттене, где Дамиано открыл бизнес по доставке угля и льда. Кас почти ничего не помнил о своей матери, которая умерла, когда ему исполнилось пять. К тому времени у него уже было три старших брата – Рокко, Джерри и Тони – и один младший, Ник. Казалось, маленький Константино воспринял смерть матери совершенно спокойно. «Мне повезло, – сказал Кас в одном из интервью. – Моя мать умерла, когда мне было пять лет, поэтому мне пришлось с самого раннего возраста научиться самостоятельно думать и действовать».

По рассказам Каса, имя Константино досталось ему от Констанции, бабки по материнской линии. Однако отец Каса не ладил с ней и поэтому сообщил сыну, что его назвали в честь первого христианского императора Константина[16]. Возможно, именно тогда Касу впервые пришло в голову – он особенный. Семейная легенда о том, что по материнской линии они каким-то образом связаны с Наполеоном, только усиливала чувство собственной уникальности. В те времена, на рубеже веков, людям было свойственно искать у себя дворянские корни. Испанец Джонни, один из первых гангстеров Нью-Йорка, всегда утверждал, что он вел свое происхождение от старинной испано-еврейской королевской семьи. Даже Джеки Онассис приплетала Наполеона к своей родословной.

Когда Касу было шесть лет, его семья переехала в район Фрог-Холлоу в Бронксе. Этот опасный район печально прославился как кузница самых отчаянных гангстеров, в числе которых был Голландец Шульц[17]. Хотя Дамиано не говорил по-английски, он стал лидером общины итальянских иммигрантов. К нему постоянно приходили со своими проблемами местные бизнесмены. Отец Каса отличался честностью и передал эту добродетель всем своим детям. Также он был очень щедр. Несмотря на то что его семья никогда не могла похвастаться достатком, этот человек всегда делился с соседями, если им приходилось нелегко.

По рассказам Каса, отец был опытным борцом греко-римского стиля и большим поклонником бокса. Кроме того, он обладал прекрасным голосом. После работы Дамиано раскуривал трубку и под мандолину исполнял итальянские народные песни.

Дамиано не делал каких-либо различий между представителями разных рас. Однажды, уже привезя из Италии новую жену, он пригласил на ужин чернокожего друга, шахтера. Мачеха Каса поинтересовалась: «Может, твоему приятелю пойти в ванную помыться?» До этого ей еще не доводилось встречать чернокожих, и она решила, что он просто грязен от угольной пыли. Такое отношение Дамиано к обладателям разного цвета кожи оказало большое влияние на Каса, который никогда не судил о людях по их расе. Так, мой учитель сблизился со своими соседями-евреями. Когда он заболевал, те присылали ему куриный бульон. Воздавая добром за добро, Кас по субботам зажигал свечи в честь знакомых ортодоксальных евреев.

Судя по всему, с Дамиано, который придерживался в вопросах дисциплины старой школы, поладить было непросто, и при первой возможности старшие сыновья покинули родительский дом. Снова овдовев, Дамиано не пожелал растить младших детей в одиночку и отправился на родину, чтобы найти очередную жену, уже третью по счету. Касу к тому времени исполнился двадцать один год, и когда Дамиано ездил в Италию, а это случалось достаточно часто, они с Ником обычно отправлялись жить к родственникам. Однажды Тони, старший брат Каса, обнаружил их спящими под дверью и пригласил остаться у себя. Рождество Кас и Ник праздновали в доме брата, у которого подрастала маленькая дочь. Поутру Тони и его жена проснулись, услышав какой-то шум, – это Кас и Ник забавлялись с игрушками, подаренными их маленькой племяннице.

Всякий раз, когда я рассказывал Касу о своем паршивом детстве, он отвечал мне, что ему тоже пришлось пережить нечто подобное. У них всегда было сложно с деньгами, иногда он воровал яблоки и делился ими с друзьями. «В наши дни учат, что нельзя есть после кого-то, чтобы не подцепить какой-нибудь заразы, – рассказывал он. – Когда я был маленьким, мы с друзьями делились друг с другом яблоками. Сначала кто-то откусит, затем я. Мы постоянно болели». Как-то раз Кас решил испытать себя и не есть пять дней подряд, тем самым доказав, что его нельзя запугать голодной смертью. Он пришел к выводу, что человек может пару недель воздерживаться от пищи, «если не требовать слишком многого от своего тела».