Золотой идол викингов

Он встал из-за стола, выпрямился и держался очень прямо.

– Не слушай, что я тут говорил. Найди подходящую ладью, Вячко, небольшую. Двое атаманов у нас в нижний мир отправятся. Хорошо их отправить нужно.

Глава 7

Полковник Углов, он же Вовка Африка

Еще не было десяти, когда в дверь к Вере Ильиничне позвонили.

Вчера после всех этих ужасов она отправилась, конечно, к Наде. Не могла оставаться одна. Саша тоже был дома, а дети куда-то ушли.

Втроем посидели, выпили по рюмке.

Потом Саша в свою комнату отправился, а Надя с Верой долго сидели на кухне, вспоминали Светку, вообще жизнь в том доме на Ленина вспоминали.

– А помнишь, в пятидесятые тоже было в нашем подъезде убийство? – спросила Надя.

Да, Вера помнила. Ей тогда было лет пять, а Наде десять. Но она хорошо знала девушку, которую убили. Ее звали иностранным именем Стелла, она была красивая и веселая.

Вера очень любила ее за то, что такая взрослая и красивая девушка замечала ее, маленького ребенка, иногда с ней возилась, называла подружкой. Стелла так радостно удивлялась, что Вера уже умеет читать…

При встрече она напевала «Мой Верунчик так уж мал, так уж мал…», подхватывала ее и кружила…

В общем, Стелла Верочке очень нравилась.

Стелла жила одна на втором этаже, в такой же студии, как и Света Соловьева. Ее тоже задушили. Арестовали вначале Вовку Африку из второго подъезда, но потом отпустили. Хотя убийцу так и не нашли.

– Надя, Стелла ведь совсем молоденькая была? А почему она одна жила? Где были ее родители? Ты не знаешь?

Надя помолчала, прежде чем ответить.

– Отца ее я никогда не видела – он на войне погиб, летчик был… У многих отцы погибли, мы же в послевоенное время росли. Она с матерью в той комнате жила. Мать умерла раньше нее. Стелле лет семнадцать было, когда она одна осталась. Она старше меня была на восемь лет всего.

Сестры помолчали.

– А студии на втором этаже теперь уже нет, – вставила Вера. – И даже следов не видно. Ее присоединили к той квартире, которая справа…

– Ну да. Она ведь неудобная. Только у Соловьевой такая странная комната оставалась. Что интересно с ней теперь будет? К исполкому, скорее всего, перейдет. Есть ли у Светы родня?

– Кажется, нет. Она, во всяком случае, говорила мне, что у нее не осталось никого. Кто ж хоронить будет? Думаю, соседи деньги собирают. Ты знаешь, некоторых помню – оказывается, многие люди живут всю жизнь на одном месте.

Надя засмеялась.

– Толик Рассветов из нашего класса так и живет там… Помнишь его?

– Помню, конечно. Он у вас в классе звезда был.

– Да, очень способный, учился блестяще. А сейчас с ЭВМ работает на авиазаводе.

Домой Вера Ильинична вернулась опять поздно. На этот раз ни под аркой, ни возле подъезда никого не встретила. На своем этаже испуганно покосилась на запечатанную соседнюю дверь…

Заснула, однако, быстро: сказалось выпитое с Надей вино.

А на следующий день, в воскресенье, не успела она позавтракать, раздался звонок.

За дверью стоял мужчина, широкоплечий, коренастый и довольно высокий. Лет, пожалуй, хорошо за пятьдесят…

– Вера Ильинична, я полковник милиции Углов. – Он протянул удостоверение. – Меня зовут Владимир Сергеевич.

– Проходите, пожалуйста… – Вера открыла дверь в комнату, показала на стул, сама уселась на соседний.

Настроена она была с утра сурово – нечего по креслам рассиживаться: вчера полдня допрашивали, сегодня опять пришли…

– Извините, возможно, я рановато явился. Но я не задержу вас долго. – Он как будто угадал ее мысли. – Я знаю, что вчера вас подробно допрашивали, читал протокол допроса. Но сегодня я пришел не только как полковник милиции, но и как ваш сосед. Я во втором подъезде живу.

Тут Вера поняла, почему его лицо кажется ей смутно знакомым, и внутренне ахнула.

Это же Вовка Африка! Тогда, на стыке пятидесятых-шестидесятых, он был самым страшным хулиганом в их дворе! Он был много старше Веры, но она отлично его помнила.

В детстве они с Надей его боялись. Этот Африка темными осенними вечерами стоял с двумя-тремя дружками в узкой каменной арке, только сигаретки попыхивали.

Скорее всего, как многие в пятидесятые, они курили «козьи ножки» – самодельные цигарки из завернутого в обрывок газеты табака. Жили бедно, ребята эти были из неблагополучных семей. Отец Вовки, как у многих, на войне погиб.

Прозвище Африка появилось, потому что русоволосый веснушчатый Вовка был похож на негра! Нет, не цветом кожи, а толстыми губами и слегка приплюснутым носом. Его славянское лицо странным образом смахивало на негритянское.

Вера посмотрела на мужчину внимательнее. Губы стали уже, нос – тоже обыкновенный, картошкой. Прозвище Африка теперь трудно было объяснить.

Но всего страннее, что он полковник милиции… и такой приличный. Все были уверены, что он вырастет уголовником. Что за метаморфоза?!

– Владимир Сергеевич, а вы меня не помните? – спросила она. – Я в этом доме жила в детстве. В шестьдесят третьем году мы отдельную квартиру получили.

– Так вы все же из семьи тех самых Лопуховых, что здесь после войны поселились? – улыбнулся он. – Я вчера, когда читал протокол, вспомнил, что и раньше в этом подъезде Лопуховы жили, но решил, что это другие, фамилия не такая уж редкая. Это вы на каток часто ходили? Возвращались поздно, через арку боялись ходить. Бежит девочка в большом свитере, коньки «гаги» связанные в руках… А мы, подростки, вас нарочно пугали, дураки ведь были малолетние… Я был хулиган в детстве!

– Нет, это не я! Это моя сестра Надя на каток ходила… И да, свитер надевала папин… – засмеялась Вера Ильинична. – А я еще маленькая тогда была, на каток не ходила, тем более вечером.

Настроение у нее переменилось. Сосед, тем более с детства знакомый, – это вам не милиционер!

– Хотите чаю? – спросила она.

– Не откажусь! По-соседски…

После этого атмосфера стала менее напряженной. Совсем даже нормальной стала.

Вера Ильинична пить чай пригласила на кухню, чтобы не таскаться туда-сюда с посудой. Чай она только что, перед приходом Углова, заварила свежий – сама завтракать собиралась.

Она вновь подогрела кипяток, приготовила бутерброды.

Обычные утренние хлопоты успокоили ее.

– Как вы, конечно, догадались, я по поводу вчерашнего убийства, – начал гость. – Подозреваемый уже есть, он вчера задержан. Это Александр Трапезников. Но свою вину он отрицает. В связи с этим к вам несколько вопросов. Не можете ли вы назвать точное время, когда увидели Трапезникова выходящим из подъезда?

– Время приближалось к одиннадцати, точнее я сказать не могу.

– Непосредственно перед тем, то есть тоже после десяти тридцати, вы встретили какого-то мужчину в арке, он выходил из двора. А не можете ли вы вспомнить, с какой стороны двора он шел? От какого подъезда?

– Нет, я увидела его уже в арке.

– С левой стороны он шел или с правой?

– С левой.

– То есть с длинной стороны дома, выходящей на Ленина?

– Да.

– То есть он мог идти из первого, второго, третьего или четвертого подъездов? Справа у нас только пятый.

– Да. Из пятого не мог. И от сараев вряд ли. Откуда-то слева входил в арку. Из подъездов, скорее всего.

– Не можете ли вы сказать, какого примерно возраста он был? Молодой – старый…

– Ну, лица не видела. А по комплекции не очень молодой, лет пятьдесят.

– Какого он был роста? Как одет?

– Роста выше среднего. Как вы примерно. А как одет, не видно было.

– В свитере, куртке или в пиджаке?

– Скорее, в пиджаке. – Вера задумалась. Мужчина производил впечатление человека современного. – В куртке! Нет, может быть, и в пиджаке… Не помню точно, в темноте и не отличишь. Но не в свитере.

– Был ли головной убор?

– Нет, точно не было.

– Что можете сказать о прическе? Лысый? Кудрявый?

– Не лысый и не кудрявый. Обычная прическа.

– Было ли у него что-либо в руках?

Вера задумалась. Эта тень мелькнула мимо нее, не вызвав страха. Очень приличный. Да, она еще зафиксировала внутренне, что мужчина приличный, такого не испугаешься, даже в подворотне встретив. Он шел энергичным деловым шагом. Размахивал ли он руками? Нет, не особо размахивал… Да, в руках что-то было… Но не авоська…

– Да, – сказала она вслух. – Что-то он держал в руке. Возможно, даже портфель, не могу сказать точно. Нормальный такой мужчина, нормально он выглядел, я его не испугалась. Что-то такое приличное у него в руке было. – Она наморщила лоб. – Дипломат! У него в руках был дипломат!

Дипломаты, небольшие плоские чемоданчики, в начале девяностых входили в моду. Их было не так много – приличный дипломат нелегко купить.

Вера сама удивилась, как много вспомнила. Все же умеет задавать вопросы этот Углов. Вчера, когда отвечала милиции, ей казалось, что промелькнувшего в подворотне мужчину она не разглядела. А вот, оказывается, помнит…

Ее собеседник чертил на бумаге какие-то фигуры. Задумался.

– Теперь несколько вопросов на другую тему, – сказал он наконец. – Вы ведь общались с убитой… с гражданкой Соловьевой довольно близко?

– Ну, не то чтобы очень близко. Разговаривали при встрече. В гости друг к другу только по одному разу успели сходить за полгода, что я здесь живу.

– Вот-вот. Рассказывала ли вам Соловьева что-либо о соседях по дому? Вы ведь в наш дом вернулись после долгого отсутствия. Кого-то из соседей, возможно, вспомнили, кого-то нет…

Вера подумала. Они со Светкой о судьбе своих близких друг другу рассказывали, о себе… О соседях не успели еще.

– Нет, – сказала она вслух, – пока о себе друг другу все рассказали, на соседей времени не было…

– И об Александре Трапезникове ничего не говорили? Он ведь тоже с детства в этом доме живет. Помните, наверное, близнецов… Их все тут знали. Не вспоминали их?

– Нет… О них не говорили. Я только вчера узнала, что Веник умер, один Саша остался. А то при встречах не понимала, кого из них вижу. А что с Веником случилось?

– Вениамин в ДТП попал более двух лет назад… Он шоферил после школы. А Александр на завод сразу пошел. Близнецы разные профессии выбрали.

– Неужели Трапезников Свету убил? А за что? Они и не общались, скорее всего, давно уже, с детских лет… Неужели его и впрямь арестовали?

Углов тяжело вздохнул. Потом кивнул.

– Задержали. В изоляторе он сейчас. Версия следствия: Трапезников мог убить Соловьеву как опасного свидетеля. Вы не были в пятницу на собрании жильцов, а присутствовавшие указывают, что там Соловьева угрожала Трапезникову, что, мол, заявит в милицию: это они с братом четыре года назад ларек на Киселевке ограбили и сторожа убили. Срок давности не истек еще. Однако по этому делу арестованы были тогда подростки и сознались, почти отсидели уже… – Полковник замолчал, задумавшись.

– А к кому он в наш подъезд приходил так поздно, если не к Соловьевой? – решилась спросить Вера.

Ответом стал опять кивок, но какой-то странный, растянутый во времени: Углов вначале вскинул голову (взглянул Вере в глаза), потом резко опустил, опять поднял и сказал:

– К Соловьевой! Он этого не отрицает. Только застал ее уже убитой.

Глава 8

Начало ужаса

Небольшую ладью для сопровождения ушкуйских атаманов в нижний мир Вячко нашел быстро.

Еще через день состоялся обряд погребения. Вместе с Ляпой и Васькой хоронили Синеуса – он тоже умер как раз накануне события. В ладью вместе с покойниками погрузили их вооружение, медную и серебряную посуду, кое-какие драгоценности. Что еще нужно воинам?

Остромысл хотел отправить с ними и Золотую Бабу, но другие ватажники не дали: Золотая Баба не одному только Синеусу принадлежала, а всей ватаге. Все вместе ее у вогулов отбивали, были и погибшие, и раненые среди них тогда. Вещь дорогая, можно продать.

Засыпать курган над ладьей пришлось уже за пределами городища, на самом его краю, среди редко стоящих сосен.

Несмотря на заступничество Вячко, горожане не согласились хоронить ушкуйников там же, где насыпали курганы своим умершим. Боялись заразы. К этому времени болезнь поразила уже многих ушкуйников. Ни зелья, ни ворожба не помогали.

Прошло еще два дня. Ладьи ушкуйские возле пристани стояли без дела: никто их не смолил, не подкрашивал, не суетился вокруг них. Неизвестна была судьба их хозяев. Рядом с погибшими атаманами насыпали еще один курган – там похоронили без ладьи, без больших почестей еще пятерых ушкуйников.

Насыпавшие курган предчувствовали и свою близкую смерть. Вскоре поползли слухи, что жар начался также у некоторых жителей Свинечска, причем у тех, кто успел пообщаться с ушкуйниками.

В семье Вячковых пока не болели, надеялись на лучшее.

С утра женщины заварили укрепляющие лекарственные травы: полынь, тимьян, девясил.

– Это не значит, что мы боимся, – пояснил Вячко. – Нам необходимо укрепить свои силы. Чем больше у нас сил, тем лучше. Ушкуи сейчас волочь не придется, да ведь и дома много работы. И к свадьбе Медведя надо готовиться, теперь уже ничего не помешает.

Медведь давно ждал этих слов. Конечно, откладывать свадьбу нет причины. Нужно немедленно встретиться с Сиггурд, спросить ее, когда лучше прийти официальным сватам – Вячко, конечно, пойдет, и не один! Самых уважаемых людей позовем. С Фари предварительно уже договорено – он не должен отказать. Пусть назначит время, когда можно к нему прийти с официальным предложением.

При подходе к дому Фари он почувствовал раздражающий запах смол.

Волхв Ядрей с помощниками жег волшебные травы и смолы, обносил жертвенник вокруг дома.

«Что такое? – встревожился Медведь. – Волхвов звали только в крайне тяжелых случаях. Но, возможно, ввиду слухов о новой болезни Фари решил обезопасить свой дом, оградить его от выпавших городищу испытаний?!»

Сизый туман поднимался в воздух от курящихся благовоний, Ядрей в самой яркой из своих одежд, в островерхой звездчатой шапке воздевал руки к небу, обращался к богам, выкрикивал слова молений, пел…

Медведь остановился поодаль: действу нельзя было мешать.

Процессия молящихся три раза обошла вокруг дома. Принесли связанного жертвенного кабана, обагрили его кровью землю перед входом, налили крови в серебряную чашу, понесли в дом. Значит, в доме есть больной, который должен испить из этой чаши.

«Только бы не Сиггурд!» – думал Медведь.

Сердце его ныло от страха и неизвестности. Стоял, уткнувшись взглядом в глухую бревенчатую стену, и думал, что же произошло.

В стенах домов викингов не было окон, только в крыше имелась дыра, служившая и дымоходом.

Когда волхвы ушли, Медведь подошел ко входу.

Предупрежденная кем-то Сиггурд выбежала навстречу. Глаза ее были заплаканы.

– Отец заболел! – выдохнула она. – Совсем плох. Да и маме сегодня плохо. Может, помогут волхвы, на них вся надежда.

Она согласилась пройти с ним до реки. Слова о сватовстве сейчас были невозможны. Сиггурд даже не догадалась, зачем он пришел. Все ее мысли были в доме, с отцом и матерью.

– Какая ужасная болезнь! – сказала она. – Не надо было отцу принимать Остромысла, это после его посещения началось…

– К вам Остромысл приходил? – быстро спросил Медведь. – Давно?

– Третьего дня. Тогда только атаманов ушкуйских похоронили. Он отцу Бабу Золотую принес. Сказал, что это Синеус жадный был, дорожил почему-то этой Бабой. А теперь они дешево продадут. И предложил за триста дирхемов. В десять раз цену снизили! Отец обрадовался и купил, конечно. А заболел он вчера… И мама за ним. Зелье не помогает. В бане тоже парили – без толку. Вот, может, дядька Ядрей поможет…

Они шли возле реки.

– Сиггурд! – Медведь даже остановился, такая страшная мысль пронзила его. – Ты к этой Бабе близко не подходи. Знаешь, мне кажется, может, от нее эта болезнь идет? Напрасно ее твой отец купил.

Сиггурд засмеялась, но как-то нервно.

– Что ты! Какая от нее может быть болезнь! Она красивая, золотая, продали дешево… почему не купить? – Девушка задумалась, глядя на водную гладь в обрамлении высоких сосен, на песчаный пологий берег. Потом опять повернулась к Медведю. – Правда, ты знаешь, наш коток Мышебор ее почему-то сразу невзлюбил… И головой ее бодал, и лапами царапал, и кричал сильно… Мы посмеялись вначале: Мышебор наш к Бабе Золотой ревнует – что мы ею любуемся… Не понимает, что неживая она. Но потом отец Бабу запер в кладовке. А то еще поцарапает ее Мышебор. Пусть стоит пока там.

Глава 9

Разговоры в подворотне

В доме все теперь только и говорили, что про убийство.

Обсуждали, конечно, в основном ссору Соловьевой и Трапезникова, которая перед тем произошла.

Оказывается, собрание в пятницу, которое Вера пропустила, было посвящено пресловутому переустройству двора. Как Вера и предчувствовала, мэрия не хотела брать все расходы на себя и предложила жильцам скинуться, чтобы сумму увеличить. Это было подано под тем соусом, что, если уж благоустраивать, так и деревья надо во дворе хорошие посадить, и клумбу развести. В общем, снос помойки и новые контейнеры мэрия берет на себя, а вот заплатить Зеленстрою предлагалось жильцам.

Подробности про собрание Вере рассказали Валя Пашутина и Неля Королева, с которыми она встретилась, как всегда, случайно, при входе во двор.

Говорила, конечно, в основном Валя, а Неля реплики вставляла. Она теперь Веру узнала, конечно, но была не слишком разговорчивой – такая от природы.

Валя Пашутина рассказала, что на этом собрании много было споров – не все соглашались платить. Зарплату на большинстве предприятий подолгу задерживали, многие едва сводили концы с концами, дополнительные поборы были очень некстати.

– Я через этот двор от силы два раза в день если пройду. И мне все равно, есть там деревья или нет, – говорил хмурый Трапезников. – Окна комнаты у меня на улицу Ленина выходят, так что я этих деревьев и не увижу. На заводе не платят уже три месяца, детям скоро будет жрать нечего. Что они, деревья ваши будут жрать или клумбы? Того и гляди завод вовсе закроют, откуда деньги? Пусть, у кого окна во двор, тот и платит. Если они так хотят на цветочки глядеть. А мне не до цветочков!

– И чего это Соловьева с ним спорить стала? – удивлялась Валя. – Окно у нее, конечно, во двор, однако не думала, что она такая сторонница озеленения… Да и с третьего этажа не очень-то она будет цветочки разглядывать…

– А что она сказала? – спрашивала Вера.

Она тоже удивилась, что Светка так активно вела себя на собрании – в спор ввязалась… Вообще-то в детстве она была тихой, даже забитой. И что-то такое в ней и сейчас оставалось.

– В том-то и дело… вначале просто была перепалка, а потом она ему грозить стала. Мол, знаю про тебя такое, что в тюрьму ты сядешь, и надолго. Мол, вспомни, как в восемьдесят восьмом году, еще при советской власти, вы с братом ларек грабанули и сторожа грохнули?! Ты думал, не знал никто?! А я знаю, я видела! Вы в моем трамвае тогда домой возвращались пьяненькие и хихикали, что удачно дельце провернули! Я эти слова, говорит, запомнила: «Удачно мы это дельце провернули. Как ларек грабанули – столько всего! И сигарет, и пива надолго хватит». А на другой день узнала, что на той остановке как раз, где вы сели, ларек ограбили – сигареты и пиво сперли ящиками. А сторожа пристукнули насмерть. Детей каких-то арестовали потом… Сумели, говорит, вы с братцем из воды сухими выйти. Представляешь? Там все аж примолкли, про благоустройство-то забыли.

– Господи! – ахнула Вера. – А Трапезников что?

– А Трапезников испугался, показывает нам, что, мол, она того… У виска крутит. А потом пошел и убил. Должно быть, правду она сказала.

– Господи! – Вера и слов-то других не могла подобрать от таких страстей. – Что это на нее нашло? Почему вспомнила? Из-за клумбы, что ли?

– В тихом омуте черти водятся! – Это Неля вставила.

А Валя пояснила:

– Не только из-за клумбы. Она там расходилась еще раньше, стала требовать, чтобы трубы в квартирах заменили. А это ж про двор только собрание, дом никто ремонтировать, конечно, не собирается; кто ж ей трубы будет менять?

Вера вздохнула. Да, трубы в их подъезде оставляют желать… Ну, менять их сейчас, конечно, никто не будет. Это дохлое дело. Ремонта у государства сейчас просить умный человек не станет, не до того ему.

– Ну, это она зря, – сказала Вера вслух. – Царствие ей, конечно, небесное, но сейчас у государства чего-то просить бесплатного… бессмысленно – и ежу это понятно.

– Так ведь Соловьева в коррекционной школе училась, – усмехнулась Неля.

– Что-то, в общем, ее занесло тогда, в пятницу, – подтвердила Валя.

– Что, конечно, Трапезникова не оправдывает, – подвела итог Неля.

В общем, разговоров было много. Хотя криминальная обстановка в городе в целом была плохой, в их доме это было первое убийство за тридцать лет. Или даже сорок прошло?

Да, более тридцати лет не было в доме убийств – говорили и старожилы. Когда девушку молодую убили в первом подъезде… Как же ее звали?.. Нерусское какое-то имя.

– Стелла! – подсказывала Лопухова. – Ее звали Стелла!

– Да-да. – Неля Королева тоже помнила Стеллу. – Она в пединституте на историческом училась! Ее мама с моей вместе работала, они дружили. Я помню, как она приходила к маме и сокрушалась, что плохую профессию выбрала дочь – трудную и неблагодарную… в пединституте эта Стелла училась. Тетя Катя, это ее мать, умерла рано, дочери лет восемнадцать было… А вскоре и ее убили.

Между тем, в вину Трапезникова верили не все.

В понедельник, когда Вера возвращалась с работы, ее окликнул Толик Рассветов, Надин одноклассник.

Моросил мелкий дождик, и они зашли опять под арку.

Толик казался серьезным и озабоченным.

– Лопухова, извини, что я тебя по фамилии называю, но ты на Надьку похожа, мне все тебя хочется Надькой назвать, поэтому лучше Лопухова. Ты вправду встретила Сашку Трапезникова, когда он из квартиры убитой выходил?

– Встретила. Только не из квартиры, а из подъезда. Проскочил как ошпаренный мимо меня. А ты был на том собрании, где они с Соловьевой поругались?

– Ну, был… Дурацкое собрание получилось, там все только переругались и не решили ничего. Соловьева, конечно, отличилась особо.

– Да, я слышала… Странно. Она ведь, помнишь, в детстве тихая была, даже затравленная немного. Кстати, ее именно близнецы Трапезниковы тогда очень дразнили. Может, она вспомнила это и потому на Сашку накинулась?

– Вряд ли она через столько лет вспомнила, что Сашка ее дразнил. Чего ж раньше не вспоминала. Я ее, честно сказать, в детстве почти не замечал. Как и тебя. Вы ж маленькие были: старшие обычно маленьких не замечают.

Вера улыбнулась – так и было. Однако не время сейчас для воспоминаний.

– Так вот, – продолжила она, – Трапезниковы ее дразнили: «Косая!» – она в детстве косила сильно. А они хулиганы были, мы боялись их… Светка от них убегала, они в нее снежками кидались, а летом и камень могли кинуть. Я помню, потому что иногда с ней тоже убегала – чтобы поддержать ее.

– И ты считаешь, что убийство – продолжение той детской неприязни? Дурь какая-то. Я, честно сказать, не очень верю, что ее Сашка убил.

Вера только пожала плечами. На том и расстались.

Глава 10

Решение судьбы Золотой Бабы

После совершенного волхвами обряда Фари продержался еще три дня. Это было большое везение и, как потом оказалось, даже счастье: благодаря этому небольшому отпущенному времени удалось спасти Сиггурд.

А умри Фари сразу, могло кончиться ужасно. Медведь был еще слишком молод, до него не сразу дошли возможные последствия.

Смерть главы рода викингов нередко влекла за собой страшную гибель его домочадцев: их могли отправить в нижний мир вместе с умершим главой, чтобы ему не было там одиноко.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.