Все пути твои грешны

Зашли они на вражескую территорию, как учили в академии. Оружие на перевес, голову втянуть в плечи, движения скупые и аккуратные… Через десять шагов Корней убрал шокер. На корабле никого не было, кроме одной криокамеры. Она плавала в неизвестном поле с лиловыми разрядами, периодически проходящими по границе. Как предупреждение. Сама камера представляла собой замысловатый прозрачный гроб, напичканный электроникой и газом. Все это выглядело мирно и грустно. Кто-то спал там беспробудным сном. Леванский улыбнулся и опустил ружье. В боксе была полутьма и когда по полю проходили разряды, по стене вдруг начинали бегать безумные тени. Было в этом странном танце что-то пугающее и в то же время холодное, как прикосновение смерти.

Почесав затылок, Леванский бодрым голосом спросил:

– Что думаешь?

– Сказку вспомнил, русскую, про семь богатырей и мертвую царевну…

– Не знаю такую. Думаешь, там прекрасная принцесса спит и ждет, когда мы ее разбудим?

– Похоже на то.

– Можешь снять поле?

– Попробую. Я такое первый раз вижу.

Провозился он часа два, аж вспотел, осыпал кеттскими проклятиями нетерпеливого Грека и наконец сдался. Поле ничему не поддавалось. Может быть, в этом и был смысл. Видишь ящик Пандоры, – не открывай его, это ведь всем известно. Они тщательно обшарили звездолет и ничего не нашли, кроме запутанной системы навигации, да какой-то белой одежды с золотом. Корней вернулся обратно на Ангус и взял с собой анализатор. На корабле была сеть. Извращенная, словно плели ее кеттские пауки, а не люди, из таких полей была загнута, что он опять ощутил холодок на затылке. Если это игиги, то всему разумному космосу крышка. Здесь не просто гений поработал, а нечто сверхчеловеческое. Все же он кое-как пролез в эти поля, закинул анализатор и вскоре они склонились над результатом. Непонятно, что там появилось, формулы какие-то, спектры всех цветов в пределах представлений гуманоида и спиральные схемы. Ведь кто-то подпространство в узел завязал, как твоя бабушка носок.

Тахиб кар трах саки! Нечеловеческие эти поля были и не кеттские и даже не игигские. Леванский это тоже понял, сел, задумался, потом стал голограмму насиловать, чертить какие-то сложные кривые. С математикой он дружил, конечно, но явно здесь его формулы не помогали. Корней тогда взял лазер Грека и на самой малой мощности в поле заряд пустил. И произошло чудо: поле вдруг метнуло искры и окрасилось в красные тона. Негативные волокна, с ними-то Корней знал, что делать. Это во времена отца их боялись, а сейчас даже школота в узлы завяжет…

Не понятно было, как эта чужая хрень в негатив перешла, но теперь уже не важно стало, потому что собрал он аккуратно края волокон и протянул сквозь петлю, чтобы источник перекрыть. Стукнуло слегка, в плече старая рана заныла, но в целом отделил он «божий дар» от «яичницы», а оставшиеся зеленые поля раздвинул аккуратно, чтобы источник втянуть в лазер. Зашипело все и пополз газ, свет в боксе мигнул пару раз и потух. Завыло где-то, но вроде бы в голове, а не снаружи… и о чудо, поле сдулось и распалось, оголяя хрустальный гроб. Как в сказке. И свет снова загорелся.

– Смотри-ка…

Корней мотнул головой, прогоняя шум и взглянул. Это и правда была сказка. Все, что угодно он ожидал увидеть, только не это. Летит в космосе звездолет-горница, без окон и дверей, и спит в нем светла девица. Бред полный. Протер глаза. Нет, не бред, лежала она так спокойно в своей капсуле и сияла, как ясно солнышко.

– Принцесса, – прошамкал Леванский и глаза у него масляной пленкой покрылись, – смотри, какая красотка! Кажется, нам повезло, дружище!

Корней сглотнул горькую слюну и молча кивнул. Смотрел, как идиот, завороженно и взгляд от нее отвести не мог. Никогда с ним такого не было. Девицы вокруг Леванского крутились, и красивые, и доступные, и даже умные среди них попадались, да только не нравились они полукровке. Смотрел и силы в них не видел, слабые были, как свечки на ветру, размазня. Он их судьбу вперед увидел, как они расцветут и сразу их лепестки опадут и завянут, превратятся цветы в колючки. Видел их растолстевшими, обвешенными детьми, и от этого усталыми. Видел, как они диспетчерами пойдут на космодром и будут всю жизнь объявлять рейсы. Никто из них не будет летать на звездолетах, никто не откроет даже Х-полостей в звездных скоплениях. А здесь совсем было другое дело. Он не просто красоту увидел, а силу. Она спала и светилась этой силой.

– Она игиг.

Присмотрелся, да, похоже. Кожа бледная, волосы как молоко, пальцы удлиненные, как у них у всех, но лицо другое. Нос не плоский, а вполне нормальный, глаза большие, кожа без единого изъяна. И красота у нее особенная, не как у обычных существ. Фигура как у богини, все совершенно, длинные ноги, тонкая талия, большая круглая грудь. В волосы были вплетены золотые нити, под кожей светилась татуировка, каких он никогда не видел: дракон с тремя тонкими головами, держащий в лапах светящийся меч.

– Кто это, Грек, как ты думаешь?

Он и не думал вовсе, голодный волк, пожирал ее бессовестно глазами и даже не стеснялся. Может быть, это прототип, шаблон-андроид? Нет, вот у нее венка возле носа едва заметная. Андроидам вены не делают. А вдруг она не из игигов, а из дальней родственной расы? Вдруг и правда принцесса? Хотя нет, это уж его занесло, сказки потому и сказки, что в жизни они не происходят.

Корней пошевелил застывшего в немом восторге друга. Надо было решить важный вопрос: вскрывать криокамеру или нет? Девушка в ней была жива, она была совершенна и прекрасна, ее тело манило, но все-таки она была из расы врагов, из тех, кто растоптал его планету.

***

– Эй, там, на астероиде, не спать, боец!

– Так точно, не сплю!

Он смеялся от души. Кто-то очень родной и приятный был на том конце длинного пространства. Как он прорвался в эфир через игигский передатчик, оставалось тайной.

– Ты кто?

– А ты? – гремели железки игигов. И что интересно, у них не было даже динамика. Голос был синтезирован полями. Интересный принцип действия, Греку бы понравилось… нет, он запретил себе о нем думать. – Кто ты, друг?

Говорили по-английски, у голоса был приятный британский выговор и хотя Корней не представлял себе старую Англию, повеяло чем-то домашним, уютным и родным. Звали его Майкл, было ему 93 года. Физик-землянин, который не пришёлся ко двору игигам. Впрочем, им мало кто был нужен из ка-рабов, разве что самые талантливые и сговорчивые, а говоря напрямую – предатели. Они болтали несколько часов, а потом Майкл спросил, помнит ли Корней Землю.

– Я здесь уже пятнадцать лет убираю астероиды от мусора, сынок. Я оторван от всего мира. Расскажи, что там с Землей.

– Нет Земли, Майкл. Это очень тяжело. Ее не было даже тогда, когда я там был, а мне тогда было всего лет семь. Какие-то люди спрятали меня в подвале…

Он даже не помнил их имен. Женщина с добрым лицом и двое мальчишек, повзрослевших слишком рано. Они собрали два десятка детей и спрятали их в подвале. Никто не спорил. Подвал был грязный и сырой. Трубы в ним текли и воняли канализацией, на стенах выросла плесень, так что дышать там было тяжело. Но никто из детей не жаловался, все молчали. Корней понимал, что происходит что-то очень значительное, меняется вся жизнь, меняется мир вокруг. Но он так же знал, что где-то рядом его отец Виктор сражается против игигов. Он хотел увидеть его. Это был единственный шанс.

Их заперли и приказали сидеть тихо, чтобы игигские патрули никого не обнаружили. Он выбрался через вытяжку. Подставил ящики, на них взгромоздил трубы. Белобрысый мальчишка молча ему помогал. Кто он и что с ним стало, он не узнал, запомнились только большие грустные карие глаза и грязный бинт на руке. Вытяжка была широкая, но все же ему пришлось повозиться, чтобы протиснуть свои широкие кеттские плечи. Дважды он срывался, даже заплакал от отчаяния. Но все же с третьего раза зацепился и вылез на улицу.

Там был ад. Все взрывалось, летели осколки, улица была затянута дымом. Бежали обезумевшие люди, были слышны выстрелы. Небо сотрясалось взрывами, ползли лиловые тучи с отравой. У него не было носового фильтра, дышать стало невозможно, гортань обожгло. Он нашел в воронке обрывок чьей то формы, намочил в луже с водой и приложил к носу. Побежал туда, где громче всего стреляли. Там, на баррикадах был его отец. На углу он увидел высокого мужчину с черными волосами. Он придавил к стенке щуплого игига и кричал ему в ухо… Нет, не кричал, ревел, тряс за плечи.

И вдруг Корней понял, что похож на него. И не только чертами лица, а всем: статью, движением, жестами, мыслями. Он крикнул: «Папа!» и побежал в дым. Но Виктор уже пропал, он тащил за собой игига и огромную пушку. Он бежал гигантскими скачками, ругался так, что на некоторое время Корней усомнился, что это тот самый человек. Его папа должен был быть благородным и великим. Но видимо так надо было, и он простил. Догнать он не смог и сел на мостовую, чтобы расплакаться. Что-то еще кричал вслед, но лиловый туман все затянул. Никто его не услышал.

А потом он вдохнул воздуха и отрава проникла глубоко в его легкие. Он стал засыпать. Чьи-то холодные руки подхватили его, нацепили носовой фильтр и куда-то грубо потащили. Очнулся он в теплом светлом помещении с сотней других детей. Ничего не стал спрашивать, сразу понял, куда попал. У людей на Земле не было круглых комнат. К нему прильнула очень худенькая черная девочка. Двое постарше дали им по куску хлеба.

Их повели наружу вооруженные игиги. И тогда он еще раз увидел Виктора. Виктор хотел уничтожить игигов и подарить Землю людям. Но игиги нацелили оружие на него и других детей. «Не слушай их, папа! – Кричал Корней, – убей их всех…». Но он видел, как Виктор отступил. Сложил свою гигантскую пушку. И это был конец Земли. Это был конец всего, это было начало эры игигов. Он даже не плакал, просто стоял и смотрел на поникшего головой пирата, который был его отцом и даже не знал об этом.

– Такой я запомнил Землю, прости…

– Да, сынок, то, что ты говоришь, хуже смерти. Они не могли такое делать с чужими детьми! Только последние трусы выигрывают войны, угрожая детям. Значит, Земля так и досталась игигам?

– Они сделали из нее космокрейсер. Она больше не жива, это теперь планета-оружие и она двигалась в сторону Гвала, когда я улетел в последний рейс.

– Жаль, сынок. Ты расстроил старика. Я помню другую Землю: много садов, красивые города, солнечные улицы, люди ходили в большие магазины, праздновали Новый год и Рождество. У меня была собака, ньюфаундленд. Я гулял с ней по парку. Пинал листья ногами, болтал со стариками на лавке, а теперь я сам старик, я почти слепой…

– Ты считаешь, они заслуживают смерти?

– Игиги? Конечно.

– Все без исключения?

– Думаешь, сынок, между ними есть разница?

– К сожалению, есть. Я видел тех, кто ими управляет.

– И поэтому ты здесь?

– Да.

Они надолго замолчали, каждый думал о своем. И беззаботный смех Майкла больше не звучал в игигском узле связи. Слышно было, как он тяжело дышит. И все же, Корней был благодарен судьбе за такую редкую возможность поговорить с кем-то добрым. Может быть, он даже не заслужил ничего подобного. Убирать дерьмо, – вот его карма за жадность и глупость. Каждый ведь сам идет по своему пути. Никто не принуждал его слушать игига, пусть даже этот игиг самая прекрасная женщина во Вселенной…

6

Для Грека здесь никаких сомнений не было. Он пробормотал свое старое и нерушимое как мир, затертое еще со студенческой скамьи: ο χορτασμένος του νηστικού δεν πιστεύει – сытый голодного не разумеет, и протянул руку к кристалу в основании «гроба». Ему не терпелось. Корней смотрел и не мог поверить. Леванский был словно околдован. Да, она красива, возможно, мудра и она хозяйка, госпожа. Но вот так откровенно желать недоступное…

– Подожди, ты уверен?

То был исторический момент, хотя все уже было решено. Никто из них не думал, что может произойти, если разбудить спящего игига. А как же ненависть к «божественной» расе? Они клялись отомстить тем, кто растоптал Землю, прекрасную, живую планету, полную кислорода и воды. Они впитали в себя ненависть с пищей приемных родителей, они тысячу раз поднимали тост за то, чтобы игиги сдохли. Это не обсуждалось… Леванский опустил руку и глаза его потухли, сделались непроницаемыми и холодными, как у мертвеца. Это могло означать: уйди с дороги! Но Корнею не хотелось верить. Он сделал вид, что не заметил. Просто не увидел, отвернулся и ушел в тень.

«Гроб» с принцессой раскрылся и она ожила, жадно вдохнула, вздрогнула своим ослепительным обнаженным телом и застонала. Ах, какая уязвимость, какая хрупкость. Движения плавные, как у царицы. Открыла глаза. Корней помнил, как напряглось все его тело, как побежал электрический ток от затылка до пят, словно похолодало на десять градусов, голова закружилась. Никогда еще с ним такого не было, будто в сети на дыру наткнулся или шокером сам себя ударил. Не мог он смотреть ей в глаза.

Все там было: океаны и моря, и небо, и просторы, и воздух, и смех. Впервые в жизни он пожалел, что неуклюж с женщинами, что не красив: слишком короткое тело, красная кожа, широкоплеч, – увалень, а не красавец. Вот Леванский, другое дело – грудь колесом, высокий, стройный, нос всегда держит по ветру, мастер красивых слов… И тут Корней понял, что все-таки открыли они ящик Пандоры, а назад его закрыть невозможно. Да и кто решится? Леванский вон уже ей по-джентельменски руку подает, помогает встать. Эх, дьявольское семя, не бывать уже прежней дружбе между ними! Он подал девушке одежду, которую до этого нашел на корабле. Она улыбнулась и накинула ткань, потом глаза прикрыла и чуть пошатнулась.

Леванский на руках понес ее на Ангус, решил, что она голодна. Сутки спала принцесса из их темной сказки, а они стояли и любовались сквозь стекло, как высоко вздымается ее грудь, как едва приоткрыт ее маленький рот, как бледна идеальная кожа и как витает ангел сна над ее безмятежностью. Молча стояли, только толкали иногда друг друга, чтобы проверить, чего там товарищ делает, пока другой занят невинным созерцанием. Когда они наконец ушли спать, она проснулась.

Первой пришла к Корнею, разбудила, на чистом кеттском извинилась и попросила прощения, что доставила им неудобства своим присутствием. Корней размяк. Он был уверен, что такая красотка не посмотрит на него даже издали, не то, что будет такой приветливой. «Ангел», – подумал он и слово «игиг» запретил себе произносить.

Собрались на мостике. Звали ее как-то не по-человечески, Корней не понял даже с третьего раза и попросил разрешения называть Лила, потому как были там отдаленно похожие слоги.

– Конечно, мой господин. – Она была скромна и застенчива, но вдруг становилась настойчивой. И, конечно, ему льстило «мой господин», и нравилось, что на Леванского она так тепло не смотрит. Вообще, все походило на рождественскую сказку и даже слышались где-то вдали колокольчики. Душа полукровки запела, впервые в его короткой, но тяжелой жизни. Пусть это иллюзия и пусть она продлится как можно дольше. Он хотел быть рыцарем, чтобы стоять возле ее белого одеяния на коленях и превозносить её на весь мир. Хотел куда-то нестись на звездолёте, рубить непонятных врагов и одерживать невероятные победы. Сам себе был противен за слащавые грезы, но поделать уже ничего не мог.

– Кто ты, откуда взялась в пустом секторе?

– Я направлялась к Земле, к своему отцу, но, видимо, приборы навигации сбились…

Голос ее журчал, как ручей, а сияние вокруг становилось почти видимым. Они поверили. Корнею пришел в голову вопрос: как так сильно могли сбиться приборы, чтобы протолкнуть корабль в подпространство? – но он промолчал. Лила словно услышала его мысли:

– Этот звездолёт легко проходит окна, он перемещается не так, как ваш, в его механике другой принцип прохождения барьера гиперпространства…

Она что-то еще щебетала, чего они не могли понять и не пытались. Она была не только красива, но еще и умна. Леванский таял как догорающая свеча от ее инженерного гения, Корней молча закипал, кусая кончики пальцев. Словно на ум кто-то накинул пелену, и он вдруг отупел, разом утратил логику мышления, только слушал и слушал, как журчит ее нежный голосок. Лила была дочкой правителя какой-то далекой планеты в космосе (название опять звучало так непонятно, что Корней не уловил), но сейчас их всех командировали на Землю. И она летела с важной миссией: остановить убийц, которые желали начать войну.

Да, среди игигов чистой расы (она подчеркнула, сделала ударение на этих словах) есть те, кто против войны и против завоеваний других рас. Есть добрые и умные существа, которые не позволят сильным топтать бессильных. Так все у нее выходило красиво, что Корней заслушался. «Почему бы нет, – думал он, – ведь они, дьявольское семя, сверхразвитая раса!». По интеллекту и технологиями они далеко обогнали кеттов, землян, гвальцев и почти всех, о ком он слышал. Ну не может быть развитая цивилизация хищной! Напротив, чем выше уровень интеллекта, тем терпимей он должен быть к чужим расам; тем больше в нем должно быть снисхождения и тем меньше ненависти. Умный не может быть злым, ведь он понимает причины злости других. Эти причины гнездятся в душевной слепоте и недоразвитости. Проще помочь низшей расе, поднять ее на более высокий уровень, чем пытаться уничтожить. И он увидел представителя такой расы, всепонимающей, всепрощающей…

Сегодня он дежурил на мостике, пока Леванский спал. Они копили силы, свои и корабля, для обратного прыжка. Лила дала координаты одной пустой планеты возле Гвала, там можно будет остановится и переждать суматоху с их поисками. Это все казалось таким простым, но в присутствии этой замечательной женщины именно так все и должно было быть. Она словно держала в руках нити судьбы.

Увидел, как она медленно идет к нему. Вся белая, как снег, как сама чистота. Так печальна, словно ангел… Ангел смерти, – вот что пришло ему в голову. Пока он не видел ее лица, душа становилась спокойнее. Корней запретил себе влюбляться в Лилу, не хотел разбить свое сердце. Страдания, особенно такого рода, его пугали. Он даже был готов назвать себя слабаком и признать Леванского победителем, но было поздно, Корней уже попал под очарование ангела…

Она погладила его плечо, вроде бы стряхнула пылинки, которых не было. От прикосновения холодных пальцев Корней застыл в смешанных чувствах. Был там страх, восторг, удивление, напряженность и что-то еще, не определенное. Он не знал, как себя вести. Застыл, чурбан, и язык проглотил. Молчал, как пень в ответ на ее улыбку и морщился от невероятного напряжения. А потом все прошло, потому что Лила убрала руку и села рядом на мягкий пол.

– Расскажи!

В ее голосе было требование, уверенное и обоснованное. Он понял, о чем она. Рассказать то, что он не посмел Леванскому. Хотя, не была эта история великой тайной. Она говорила о звездолёте М 5. С одной стороны, он насторожился, – красотка читала его мысли. Весь он, неуклюжий, примитивный, но верный своим принципам, был перед ней, как на ладони. А с другой стороны, он не самый великий грешник во Вселенной.

– Меня подвела жадность.

– Расскажи. – Повторила Лила и обернулась. Появился Леванский. Он зашел тихо, как кошка и прислонился к стене, нервно приглаживая волосы.

– Ладно, я расскажу.

Это было как очищение, как раскрытие и как избавление. Она пришла не соблазнять его, а излечить. И Корней поверил расовому врагу, пришельцу, чьи родственники растоптали Землю. Поверил, потому что давно хотел найти того, кому можно верить, кому можно показать свои незаживающие раны, выплеснуть застоявшееся болото страстей. Думать, что его пожалели, было приятно, как никогда.

– Галу оставила мне кредитки, которые я получил после окончания академии. Она умерла очень давно, я только смутно помню ее образ. Маленькая и шустрая, как земная девчонка. Она не сказала Виктору, что у него есть сын, на это были причины. У Виктора уже родилась дочь, которую воспитывал посторонний человек и он наплевал на нее. Поэтому Галу промолчала, она не хотела, чтобы я, некрасивый ребенок, полукровка, вырос рядом с отцом, который меня презирает и игнорирует.

Может быть, она была не права, сейчас сложно судить. Во всяком случае, я не тот, кто будет ее осуждать. Итак, я закончил академию, получил мамины кредитки и купил на них отличный звездолёт. Ангус не обижайся, он не годится тебе даже в подметки. На тот момент он был лучшим звездолётом Гвала. Я был счастлив и после нескольких месяцев пробных полетов по стандартным маршрутам предложил свои услуги одной крупной транспортной компании. Меня приняли на работу, закрыв глаза на мою кеттскую кровь, ведь М 5 были далеко не у всех частных перевозчиков. И пошли рабочие будни. Я возил по заказу компании всякую механическую дрянь неизвестного назначения. Думаю, это было оружие, но я не распаковывал ящики.

Все шло отлично, я получал регулярную плату, часть отправлял приемным родителям, на остальное гулял в кабаках. Четно говоря, у меня не было дома и я в нем не нуждался. Звездолёт М 5 был моим домом и лучшего нельзя было придумать. И вот однажды компания известила меня, что будет нестандартный груз, оплата двойная. Основным условием было не нарушать герметичность упаковки. Я пожал плечами, проверил груз анализатором и успокоился; вредных веществ и излучения там не было, остальное было на совести компании. Груз представлял собой большое, метров тридцать, герметичное яйцо из неизвестного материала.

Я приготовил М 5 к полету и зашел выпить кофе в местный бар. Там увидел Зонда, старого одноглазого звездолётчика. Глаз он потерял на Пандоре в те знаменитые времена, когда она еще не была заповедником. Левую руку оставил на Кхерхе, старом астероиде с атмосферой, а половина сердца у него была кибернетическая, но об этом Зонд молчал. Мы с ним кивнули друг другу и черт меня дернул подсесть поближе. Хотелось послушать байки старого дальнобойщика. Он ведь всегда отклонялся от маршрута и бывал на карантинных планетах, поэтому мозги у него были, если честно, набекрень. И все же, глубокая ночь, впереди сложный маршрут, а здесь уютно и тепло, да еще Зонд раскатисто хохочет над своими собственными приключениями. В общем, я немного задержался, мы с ним поболтали, как будто были старыми приятелями. И вот, я уже собрался отчалить, как Зонд многозначительно подмигнул и спросил на счет груза. Что-то вроде, готов я или не готов?

Мне пришлось еще задержаться, чтобы узнать побольше. Любопытство всегда меня подводило, так случилось и в этот раз. Зонд прослышал, что я повезу на казнь великого преступника всех времен, правителя трех агрессивных планет, великого мошенника и убийцу, Даргаза Алмазного. Такого у меня в контракте не было, груз должен был быть неживым. Это потом, позже, на старой «калоше», я возил любые грузы и не спрашивал, но тогда у меня еще была совесть. Мне казалось самым ужасным делом запятнать свою репутацию. Я позвонил заказчику. Тот долго бурчал, что его разбудили ночью по пустякам и, в конце концов, неохотно признался, что груз живой, что это инопланетянин, которого надо доставить на суд по просьбе межпланетной комиссии. «Самое главное, – сказал заказчик, – не вскрывай камеру, он там прекрасно спит и никому не угрожает. Если с тобой или звездолетом что-то случится, внештатная ситуация, например авария, уничтожь груз, к тебе претензий не будет».

Я простился с хохочущим Зондом и побежал к звездолёту. Первая мысль возникла – выкатить проклятое яйцо с Даргазом и оставить его в космопорте. Мне пришло в голову, что целые армии будут атаковать мой М 5 по пути следования, чтобы освободить своего вождя, черт бы его побрал. Но как только я зашел на М 5, меня вызвал диспетчер и сказал, что коридор открыт всего несколько минут, потом его займет следующий рейс, мой и так задержался. Пришлось задраить люк и экстренно взлетать. Я приказал себе успокоиться и взлететь, считая груз обычным, а полет стандартным. Взлетел, все было нормально, вышел на маршрут, поставил автопилот и вошел в сеть.

Информации там было море. Даргаз считался самым опасным существом в семи галактиках. На его счету были пиратские захваты планет, участие в разжигании войн, махинации с планетными ресурсами, продажа оружия и многое другое. Три галактики приговорили его к мендленной и мучительной смерти, еще одна предала проклятью и запретила появление на своей территории и только наша галактика хранила нейтралитет, пока межпланетная комиссия не наступила на хвост. Обычно неуловимый и грозный Даргаз не попадал в лапы межпланетников, но на этот раз судьба была не на его стороне. Обиженная им гвальская красавица подсыпала дерзкому злодею снотворного и солдаты межпланетной комиссии сцапали его «тепленьким» и храпящим. Специально для чудовища, нарушившего все возможные законы, была сделана сверхпрочная капсула. Стоимость ее разработки приближалась к цене приличного звездолета, но зато она гарантировала, что Даргаз не проснется, не воспользуется полями и не разрушит свою тюрьму, чтобы бежать и опять бесчинствовать во Вселенной.