Облачённое в твид чудо

Самара Мо

Облачённое в твид чудо

Чудо – это то, что кажется невозможным,

но всё-таки происходит.

(Из фильма «Люди в чёрном 3»).

Хочешь увидеть чудо, стань им.

(Из фильма «Брюс всемогущий»).

Есть только два способа прожить жизнь:

Первый – будто чудес не существует.

Второй – будто кругом одни чудеса.

(Альберт Эйнштейн)

Пролог.

– Ты должна открыть нам свою тайну, девочка. Иначе… Ты же знаешь… Сама чувствуешь, будет плохо. Иначе случится беда. Не с нами. С тобой. – Двое в пыльных, явно старых костюмах, (судя по дырам и потертостям на локтях пиджаков), склонились над юной особой, пытаясь заглянуть ей в глаза и увидеть в них то, что она так умело скрывала – страх.

Но Алина упорно не смотрела на чужаков, демонстрируя им лишь свою отрешённость от происходящего, хотя на самом деле, всё внутри неё буквально клокотало от ужаса. От беспомощности и невозможности помочь тем двоим, что сидели на полу, еле дыша, рядом с обоссанной кроватью алкаша, которому и принадлежала лачуга, в которой все они, волею судьбы оказались. И более всего, её сердце сжималось при виде лежащего неподвижно на той кровати младенца. Она замирала всякий раз, когда ребёнок наконец-то делал слабый, но уверенный вдох и выдыхала с облегчением, тогда же, когда выдыхал и он. Как же ей хотелось попросить незнакомцев не причинять зла хотя бы ребёнку, но она сознавала, насколько бесполезными были бы её мольбы.

Пытаясь отвлечь девчонку от ребёнка, один из них протянул к ней свою изувеченную руку и дотронулся до её плеча. На ней была лишь ненавистного красного цвета пацанячья футболка с изображением какой-то древней рок-группы. Не толстовка, о чём она пожалела в тот же миг. В другой ситуации, то прикосновение вполне могло показаться мягким и успокаивающим, рассчитанным вызвать доверие у перепуганного до смерти подростка. Но Алина как никто другой понимала, что ничего приветственного в том касании нет, и потому, содрогнулась всем телом.

«Они убьют меня. Точно убьют», – Мелькнуло у неё в голове, но она постаралась задавить нарастающую панику в зародыше, просто переключив внимание на сидящую под буфетом Буффало жирную крысу.

Ни один из мужчин не привязывал её к стулу тугими верёвками. Никто не сковывал её костлявые молодые запястья стальными наручниками. Она сама вцепилась в обитое грубой засаленной тканью сидение стула, до боли стиснув пальцы, с одной лишь целью – не выдать дрожь. Ни показать им ужаса. Не важно, что случится дальше, но паника могла погубить её. Лишить единственной возможности на спасение. Её и тех двоих пареньков, что, как надеялась Алина, вняли её уговорам, и затаились в лесу, ожидая развязки. В отличие от связанных на полу людей и младенца. Ведь они и так уже были мертвы. На их судьбу она уже никак повлиять не могла, хоть и не переставала прокручивать в голове возможные варианты.

Ей не хотелось отрывать взгляда от ни о чём не переживающей крысы, самозабвенно поедающей заплесневевший кусок хлеба и заглядывать в покрытые уродливыми шрамами лица чужаков.

«Всё что угодно, только не паника. – Думала она. – Иначе я дрогну в решающий момент».

– Ты должна рассказать нам, что вы трое тогда увидели на реке? Что он вам рассказал? Может, передал что-то?

«Да. Река. С неё всё началось. Похоже на ней всё и закончится», – подумала девочка, но вслух ничего не произнесла.

«По каким причинам эти две уродливые сущности выбрали лачугу Буффало – местного пьяницы своей последней остановкой? – вот, что занимало её мысли в тот момент. – Может в этом кроется какая-то загадка? Ребус, который ей непременно стоило разгадать»?

Покосившиеся стены через щели которых в помещение задувал не по-летнему прохладный, пробирающий буквально до костей вечерний воздух. Грязные, будто специально заляпанные кем-то окна, превращавшие каждое новое утро в этом доме в пасмурную ночь. Железная кровать посреди единственной комнаты, которую никто и никогда не застилал, просто за отсутствием надобности. Плотный, вызывающий слёзы и тошноту запах немытого тела, стухших объедков и резкий запах мочи, доносящийся не только от той единственной кровати, но и из ведра стоящего рядом с ней. Повсюду разбросанные лохмотья одежды, в которых безо всяких сомнений устроили себе дом крысы и жуки. А ещё стеклянные, целые горы стеклянных бутылок из-под водки или пойла идентичного ей. Непрерывный шум помех телевизора и неугомонное карканье ворон где-то на заднем дворе.

«Что в этом злачном месте могло привлечь их внимание»? – не унимаясь, размышляла Алина, мысленно умоляя проклятых птиц за окном замолчать.

Она должна была найти решение, ведь сбежать отсюда она никак не могла, даже если бы и захотела. Слишком поздно для неё, но возможно не поздно для её друзей. Не поздно для тех, кого она ещё могла спасти.

– Вижу, ты надеешься, что мы ничего не знаем о твоих друзьях. О том, что они где-то рядом.

«Нет, они не рядом, уродливая ты морда. Я позаботилась об этом». – Подумала Алина, но уверенности не почувствовала, даже в собственных мыслях. «А что ели они не прислушались ко мне? Что если… Нет. Лучше не думать о если».

Один из них, тот, что говорил гнусавым надрывным голосом, медленно провёл рукой по её голове, приглаживая серые кудрявые волосы.

– Вероятно кто-то из людей, возможно даже тот фермер, что пасет своих коров на окраине вашего поселения, или та недалёкая надоедливая жаба, что обслуживает местных покупателей в магазинчике на углу, решили бы, что вы просто троица шатающихся без дела подростков, каких немало в округе. Возможно кто-то из них, или быть может кто-то ещё, мы вовсе не исключаем этого, мог бы назвать ваш союз недолговременным и бессмысленным. Детской шалостью, не более того. Да что там говорить?! Скорее всего, вообще никто здесь и не заметил той всепоглощающей горечи, что связала воедино троих невзрачных на первый взгляд ребят. Кому до вас есть дело? Да никому. Хотя правильнее было бы сказать, никому из них. Ты понимаешь девочка, те слова… – Он сглотнул слюну, – Те слова, что охарактеризовали бы вас, по мнению тех людей, исходили бы из уст глупцов, не познавших жизнь.

Не судьба свела вас вместе – робкую девчонку, которой известно практически всё, вплоть до того, как обездвижить курицу, или какую траву использовать, чтобы на коже появились жуткие зудящие волдыри. Бунтаря, чьё взросление проходило на местной свалке среди собак и полудохлых кошек. Парня, который, всё своё детство только и жил за счёт того, что воровал и обманывал. И святошу, жизнь которого остановилась в тот день, когда погибла его старшая сестра. Набожного, исключительно доверчивого, наивного и порядочного мальчика. Бог… – Произнёс гнусавый и тут же поперхнулся, словно произнёс нечто никогда прежде не вылетавшее из его рта. Алина сжалась ещё больше, в то время как в загаженной лачуге Буффало повисла тишина, прерываемая лишь криками безучастных ворон. И даже крыса до этого не отвлекавшаяся на посторонние чужеродные голоса, вдруг застыла, почуяв опасность.

Мгновением позже девочка подпрыгнула от неожиданности вместе со стулом, за который держалась, потому, как чужак одним резким ударом сшиб со стола угольно-чёрную жестянку из-под консерв, доверху набитую ржавыми сигаретными окурками. Они веером разлетелись по полу, запачкать который, казалось, ещё больше было просто невозможно. Крыса кинулась наутёк.

– Вас троих связало равнодушие ваших родителей. Ваша боль свела вас вместе и даже если бы вы жили в разных городах, однажды наступил бы день неминуемой встречи, в котором вы, несомненно, услышали бы отклик дружеских сердец.

И он тоже знал это. Тот, кто привёл вас на мост. Естественно для вас случившееся выглядело просто стечением обстоятельств, ведь шли вы к реке, замышляя месть. Скорее всего вы даже и не задумывались, что кто-то или что-то могло быть к тому причастным, но… Так оно и было. Он выбрал вас троих, и ты расскажешь нам почему. Расскажешь всё от самого начала и до самого конца.

– А потом вы меня убьёте? – наконец решилась поинтересоваться Алина.

– Убьем? – вдруг оживился другой, услышав железные нотки ненависти в голосе побледневшей от страха девочки. – А ты готова умереть? Знаешь ли ты что такое смерть? Даже после того, как успела увидеть её собственными глазами?

Алина действительно собиралась ответить на вопрос уродца, но зубы её предательски застучали друг о друга, стоило ей приоткрыть рот, и потому она решила, что лучший способ не выдавать своей слабости – переключить внимание мужчин на что-нибудь другое.

– Что вы сделали с Буффало?

– Хм… – Человек, тот, что по-прежнему стоял рядом с ней с присвистом выдохнул воздух. – Всего-то пара дней прошло с инцидента на мосту, и кем же ты стала? Теперь веришь в чудеса, да? Веришь в то, что у вас троих и этих обречённых есть шанс на спасение? – Он подошёл к светловолосой девушке сидящей на полу с посеревшей неживой кожей, но прикасаться к ней не стал. Та жалобно посмотрела на него и, содрогнувшись, выблевала на дощатый пол малька. Возможно последнего из тех, что поддерживал в ней жизнь. Затем, не выражая никаких эмоций, повернулась головой к кровати и вытерла испачканный рвотными массами рот о вонючее одеяло. Хмурый мужчина, сидящий рядом с ней, скривился при виде блевотины и плотнее запахнул на себе махровый халат.

«Я отдам ему всё, что осталось от его рабочего костюма чуть позже. Если представиться такая возможность, – подумала девочка, глядя на психолога, жизнь в котором угасала с каждой минутой. – Знает ли он, что пиджак лежит в саквояже, который я принесла с собой? Или может быть ему уже всё равно»?

– Нелепое заблуждение, но… Твой дух был похож на маленького запуганного хомячка, которому в детстве придавили лапку, отчего он так и не смог научится бегать по прикрученному в клетке колесу. Жизнь не по привычному кругу, но без движения вообще. Щуплая, слабая, кожа да кости и тебе никогда не стать полноценной женщиной, чтобы ни случилось. Но теперь ты боец. Да, твой голос слаб. Твоё тело трусится от переполняющего его ужаса. Гормоны так и бурлят… Но дух теперь отважен и громогласен, словно стадо взбесившихся слонов.

Именно в ту секунду Алина, наконец, осмелилась поднять на него свои пылающие диким гневом глаза, безмолвно выражая ему своё презрение. Его изуродованное лицо со стянутой шрамами кожей пыталось улыбаться, и она поняла, что он ждал от неё именно такой реакции.

– Ты хочешь знать, что случилось с бедолагой Буффало? С этим вонючим никчёмным алкашом?

– Хочу, – твёрдым голосом подтвердила девочка и наконец, разжала пальцы сжимающие стул.

– Мы ничего не сделали с ним. Откровенно говоря, просто не успели. То, что с ним произошло дело рук его собственных. А причина в том самом письме, что лежит на столе. Вижу оно знакомо тебе, так ведь? – Конверт действительно лежал там. Не понятно как, и по какой причине, он мог попасть в руки Буффало, но попал. – Теперь и тебе очевидно, что он не явится тебе на выручку, правда? Так что лучше просто ответь на наши вопросы и закончи начатое, предателем. Всё должно встать на свои места.

– Где он? – Тихо спросила девочка, хотя, кажется и сама догадывалась о местоположении Буффало.

Всё ещё ехидно улыбаясь, уродец выудил из переднего кармана твидового пиджака скомканный платочек, а затем проследовал к окну, через которое открывался вид на задний двор. После звучно плюнул на стекло, и ритмично потёр его тканью, очистив неуклюжими переломанными пальцами круглое прозрачное отверстие, к которому и подозвал оторопевшую от странного поворота событий девочку.

Стараясь не упасть, Алина преодолела те несколько шагов, что отделяли её от окошка, затаив дыхание. Мужчина же вновь попытался приобнять её за плечи и пододвинул к стеклу так близко, что она почти уткнулась в него носом.

Буффало висел там. На толстом суку старого клёна, который когда-то посадил ещё его прадед. Висел рядом с детской, слегка покачивающейся от ветра качелью, на которой никогда не качались дети. Шея и лицо его были раздуты. Рот раззявлен и перекошен и из него торчал распухший синий язык, над которым кружились, несмотря на непогоду, жирные чёрные мухи. Сердце девочки замерло при виде окоченевшего трупа – мертвеца, на внезапное появление которого она так сильно рассчитывала.

– Нам известно, что вы были на реке 23-го мая и видели, как человек стоящий на мосту спрыгнул вниз. Нам известно, что вы общались с ним и видели, что произошло на самом деле. Нам так же известно, что вы забрали что-то у него. Так что нет смысла отпираться и придумывать истории, в которые никто из нас не поверит. Ты скажешь нам правду о том, что произошло за те 43 минуты, пока река Агаста отсутствовала. И да, мы убьём тебя после того, как нам откроется истина, ибо именно ты и есть причина всех наших зол.

23 мая 11.04 утра. Дом Алины.

– Похоже здесь пусто. Никого нет. – Констатировал мальчик, прижимая к груди болтающийся на посеревшей верёвочке деревянный крест. Свою светловолосую голову он просунул в приоткрытую входную дверь. Мысленно он уже корил себя за ложь, ведь из дома доносились звуки чьих-то шагов, а где-то на втором этаже определённо работал телевизор, но не солгать он не мог, ведь он боялся. Врождённая нерешительность и привитые за годы взросления нормы приличия, навязанные ему родителями, мешали Антону пересечь порог в отсутствии взрослых, поскольку дверь им, так никто и не открыл. Хотя стучал он достаточно долго и громко, но Димка, стоящий позади друга, резво справился с возникшей заминкой, грубо втолкнув задумавшегося приятеля в дом.

– Чё ты мнёшься, доходяга? А ну посторонись. Неужели не понимаешь, что нет у меня времени возится с тобой? Открыто же, значит можно войти. К тому же её предков почти никогда нет дома. Никого нет, – усмехнулся он, с грохотом закрыв входную дверь, – Скажешь тоже. Это же не повод не заходить внутрь. Тебя что волки воспитывали? Откуда столько трусости? Хотя, знаешь, тебе есть чего бояться. Я слышал её отец настоящий монстр.

«Правда я и сам его ни разу не встречал, но… Слухи есть слухи».

– Я не трус. – Процедил сквозь сжатые зубы Антон, но Дима лишь махнул на него рукой так, будто всё ему было понятно и без слов.

«Монстр? В каком смысле монстр?» – подумал мальчик, но вопроса задавать не стал. Сейчас его куда больше беспокоило то, что он так и не решился переодеться, прежде чем появится в доме подруги. Серый отглаженный костюм, теперь казался ему неуместным, хоть в нём он и не был похож на стандартного школьника-подростка. – «Вот, кретин. Хотел произвести добротное впечатление на родителей Алины, а по итогу, никогда себя так неуверенно не чувствовал в этом сраном костюме. Кому это надо вообще»?

– Смотри какой домище. Единственный, между прочим, таких размеров в нашем проклятом городишке. Ты же здесь не был ещё, так наслаждайся новыми впечатлениями. Заодно посмотришь, как она живёт. Тебе ведь интересно, не так ли? – Он подмигнул другу. Святоша предпочёл не вестись на провокацию и просто промолчать. – Глянь вокруг. Её дом уж никак не сравнится с той халупой, в которой живёшь ты. То богадельня, а это почти дворец. Интересно, кем работает её папаша-монстр? Прежде я не задумывался. Надо будет узнать, кем же нужно стать, чтобы зашибать столько бабла? Резные, мать их, лепнины. А потолки какие высоченные. Да ты глянь сколько света. Тут и заблудится недолго. А люстры! Как думаешь сколько стоит эта сверкающая хреновина?

– Думаю, нам всё же не стоит… – Антон по-прежнему мялся на коврике у входа.

– Прекрати, а? Задолбал уже. Ещё минуту и я начну сомневаться в целесообразности нашей с тобой дружбы.

– Где ты слов то таких нахватался? – Замявшись, спросил мальчик. Предостережение, произнесённое другом, явно огорчило его. Он уж точно не собирался терять друга из-за собственных страхов, хоть они порой и были сильнее его воли. Только не друга.

– Где, где? Да от мелкой, конечно. Где же ещё? Она у нас этот, как его, мозговой центр. Пойдём уже.

– Пирожками пахнет. – Заметил Антон, когда они проходили мимо кухни.

– Кто о чём, а он всё о еде. Знаешь, тебе следовало бы пожаловаться в какую-нибудь службу. Ты же явно не доедаешь. Смотри какой худой, да и бледный. Или… Постой, это ты чё, от ужаса побледнел что ли? Расслабься, а. Смотри не нагадь в штаны.

– Если мои родители узнают, что я куда-то обратился, они… – начал Антон, побледневший при одной лишь мысли, чем грозит ему обращение вообще к кому-либо.

– Не перестаю тебе удивляться, парень. Ты, правда, решил, что я смог бы тебя так подставить? Не знаю, чё у тебя там за фигня творится с роднёй, да и знать не хочу. Потому что не моё это дело. Вмешиваться в чью-то жизнь не по мне. Захочешь, сам расскажешь.

«Не захочу».

– Я всего лишь пошутил, но судя по тому, как ты отреагировал, думаю всё же стоит поинтересоваться у Алины об этих организациях. А я-то ещё думал, что это я хреново живу. Но, ты прав. Действительно пахнет… Чебуреками что ли, или может беляшами. Смотри не изойди слюной, трусливая ты набожная морда, а то предстанешь перед своей возлюбленной, как псих, которому мозги сожгли, этим как его… – он нахмурил свой прыщавый лоб, пытаясь подобрать правильное слово.

– Электрошоком? – предположил Святоша.

– Да пофигу. Пойдём скорее. Я думаю, что знаю, где она.

Антон согласно кивнул, и они пошли крадучись дальше по коридору, с кучей запертых дверей, в которые возможно вообще никто никогда не заходил кроме уборщицы. Впереди Димка по прозвищу «Демон», в изношенных кроссовках, растянутой, заляпанной чем-то бурым, возможно шоколадом, футболке и драных джинсах. Он был почти на полголовы выше своего спутника и потому считал себя лидером в их компашке. Никто из ребят не знал за какие заслуги этого задиристого парня прозвали «Демон», но всем это прозвище явно пришлось по душе, особенно если учесть и тот факт, что в их трио был ещё и «Святоша». К тому же и Алине и Святоше была известна правда о жалком существовании Демона. О вечно пьяном отце, с которым ему приходилось жить, и такой же вечно пьяной матери, которая, кажется, уже очень давно покинула их обоих. О доме, стоящем в непосредственной близости от местной свалки, где до недавних пор мальчик и находил себе друзей в образе заблудших собак, с которыми он играясь отлавливал копошащихся в мусоре крыс. Для тех собак та свалка была домом ни меньше, чем для него самого.

Антон же напротив вырос под неусыпным контролем родителей, которые, впрочем после смерти своей старшей дочери ударились в религию, посвятив в неё и сына, хоть он того и не желал. Он знал, что таким образом мама с папой пытаются скрыть от мальчика ту ненависть и обиду, что затаили на него после трагедии, но сделать с этим он, конечно же, ничего не мог. «Святоша». Да. Именно так прозвали его друзья, потому что он покорно принял свою участь. Потому что он как мог, пытался верить в Бога, зачем-то забравшего его сестру на небеса.

– Эй, мелкая? Признавайся, где ты прячешься? Мне известно, что ты в доме. Если не вылезешь, я устрою здесь погром, и тогда тебе влетит. Всегда хотел разбить что-нибудь действительно ценное. Например, эту чудаковатую фарфоровую вазу. Руки так и чешутся столкнуть её на пол. Правду говорю. Для чего она здесь вообще, а?

– Никто не отзывается. Не надо ничего разбивать. Нет тут её. – Огрызнулся Антон, жалея, что позволил другу зайти так далеко. – Может нам всё-таки следует оставить её в покое?

Дима тяжело выдохнул воздух.

– Заканчивай ныть. Тебе ведь известно, что без неё нам не справиться? Может ты уже забыл, как мы познакомились? Забыл, как мы отомстили тем болванам, что швырялись в тебя всякой хренью, пока ты бежал по улице прижимая к груди свою несчастную книжицу? Напомнить тебе? Дождь лил как из ведра. Ты валялся в луже грязи, и если бы не вода, стекающая у тебя по лицу, я бы подумал, что ты плакал. Я бы подумал, что ты рыдал от боли как девчонка. Но нет, это была просто вода. Жалкая картина. Так и стоит у меня перед глазами. Неужели не помнишь, как они ходили потом с волдырями на коже, думая, что никто иной как сам великий бог наслал на них испытания, за их скверные проступки? Они зауважали тебя после этого, братан. Стали бояться тебя, а всё, из-за кого? Из-за нашей мелкой шмакодявки, которая и подсказала нам, что следует делать с той жидкой вонючей фиговиной, что она нам дала. Без неё нам не справиться. – Утвердительно повторил Дима.

– Ты прав, но…

– О господь всемогущий! Ну ты и достал. До чего довёл? Я уже сам скоро молиться начну, лишь бы кто-нибудь заткнул тебя наконец. Может тебе всё же стоило заглянуть на кухню. Жратва бы успокоила твой доставучий мозг.

– Пошёл ты!

– Угомонись, говорю, – довольно грубо попросил Дима и взял со столика у зеркала какую-то диковинную шкатулку. Повертел её в руках, рассматривая со всех сторон, а потом, похоже, решил, что ценности никакой она не представляет и потому вернул её на место. – Я просто трепал тебе нервы. Меня всегда забавляло, как нелепо ужас искажает твоё лицо. Ты становишься похожим на содрогающегося сурриката. – Он довольно умело изобразил вертикально стоящего зверька, со вздёрнутой вверх, крутящейся во все стороны в поисках опасности головой. – К тому же мне и правда известно, где она.

– Да? И где же? – злобно поинтересовался Антон.

– Там же где всегда. В библиотеке, тупица. Где же ей ещё быть? Вон та дверь, справа.

Открыв дверь, Дима насупился, осматривая безлюдное помещение, уставленное высоченными книжными стеллажами. Сотни, а может быть тысячи книг и ни одной пылинки в воздухе. Кто-то явно заботился о чистоте книжных полок.

– Говорил же, нет её здесь. Теперь убедился? – уныло пробухтел Святоша.

– Не стоило вам сюда приходить. Я же просила, – тихо откликнулась девочка, но парни так никого и не увидели.

«Они же ни вечером пришли. Днём их никто не увидит. Отец ничего и не узнает, если вести себя осмотрительно». – Попыталась успокоить биение своего сердца девочка.

– Что ты там бурчишь? Только не говори, что ты спряталась под столом? – хохотнув, спросил Димка, но к столу, покрытому красной бархатной скатертью, подходить не стал.

– Только не трогай книжки, пожалуйста. Книги в руки брать нельзя. Они злые. – Будто маленькая мышка пропищала из-под стола Алина. Спокойно, без эмоций.

Антон подошёл к столу и приподнял тяжёлый бархатный край. Девочка сидела, скрестив ноги на ковре, словно йог. Обеими руками она сжимала светящийся телефон, но заметив озадаченное лицо Святоши, вспрыгнула и ударилась головой о крышку стола.

– Я пришёл вместе с Димой, – оправдываясь, быстро проговорил мальчик, и, помолчав немного, выпустил край скатерти из руки.

Алина прислушалась, ожидая услышать тяжёлую поступь отцовских шагов, но в доме было по-прежнему тихо. Она выглянула из-под скатерти и тут же кровь отлила от её лица.

– Нет! – взвизгнула девочка, заметив стоящего у полок с книгами Демона. Выскочила из-под стола насколько могла быстро, но поздно.

– Да что такого-то? Мне просто интересно, почему ты называешь их злом. Чего в них особенного?

Пару секунд Алина смотрела на него прикрыв руками раскрытый рот, и мальчикам даже показалось, что она вот-вот разревется, но она только еле слышно произнесла:

– Тебе… Не стоило их брать.

«30 страница, 31 страница , 32 страница. Их нет. Он заметит. Нельзя чтобы заметил».

– Да ладно тебе. Всего лишь книги. Почему нельзя их трогать? И что это за названия такие, Брет Истон Эллис «Американский психопат», – прочёл он. – Звучит и правда жутковато. «Дом плоти» Стюарт Макбрайд, «Молчание ягнят» Томас Харрис. И вот ещё, Джек Потрошитель. Кто он? И что он потрошил?

– Ты не знаешь кто такой Джек Потрошитель? – Брови Святоши изумлённо взмыли вверх. Даже он знал кто такой Джек Потрошитель, при том, что он практически не читал книг.

– Неважно кто он, – прошептала девочка, а про себя подумала: – «Важно, что он сделал».

«Такая щупленькая, такая ранимая, – подумал про себя Антон. – И эти её вечно торчащие в разные стороны непослушные кудряшки. Неизменная своим причудливым вкусам в одежде. В частности, к её бледно-жёлтому цвету. Бледно-жёлтые кофты, бледно-жёлтые юбки, бледно-жёлтые брюки, даже джинсы. Не ярко-жёлтые, как лучи полуденного солнца или лепестки подсолнуха, но как нечто бледно восходящее, лишь в теории способное засиять». Алина нравилась ему.

– Родители заставляют её читать книжки. Ты не знал? – пояснил Демон мальчику, что наблюдал за своей подругой так, словно она и впрямь была ангелом. Ну, или как минимум кем-то не с этой планеты. – Но она отказывается почему-то. Не знаю, по-моему выглядит увлекательно. Поэтому она и прячется под столом. Чтобы мама с папой не заметили, как она роется в телефоне.