Феофан и Феодора. Новая земля

Роман Опутин

Феофан и Феодора. Новая земля

Лодка плавно покачивалась на волнах. Феофан был опытным и удачливым рыбаком, но уже в который раз море не желало делиться с ним своими богатствами.

«Чем же я семью кормить буду, чем обрадую жену, какие игрушки и сладости смогу купить детям на выручку от такого улова?» – думал он, поглядывая на десяток мелких рыбёшек, чуть поблескивающих на дне лодки.

Солнечный диск уже почти коснулся моря, стал красным, особенно большим, и как будто очень близким. Ещё немного – и он сольётся с мерцающей зыбкой дорожкой, которая ведёт к горизонту по ряби воды.

Вдруг над этой дорожкой Феофан увидел приближающийся призрачный силуэт. Он невольно зажмурился, мысленно прочёл трижды «Отче наш», хотел перекреститься, открыл глаза… и его рука замерла, едва сложенные пальцы коснулись лба.

Прямо перед носом лодки, не касаясь воды, парил в воздухе крылатый Ангел. Феофан опустил руку, чтобы лучше рассмотреть. Таких Ангелов он видел на рисунках своей жены, Феодоры, он любил наблюдать тихонько, как она рисует. Ангел и сейчас был словно нарисован парящим в воздухе.

– Ты видишь меня таким, каким твои глаза могут увидеть. Пусть твои уши услышат. Завтра, в это же время, на ваш берег придёт с моря большая волна, такая большая, какую тебе трудно представить. Она разрушит твой дом и навсегда затопит землю, на которой стоят многие ваши дома.

Утром придёт к вашему берегу корабль, чтобы спасти детей ваших, и жён ваших, и женщин. А из мужчин на борт смогут взойти только праведные, самые достойные, ибо не хватит всем места на корабле. Об этом велено было сказать тебе, Феофан.

– Как я могу знать, что мне это не привиделось, что меня просто не укачало волной, и что это не всплески воды, а глас Ангела, посланника Божия? Почему я должен верить тебе, кем бы ты ни был? Сколько раз я уже слышал о конце света… Я – рыбак, и научился доверять только своей голове и своим рукам.

– Когда ты, Феофан, однажды обменял богатый улов на простой горшочек с белой геранью, потому что так повелело твоё сердце, и принёс его Феодоре, то сказал: «Прими от меня этот цветок, который будет охранять наш дом от колдовских сил! Будь моей женой! Я люблю тебя, Феодора, Богом дарованная!»

С того дня прошло уже 10 лет, но ваша герань не потеряла своей красоты, вопреки законам природы. Каждый раз, поливая её, любимая женщина думает о тебе и улыбается. Она вспоминает, как нарочито строго старалась выглядеть при встречах, но каждый раз её выдавала улыбка, спрятанная в уголках губ.

– Скажи, посланник Божий, должен ли я предупредить людей о том, что ты сейчас сообщил о волне и корабле?

– Все, кто может быть спасён – будут спасены. Это не зависит сейчас от твоих действий. Корабль придёт вовремя, всех известят и доставят на новую землю.

Ангел исчез, а Феофан выбрал снасти из воды и приналёг на весла. Когда лодка уткнулась носом в берег, уже успели сгуститься сумерки. Феофан вытащил лодку из воды, встал сперва на колени, смотря в небо, потом упал лицом в прибрежный песок. Какие мысли проносились в его голове, что творилось в его гулко стучащем сердце, сколько времени он пролежал, сжимая мокрый от прибоя песок побелевшими от напряжения кистями рук – кто знает…

Ещё затемно Феофан снова сел за вёсла и доплыл до посёлка. В десятке метров от берега он покинул лодку, подтолкнув так, чтобы её вынесло прибоем на берег. Сам же вплавь добрался до берегового скалистого обрыва, откуда можно было видеть всё, что происходит в посёлке, самому при этом оставаясь незамеченным.

С первыми лучами рассвета на горизонте показался парусник. Он встал на якорь в бухте, к берегу поплыли шлюпки, матросы забегали по посёлку. На глаза Феофану набежали слёзы, и он отвернулся.

Он уже не видел, как нашли его лодку вблизи посёлка рыбацкого, как смотрела на эту лодку жена… Поскольку никаких следов на берегу не обнаружили, то решили, что забрало его к себе море, как случается иногда с рыбаками – одиночками. Некогда было разбираться и искать следы его: корабль взял на борт людей, сколько смог, и поднял якорь.

Когда скрылись за линией горизонта высокие мачты с парусами, Феофан спустился с прибрежной скалы и направился к посёлку. Жили они с Феодорой крайними к морю, поэтому незамеченным пробрался он в дом, сел за стол. На столе всё так же лежали листы бумаги, карандаши, краски… И как будто звучал голос жены, рассказывающей детям сказки…

Время остановилось, и потеряло значение всё, что происходило за пределами этого дома, этой комнаты, этого стола…

Взгляд упал на рисунок Ангела. Потом – на белую герань на подоконнике. Феофан взял маленькую леечку, чтобы полить цветок – она ещё как будто хранила тепло руки Феодоры.

Феофан бережно отнёс горшочек с геранью и эту синюю леечку в лодку. Прикатил и загрузил бочонок с водой, бросил на днище топор, бухту прочного каната, сеть, оттолкнул лодку от берега и сел за весла. Он держал курс туда, где растаяли в морском воздухе паруса корабля.

«До прихода большой волны есть ещё время! Есть ещё надежда, что успею отплыть от берега так далеко, что лодку не выбросит на скалы! У меня крепкая лодка! У меня крепкие руки! Есть надежда, что если этому паруснику не суждено быть разбитым этой волною, то и у меня хватит сил подняться на её гребень. В открытом море волны бывают не такими крутыми. Главное – грести! Главное – держать лодку правильно! Главное – я запомнил курс, по которому ушёл корабль. Есть надежда, что он не изменит этот курс…»

«У меня тоже есть надежда, что ты, наконец, услышишь слова Хранителя твоего!» – услышал вдруг Феофан знакомый голос. Он обернулся и увидел того самого Ангела, только теперь он был настоящим, живым! Он стоял прямо в носу лодки, и в этот раз у него не было крыльев за спиной.

Ангел перехватил взгляд Феофана и опередил его вопрос: «Ангелы тоже иногда складывают свои крылья, не удивляйся. Эх, как же давно я мечтаю посмотреть на водовороты и завихрения пузырьков, остающиеся после движения весла, послушать шелест воды о борта лодки! Подвигайся, упрямый человек! Давай мне одно весло!

Я знаю, откуда придёт большая волна. Вместе у нас хватит сил удержать лодку и преодолеть эту волну. Потом будем разбираться, почему ты посчитал, что место на борту корабля – не для тебя, почему ты решил уступить это место более достойному и праведному.

Сейчас время для другого: на Новой Земле, куда направляется парусник, будут нужны твой топор, твой канат, твои руки. Никто кроме нас самих не сделает эту землю обитаемой и цветущей. И конечно, там очень нужна эта герань, которая не теряет своей красоты вопреки всем законам природы. Счастливые вы, люди! – Ангел посмотрел на Феофана, и улыбнулся, – Как говорил твой отец «Веселей, сынок! Держи нос по ветру, не подставляй борт волне!»

***

Когда вода успокоилась, Феофан взглянул на Ангела, который рассматривал свои ладони, стёртые в кровь.

– Жить будем, напарник, и не такое видали! – сказал Феофан с улыбкой, – А сейчас ответь мне на несколько вопросов, раз уж ты сам напросился в эту лодку.

– Что-то я перестаю понимать, кто из нас кого хранит! – также с улыбкой ответил Ангел, – Спрашивай, напарник, только начинай с главного. У нас мало времени: как только станет чуть светлее, ты должен плыть дальше, тебя ждут. Да и я не всесилен, а наша лодка сейчас в открытом море.

Кстати, Феофан, когда же, наконец, ты станешь взрослым, и избавишь меня от необходимости думать за двоих? Эта волна воды, которую мы сегодня преодолели, так мала по сравнению с теми волнами эмоций, которые порой захлёстывают тебя так, что ты теряешь способность мыслить здраво и беречь свою жизнь, данную тебе с такой любовью! И не только свою жизнь, кстати…

Кто вам, людям, вообще сказал, что слышать свою душу и жить душой – означает: жить эмоциями? Душа живёт чувствами, а не эмоциями. Когда ты поймёшь разницу? Посмотри на эту герань, подумай и пойми эту большую разницу! Просто подумай о том, почему ваш с Феодорой белый цветок не теряет своей красоты.

– Хорошо, я тебя услышал… Кстати, Хранитель, ты и сам сейчас разошёлся так, что ещё немного – и лодку перевернёшь. Лучше скажи, почему пришла эта огромная волна и затопила нашу землю?

– Ты просишь невозможное, ищи ответ на этот вопрос сам. Я не хранитель мира, я – хранитель человека по имени Феофан. Каждый человек на вашей земле был предупреждён и мог услышать. Каждый сам решал, опустить ли ему руки или взять в руки весло, как это сделал ты. Каждый сам решает, с кем плыть в одной лодке: с ангелом или с демоном. Каждый сам выбирает, кого взять в напарники, кому доверить управление. Человек всегда всё решает сам, Феофан. Ни один ангел, ни один демон никогда не возьмут в свои руки оба весла в лодке под названием Жизнь Человека. Они не смогут взять даже и одного без согласия на то человека.

– Но вчера ты явился в мою лодку и сообщил о волне, когда я не звал.

– Я это сделал, когда ты думал о Феодоре, о детях. Женщина – хранитель жизни на земле. А ты – мужчина, хранитель хранителя жизни. Когда ты думаешь о любимой женщине и детях – тогда и твой Ангел думает о том, как спасти твою собственную жизнь. Когда ты принимал вчера решение, Феофан, то не думал о себе. Но ты думал о главном в этой жизни. Поэтому я, твой Хранитель, сделал так, чтобы Феодора оставила эту белую герань на подоконнике.

Ты посчитал себя недостойным права занять место на корабле, недостаточно праведным? Феофан, на этой земле нет достойных и недостойных людей, нет праведных и неправедных. Есть поступки людей, и оценивает праведность этих поступков земля, а не люди. Потому что людей – множество, а земля – одна, потому что люди уходят, а земля остаётся.

Потому что сделанное вчера, завтра уже не будет иметь такой важности. Также как не будет иметь важности, поливал ли ты вчера эту белую герань, если сегодня её корням не хватит влаги, и она увянет. Также как сейчас имеет важность только то, доставишь ли ты сегодня эту герань на Новую Землю, чтобы она могла цвести и завтра.

– Успею ли я задать ещё вопрос?

– Спрашивай, Феофан.

– Какой самый опасный демон из тех, о которых ты говорил, объясняя мне про выбор человека?

– Тот, что убивает в людях желание дарить цветы друг другу. Тот, что убивает в одном человеке способность принимать эти цветы от другого. У тебя будет время подумать, почему именно этот. А сейчас – нам пора в путь.

– Я, кажется, знаю, почему… Я помню, потому что это невозможно забыть… Потому что дом, лишённый цветов, разрушается, даже если его стены крепкие. В этих стенах теряется радость жизни, и сама жизнь теряет значение… Потому что земля, лишённая цветов, становится пустыней, где люди не слышат друг друга, сколько ни кричи…

Какая она, Новая Земля? – произнёс задумчиво Феофан, глядя на всплывающий из воды розоватый солнечный диск. Сколько он помнил себя, его сердце всегда начинало биться чаще, когда в лицо набегал просыпающийся свежий ветерок, и на поверхности моря появлялась живая дорожка к солнцу…

«Земля чудесна, когда умеешь это замечать», – любила повторять детям Феодора…

– Земля становится такой, какой ты её хочешь видеть, Феофан, – ответил Ангел. Счастливые вы, люди! У вас есть руки, чтобы делать эту землю красивее. Иногда руки человека могут больше, чем крылья Ангела.

А помнишь, как в детстве тебе часто казалось, что за спиной расправляются крылья? Помнишь, как легко и радостно тебе становилось, когда ты чувствовал это? Так знай, Феофан, что они у тебя есть! Придёт время, и мы обязательно полетаем вместе! А сейчас всё самое интересное происходит здесь, на земле. Разве ты хочешь, чтобы это случилось без нас и не с нами? – Ангел расправил свои радужные, переливающиеся в лучах восходящего солнца крылья, и взмыл в небо, – Я зажгу звезду, которая не будет перемещаться по небосводу. Держи корму своей лодки по этой звезде, а нос – по ветру. До захода солнца ты должен быть на Новой Земле, тебя там ждут. Я тоже буду там, вместе с вами.

Феофан взглянул на горшочек с белой геранью, на синюю леечку, положил руки на весла, покрепче обхватил, сжал их пальцами. Правое весло, которым несколько минут назад управлял Ангел, было ещё тёплым.

На западе, почти над самой границей неба и моря, зажглась звезда. Она была похожа на ту, которую они с Феодорой заметили однажды, около трёх лет назад: новую, большую и яркую. Только та звезда горела на юго-западе и выше…

«Что я скажу Феодоре? – подумал Феофан, – Как они там?» Он выровнял лодку по звезде, поблагодарил Ангела и начал размеренно грести. «Я решу это потом, а сейчас нужно просто держать курс и правильно рассчитать силы. Я плыву против ветра, против волны. Значит, всё правильно.»

Но мысли снова и снова возвращались к одному и тому же: «Что скажет Феодора? Поймёт ли она, что я не мог поступить иначе? Десять лет назад, когда мы встретились, я обещал, что никогда больше не сделаю женщине больно, никогда. И она мне поверила и доверилась…»

Феофану вспоминалась его жизнь. Он многому успел научиться, но всегда получалось так, что он как будто не понял что-то главное, самое важное. И у него как будто никогда не было и не может быть дома, настоящего, своего дома… «Ты не от мира сего…» – часто вспоминал он эти слова. Он уже и не помнил, когда впервые их услышал, но они преследовали его почти полжизни, до того дня, как встретился с Феодорой…

Дом человека не там, где он родился. И даже не там, где он его построил. Дом человека там, где живёт любовь, – понял однажды Феофан.

«Дом человека там, где живёт любовь», – сказала Феодора, и у него появился дом.

Какое же это счастье: просто знать, что у тебя есть дом, в котором ждут! Почему я оставил их одних? «Что я скажу Феодоре? – снова и снова думал Феофан, работая вёслами и глядя то на белую звезду, которая всё так же висела над самым горизонтом, то на горшочек с белой геранью, – Наверное, я так и не научился главному в этой жизни…»

***

В тот день Феодора проснулась с первыми лучами рассвета, быстро оделась и выбежала к морю. Недалеко от берега она увидела парусник. Такие большие корабли редко заходили в их посёлок. Что-то случилось? Где Феофан? Почему он не вытащил лодку на песчаную полосу берега, как обычно? Почему он оставил в лодке вёсла?

И она вспомнила, что видела во сне, что разбудило её раньше обычного. Это был Ангел, который произнёс: «Ты помнишь, Феодора, что сказал Феофан, когда взял твою руку и посмотрел тебе прямо в глаза? Он сдержит данное слово. Ничего не бери с собой, оставь в доме всё как есть. Возьми только пирог, который ты решила испечь вчера. У тебя всегда получаются такие вкусные пироги! Всё будет хорошо.»

«Да, всё будет хорошо, – повторила Феодора, – а разве может быть по-другому?» Она вдруг улыбнулась тому, что это были слова Феофана, он говорил так. Вспомнила, как с первой же встречи её не покидало чувство, что он знает что-то очень важное, видел что-то такое, что помогало ему расставить всё по своим местам, успокоить, сделать сложное простым.

Феодора вернулась в дом, разбудила детей, взяла пирог, который оставила вчера на столе, взяла за руки сына и дочь, первой села в одну из шлюпок, первой взошла на борт корабля.

Берег, на который к вечеру этого же дня их высадила команда парусника, оказался очень похожим на тот, где родилась и выросла Феодора. Как-будто ничего и не произошло с нею за этот день: такая же земля, такие же дома. Только эти дома были оставлены прежними жителями когда-то. И посёлок был побольше. Люди, приплывшие с нею, разошлись по этим домам, выбирая и споря, кто где будет жить.

Когда Феодора с детьми вошла в крайний к морю, то увидела, что даже вид из окон был как будто ей знаком. В этом доме сохранились мебель, посуда… Не было только жизни. И не было рядом Феофана.

Корабль поднял паруса и ушёл. Феодора решила, что она будет жить здесь… Они будут здесь жить! Никто из прибывших не претендовал на этот дом. «Всё хорошо! – подумала Феодора, – А разве может быть по-другому?» Она улыбнулась. «Нужно заняться детьми, они устали. И я устала. Завтра осмотрю получше дом, двор, землю. Завтра будет много важных дел…»

Вечером следующего дня, когда дети уже спали, набегавшись, потому что «Мама, мы будем тебе помогать, пока папы нет, мы уже большие», Феодора вышла на берег. Шум и голоса людей из посёлка стихли. Жизнь продолжается, подумала Феодора, и улыбнулась тому, что ей вдруг снова вспомнились слова Феофана, – «А разве может быть по-другому?».

На западе, над самой водой, мягко светила жемчужно-белая звезда. Эта звезда была видна весь день, всё на одном месте.

Феодора вспоминала, как три года назад они вместе с Феофаном смотрели на другую новую звезду, на юго-востоке. Они любили гулять вечерами по берегу, рука в руке, слушая дыхание воды и ветра.

Феодора рассказывала о красках, какие из них можно смешивать и какой цвет получится, о новом платье, которое сшила дочке, и какую юбку-солнце начала шить себе, о том, что высадила георгины из дома на грядку, о том, что в этом году обязательно нужно починить крышу беседки…

Феофан говорил, что ей нужно беречь глаза, рассказывал о лечебных травах, о том, что они обязательно посадят возле дома перечную мяту, а петрушку нужно будет заготовить осенью вместе с корешками. Он рассказывал о следах, которые в море оставляют разные рыбы, о том, как интересно эти рыбы живут. А потом вдруг останавливался, брал вторую её руку: «Феодора, знаешь, что я сейчас заметил? На этом месте мы с тобой ещё не целовались!»

Она вспоминала, что однажды, ещё до того, как они стали жить вместе, спросила Феофана: «Не боишься? Тебе будет трудно со мной. Про меня говорят, что не от мира сего». А он ответил: «Я знаю, мне рассказали об этом звёзды. Я – рыбак, и умею читать звёзды. И мало чего уже боюсь в этой жизни. А ещё я заметил, что ты запрещаешь себе улыбаться.» И она улыбнулась.

А ещё Феофан сказал: «Да, мне будет трудно с тобой, потому что кажется… Кажется, что стоит мне подумать о чём-то, и ты уже об этом знаешь. Что у меня просто не сможет быть от тебя какой-нибудь тайны, – и тоже улыбнулся, – но я даже этого уже не боюсь».

Честно говоря, Феодора не особо обратила внимание на слова Феофана, те что были сказаны, когда он просто взял её за руку на первой же назначенной встрече. Больше запомнила, что когда он провожал её, худощавый и чуть не на пол головы ниже ростом, то она как будто знала, что за его руку можно держаться смело. А может быть ей просто хотелось, чтобы эта рука больше её не отпускала.

«Феофан, ты обещал, что никогда больше не сделаешь женщине больно!»– хотелось ей кричать сейчас, вглядываясь в темнеющую даль воды.

Солнце погрузилось в море. На серебристой мерцающей дорожке, которая вела от Феодоры к звезде, которую зажёг Ангел, показалась лодка. С каждым взмахом вёсел, с

каждым ударом сердца она приближалась…

***

– И как же теперь я обнимать тебя буду? – сказал Феофан, глядя то на кисти рук, плотно замотанные чистой белой тканью, то на жену. – Ты даже мне бинты приготовить успела, спасибо… И само бы зажило… Я не мог по-другому поступить, Феодора…

– Я знаю, Феофан, – Феодора отвернулась к окну, посмотрела на белую герань, взяла леечку.

– Ты уже поливала ее, и я тоже сегодня поливал, – тихо сказал Феофан. Он долго не решался подойти, взять Феодору за руку, посмотреть в лицо. Боялся снова увидеть в её глазах слёзы. Такие же слёзы, что были на берегу. И у самого почему-то просились слёзы на глаза…

Через несколько минут Феодора сама повернулась к нему. В её глазах были и слёзы, и знакомые ему искорки одновременно. «Всё хорошо, слава Богу,» – понял Феофан, увидев едва уловимую в самых уголках её губ улыбку.– Теперь обнимать не будешь… Пока руки не заживут. И пока у дома угол крыши не подлатаешь. Мне кажется, он протекает. Пойдём, покажу, где.

… Потом они отправились на берег. Ей вдруг вспомнилось, как она впервые шла под руку с Феофаном. «Как странно, мы до этого почти полжизни были где-то совсем рядом, может быть даже виделись, но не видели. Как мы могли искать друг друга так долго, когда жили совсем рядом».

На западе всё так же светила жемчужно-белая звезда. Феофан задумчиво произнёс: «Наверное, эта мерцающая дорожка, что ведёт к звезде, есть не только на поверхности моря. Просто мы её не всегда видим. Просто нужно сделать несколько шагов, чтобы встать на эту дорожку…»

– Ко мне приходил Ангел, – рассказала Феодора, – я даже не представляю, как пережила бы эти два дня, если бы не он.

– Знаешь, любимая, я теперь думаю, что у нас, наверное, один Ангел, один для двоих. И это он помогает нам слышать друг друга, даже если мы оба молчим, или находимся далеко.

– Да, наверное. Я тоже сейчас об этом подумала… А ещё много думала вчера: что могло случиться с теми людьми, которые жили здесь, на этой земле? У меня такое чувство, что как будто жили ещё вчера… Странное чувство.

– Когда мы плыли ночью вместе с Ангелом, – Феофан невольно посмотрел на свои руки и улыбнулся, – он рассказывал мне, как устроена жизнь. Очень понятно рассказывал… Наверное, мне тоже нужно сказать тебе то, что никогда прежде не говорил.

У того посёлка, где мы жили, которого сейчас уже нет, в море было одно место… Ещё когда я был маленьким, отец рассказывал о нём. Там – сильное течение, которое начинает уносить лодку в море. Куда – никто не знает… Никто оттуда не возвращался…

До того, как мы встретились, когда мне казалось, что у меня никогда не будет настоящего дома на этой земле, в этой жизни… Потому что я не от мира сего… Я много времени проводил в море. Ненадолго возвращался на берег, чтобы поесть что-нибудь, пополнить запас воды – и снова в море. Я даже спал иногда в лодке. Не хотелось быть в том доме, который построил… Не знаю, почему. Это, наверное, необъяснимо…

И однажды я решил найти это течение. А когда нашёл, то просто лёг на дно лодки и закрыл глаза. Пускай уносит, мне всё равно, куда… А если заберёт к себе море – так тому и быть… Может быть, увижу что-то новое. На земле ничего нового уже не будет. Оттого, что я есть на земле, никому не лучше…

Было не страшно, а даже легко и радостно. Сколько прошло времени, пока я так лежал, – не знаю. Время как будто перестало существовать. И сам я перестал существовать…

Очнулся оттого, что лодка не двигалась. Я выглянул за борт и понял, что она села на мель. Я огляделся и увидел ещё лодки, в которых никого нет.

Как глупо, – подумал я тогда, – здесь ничего нет… Есть, как будто, земля, но по ней нельзя идти… Есть вода, но нет моря, по которому можно плыть… Есть лодки, но в них нет никого… Есть небо, но нет ветра, чтобы поднять волну и разбить эти лодки, или снять с этой мели, или перевернуть и утопить… Ничего нет. Всё как будто бы есть, но нет ничего. Только я один пока ещё есть… И осталось ещё немного воды во фляге, чтобы и во мне жизнь не закончилась…

Я выбрался из лодки и стал толкать её против течения. Потом запрыгнул в лодку и стал грести. Я не знал курса, просто держал против течения… Время опять перестало существовать, но я существовал, я был…

Наверное, и Ангел был рядом. И тоже помогал мне, – Феофан улыбнулся, – просто тогда я ещё не умел его видеть. Наверное, он помогал мне, чтобы я смог встретить тебя, Феодора. Наверное, это ты, Богом Дарованная, научила меня видеть Ангела.

– Феофан, пойдём домой. Наверное, скоро дети проснутся.

Светало. Они посмотрели на жемчужно-белую звезду и улыбнулись своему Ангелу. Они смотрели на встающее над Новой Землёй солнце и улыбались ему. Они смотрели на эту землю и улыбались ей. Они шли домой и улыбались друг другу. Дом человека там, где живёт Любовь.

Дома они заглянули в комнату, где спали дети, сын и дочь.

– Как спят крепко! Набегались вчера, и впечатлений столько за эти два дня, – прошептала Феодора.

– У нас с тобой замечательные дети! Помощники. И ты… Ты такая молодец!

– А разве может быть по-другому? – улыбнулась Феодора.

– Может. Но нам больше нравится именно так! – подхватил Феофан.

– Ты говоришь сейчас моими словами!

– А ты – моими! Пойдём в залу, а то ребят разбудим. Пускай отсыпаются.

В зале сели за большой стол, друг напротив друга.

– Ты такая молодец! – снова сказал Феофан. Я переживал…

– Просто мне Ангел помогал…

– Ангел никогда не возьмёт оба весла, любимая. Это – ты. Ты сама не позволила страху, недоверию, обиде овладеть тобой. Ты сама выбрала любовь и веру. Твоя душа живёт чувствами, долгими и светлыми, а не эмоциями, которые налетают как шквалистый ветер в море и могут сбить с курса, даже потопить лодку.

Ты знаешь, когда мы плыли с Ангелом навстречу той волне, я всё думал: почему? Почему опять всё разрушается…

А он вдруг повернулся лицом ко мне: «Хватит думать об этом, Феофан! В мире, котором вы живёте, главные события происходят не почему-то. Они приходят для чего-то. Я тебе уже говорил про это. Сколько раз тебе нужно повторить, чтобы ты услышал и увидел? Лучше подумай о будущем.»