Самое бессмысленное убийство

Когда Гуров услышал про мертвую старушку и про полицейских, он поднялся из-за стола и решил сходить на место происшествия. В нем моментально проснулся сыщик.

Где лежит мертвая старушка, Лев Иванович определил сразу же, как только сошел с крыльца санатория. На месте происшествия толпилось изрядное количество народа.

Гуров подошел ближе и осмотрелся. Ни полицейской машины, ни людей в форме он не увидел: должно быть, местная полиция еще не подъехала. Были лишь старики и старушки, пациенты из санатория и даже несколько дамочек в белых халатах. Люди толпились, шушукались, скорбно качали головами, но близко к мертвому телу не подходили.

Гуров проник сквозь толпу и подошел к старушке поближе. Она лежала на спине, вытянувшись в струнку, откинув назад руку и запрокинув голову. Покойница была как покойница, таких покойниц Гуров навидался за свою бытность сыщиком немало, но все же какие-то подспудные, едва уловимые моменты Льва Ивановича в этом печальном зрелище насторожили.

Таких моментов было два. Во-первых, Гурова насторожило положение тела мертвой старушки. Конечно, люди умирают по-разному, всяк по-своему, и положение тел у них при этом также самое разное. Но одно дело, когда люди умирают собственной смертью, – в этом случае положение тела у них, можно сказать, обыкновенное. И совсем другое дело – когда людей убивают. Тут уж положение тела у них особенное. В чем именно заключается такая особенность, объяснить трудно, здесь имеется множество нюансов. Но сыщику с опытом такие нюансы всегда видны отчетливо. А Гуров как раз и был сыщиком с опытом, и потому он сразу же обратил внимание на положение тела мертвой старушки и решил, что ее убили.

Второй момент был еще более настораживающим, чем первый. На старушке был светлый осенний плащ, и этот плащ был в изрядном беспорядке: раскрыт на груди, а правый карман вывернут. Такое впечатление, будто старушка, перед тем как умереть, что-то судорожно искала у себя за пазухой или в карманах. Или кто-то ее обыскивал.

Гурову просто-таки до чесотки в руках захотелось подойти к мертвой старушке ближе, осмотреть тело, затем осмотреть место происшествия, попытаться найти возможные следы преступника, всмотреться в них, определить, чьи они и куда ведут, – словом, выполнить всю первоначальную работу, каковую и полагается делать сыщику в подобных случаях.

Но усилием воли он сдержал свой профессиональный порыв. По идее, вот-вот должна была подъехать следственная бригада, и Гуров не хотел путаться у нее под ногами. Да и к тому же кем он был в данной ситуации? Можно сказать, что никем. Так, частным лицом, пациентом неврологического санатория «Сосновый бор». Гуров вздохнул, поднял воротник куртки, так как накрапывал дождь, и решил дождаться прибытия местной полиции.

Полиция и впрямь скоро прибыла. Но ни следователя, ни эксперта, ни оперуполномоченного Лев Иванович, к своему удивлению, не увидел. Из машины нехотя вышли два сержанта и, ежась под дождем, приблизились к мертвой старушке.

– Кто ее знает? – спросил один из сержантов, обращаясь сразу ко всей толпе.

– Я, – протиснулась вперед какая-то женщина. – Она – наша…

– Ваша – это чья? – спросил сержант.

– Из дома престарелых, – пояснила женщина.

– А вы кто? – спросил сержант у женщины.

– Я заместитель директора дома престарелых, – пояснила женщина и повторила: – Наша она. Елизавета Петровна Калинина. Восьмидесяти лет от роду…

– Понятно, – сказал сержант. – Чем-то болела?

– Елизавета Петровна? Конечно, болела. Старики – они все болеют…

– Угу, – сказал сержант. – Восемьдесят лет, болела… Оттого и умерла. В общем, дело ясное. Расследовать здесь нечего. Сейчас подъедет «Скорая», и ее увезут.

Оба сержанта повернулись и торопливо зашагали к машине, уселись на сиденье, и один из них стал заполнять какие-то бумаги. Гуров недоуменно хмыкнул, почесал лоб, подошел к машине и постучал в стекло.

– Что? – приоткрыл дверцу сержант.

– И это все? – спросил у него Гуров.

– Вы о чем? – не понял сержант.

– Я о мертвой старушке, – пояснил Гуров. – А как же осмотр тела и осмотр места происшествия? А опрос свидетелей?

– Каких еще свидетелей? – поморщился сержант. – При чем тут свидетели? Дело ясное – человек умер своей смертью. Восемьдесят лет, всякие болезни… Все, что нам было нужно, так это установить личность умершей. Ну, мы установили…

– А вы что же, медицинский эксперт-криминалист? – спросил Гуров.

– Что? – прищурился сержант, глядя на Гурова.

– Я говорю, откуда вам известно, что старушка умерла своей смертью? А может, ее убили?

– Ха! – с иронией сказал сержант, подумал и спросил у Гурова: – А вы, собственно, кто такой?

– Никто, – угрюмо ответил Лев Иванович. – Лечусь в санатории.

– Вот и лечитесь! – отрезал сержант. – Лезут тут всякие. Указывают… Тоже мне сыщик нашелся!

– И все-таки, – не отступал Гуров, – вам бы следовало осмотреть тело. Хотя бы – проверить карманы. А вдруг у нее в карманах предсмертная записка? Или какая-нибудь драгоценность. Всякое бывает…

– А ведь и вправду! – произнес второй сержант. – Тело-то мы не осмотрели. А ведь полагается. Мало ли что в карманах у этой старушки…

– Черт! – недовольно сказал первый сержант, вылезая из машины. – Еще и дождь, как назло! Ходят тут всякие, советуют… – он злобно покосился на Гурова.

– Прошу прощения за беспокойство, – развел руками Лев Иванович.

Сержант ничего не сказал, вместе с напарником подошел к мертвой старушке и принялся шарить у нее в карманах.

– Предсмертная записка, драгоценности! – передразнил он Гурова. – Ничего нет! Карманы пустые!

– Понятно, – сказал Гуров. – А каких-нибудь пятен на одежде вы, случаем, не обнаружили? Которые похожи на кровь…

На этот раз сержант и вовсе не удостоил Гурова ответом, забрался в машину и вновь принялся за бумаги. Подъехала «Скорая». Сержант, не вылезая из автомобиля, коротко поговорил с фельдшером и сунул ему исписанную бумагу. Фельдшер взмахнул рукой, из «Скорой» показались два человека с носилками, растолкали толпу, подошли к покойнице, погрузили ее на носилки и унесли. «Скорая» тронулась.

– Подождите! – крикнул Гуров сержанту, видя, что и полицейские тоже собираются уезжать.

– Ну, что еще? – спросил сержант, приоткрывая дверцу машины. – Как же ты мне надоел, дядя!

– Пусть ваш оперуполномоченный, который будет расследовать это дело, заскочит в санаторий и спросит Гурова Льва Ивановича. Это я. Не забудьте, пусть спросит Гурова Льва Ивановича.

– Зачем? – лениво спросил сержант.

– Мало ли, – уклончиво ответил Гуров. – Вдруг ему захочется со мной пообщаться. Всякое бывает…

Сержант ничего не ответил, захлопнул дверцу, и машина тронулась. Лев Иванович стоял под дождем и смотрел ей вслед. Он не сердился на дураков-сержантов ни за их непрофессионализм, ни за их невежливое отношение к нему. Таких сержантов он навидался на своем веку немало, на всех сердиться – никакой злости не хватит. Сейчас он думал о гипотетическом оперуполномоченном, который, по идее, должен задуматься над обстоятельствами смерти старушки. А ведь должен, если не дурак, – потому что и дураков-оперуполномоченных Лев Иванович навидался предостаточно. И если этот неведомый Гурову местный опер и впрямь не дурак, то он обязательно расспросит оболтусов-сержантов обо всех обстоятельствах и нюансах, связанных со смертью старушки, и явится к Гурову, если, конечно, сержанты скажут ему о том, что Гуров просил явиться.

А уж Льву Ивановичу есть что сказать местному оперу. Во-первых, о необычном положении тела мертвой старушки. Во-вторых, о ее расхристанном плаще и вывернутом кармане. Ну, и в-третьих, у самого Гурова есть о чем спросить местного опера. Например, от чего умерла старушка: экспертизу-то, наверное, все равно так или иначе будут проводить.

Возможно, размышлял далее Гуров, он переусердствовал в своих предположениях и старушка действительно умерла своей смертью, несмотря на положение тела, расхристанный плащ и вывернутый карман. Что ж, и замечательно. То есть, конечно, ничего хорошего, когда человек умирает, а замечательно то, что ее не убили и она умерла по естественным причинам. А вот если бабулю действительно убили, то тут, конечно, напрашивается целый ворох всевозможных дополнительных вопросов и предположений.

Во-первых: как именно и чем именно убили? Будучи рядом с телом, Гуров не заметил следов крови. Конечно, этот факт сам по себе ни о чем не говорит – разве мало бывает бескровных убийств? Уж Гуров-то об этом знает распрекрасно. Ну, а коль убили, то кто и зачем? Старушки существа, так сказать, загадочные. Они почти как непорочные ангелы, все их прегрешения, если они и были, в прошлом. А теперь они сплошная невинность и чистота. Так за что же убивать невинную и чистую душу? Конечно, бывает всякое, и на безгрешную душу найдется нелюдь, но все равно – в преждевременной смерти любой старушки или старика всегда таится некая печальная загадка. Хотя, опять же, может быть и такое, что никакой особой загадки и нет, а просто шел мимо какой-то варнак, увидел одинокую гуляющую старушку и подумал: а дай-ка я проверю, что у нее в карманах. Старушки – они запасливые, может быть, что-то ценное найдется. Ну, а дальше все понятно и без дополнительных комментариев…

Вот обо всем этом Гуров и поговорит с местным оперуполномоченным. Конечно, если тот явится…

Глава 4

Когда Лев Иванович вернулся в санаторий, было уже обеденное время. В столовой народ обсуждал недавнее событие – мертвую старушку в саду. Гуров прислушался. Он всегда, если бывала такая возможность, старался прислушиваться к народному мнению относительно того или иного происшествия. Нередко он специально совершал хождение в народ, чтобы выслушать народные версии касательно того или иного происшествия. Прикинувшись зевакой или просто случайно шедшим мимо мужичком, он останавливался близ судачившего народа и слушал, слушал, слушал… А иногда даже принимал участие в споре, ловко вворачивая в разговор интересовавшие его вопросы.

Конечно, в большинстве случаев народные мнения являлись, так сказать, вольным плодом народного творчества, но иногда кто-нибудь выдавал настолько разумное и обоснованное мнение об интересующем его предмете, что Гуров приходил в тихий восторг. И тогда он брал это мнение в качестве основной версии, и на поверку оказывалось, что это была правильная версия, которая, в конце концов, приводила к раскрытию преступления.

Вот и сейчас Лев Иванович вроде как бы безучастно сидел за столом, ковырялся в тарелке, то и дело рассеянно вглядывался в окно, а сам слушал. Нельзя сказать, что народ, принимавший участие в обсуждении недавнего происшествия, радовал Гурова разнообразием предположений и мнений о случившемся. Большинство сходилось на том, что старушка все же умерла собственной, естественной смертью. Вышла, мол, погулять перед сном по саду и неожиданно скончалась. Конечно, все это печально, но, как говорится, все там будем. То есть это была та же самая версия, которую выдвинули два обормота-сержанта.

Но выдвигались и другие мнения. Их было совсем немного, но они все же имели место быть. Кто-то за столиком в углу настойчиво доказывал, что в смерти старушки не все так просто, а есть в ней некая загадка. Для чего, к примеру, старушке нужно было идти в сад? Прогуляться перед сном? Очень может быть, но ведь прошлым вечером, насколько помнится, накрапывал дождик. Какие могут быть прогулки, когда идет дождь, а тебе восемьдесят лет? А может быть, старушку привели в сад какие-то обстоятельства чрезвычайного характера? Но тогда какие? Да и потом: откуда известно, что старушка умерла именно вечером? А может, она скончалась ночью? Или даже под утро? А тогда возникают дополнительные вопросы. Например, о том, что понадобилось покойнице ночью в саду? И вообще, почему пожилую женщину не хватились в доме престарелых, когда заметили ее отсутствие? Или у них там воля вольная? Тем более что никто пока не знает истинных причин ее смерти. Да хоть бы они и были известны, что с того? Допустим, у старушки случился инфаркт. Ну, так до него можно и довести! Допустим, сообщил старушке кто-то в саду неприятную весть, вот тебе и инфаркт. Старушкам много ли надо? Так что как вы себе хотите, а в деле смерти бабули ничего еще не ясно.

Гуров вслушивался в эти доводы и одновременно внимательно разглядывал того человека, который их произносил. Это был средних лет мужчина, приблизительно ровесник Гурова, с плешью на голове, изрядным животиком и круглым добродушным лицом. Судя по всему, такой же страдалец невралгией, что и Гуров. Кажется, Лев Иванович видел его впервые. А может, сталкивался с ним и раньше, но не обратил на него внимания.

Закончив говорить, мужчина встал из-за стола и направился к выходу. Гуров пошел за ним. Поступил он так неспроста и не скуки ради. У него уже возникло и крепло убеждение, что ему, пожалуй, придется заняться причиной гибели старушки. Во-первых, в ее смерти и впрямь таились некоторые загадки. Во-вторых, Гуров сомневался, что местная полиция пожелает всерьез расследовать это дело. Кто их знает, этих местных полицейских, вдруг они все здесь такие, как те два сержантика? В-третьих, сейчас у Гурова бушевал в душе инстинкт сыщика, и заглушать его голос Гуров не хотел, да и, пожалуй, был не в состоянии. А может, это был вовсе и не инстинкт, а просто зов совести или особенность характера Гурова, что, в принципе, было одно и то же. В общем, неважно. Важно другое. Ведь если старушке и впрямь помогли умереть, то это означало, что где-то поблизости находится и тот, кто это сделал. То есть – убийца. Он по-прежнему живет и здравствует, радуется жизни, а может, и не радуется, а, опасаясь разоблачения, залег на дно. И то, и это было неправильно. Убийца – если старушку и впрямь убили – должен быть найден, разоблачен и посажен куда следует. Только так, и никак иначе. Так считал Гуров, и ничто на свете не могло его переубедить в обратном.

И что с того, что он на лечении в санатории? Значит, он будет действовать как неофициальное лицо, частным образом. Этакий, понимаете ли, частный детектив Лев Гуров. А коль так, то ему нужен помощник – умный, совестливый и неравнодушный к чужим бедам. Отчего бы не попытаться завербовать в помощники этого мужика? Вот как складно, логично и разумно он рассуждал в столовой! И, что немаловажно, эти его рассуждения почти полностью совпадали с рассуждениями самого Гурова. То есть этот мужик был потенциальным единомышленником Льва Ивановича. И это замечательно. Когда расследуешь преступление, очень важно, чтобы рядом находился помощник и единомышленник. Особенно если это частное расследование, когда сложно рассчитывать на поддержку закона, а в основном приходится полагаться лишь на собственные силы.

– Подождите! – окликнул Гуров мужчину.

– Вы это мне? – оглянулся незнакомец.

– Да, – сказал Лев Иванович.

Мужчина остановился и со спокойным любопытством посмотрел на Гурова: дескать, что тебе от меня надо?

– Меня зовут Лев Иванович, – представился Гуров.

– Федор Ильич, – в свою очередь отрекомендовался мужчина.

– Насколько я понимаю, вы – такой же болящий горемыка, как и я, – улыбнулся сыщик.

– Да уж, – улыбнулся в ответ Федор Ильич. – Имеются у меня некоторые проблемы по неврологической части.

Улыбка, которой улыбался мужчина, Гурову понравилась. Это была хорошая, чистая улыбка без всякого лицемерия и прочей двусмысленности. Так обычно улыбаются искренние и умные люди, которые, что называется, всегда и во всем на виду.

– Ну, и у меня тоже, – признался Гуров.

– Стало быть, мы с вами родственные души, – сказал Федор Ильич.

– Что-то вроде того, – подтвердил Лев Иванович. – Но я хотел поговорить с вами не о наших болячках, будь они неладны, а о другом.

– Говорите, – просто сказал Федор Ильич.

– Не здесь, – Гуров взглянул в окно. За окном по-прежнему моросил дождь, а значит, послеобеденная прогулка отменялась. – Лучше у меня в номере. Я живу в нем один, так что никто нас не услышит и никто не помешает.

– Что, серьезный разговор?

– В какой-то мере.

– Ну, что же делать? Коль надо, то отчего ж не пойти, – согласился Федор Ильич.

Они пришли в номер Гурова, расположились, какое-то время молчали.

– В столовой я слышал, как вы толковали об убитой старушке, – сказал Лев Иванович.

– Неужто я говорил так громко? – удивился Федор Ильич.

– В общем, да, – улыбнулся сыщик.

– Подобное со мной бывает, – огорченно сказал Федор Ильич. – Так-то я мужик тихий, но вот когда увлекусь… Тут уж я перестаю замечать сам себя! И что же вас заинтересовало в моей громкой речи?

– Практически все – от начала до конца, – ответил Гуров. – Ваши выводы были складны, ладны и логичны. Ну, а перечень невыясненных вопросов, который вы озвучили, – это, знаете ли, вообще… Ни добавить, ни убавить.

– Спасибо, конечно, – с некоторым недоумением произнес Федор Ильич. – Но вам-то какое дело до той несчастной старушки?

– Да, в общем, никакого, – пожал плечами Гуров. – Или, точнее, такое же, как и вам.

– Ну, я-то – дело известное, – сказал Федор Ильич. – Я, так сказать, любитель всяческих загадок. Их разгадывание у меня что-то вроде хобби. Вот как увижу какое-нибудь запутанное дело, так и тянет его распутать!

– И что же, удается? – с интересом спросил Гуров.

– Когда как…

– Значит, смерть старушки вы также считаете делом запутанным?

– В общем, да. О чем я столь громогласно и сообщил недавно в столовой. Но все-таки мне непонятно: для чего вы завели со мной этот разговор? А, кажется, понимаю! Вы такой же любитель всяких тайн, как и я. Угадал?

– Почти, – сказал Гуров. – Но только я не любитель, а профессионал.

– Это как же?

– Полковник полиции. Старший оперуполномоченный уголовного розыска.

– Вот оно как! – Федор Ильич удивленно посмотрел на Гурова. – А я-то думаю, для чего вы завели со мной этот разговор? А оно вишь ты как… Что же, вы расследуете этот случай со старушкой?

– Нет, – сказал Гуров. – Я здесь поправляю здоровье. То есть я частное лицо. Но понимаете ли…

– Понимаю, – улыбнулся Федор Ильич. – Сыщик – он всегда сыщик. В любой ситуации. Знаем, слышали такую истину.

– В общем, да, – согласился Гуров. – Сыщик – всегда сыщик. Так же как и вы. Только вы сыщик-любитель, а я сыщик-профессионал. Или, может, мы с вами коллеги, но только вы не желаете сознаваться? Давайте уж откровенность за откровенность.

– Увы, – развел руками Федор Ильич. – Никакой я не сыщик-профессионал. Я по профессии водитель автобуса. И лечусь здесь от профессиональной шоферской болезни – радикулита. Знаете, когда целыми днями сидишь за баранкой…

– Знаю, – сказал Гуров.

– Вот то-то и оно, – печально произнес Федор Ильич, подумал и спросил: – И что же от меня надо полковнику полиции?

– Содействия и помощи, – пояснил Лев Иванович. – Я слушал вашу речь в столовой, и, вы знаете, я думаю точно так же. То есть мы с вами единомышленники. И это замечательно. Это означает, что вдвоем мы все загадки со старушкой разгадаем.

– Вы хотите заняться расследованием?

Гуров ничего не ответил и лишь развел руками. Дескать, куда же деваться? Даже если и не хочется, то все равно придется.

– Но ведь есть же местная полиция… – неуверенно предположил Федор Ильич.

– Как же, есть, – с неудовольствием ответил Гуров. – Довелось мне с нею пообщаться, с этой местной полицией. И если все полицейские у них такие, то…

– Понимаю, – сказал Федор Ильич. – Старушка – в летах, а это значит, что она скончалась собственной смертью. Такова их основная версия, она же единственная…

– Вот именно, – подтвердил Гуров.

– Но ведь, наверно, патологоанатомы будут определять причину смерти… А вдруг – убийство?

– Может, будут, а может, и не будут, – мрачно произнес Гуров. – Никаких видимых телесных повреждений на старушке вроде как не замечено, так для чего же проводить экспертизу? Зачем создавать себе лишнюю работу? Умерла бабуся, ну и бог с нею…

– А что, бывает и такое?

– К сожалению, бывает, – вздохнул Гуров.

– Ну, коли так… – с некоторой нерешительностью произнес Федор Ильич. – Если вам и вправду нужна моя помощь…

– Очень нужна! – горячо заверил Гуров.

– Что ж… Все веселее будет время в санатории проводить. И что же от меня требуется?

– Пока не знаю, – ответил сыщик.

– Понятно. Раскрытие любого преступления начинается с составления плана…

– Вот именно, – подтвердил Гуров и подозрительно взглянул на собеседника: – Слушайте, вы и вправду не полицейский?

– Ни с какого боку! – заверил Федор Ильич. – Просто читал в детективных романах. В них много о чем говорится. И о том, как приступать к раскрытию преступлений, и о всяких других хитростях и штучках…

– А, так вы еще и детективы читаете!

– А то!

– Ну, тогда давайте подумаем над планом. А чтобы нам было удобнее думать, сделаем так. Переселяйтесь-ка вы ко мне в номер! Кровати-то здесь две! По-моему, так будет гораздо лучше расследовать смерть старушки. А то вдруг меня осенит ночью какая-нибудь идея! Где мне вас тогда искать?

– А что, бывает, что осеняет и по ночам?

– Сколько угодно!

– Тогда действительно… В общем, ждите меня с чемоданом! Я мигом. Только проинформирую нянечку и соберу вещички.

Через пятнадцать минут Федор Ильич вернулся с вещами.

– Ну, вот, – сказал Гуров, – и хорошо. А теперь будем сочинять план расследования.

– Да, но только с учетом, что мы – люди болезненные и резкие движения нам противопоказаны, – уточнил Федор Ильич. – План планом, но без всяких драк и погонь!

– Дельное замечание, – согласился Гуров.

И они оба рассмеялись.

Глава 5

План был в общем и целом обыкновенный, стандартный. Таких планов Гуров за всю его бытность сыщиком составил столько, что точное число их не поддавалось никаким подсчетам. Во-первых, нужно было узнать причину смерти старушки. Это было главным. Если она умерла своей смертью, то проводить расследование смысла не было.

Как можно было узнать причину смерти старушки? Ну, например, от местного оперуполномоченного, если он явится побеседовать с Гуровым. А не явится – не беда. В любом случае о причине смерти будут знать в доме престарелых. Обычно полиция сообщает родным и близким результаты экспертизы, а у покойницы, судя по всему, не было никого ближе, чем администрация стариковского приюта. Если бы у старушки были близкие, то вряд ли она находилась бы в этом печальном заведении. Дом престарелых – приют для одиноких стариков. Ну, а узнав причину смерти, можно уже думать и над другими пунктами плана.

– В общем, как бы там ни было, а нам придется подождать до завтра, – сказал Гуров.

– А почему именно до завтра? – поинтересовался Федор Ильич.

– Обычно даются сутки, чтобы определить причину смерти, – пояснил Гуров. – Это не закон, но устоявшаяся традиция.

– Понятно, – сказал Федор Ильич. – Но вот что меня беспокоит…

– Что тело вообще не будут вскрывать? – продолжил его мысль Гуров. – И такое может быть. О чем, собственно, мы уже говорили. Что ж, на этот счет у меня есть предложение. Будем начинать расследование вслепую. То есть, образно выражаясь, отталкиваться от пустоты.

– А что, и такое бывает?

Гуров ничего не ответил и лишь красноречиво развел руками.

– Значит, будем ждать до завтра? – уточнил Федор Ильич.

– И да, и нет, – загадочно ответил Гуров.

– А если чуть-чуть точнее?

– Дождь, кажется, прекратился, – взглянул Лев Иванович в окно. – А потому – не сходить ли нам на место происшествия?

– Ну… – с сомнением произнес Федор Ильич.

– Понимаю, коллега, что вы хотите сказать, – усмехнулся Гуров. – Происшествие случилось ночью, а следы, если они и были, затоптаны зеваками и смыты дождем. Все, конечно, так. А только иногда бывают такие следы, которые невозможно уничтожить. Вот их-то мы и поищем. Ну, а найдем или не найдем – это уж как повезет.

– Тогда пошли, – с готовностью сказал Федор Ильич. – Но неторопливым шагом…

– Что, радикулит дает о себе знать? – спросил Гуров. – Понятно – дождь. Это его любимая погода.

– Да он у меня в любую погоду не дремлет, зараза! – с досадой отозвался Федор Ильич. – Для него что дождь, что солнце – все едино!

– Так, может, не пойдем? – спросил Гуров. – Или я схожу один, а затем доложу вам о результатах осмотра во всех подробностях.

– Нет-нет! – горячо запротестовал Федор Ильич. – Пойдем обязательно! Не так уж он меня и донимает. Особенно если передвигаться неторопливым шагом… Да, а у вас-то как с вашим радикулитом?

– С хондрозом, – поправил Гуров.

– Ну, без разницы…

– Примерно как и у вас. А вообще мне кажется, что нам пора перейти на «ты». Страх как не люблю «выкать».

– Да и я тоже.

– Вот и прекрасно. Тогда пошли. Медленно и осторожно, чтобы никто не заподозрил, что мы занимаемся делом. Пускай думают, что мы просто гуляем. А то ведь покоя не дадут с замечаниями и советами… Да еще и следом будут ходить толпами.