Мы тогда об этом не знали, но на психологическом уровне мы с братом больше симпатизировали персонажам, которым в жизни пришлось несладко. В детстве мы как могли пытались отгородиться от недовольства родителей. Как и Франкенштейн, мы лишь хотели, чтобы нас оставили в покое.

Мы жили на Бэйсайде, Куинс, в Бэй-Террас[10], пока мне не исполнилось восемь. Это была еврейская часть города, где жила верхушка среднего класса и богачи. Мы-то, разумеется, к ним никакого отношения не имели. Мы жили на бульваре Белл в доме на две семьи. Мы жили с одной стороны, а с другой – вторая семья. Но прямо в конце улицы громоздились гигантские особняки. И зимой мы брали лопаты для уборки снега, шли и предлагали за 20 баксов почистить подъездную дорожку. Мы нехило наживались – по меркам детей предподросткового возраста. У меня была куча друзей в том и соседнем районах. Все друг друга знали. В остальной части Бэйсайда жили ирландцы, итальянцы, немцы и там были все, от низшего среднего класса до несметно богатых.

Примерно в 1972 году мы уехали из Куинса, и я очень расстроился, потому что сразу же после третьего класса уехал от всех друзей. Мы перебрались в Сифорд, Лонг-Айленд, и в четвертый класс я пошел в новую школу. Да, мне было хреново, но маме было куда хуже. У отца были добрые намерения. Мы снимали дом в Куинсе, и вдруг папа смог позволить себе купить дом в Лонг-Айленде, поэтому мы следовали за американской мечтой. У нас был задний дворик и подъездная дорожка к дому. Но мама еще больше чем я, не хотела уезжать из Куинса и оставлять друзей. Отец хотел, чтобы она сменила обстановку и могла бы стать счастливее. Но вышло только хуже. В Сифорде она впала в глубокую депрессию, и вот тогда ее жизнь превратилась в настоящий мрак. Она не была мамой из «Степфордских жен». Она стала больше выпивать, пить больше таблеток, и ее даже начали посещать мысли о суициде. Я прекрасно помню, как она устраивала истерики, плакала или кричала на нас с братом. Она срывалась и слетала с катушек, и мы старались не действовать ей на нервы. Иногда, каким бы я заботливым ни был, а я действительно был заботливым и деликатным засранцем, она выходила из себя, и я попадал под раздачу и потом буквально бежал со всех ног. Помню эти дивные моменты, когда она кричала на меня за что-нибудь, а я разворачивался и драпал от нее из гостиной в коридор, надеясь скрыться в своей комнате, и однажды получил по спине чем-то тяжелым. Ноги разъехались, и я упал, но успел подставить руки, чтобы смягчить падение. Я быстро встал, хватаясь за спину, пытаясь понять, что это было, и увидел, как в конце коридора стоит мама и плачет. Я тоже плакал, спина жутко болела, и я понял, что мама в меня чем-то кинула. Она вопила в истерике и извинялась, и на полу я увидел разбитую керамическую кофейную чашку (ее давали в подарок, если покупал на 5 баксов). Я просто добежал до своей комнаты и захлопнул дверь. Мама держалась в стороне, и я избегал ее, пока не пришел отец и мы не сели ужинать. Она обо всем рассказала отцу, и ее мучила совесть, а позже тем же вечером, после того как мы с Джейсоном легли спать, разговор перерос в очередной громкий скандал. Физически я был в норме; но психика была на грани, и сегодня я понимаю, что, вероятно, это была причина свалить из сраного дома и перестать трепать себе нервы.

В Сифорде мы с Джейсоном большую часть времени проводили в подвале с игрушечными фигурками, читали комиксы и прятались от родителей, которые вечно собачились. Подвал был нашей Крепостью Уединения, нашим Убежищем. Мама выглядела жалкой и безумной, вечно срывалась, а отец целыми днями торчал на работе. Потом был ужин в напряженной обстановке, и мы с братом играли и шли спать. С 1973-го по 1975-й, – когда родители наконец разошлись и мы с мамой и братом вернулись в Куинс, – был самый беспокойный период моего детства. Дети, с которыми я зависал, когда ушел из дома, были моими ровесниками и немного старше. А некоторые пятиклассники уже начинали выпивать, курить травку и гулять допоздна по пятницам и субботам. Я был для этого слишком мал. Однажды я пошел с ними, и молодые ребята пили «отвертку» – апельсиновый напиток и дерьмовую водку. Я попробовал, и у нее был ужасный вкус. Но десятилетние и одиннадцатилетние пацаны нажирались с этого дерьма каждую неделю.

Они спрашивали: «Идешь с нами?», и я обычно отвечал: «Не-е-е». Некоторые из них говорили: «Перестань быть ребенком. А что ты будешь делать? Домой пойдешь, в солдатиков своих играть?»

Я не хотел признаваться, но так и было. В этом сказочном мире я забывался, потому что вокруг творились хаос и бедлам. Дети нажирались, а я к этому был еще не готов. А дома родители постоянно орали друг на друга, и мама швыряла стаканы и посуду. В подвале с братом я чувствовал себя гораздо спокойнее и безопаснее.

Разумеется, родители нас любили, но поощрений и нежностей не было. Отец работал в городе, даже когда они с мамой жили вместе. Поэтому мы видели его только за ужином и по выходным. А мама сидела дома и съезжала с катушек, когда мы возвращались из школы. Иногда она напивалась, злилась и кричала, жалуясь на жизнь, и винила во всем нас. Иногда у нее начинались приступы гнева, и она швыряла наши игрушки. У нас была кабинка с Джо Аполлоном. То ли я, то ли брат в очередной раз чем-то не угодили маме, и она закричала: «Придет отец и вам задаст!» Потом взяла мою игрушку и швырнула в стену в гостиной; кабинка Джо разбилась в дребезги.

«Новую мне, блядь, купишь, – подумал я про себя. – Ты сломала моего Джо!»

Глава 2

Главное – музыка

В доме было спокойно, только когда родители слушали музыку. Никто из семьи не зарабатывал музыкой на жизнь, но папа в какой-то момент в 1950-х пел «ду-уоп» на улице вместе с Полом Саймоном и Артом Гарфанкелем (до того, как они стали дуэтом Simon & Garfunkel), которые ходили в ту же школу, что и мой отец. У предков были записи вроде саундтрека к фестивалю «Вудсток», Нила Даймонда, Элтона Джона, Кэрола Кинга, братьев Дуби, Боба Дилана и Команды. Мне все это нравилось, но агрессивную музыку я открыл для себя только в семь, когда услышал Black Sabbath.

Дядя Митчелл, младший брат папы, был старше меня всего на десять лет, и я считал его крутейшим чуваком в мире. Когда мне было шесть или семь, мы приезжали в дом к бабушке с дедушкой, и я тут же шел в комнату дяди. У него были постеры Led Zeppelin и других рок-групп, крутые ультрафиолетовые постеры, большая коллекция винилов и куча комиксов. Я сидел, часами разглядывал его пластинки и думал про себя: «Это лучшее место на земле. Когда буду подростком, тоже буду собирать».

Однажды я просматривал его коллекцию – Beatles, Дилана, Rolling Stones – и увидел первый альбом Black Sabbath. Я посмотрел на обложку и подумал: «Что это?» В лесу стояла жуткая ведьма. Я спросил у Митча: «На что я вообще смотрю?», и он сказал: «Это Black Sabbath. ЛСД-рок». Я спросил: «А что такое ЛСД-рок?» Я понятия не имел, что такое ЛСД. И никто эту музыку «хеви-металом» не называл.

Он поставил пластинку. Начинается со звуков дождя и громкого зловещего колокольного звона. Потом вступает жуткий тяжелый гитарный рифф Тони Айомми, который, как я потом узнал, был первым известным тритоном в роке. Разумеется, я испугался – и пребывал в восторге. На меня смотрели постеры с черными пантерами с сияющими глазами и таращились зловещие колдуны. А потом этот парень с гнусавым голосом ведьмака начал петь о Сатане и душераздирающим криком просить бога о помощи. Я не понимал, что происходит, но хотел услышать больше.

У дяди Митча были тонны комиксов, и я приходил к нему в комнату, сидел и читал. Он открыл для меня великих героев Marvel и DC: Невероятного Халка, Фантастическую четверку, Человека-паука, Капитана Америку, Мстителей, Людей-Икс, Тора, Конана, Бэтмена, Супермена, Флэша, Лигу Справедливости. Я просто терялся в этих мирах, созданных Стэном Ли, Джеком Керби, Стивом Дитко, Нилом Адамсом, Джимом Стеранко и всеми великими писателями и художниками серебряного века. Тогда комиксы стоили 12 или 15 центов, поэтому каждую неделю я приходил в этот «магазин сладостей» и тратил все карманные бабки.

К счастью, когда мама впадала в бешенство, папа всегда был рядом со мной и братом. С отцом зависать было прикольно. У него, в отличие от мамы, был совершенно другой темперамент. Он был уравновешенным, добрым и спокойным. Он повышал голос, только если в этом была крайняя необходимость. Он был опорой, и я ему очень благодарен, поскольку он научил меня быть спокойным и справляться со стрессовыми ситуациями. Если бы отец был таким же нервозным, как мать, я бы давно загремел в психушку. При любой возможности папа брал нас с Джейсоном кататься на лыжах и на бейсбол.

Мы начали ходить на старый «Янки-стэдиум» в 1972-м и потом видели несколько их игр. Это странно, потому что, живя в Куинсе, мы, по идее, должны болеть за «Метс»[11]. Отец даже не был фанатом «Янкиз». Он болел за «Доджерс»[12]. «Янкиз» как раз были его врагами. Наверное, поэтому я и стал болеть за «Янкиз». Надоело слушать о бруклинских «Доджерс», которые, конечно же, уже были «Доджерс» из Лос-Анджелеса, поэтому мне были близки соперники «Доджерс».

Все считают «Янкиз» командой мирового класса: они были в Мировой серии[13] сорок раз и выиграли 27 из них – больше, чем любая другая команда в Главной лиге бейсбола. Но когда я был мелким, «Янкиз» играли дерьмово. Они играли отвратительно до 1976 года. Но ходить на бейсбол было круто. Это был совершенно другой мир. При каждом ударе битой по мячу тысячи пришедших громко болели за команду в полосатой форме. Классная форма. У «Метс» были нелепые цвета. «Янкиз» обладали классом.

Мне не просто нравилось смотреть бейсбол. Мы с друзьями любили в него еще и играть. Начали со стикбола[14], в который играли ручкой от метлы и теннисным мячом. Когда я учился в 169-й школе в Бэй-Террас, постоянно играл после уроков, и у меня неплохо получалось. Рядом было поле для стикбола, и на стене были нарисованы ворота. Поэтому я попал в Малую бейсбольную лигу, где играл несколько лет. Обычно играл на второй базе или между второй и третьей. Одной из моих ролевых моделей был Фредди Патек, игравший за «Канзас-Сити Ройалз», а ростом он был всего 168 см. Раньше среди спортсменов было полно низкорослых ребят, поэтому у меня была надежда.

Несмотря на всю значимость Black Sabbath в моей жизни, Элтон Джон оказал на меня в детстве огромное влияние. В доме у нас были все его пластинки, и в 1974 году, до того как родители окончательно разошлись, мы всей семьей пошли на концерт в Колизее «Нассау» во время тура «Goodbye Yellow Brick Road». Во время выступления вырубилось электричество, но все равно было офигительно. Элтон постоянно менял костюмы, и я, смотря на него, понял, что можно развлекать толпу не только музыкой. Песни были отличные, но он был чересчур театральным и играл на публику. В 1975 году мы пошли на концерт Пола Саймона, и это тоже было круто.

Как это ни странно, многим моим друзьям было плевать на музыку. Их не интересовали тусовки и покупка пластинок. Им были интересны только бейсбол и комиксы, что мне, безусловно, тоже очень нравилось. Но я хотел еще глубже погрузиться в музыку. В доме у папы всегда была акустическая гитара. Он редко на ней играл. Полагаю, он знал около трех аккордов, но я знаю, она где-то валялась. Я видел по телевизору группу The Who. Я узнал их, потому что одни из лучших песен были на пластинке родителей «Вудсток». И вот я смотрю их выступление, и Пит Таусенд начинает вращать правой рукой как пропеллер. Выглядело очень круто, и вот тогда я спросил родителей про гитару и сказал: «Хочу так же. Можно я буду брать уроки?»

Предки были не против, но играть на электрогитаре мне не давали. Отец настаивал, чтобы я начинал с акустики, и если он увидит серьезные намерения, я перейду на электрическую. Играть на гитаре меня учил высокий патлатый парень лет девятнадцати-двадцати. Звали его Рассел Александр, и я считал его крутейшим чуваком в мире. У него был «стратокастер»[15], а у меня была идиотская акустика. Вскоре он сказал папе: «Скотт прибавляет. Ему реально нравится». Так и было. Я играл каждый день и учил основные аккорды. Я научился читать музыку, зажимать струны и освоил элементарную теорию. Спустя несколько месяцев Рассел начал давать мне домашнее задание. Я занимался раз в неделю, и приходилось практиковаться и писать аппликатуры, чего я терпеть не мог, потому что это было ужасно скучно. Я просто хотел играть.

Каждый раз, когда приходил Рассел, я говорил: «Научи меня играть “Whole Lotta Love”. Покажи, как играть “Pinball Wizard”». Я всего лишь хотел учить песни. Мне было плевать на гаммы, которые приходилось выписывать на бумаге. Он расстраивался и говорил: «Послушай, тебе для начала надо научиться…» Я отвечал: «Хочешь сказать, все ребята в группах знают эту хрень и разбираются в теории?»

– Да, знают, – сказал он.

– Не уверен, – ответил я со скептицизмом непослушного подростка. Да быть не могло, чтобы все эти крутые рок-звезды сидели и годами учили теорию.

Еще некоторое время я ходил к Расселу, и он научил меня играть несколько песен на акустике. В третьем классе на шоу талантов в начальной школе в Лонг-Айленде я сыграл «Blowin’ In The Wind» Боба Дилана, песню Джима Кроче «Bad, Bad Leroy Brown» и песню Surfaris «Wipe Out». Только я, моя акустическая гитара и микрофон в аудитории. Все хлопали. Я был совсем пацаном. А что им делать? Освистывать? Но я идеально знал песни.

И когда я уже полгода играл на акустике, отец сдержал обещание. Отвел в музыкальный магазин в Куинсе на Юнион Тернпайк и купил подержанный Fender Telecaster Deluxe 1972 года. Гитара была кофейного цвета с черной накладкой. Жаль, ее больше нет – сегодня бы она стоила не меньше девяти кусков. Вероятно, я продал ее году в 1978-м, потому что очень хотел Fender Statocaster. Я тогда ни хрена в этом не смыслил, и внешне «Телекастер» мне не нравился. А «страты» выглядели круто, и гитары Les Paul тоже. Никто из моих любимых гитаристов на «теле» не играл. К тому же «страт» мне нравился формой. Он был более гладким и менее фолковым. Я скопил немного денег и вернулся в магазин, где мы приобрели «теле», и там был натуральный деревянный «страт», который я очень хотел. Поэтому я обменял свой «теле» и доплатил двести баксов. Вот так я приобрел новое оборудование, которым пользовался много лет – даже в годы становления Anthrax в начале 1980-х. Я всегда покупал и продавал оборудование, пытаясь достать больше, лучше или выгоднее.

Купив первый «теле», я сказал предкам, что уроки мне больше не нужны. Я хотел учиться сам. Я достаточно смело заявил: «Не хочу звучать, как учитель. Хочу играть по-своему», поскольку боялся, что они заберут у меня гитару. Сработало! Родители согласились предоставить мне свободу.

Я уже очень хорошо умел играть основные аккорды и на слух не жаловался, поэтому ставил записи и пытался врубиться в последовательность аккордов – я играл почти все партии, кроме соло. И я решил, что мне нужен усилитель получше. У меня был мелкий Fender Deluxe. А я хотел Twin Reverb, потому что он был больше, но слишком дорогой. Я купил гитарный процессор, педаль Electro-Harmonix Big Muff. Подключил ее через Fender Deluxe и уверен, она звучала отвратительно, но тогда мне казалось, что я крут.

У отца в Лонг-Айленде жил двоюродный брат Эдди, который, как и Митч, был меня всего на 10–12 лет старше и находился километрах в трех от нас, поэтому я его часто видел. Он был байкером и жил в доме с кучкой других байкеров. В подвале у них было оборудование для репетиций с барабанной установкой и несколькими усилителями, и они спускались и играли. Когда мне было восемь или девять, я сидел с ними и наблюдал. У них были Les Paul, Gibson SG и «страты», «квакушки»[16] и гитарные процессоры. Эти патлатые бородачи в кожаных жилетках подключали гитары и зажигали. Ничего круче я не видел и еще больше захотел играть сам.

Мне нравились «Битлз», Элтон Джон и Саймон с Гарфанкелом, но для меня они, безусловно, были лишь развлечением, вроде комиксов или ужастиков. Лишь в сентябре 1975-го я услышал песню «Rock and Roll All Nite» с альбома KISS «Alive!» и подумал: «Боже мой, это нечто совершенно другое». Я полетел словно мотылек на огонек. Когда вышел альбом, мы ехали в нашем желтом микроавтобусе «Форд Торино», и песню крутили по радио. Исполнителей я не знал. Никто не объявлял, и KISS я никогда не слышал. Но к концу песни уже подпевал. Предки орали на меня, чтобы я заткнулся, потому что группу они не знали и звучало слишком громко. Мне было ужасно интересно, кто же это, но диджей объявил следующую песню. Я подумал: «Блин, так и не узнаю, кто это был! Это была лучшая песня, которую я слышал, и я не узнаю, кто ее исполнял!»

Потом, в канун Хэллоуина, я смотрел днем телик, щелкал все пять каналов, которые у нас были, и остановился на ток-шоу, гостями которого были четыре парня в гриме. Я понятия не имел, кто они и о чем говорили. А потом объявили: «А теперь свой хит с нового альбома KISS “Alive!” исполнят KISS с песней “Rock And Roll All Nite”». Очень странно, потому что мне, одиннадцатилетнему пареньку, совершенно не понравилось, как они выглядят. Я сказал Джейсону: «Это глупо. Кем они себя возомнили? Выглядят как идиоты. И это группа? Почему они так выглядят?» Я просто не мог врубиться. Элтон Джон был вычурным и эпатажным, но не одевался, как на Хэллоуин. Ребята из The Who грим и обувь на платформе не носили.

Через секунду KISS начали играть ту песню, которую я услышал в машине по радио, и у меня челюсть отвисла. Я повернулся и сказал: «Нужно прямо сейчас пойти купить этот альбом! KISS, KISS, KISS, KISS!»

Уверен, четыре миллиона других одиннадцатилетних ребятишек в тот самый момент делали то же самое. Информация дошла в наш мозг, и мы врубились в происходящее. В этом был смысл. Мы были запрограммированы, вот и все. Я три года маниакально слушал KISS, с 1975-го по 1978-й. Мне и другая музыка нравилась, но те три года я был фанатом KISS.

Они были подобны богам. Остальные группы пели о славе, гастролях, телках. Led Zeppelin пели о том, каково быть знаменитым, гастролировать и трахать телок. Rolling Stones и блюзмены писали о том, что бабы – те еще сучки и жизнь трудна. Но я уже знал, насколько она могла быть трудной, а телок я для себя еще не открыл. KISS пели об эскапизме; о том, как улететь на другую планету и никогда не жалеть.

Вечер в 1975-м, когда предки усадили нас в доме на Лонг-Айленд, чтобы сказать, что они окончательно расходятся, был памятным для меня, как и первый аншлаг на концерте Anthrax. Они говорили: «Дело не в вас, ребята. Мы вас очень любим. Но вместе мы несчастливы и должны разойтись». Я испытал огромное чувство облегчения и, честно говоря, был счастлив. Джейсона лишь интересовало, кто будет давать нам на расходы. Но больше всего мы переживали, будем ли мы видеться с отцом. Однако я вздохнул полной грудью, зная, что больше предки не будут сраться сутками напролет. Мы с мамой и Джейсоном переехали обратно в Куинс, буквально в шести кварталах от нашего прежнего дома. Лучше и быть не могло. Вдруг я пошел в седьмой класс со всеми своими друзьями из первого, второго и третьего классов. Лонг-Айленд был необычным другим миром, и теперь я был в городе, где знал всех вокруг! Мне было тринадцать, и я ездил в школу на автобусе, курил травку, бухал и слушал рок-н-ролл. Все изменилось к лучшему. Мама работала с девяти до пяти. Дома ее не было, поэтому я присматривал за братом. Мы были предоставлены сами себе. О большем нельзя и мечтать. Но я знал, что надо выбираться из этих трущоб. Я не хотел всю оставшуюся жизнь прожить в Куинсе. Я хотел сбежать и оставить след в истории.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Так называется бутылка пива низкого сорта более 1 литра. Пользуется популярностью у молодежи, так как быстро дает по шарам. Здесь и далее – прим. переводчика.

«Джек Дэниелс» – самый популярный бренд виски из США.

Человек, использующий широко обсуждаемые темы, события ради привлечения внимания к себе.

Fernet-Branca – итальянский травяной бальзам, относящийся к категории крепких горьких ликеров.

Турман Ли Мансон – американский профессиональный бейсболист, играл в 11 сезонах в Высшей лиге бейсбола за «Нью-Йорк Янкиз» с 1969 года до своей смерти в 1979 году.

Крупнейший и наиболее густонаселенный район в центральной части боро Куинс, Нью-Йорк.

Самое большое по территории (280 км²) и второе по населению боро Нью-Йорка. Расположено на острове Лонг-Айленд и омывается Атлантическим океаном. Это самая неоднородная по этническому составу часть города.

Полуостров на юге боро Куинс, Нью-Йорк, в составе Лонг-Айленда.

Американский сатирический журнал, основанный в 1952 году редактором Харви Курцманом и издателем Уильямом Гейнсом.

Окрестность в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк.

Нью-Йорк Метс – профессиональный бейсбольный клуб, выступающий в Восточном дивизионе Национальной лиги Главной лиги бейсбола. Клуб базируется в Куинсе.

Лос-Анджелес Доджерс – профессиональный бейсбольный клуб, выступающий в Западном дивизионе Национальной лиги Главной лиги бейсбола.

Решающая серия игр в сезоне Главной лиги бейсбола, право играть в которой сейчас имеют лучшие команды Американской и Национальной лиг.

Уличная игра, связанная с бейсболом, которая обычно формируется как игра в пикапы, в которую играют в крупных городах на северо-востоке США, особенно в Нью-Йорке и Филадельфии.

Стратокастер – модель электрогитары, разработанная Джорджем Фуллертоном, Лео Фендером и Фредди Таваресом в 1954 году; выпускается до сих пор. Очень широко копируется, в результате чего название «стратокастер» или «страт» часто используют для обозначения любой гитары с теми же техническими особенностями, независимо от производителя.

Педаль со звуковым эффектом, позволяющим динамически изменять тембр. Напоминает кваканье лягушки, потому так и называется.

Конец ознакомительного фрагмента

Купить и скачать всю книгу

<1 2 3

На страницу:

Перейти

3 из 3