Инфаркт

Наконец, забежав за бетонный забор, совсем не оборачиваясь, упав куда-то в кусты, Гриша без сил вцепился в землю, и лишь понаехавшие машины скорой помощи и полиции не дав ему уснуть, вызвали рвотный эффект, от которого тот еле сдержался, резко став, поволочившись домой, смотря на небо таким взглядом, будто сами звёзды, так и выжигали его, ещё не потухшие, глаза.

***

Небо, и только голубое небо зиждилось в его зрачках, обрамлённое по краям верхушками зелёных деревьев, густо разросшихся с обоих боков дороги, на которой теперь стоял Гриша. Тот самый, известный многим – асфальтированный путь, теперича тянувшийся по всему «Зелёному Острову», омываемому рекой Иртыш.

Гриша вяло шагнул вперёд. До спуска оставалось чуть меньше десяти метров, справа всё также стояла какая-то будка, а вдалеке забрезжила всем до боли известная заброшенная постройка. Он сделал ещё шаг, сил будто уже не было – настоящая пытка. Глаза устремились вперёд, а правая рука невольно потянулась во внутренний карман его летней куртки. Гриша достал оттуда свои ножницы, отбросив их в сторону, да так, что они отскочили от асфальта несколько раз, медно позвякивая, вышибив крепёжный болт, покатившийся куда-то далеко-далеко, возможно задавивший собою какого-нибудь муравья, а может наоборот спасший от голодной смерти перевернувшуюся на спину мокрицу. Эти ножницы он припас для Ани. Ему уже будто чудилось, как острые лезвия перерезали сонную артерию на её юной шее, но теперь этому не было суждено сбыться – орудие было уничтожено. Григорий подплыл на своих двоих к постройке, напевая:

Policemen swear to God, love seeping from their guns

I know my friends and I would probably turn and run

If you get out of bed, come find us heading for the bridge

Bring a stone, all the rage, my little dark age…

***

Прижавшись к стене, разрисованной самыми разными граффити, он вспомнил и именно сейчас в его уме вновь зазвучали Анины слова, сказанные ему вчера поздно вечером:

– Завтра, в три, за бетонкой, а точнее справа от неё, ну ты знаешь. Приходи. Можешь ничего не брать с собой, я всё ровно бесплодна.

Эти слова с больным звенящим эхом разрывали его душу, переходя в мертвую тишину, что ему даже чудилось, что он не опирается об стену, а вовсе лежит на ней, что вокруг всё изменилось, и земля накренилась против своей оси, от чего река потекла на север, осушая своё днище.

Вдруг за углом раздался тихий, даже слегка милый до дрожи будоражащий писк. Это чихнула Аня. Даже по этому, казалось бы, замысловатому действию он узнал её, потеряв видение.

– Что же мне делать Господи? Всё против меня, но не для этого я здесь, я пришёл объясниться, и пускай всё будет, как будет! – шёпотом он обратился к небу и резко вышел из-за угла.

– Привет, – сказала она, как бы даже не здороваясь, а уже будто приступая к делу.

Он прошёл мимо, последовав в лес, с всё тем же потерянным взглядом, будучи полностью уверенным, что Анна последует за ним. Так и случилось – Аня медленно поплелась за Гришиным затылком, пылко растрёпывая волосы на его голове. Тем временем чувство смущения, полного прострации срывали ему крышу. Григорий не хотел этого, оно было ему противно.

– Аня, ты же ещё ребёнок, – вякнул он, не разворачиваясь, как приговорённый к смерти арестант.

– Ступай, ступай, – грубо говорила она ему, шурша лентой презервативов в кармане.

Когда они дошли до нужного им места, Гриша облокотился об дерево, взирая на реку. Аня достала из кармана своей куртки маленькую бутылочку, и немного отхлебнув, вылила оставшуюся воду на его голову. Вода потекла по его густым волосам, огибая лицо, подмочив одежду и в конечном счёте стекла на землю. Он протёр глаза, посмотрев в наглые Анины очи, что тут же поднесла к его лицу ладонь, растерев остатки воды по его бороде и усам.

– Ну что ж, начнём, – сказала она, расстегивая олимпийку, – ты первый, – добавила она, облизываясь.

– Ты… – вымолвил Гриша.

– Я… – отозвалась она.

– Ты действительно этого хочешь? – сказал он, пятясь.

– Да, а что? У нас уговор, ты трахаешь меня, я забираю заявление. И если ты выполняешь свою часть уговора, так и быть, я исполняю свою. Ты наконец будешь свободен от всей этой тяжбы бессмысленного процесса судебной кутерьмы, готового засадить тебя даже глубже, чем оно того стоит. Ну сам подумай, разве тебе этого не хочется? – сказала она следуя за ним, пытаясь схватить за ручки, чтобы прижать их к своему телу, – никто не узнает. Вот я уже почти и разделась, – сказала она, швырнув ему под ноги свои брючки.

– Нет, – вскипел он, – нет, ты тварь, паскудная тварь, – заорал он, побежав к постройке.

– Куда, скотина? – побежав за ним следом, прокричала она.

Оббежав постройку, и выйдя на асфальт, Гриша бросился прочь. Впереди нарисовались Антон с Остапом. Пытаясь пробежать между ними, Гриша тут же оказался схваченным.

– Пустите, пустите, я больше так не могу, устал, – заорал он, врезав Антону, да так, что тот отлетел в кусты, ухватив за собой Остапа.

– Мы знаем, ты не виноват! – окликнул Гришу Остап, пытаясь бежать за ним.

– Он хотел меня… – не успела договорить появившаяся рядом с Антоном Аня, с расстегнутой настежь рубашкой и брюками, как тут же получила от него знатную оплеуху.

– Ай, Антошенька, ты чего? – не успела она вновь договорить, как получила толчок в плечо, опрокинувший её на землю.

Григорий обернулся на долю секунды, увидев лежащую на асфальте Аню, всю в слезах, смотрящую ему вслед, и случайно споткнувшись собственной ногой об другую, повалился с дорожки, кубарем скатившись к реке. Остап прыгнул за ним следом, пытаясь не упасть, как вдруг сам застрял между двух сросшихся берёзок. А Гриша в свою очередь, докатившись до берега, плюхнувшись в воду всем свои передом, потерял сознание.

***

Протяжно длилось его видение. Толи это снилось ему, толи сама память вселенной открыло небольшую крупицу невиданного, но однажды случившегося. Помнится, Антон рассказывал об этом Григорию. Сам он тогда при всём при этом не присутствовал, но теперь видел это воочию.

Гриша будто бы прошёл сквозь дверь, ведущую в зал парикмахерской, застав там Антона, что аккуратно откручивал заднюю крышку своего триммера, и достав оттуда цилиндрическую батарейку-аккумулятор, поставил её на зарядку, и как ни в чём не бывало, вышел на улицу. Не прошло и минуты, как он вернулся, медленно пройдя рядом со своим рабочим местом. Из-под зарядного устройства начал струиться мелкий дым, и батарейка, как напружиненная, выскочила из своих тисков, с грохотом приземлившись за спиной Антона. Тот с ужасом оглянулся, вырвав вилку зарядки с корнем, и принялся судорожно размахивать дым, как вдруг к нему по полу подкатилась та самая батарейка, лёгонько стукнувшись об подошву его начищенных туфель. Антон с трепетом, но быстро схватил её, помчавшись на улицу, минуя лестницу четырёхступенчатыми прыжками, с таким встревоженным видом, будто держал в руках подожженный динамит, с сантиметровым запалом.

Гриша увидел весь этот ужас в глазах Антона. Точно такой же, что и сам испытывал всё последнее время – страх лишиться чего-то ценного, будь то здоровых пальцев, жизни, принципов.

Видение оборвалось, как только батарейка коснулась асфальта. Гриша открыл глаза. Он лежал в больничной палате. Тут же, как по команде, в неё зашли врач, Остап, Антон и Настя. Только лишь краем глаза увидев её улыбку, Гриша вскочил с подушки.

– Ты чего, ты чего? – успокаивающе спросил Остап.

– Лежите, лежите, лежите, – протараторил Врач.

– Как я здесь, что вообще… – задыхаясь от смятения, вопрошал Григорий.

А ребята лишь с недоумением, смотрели на него, ожидая, пока тот сам успокоиться, Наконец, спустя минуту, заговорил Антон:

– Ну и напугал же ты нас.

– Нас? В каком это смысле, вас? Что произошло?

– Как что? Ты разве не помнишь?

– Честно говоря, не уверен, – закусив губу, ответил он им.

– Ну как же, ты сидел на бортике фонтана, мы втроём гуляли, ты нас увидел, и хрясь, соскользнул назад, прямо в воду, – заявила Анастасия, так естественно и правдоподобно, что казалось, будто её подменили.

– Ну а мы что, подбежали, а от тебя уже только пузыри, да ноги из воды торчат, чуть не захлебнулся. Еле спасли, скажи спасибо Насте, если бы не она, то лежал бы ты уже в гробу, да с полными водой лёгкими, – пояснил Антоха, с задорной улыбкой, рассматривая всё также недоумевающего Григория.

– Искусственное… – прошептал Гриша, медленно и загадочно приложив ладонь к своим губам, – дыхание.

– Оно самое, так что с тебя должок, всё-таки девушка моя, а пришлось спасать тебя, – подметил Антон, крепко взяв её за руку, всё также неподдельно улыбаясь.

– Что же это? Куда я попал? – промямлил Гриша, не обращаясь к кому-то из них, а как бы произнося мысли вслух, – будто какое-то параллельное измерение.

– Чё? – спросила Настя, – чего ты там несёшь.

– Ничего… – ответил Гриша, как его взгляд застопорился на кулоне, красовавшемся над её грудью.

На золотой цепочке висела та самая батарейка, что когда-то чуть не погубила Антона.

– Это? – показал на неё пальцем Гриша.

– Да, она самая, как видишь, ещё пригодилась, кулон из неё сделал, – пояснил Антон.

– Кулон, чё за история? – удивлённо спросил его Остап.

– Да, потом расскажу, как чуть салон не спалил, и пальцев не лишился, а теперь вот, отличный подарок и память.

– И довольно оригинальный, – добавила Настя, переглянувшись с Гришей, смотрящего на неё с неумолимым подозрением.

– Чё он так на неё уставился? – спросил Остап Антона, на что тот лишь пожал плечами.

– Насть, – наконец, заговорил Григорий, – скажи мне, пожалуйста, вот что, как твои родители?

– Нормально, а что? – ответила она, разорвав последнюю ниточку Гришиной надежды, что тот ещё в реальности.

– А отец как?

– Хорошо, а почему ты спрашиваешь.

– Ты говорила, что у него проблемы с сердцем.

– Да, ну почему-то я не помню, чтобы говорила об этом именно тебе.

– Видимо как-то случайно услышал, главное, что он жив.

– А почему он должен быть мёртв, если ты упал в воду, и мы тебя спасли, а не ты его? – как-то неестественно, будто сев задом на кнопку, завелась она.

– Потому что это так! И это к лучшему! – объявил он им, закутавшись в одеяло.

***

– Ну, ладно, пойдём мы, – сказал Ося, посмотрев на часы, обнаружив, что они пробыли в палате уже больше сорока минут.

– Выздоравливай, – пожелал Грише Антон, пожав ему руку.

– Бывай, – простился с ним Ося.

– Пока, и сделай усы, – подав ладонь для хлопка, сморозила Настя.

Тот, хоть и с недоверием, но всё же дал ей пять, смотря вслед уходящим за дверь товарищам, и вновь сверкнувшим на прощанье глазам Анастасии.

Вновь чудной, но и одновременно тревожный сон, приснился Грише на следующее утро: будто он, в своей собственной пижаме сидел на скамеечке в довольно мрачном лесу, граничащим со светлым полем, обрамлённым кристально чистым озером. Вдруг, со спины появилась какая-то девушка, принявшаяся нежно обнимать его за плечи. Приятная дрожь зазвучала у него под кожей. Он видел, что это была вовсе не Настя, и обратился к ней по имени, совершенно не зная, кто она.

После полудня в палату заявился следователь.

– Я вернулся, – шепнул Гриша, смотря сквозь сотрудника полиции.

– Я пришёл к вам… Во первых, здравствуйте, – с самого порога начал изъясняться следователь, – пришёл сообщить, что вам не стоит беспокоиться.

– В чём меня обвиняют? – спросил он его вялым голосом, также вяло повернув свою голову к окну.

– В «Неоказании помощи».

***

Больница была позади, впереди суд с так и не завершившимся, а даже запутавшимся, как человеческие хромосомы, умозаключением.

– Суд послезавтра, сегодня семнадцатое, – думал Гриша, сидя за своим письменным столом, после очередного онлайн-урока по английскому, с пустым взглядом взирая на улицу сквозь прозрачное, как пар, стекло своего окна.

Вдруг на забор, что был напротив, присел порхающий по небу воробей. Сел, начал оглядываться и прыгать вдоль металлической планки. Через секунду вновь взмахнув в небо, опустился уже на подножку, лежавшей на земле перевёрнутой тачки. Перепрыгнул на другую подножку, затем и вовсе оказался на болтающемся от ветра колесе. Опять залетел на забор, и посмотрев, будто прямо ему в глаза, улетел прочь.

Неизвестно, что привело его туда, но уже поздним вечером, перед самым закрытием, Гриша забрёл в супермаркет. Направившись предположительно в необходимый отдел, он заметил «её».

Да, это была она – девушка из сна, по крайней мере, она была очень на неё похожа. Юная, стройная блондинка, с каре, заплётённым в хвостик, и коротко выбритыми затылком и висками. Лёгкие круглые очки, с двумя мостами, блестели своей золотинкой на её курносом носике.

Она стояла напротив канцелярских товаров, выбирая тетради, явно никуда не торопясь. Гриша резко пронёсся мимо неё, чуть не коснувшись её хвостика. Он был уверен, что больше не встретиться с этой девушкой, но к удивлению она была уже на кассе, когда Гриша подошёл туда. Кассир что-то напутала, пробивая её тетради. Пришлось ждать, пока проблема с терминалом не решилась. Как раз в этот самый момент, эта девушка оглянулась, сперва мельком, а потом и вовсе довольно пристально осмотрев Гришу с головы до ног.

– Вы Даша? – спросил он, так легко и непринуждённо, что сам поразился собственной наглости.

– Да, – протянула она, – а откуда вы знаете?

– Даже не знаю, толи приснились вы мне недавно, толи ещё что-то заставило меня знать вас.

– А я кажется догадываюсь, что именно. Ведь я тебя знаю. Ты Гриша! Я сестра Остапа, он рассказывал мне о тебе. Мне очень жаль, что всё так произошло, мы всё пытались отговорить её, но…

– Что «но»? Ты вообще в курсе всего, что произошло, или даже ещё происходит?

– В курсе. И мне тебя не понять, наверное… – умолкла она, как касса вновь заработала.

Толстые тетради мигом полетели мимо сканера.

– Может быть дело в них, а не в тебе? – спросила она, когда они уже вместе выходили из широких дверей магазина.

– Дело не в низ, не во мне или в тебе, оно во всём!

– И в чём же.

– Да вот хотя бы в том, что я мог бы не знакомиться с тобой, и ты могла бы не сниться мне, но всё это и остальное произошло. Так и там, что не случись, случиться всё, как оно должно быть, не написанное судьбой или нами, а так как оно должно быть в принципе!

– Я поняла, о чем ты, – продолжила она с ним беседу, идя рядом, – история пишется каждую секунду, и никто не знает другой версии, как всё могло быть иначе.

– Вот, именно так, именно так, – сказал он, задумчиво кивая головой, – видать Остап, многое рассказал тебе о произошедшем. И как, тебе не показалась вся эта история странноватой?

– Показалась, но…

– Что но? Ты не знаешь, а если узнаешь, не поверишь, лишь потому, что эта история не твоя, совсем не твоя, – сказал он, проводив её взглядом, на развилке путей.

– Пока, – произнесла она своим милым голосом ему на прощанье.

– Прощай, – лёгонько дёрнув пальцами простёртой к верху руки, смотря ей вслед, произнёс он.

***

Всю ночь он не спал, задремав лишь под утро. Что-то странное вновь мерещилось сквозь сон. Валявшиеся повсюду полуобнажённые тела молодых девушек, наряженных в карнавальные маски, с натянутыми поверх медицинскими марлевыми повязками, перекатывающиеся друг через друга, как «перекати поле».

Гриша вроде бы открыл глаза, и увидел перед собой Аню, лежащую рядом с ним, смотрящую ему прямо в глаза. Он резко развернулся, встретившись с Дашей, также спокойно лежащей и смотрящей на него, что в отличие от Ани совсем не вызывала, а даже глушила в нём тревогу. Гриша, недолго думая переполз через неё, как бы закрывшись ею от Ани, и очередной сон тут же оборвался, вернув чувство реальности своему хозяину, лишь тогда, когда тот уже лежал на полу.

– Суд уже завтра, а я? Что я? Мне, наверное, уже без разницы, стоит ли вообще бороться со всем этим, – горько думалось в его голове, гуляющему в полубодром состоянии по местному скверу.

Уже стемнело, зажглись фонари. По безлюдной улице прошлось пару людей. И на самом краю сквера вновь появился Григорий. На другом краю появился кто-то ещё. Фонарь зажегся над её головой, и Гриша увидел, что это была Даша, по всей видимости, возвращавшаяся домой после института.

Слёзы навернулись в его глазах сами собой. Он почувствовал непреодолимое желание подойти к ней, чтобы хотя бы поздороваться. Они пошли навстречу друг к другу. Под конец они уже начали бежать. И уже, будучи перед самым её носом, он упал на колени.

– Извини меня, Даш, извини, – сказал он чётко, – я сумасшедший, мне больше не к кому идти.

– Ничего, ничего, – присев рядом с ним на корточки, начала она успокаивать его, по-матерински обняв, поглаживая по голове, – все будет хорошо, всё пройдёт, ничего не останется.

***

– Ну вот и всё, – сказал Гриша, ополоснув лицо в раковине туалета, расположенного в здании суда, смело посмотрев в зеркало, столь совершенно другим, не тем что был ранее, взглядом, что совсем не старил, а предавал некой зрелости его молодому лицу.

Через пять минут он был уже в кабинете своего адвоката.

– Вам не стоит беспокоиться! – сказал адвокат, наконец, оторвав свой взгляд от разложенных по всему столу бумаг.

– Тоже самое сказал мне и следователь.

– Следователь? – немного удивившись, спросил он Гришу, – не ошибся, это точно!

– Да, точно. И раз уж это так, не томите, я вас слушаю.

– А что вам меня слушать, факты говорят за нас с вами вместе взятыми, всё услышите на заседании.

– Мне надо знать, каковы обстоятельства, оправдывающие мою невиновность, хоть я и по самой сути ни в чем не виноват.

– Вот именно, зачем мне говорить вам о том, что вы и так прекрасно знаете, – ответил он, размахивая перед ним фонариком своего телефона, будто гипнотизируя, – тем более осталось уже меньше часа, и я боюсь, что не успею подробно рассказать вам все те доказательства, подтверждающие вашу непричастность к чужой сердечной недостаточности.

– Так значит, он болел?

– Вот именно! И все остальные факторы, в том числе последние дни жизни умершего рядом с вашим домом гражданина здесь, – сказал он, указав на чёрную папку, лежащую на столе.

– Знать бы, в чём меня обвиняют.

– Как же, вы наверно запамятовали, следователь сообщил вам, что вы обвиняетесь в неоказании помощи!

– В том то и дело, что не забыл, а лишь хотел проверить, так, на всякий случай, об одном ли и том же ваша со следствием песня.

– О чём вы, разве в таком деле может быть какая-то путаница?

– Хм, – горько ухмыльнулся Гриша, – даже не представляете, какая путаница может быть не только в подобных делах, а в целом в жизни, и не одного человека, а наверное всего мира в его глазах.

***

По залу разнёсся стук судейского молотка. Присутствовали все, кто хоть что-то мог знать по этому делу: Антон, Остап и даже Даша, отпросившаяся из института на время заседания. На скамье подсудимых был Гриша, а сторону обвинений представляла Настина мама.

Прокурор зачитал содержание дела, полное юридических терминов и малопонятных фраз. Присутствующим удалось уловить лишь суть, итак ясную им до сего часа. Слово предоставили адвокату:

– Уважаемый суд, мой подопечный не отрицает косвенную возможность отношения его к случившемуся, – сказал он, как Настя, сидевшая рядом с Антоном, очень тихо, но довольно заметно, хихикнула, – но нами собрано множество доказательств того, что семья Сухих, сама виновата в смерти их отца и мужа, более того, подстроив всё так, чтобы подставить под это преступление защищаемого мною человека. Достаточно ознакомиться с находящимися в материалах дела показаниями соседей семьи Сухих. Большинство соседок утверждают, что знали о наличии продолжительной ишемической болезни у Максима Валерьевича Сухого, тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения, а также о злоупотреблении алкоголя данным гражданином. Давая показания, соседи сообщили, что ровно за две недели до гибели обозначенного гражданина, являлись свидетелями того, как дочь и жена Максима Валерьевича Сухого выгнали его из дома, за очерёдное алкогольное опьянение, вследствие чего, тот начал бродяжничать и имеющаяся у него болезнь стала прогрессировать ещё сильнее. В наличии также видеозапись боковой камеры моргового помещения, на которой запечатлен момент опознания тела Сухого Максима Валерьевича, свидетельствующий о том, что расчёска, с присутствующими на ней отпечатками пальцев моего подопечного, оказавшаяся в кармане умершего, была подкинута его дочерью Анастасией. И в заключении, множественные показания иных людей подтверждают факт потери памяти и двухнедельное бродяжничество Сухого Максима Валерьевича.

– Чепуха, – закричала Настя, нервно теребя кулон на своей шее.

– Тишина в зале, – приказал судья, постучав молотком, после чего по залу пронёсся негромкий говор.

– Ходатайство о предоставлении слова свидетелям, – попросил адвокат.

– Суд предоставляет слово свидетелям, – скомандовал судья.

И это был конец, конец клевете и всевозможной неправды брошенной в сторону Григория. Соседи Сухих, уличные прохожие и даже родители Гриши в точности подтвердили слова Адвоката.

– Подсудимый, вам предоставляется последнее слово, – обратился к нему судья.

– Даже не знаю, что и сказать, – начал Гриша, встав со своего места, – не знаю, зачем ей всё это понадобилось, и вовсе нужно ли было, но я не виноват, действительно, не виноват. Она хотела, чтобы я признал эту незаслуженную вину, и загладил её перед ней, подкупив чем-то таким, что стоило бы мне не жизни, а на много больше, моими принципами. Я не сдался, и всё произошло так, как оно и должно быть, по правде…

Судья удалился для принятия решения. Гриша просто не мог смотреть в её сторону. Он всей душой чувствовал этот неприятный дьявольский взгляд, выбивающийся из толпы присутствующих, совсем не замечаемый никем, кроме его одного.

– В связи с предоставленными доказательствами невиновности, – протяжно зачитывал судья, как раз в тот самый момент, когда Настя, совсем без изменений в лице, бегло переводила взгляд то на него, то на Григория, теребя своими короткими ногтями всё ту же батарейку, подвешенную на цепочке, – оправдать Белкина Григория Натановича, тысяча девятьсот девяносто девятого года рождения, и освободить из под стражи в зале суда.

Судейский молоток вновь стукнул по столу, но теперь это означала для Григория только одно – он, наконец оправдан, но предчувствие, что это ещё не конец тут же дало о себе знать.

Как только эхо судейского молоточка стихло, и вот-вот в зале должен был начаться говор, Настя невольно сцарапала со своей кулонной батарейки нижнюю пластинку, от чего её начало бить током. В зале даже замигал свет. Настя встала в полный рост и затряслась в конвульсиях. Электрические разряды поползли по золотой цепочке, пуская искры, из-за чего все вокруг тут же шарахнулись от неё подальше.

Гриша, увидев это, свалился со стула, упав за ноги адвоката. Антон подбежал к Насте, чтобы сорвать с неё наэлектризованную цепочку, но сам, ударившись током, отлетел, метров на пять. Наконец, один из конвоиров подбежал к ней, нацелив на Настю свой автомат. К нему подбежал второй, кое-как успев схватить его оружие, перенаправив дуло в потолок, после чего раздался выстрел. Громадная люстра, висящая на потолке, разлетелась вдребезги, посыпая всех мелким хрусталём. Второй конвоир тут же вырубил своего обезумевшего товарища прикладом и громко объявил:

– Всем оставаться на своих местах!

А Настю всё это время продолжало бить током. Через мгновение у неё задымились волосы, и она замертво упала на пол, ещё раз пустив пару искорок своими маленькими серёжками. Все тихо приподнялись из под своих рядов. Один из присутствующих, всё также немного пригнувшись, медленно подбрёл к ещё дымящейся Насти.

– Что вы делаете? – спросил его конвоир.

– Я врач, позвольте мне взглянуть, – медленно приближаясь к ней, ответил тот, на что конвоир ничего не ответил, а лишь кивнул в знак согласия.

– Что с ней, – спросила, подползшая поближе, её мама.

– Она мертва, – ответил врач, ощупав её сонную артерию.

– Что? – с пробивающимися слёзами, спросил Антон.

– Умерла, голубушка, умерла, – ответил врач, встав в полный рост, направившись к выходу, после чего и все остальные присутствующие, также полностью выпрямившись, последовали за ним.

***

Спустя какие-то десять минут, все присутствующие покинули зал заседания, кроме Антона, Остапа, Даши и Гриши. Вдруг ближайшее к ним окно выбила пожарная лестница, зацепившись крюками об искорёженную раму. В окне появился пожарник с открытым забралом.

– Давай её сюда, – скомандовал он, так задорно, будто приглашал в гости, или в парк развлечений, и исчез так же резко, как и появился, спрыгнув с лестницы.