Пеняй на себя! Дневник попаданки

Снова оружие?

Внутри всё похолодело.

Глава 2

25 сентября. 2 часа 18 минут.

Допрос – это история с продолжением, или Будущее летит в лоб.

Меня всё ещё окружили четыре металлических истукана. Один из них держал во второй руке подобие короткой указки. Из её острия вырывался белёсый пучок света, переустроившийся в воздухе в сжатый устойчивый конус. Его он направил на стену.

Геометрическая, объёмная фигура продержалась совсем не долго, растаяла, подавляемая окружающим мраком. Новая вспышка возродила пучок света на краткий миг.

– Параметры изменены под текущее состояние организма, – раздался голос сверху. – Пройдите.

Задрала голову и смогла разглядеть лишь днище устройства, что разговаривало со мной. Белое «пузо» летающего объекта с чёрным окошком посередине, и бегущей внутри него строчкой символов, нависло в полутора метрах над моим темечком. Из боковин на землю лился глубокий рассеянный свет, образуя идеальную эфемерную колонну, центром которой была я.

– Вы на базе номер семьсот семьдесят семь, тридцать восемь, – вещала белопузая ультрафиолетовая лампа. – Для предотвращения иной террористической угрозы, согласно пункту три, точка пять, параграфа шесть секретного протокола, будете опрошены. Следуйте за нами. Не заступайте за края карантинного пятна.

Слушала я намедни в телепередаче высказывания мужчины в летах, обладателя каких-то премий и наград, о неминуемом сращивании разных сфер науки. И, вроде как, даже разно-плановость подобного рода поощрялась в текущем и таком непростом, но интересном мире. Смотрела трансляцию с папой, а он у меня ещё мужик старой закалки! В Советском союзе родился и вырос. Так он сказал, что раз об этом принародно заговорили, к тому же по телевизору, знамо дело, к выпуску какие-то устройства готовят.

Вот и подтверждение – карантинный летающий объект. Только вот навигатором снабдить устройство забыли. Идти-то куда?

Знаешь, Дневник, я ещё в тот момент искренне думала, что у нас в спальном районе, на окраине города Москвы открыли сверхсекретную базу, да ещё и применяют на ней высокие технологии. Даже этой мысли обоснование нашла: у нас периодически свет вырубался в домах – всё для оборонки. Эх, догадаться бы мне тогда, что я в другом мире – параллельном – так всё иначе бы воспринимала.

Света, даруемого краями беспилотника достаточно, чтобы лучше рассмотреть механизмы, но сфокусировать внимание никак не получалось – мозг будто потихоньку плавился, как на пляже бывает под палящими лучами. Дождь при этом продолжал лить как из ведра. Хотя, чувствовала холод, но тоже не ярко. Мысли растекаться липкой жижей, оставляя после себя зыбкое чувство, словно возникающий и растворяющийся в темноте конус – такие же короткие, исчезающие. Чем больше я смотрела на рождение объёмной формы пучком света, тем сильнее проваливалась в пустоту, будто в обморок.

Да, только с обмороком такое состояние сравнимо. Нет ничего вокруг и всё призрачно, неоднозначно. Да и папа далеко, как и мой диван с тёплым одеялом, и мама с пирогами. Есть только свет карантинного пятна и чёткий конус, появление которого начинала предвкушать. Он заменял мне всё вокруг, помогал чувствовать себя лёгкой. Стоит лишь поднять руки, и вспорхну как бабочка. Понесусь к небу или цветам, буду летать, летать…

Я – бабочка! Невесомая, тоненькая, с разноцветными радужными крыльями и мелкими лапками.

Я – бабочка! Смотрите, люди, это я!

Налетевший порыв ветра отрезвил меня. Поёжилась от холода и пронизывающего ливня. Тряхнула головой. Состояние обморока моментально улетучилось, а осознание неминуемо приближающейся ангины, от такой прогулки прорвалось тихим вздохом.

Я сделала шаг назад, и новая порция собачьего лая разорвала относительную тишину. Грозные охранники сузили вокруг меня кольцо. Световой стакан – его назвали «карантинным пятном» – передвинулся по чёрному покрытию следом за мной. Я резко обернулась в поисках ворот, но взглядом наткнулась на кирпичную стену.

– Смотреть перед собой! – выдал охранник.

Подчинилась.

Никак не могла принять тот факт, что вместо калитки, за которой спрятался город с палящими лучами, пыхтящий гарью машин и наполненный разомлевшими от зноя людьми оказалась глухая стена.

А темень-то вокруг! Ой, мамочки!

Вполне возможно, у меня случился тепловой удар, когда открыла калитку. Ну, конечно! Естественно, что я упала в обморок, а затем – очнулась. Даже готова признать, что по своей забывчивости и лени я перепутала адрес, продиктованный сладкоголосой девицей. Запросто могла забрести в воинскую часть, потерять сознание, а потом прийти в себя, спустя несколько часов в окружении охраны.

Меня можно понять, Дневник: ведь я пыталась найти приемлемую формулу событий, чтобы объяснить самой себе происходящее, пусть и с небольшими оговорками.

И тут вдруг меня осенило: да эти парни – роботы! Если он говорит как робот, выглядит как робот и двигается как робот, то с большой долей вероятности это и есть робот.

Я сделала несколько шагов вперёд, и световой капкан сместился следом за мной, но прошагала я не долго – кольцо железных парней не разомкнуть. Впрочем, я отметила, что и болтать со мной они перестали.

– Вернитесь, – влез в мои размышления голос летающей ультрафиолетовой лампы. – Встаньте прямо.

Спорить не стала. Мокрая поверхность круга заполнилась мелкими слепящими шарами, точно мыльными пузырями.

Стена рядом с кругом теперь тоже иначе выглядела и напоминала вход в метро. Моего силуэта в отражении видно не было, но зато тускло и размыто отпечатывался свет, исходящий от летающей лампы. Казалось, что отделка состояла из небольшого размера обсидиановых камней. Хотелось дотронуться до них, и я не удержалась, протянула руку.

Касание пальцев тёплой поверхности, вызвало изменения в структуре отделки: словно я бросила в воду камень и от него стали расходиться круги. Но и расползающиеся по обшивке сферические помехи, смотрелись, острой и ломаной линией, напоминающей график электрокардиограммы.

Я отдёрнула руку, и воровато огляделась.

Роботы не пошевелились, впрочем, как и беспилотник – будто ничего не произошло. Раздался звук похожий на треск поленьев в костре. Я насторожилась. Часть поверхности, на которую падал прореженный свет, создавая пузыристые блики, стала подниматься, а в шаге от меня вырос стеклянный полу-цилиндр.

– Встаньте внутрь бероколбы, – прозвучал голос сверху – «лампа» ожила.

Я послушно зашла внутрь. На прозрачной перегродке всполохами загорелись радужные искры, а затем они переродились во множественные шестиугольники, напоминая соты.

Затаив дыхание, я вглядывалась в меняющие цвет линии ломаных, образующих многоугольники. Казалось, что вся палитра собрана для того, чтобы уместиться на тонком стекле.

Створки захлопнулись, сойдясь ровно напротив моего лица, и бероколба стала целой. Поверхность покрылась рябью.

Бероколба ухнула вниз, а вместе с ней моё сердце. Я упёрлась ладонями в прозрачные стёкла. В местах моего касания, соты сверкали, рассыпались в прах и снова собирались в совершенные шестиугольники.

Падение длилось не долго. В какой-то момент движение замедлилось, и я убрала руки, села на пол. Смотрела во все глаза, стараясь получить хоть какую-то информацию. В основном надеялась, что появится сообщение: письменное или устное.

Ничего: ни единой буквы, ни одного словечка. Только металлический столб, по которому движется бероколба.

Меня пронзила догадка, что я мчалась на лифте, но это оказалось не точно. Бероколба нырнула в узкий туннель и затормозила, а я по глупости решила что меня забросило на секретную ветку Московского метро.

В защиту своей догадке: про них часто говорили в околонаучных передачах, обещая раскрыть их тайны неизвестных секретных линий для правительства.

Туннель. В сером одеянии отделки, хорошо освещённый круглыми большими настенными лампами. Он был настолько длинным, что я не могла дотянуться взглядом до его конца. Нигде не было ничего похожего на рельсы, тросы или канаты. Напрашивался вывод, что с этого места я буду топать пешком.

Поднявшись на ноги, шагнула к дверям, но они не открылись. Я, заподозрила неладное, упёрлась ладонями в стенки. М-да, чутьё меня не подвело. Кабина рванула с места, развив сумасшедшую стремительность. Туннельные фонари теперь казались непрерывной ёлочной гирляндой.

Перед поворотом устройство замедлило ход, развернулось и снова развило бешеную скорость, выйдя на следующую трассу.

Вот так в форме морской звезды, с криками: «А-а-а-а-а!», внутри бероколбы, двигающейся на предельной скорости, сравнимой со скоростью автомобиля марки «Ягуар», неслась по туннелям лабиринта, со множеством ответвлений в разных направлениях, включая движение вверх.

Когда «коробчонка» остановилась, я не поверила, что аттракцион закончен. На всякий случай ещё поднапряглась, и сколько было силы, вдавила ладони в прозрачное стекло. Меня не волновало, что от моих рук по всей поверхности кабины расходились странные всполохи, по внешнему виду, очень напоминающие молнии. К тому же стало всё равно, что сами стёкла запотели, а на полу образовалась небольшая лужица – накапало с одежды.

– Покиньте бероколбу! – раздался натужный, скрип, отдалённо напоминающий голос.

У них, что там программу заело?

Шарила взором, пытаясь рассмотреть: куда же следует выходить?

Бероколба выполнила мягкий поворот на месте и раскрыла створки. Передо мной была ниша, внутри которой находилась металлическая, круглая дверь, отдалённо напоминающая вход в денежное хранилище.

Я перешла на гладкую поверхность площадки, и от моей поступи начали расходиться сферические электрокардиограммы. Чёрный цвет отделки пола сменился бледно-голубым тоном, полностью завершая картинку расходящихся на воде кругов.

Бронированная дверь пришла в движение, обнажая проход. Створки ощерились острыми кромками в два ряда, точно акульими зубами.

Подойдя ближе к проходу, я просунула в него левую руку – правую стало жалко – и зажмурилась. Долгое время ничего не происходило, и я открыла сначала один глаз, затем другой. Кинула тоскливый взор на «коробчонку». Тяжело вздохнув, сунула в проход голову и обе руки. Снова ничего не случилось, и я решительно протащила сквозь острые кромки створок половину туловища.

Понимаю, эксперимент, ни в какие ворота не лез – опасный. Что если, как в фильме ужасов или боевике, меня зажмёт между двух металлических створок и переломит пополам? А я, плюясь кровью, и сотрясаясь в агонии, буду бросать в пустоту нечленораздельные возгласы, давясь пузырящимися, рубиновыми струйками? Мой язык и зубы станут красными, а глаза закатятся…

Бр-р-р-р-р!

Я прытко скользнула из дверного «зева», отступила назад, подперев спиной парящую в воздухе бероколбу. Она покачнулась, но осталась висеть. Прохлада стекла показалась успокаивающей, а открытые створки выглядели спасением. Развернувшись, я сделала шаг в её нутро и получила слабый, но ощутимый разряд током. Не удержав равновесие, упала на площадку и от моей филейной части тут же разбежались волнистые электрокардиограммы.

Поднялась, снова шагнула к зубастому проёму.

Конечно, есть ещё вариант столкнуть кабину, рвануть по пологому туннелю, и бежать пока хватит сил. Но вариант так себе, я отмела его почти сразу – тяжко. Непонятно сколько носится по лабиринту кабинок, развивающих скорость машины бизнес-класса. Задавят – фамилию не спросят. А я жить хочу, долго и счастливо.

Протиснувшись внутрь помещения, огляделась. Комната ничего себе: беленькая и чистенькая. Из мебели только кровать. Раздался щелчок, и створки сомкнулись – акула закрыла пасть.

Жертва в клетке!

Я бросилась к бронированной преграде и попыталась раздвинуть – бесполезно. Билась и билась, цепляя металл обшивки, до боли в пальцах, ладонях, локтях. Я пыталась царапать поверхность двери – безрезультатно.

Держись, Алёна! Хватит притворяться травоядным!

Меня вдруг такая злость взяла, и я пнула бронированный металл, а затем с утроенной силой принялась открывать преграду. Ноги скользили по полу, а я переступала и снова давила на дверь.

Понимаю, упорство – достоинство ослов, но мне плевать! Я хотела наружу, и я считала, что выйду.

Раздался треск, и меня невесомо отбросила тягучая волна. Растянувшись на полу, с быстротой на какую была способна, и позволяла фигура, снова кинулась к двери.

Новая упругая волна ударила меня в грудь, ладони, колени и свалила с ног. Мне бы, идиотке, понять, что продолжать в том же духе бесполезно – победа на их стороне, – но я всё бросалась и бросала к двери, получая удар за ударом.

Глаза застилала испарина, я взмокла, и вдоль позвоночника скатывался пот. Меня шатало, я заваливалась набок, тяжело дышала.

Для лучшей устойчивости догадалась расставить ноги, немного подалась вперёд, сжала кулаки, выставила их, как в боксёрском поединке. Перед глазами всё плыло, но я видела цель и не видела препятствий. Внутри моего существа поднимался гнев, а вместе с ним рождался яростный победный клич.

– Ах-х-хш-ш-тоб-те-бя! – получилось на выходе.

Я сплюнула победный клич себе под ноги, оглашать заново передумала, а вместо этого рванула на амбразуру. Ну, как рванула, скорее: качнулась вперёд и ноги сами по инерции понесли.

Мощная волна отбросила меня назад, и я распласталась на плиточном полу. Россыпь искр из глаз и всё почернело – я провалилась в небытие.

Как же хорошо! Мой полёт длился вечно, и я снова бабочка. Нет, я куколка, которая станет бабочкой. Я примотана к мягкому креслу ремнями, будто к ветке дерева. Кокон на мне тряпичный и такой белый, жёсткий, плотный, тесный – я не должна навредить себе. Мне нужен отдых, чтобы преобразоваться, трансформироваться и… Летать!

Забавно, как тут мило. Всё белое, яркое, много света! Бабочкам нужен свет и кокон.

Плитки в стене завибрировали, задрожали и стали быстро наслаиваться друг на друга, освобождая проход.

О! Готовилось посвящение в бабочку! Откуда я знала? Да плевать!

Мой язык едва шевелился, при высказывании приветствия посвящающему, а голова, казалась тяжёлой и я не могла оторвать её от спинки кресла. Вот такой закон всемирного тяготения. Ха-ха-ха!

Это мой смех? Какой заразительный и кашляющий. Не смех – карканье, но ласкающее слух. От этого стало ещё смешнее, и я начала хохотать, захлёбываясь собственными слюнями.

Надо мной нависло странное существо, похожее на крокодила Гену и Чебурашку одновременно.

Геночебурах! Ха-ха!

Вот ведь я отожгла! Знает каждый человек: отжигать – реактологический хай-тек!

Ха-ха-ха! Геночебурах! Ха-ха-ха! Жаль никто не слышит. Как бабочкой должна стать, так начала юморить! Ха-ха-ха! Полезно быть бабочкой!

– Для протокола: Ваше имя.

– Алёна Ивановна Стар.

Алёна Стар будет бабочкой! Все просторы, луга, леса и поля буду рассматривать с высоты полёта бывшей гусеницы! Забавная фраза у меня получилась, пусть и не совсем по-русски.

Мне послышалось или Геночебурах спросил, где я живу, или промолчал, а я сама решила, что он спросил? Так не вопрос, готова сообщить: ведь сие не являлось военной тайной. Но, тс-с-с, мама и папа не одобряли, когда распространялась об этом.

– Где проживаете в Москве?

– Конечно, я в Москве живу… Почти. Вон, рукой подать и я в Москве. Через МКАД перейти и вот она, столица нашей родины. А вы, с какой целью интересуетесь? А? Я врагам нос разобью и ничего не скажу. Русские не сдаются!

– Что такое МКАД? Страна проживания?

– Как это в какой я стране живу? В России!

– Подробнее.

– Подробнее? Так-то ж и понятно: в Российской федерации, на подступах к Москве.

– Вы путаетесь в показаниях.

– Нет, я ничего не путала и не собиралась даже. Сначала была Империя, потом Союз советских социалистических республик, и теперь Российская федерация. Нет, я ничего не путаю. Это вам не хухры-мухры, а будьте здрассте!

– Хухры – мухры – это пароль?

– «Хухры-мухры», что такое? Необъяснимый фольклор, русская душа. Её разгадать, между прочим, никто не может. Да, да, вот вы сомневаетесь, господин Геночебурах, а так и есть. Тысячу лет государству Российскому, а никто нас понять не может. Факт, есть факт – необъяснимо.

– Загружен новый алгоритм. Вопросы адаптированы. Изменений в нейроструктуре у пациента не обнаружены. Какой сейчас год? – прошелестел дознаватель.

– Как какой год? Две тысячи девятнадцатый. А у вас? Нет, я хоть и бабочка, но год помню чётко. Почему?

Морда у Геночебураха засветилась искрами. Неужели он вражеский агент? А миленький-то какой, хорошенький. Ути-ути… Чёрт! Руки связаны. Моя задача стать бабочкой, и я в коконе, а на вопросы пока не вылуплюсь отвечать не стану.

– Какое отношение имеете к Китаю и Римской империи?

– А что Китай? Как чуть что, так сразу – Китай! И про Римскую империю я только в школе изучала. Да, распалась она и перестала существовать. Давно это было, бабочкам такие мелочи не важны, мы куколки, а потом летаем, летаем…

– Кто из Американских имперских служб завербовал вас?

– Ничего себе хватанул Геночебурах: Америка! Не ну, нормально, когда Америку империей обозвали?! Конечно, по телевизору часто говорят о её имперских замашках, но ведь не в этом суть… В чём? Я ток-шоу пропустила и не узнала.

Волна рвоты подступила к горлу. Потолочный свет обрушился на меня, и раскол надвое голову острой болью. Зажмурилась, но даже так я видела яркие блики, вспыхивающие и терзающие моё сознание. Тугая мышца скрутила живот, дыхание перехватило. Рвотные массы были наготове, чтобы выплеснуться из меня. Основное сейчас: не захлебнуться ими. Всё на что способна в таком положении – повернуть голову на бок.

Неожиданно почувствовала лёгкость. Мышцы расслабились, и я смогла нормально вдохнуть. Воздух, какой-то неправильный, чрезмерно озонированный, без примесей. Впрочем, примесь существует – пот, исходящий от моего тела.

Геночебурах снова склонился надо мной.

– Вы хотите спать? – вглядывался в меня Геночебурах стеклянными зелёными глазами.

Ох! Так он тоже робот! Да что же у них тут всё такое прогрессивное-то!

Робот был настолько нелепым, что будь мне не так плохо, я бы расхохоталась. Более анекдотический механизм и представить сложно. Чего стоила голова, похожая на пылесос с коротким шлангом? Или необъяснимо большие листы на голове, отдалённо напоминающие ушные раковины.

Башка снова разорвалась от резей, захотелось выть от боли. Почувствовала мокрые дорожки слёз на щеках. Слизала их языком и едва не разрыдалась в горло.

Что происходило со мной? Почему меня спеленали чем-то похожим на жёсткий корсет и привязали к креслу?

Попыталась выдернуть руку – не вышло. Грудную клетку сдавливали ремни с застёжками.

Что со мной было? Я спала?

Бросила взгляд на стену, за которой скрылся Геночебурах. Проём почти закрылся, а плитки дрожали, закрывая черноту прохода.

Я осталась одна.

– Эй! – заорала я. – Что происходит?!

Ответа не последовало. Я попыталась пошевелиться, напрягла мышцы, оторвала голову от спинки кресла, но в бессилии рухнула обратно. Боль взрывалась в голове тысячью искр и заполоняла ими моё сознание. Проваливаясь, толи в сон, толи в обморок, я наблюдала, как укладывается на своё место последняя настенная плитка. Дальше – провал.

Глава 3

27 сентября. 17 часов 01 минута.

Странности бытия, или Увидев важного человека, сделай очень важное лицо.

Сидя на полу из мягких черно-белых плиток, я в который раз обежала взором комнату. Прямо как к детской загадке: «Без окон, без дверей, полна горница людей». Только из людей я одна, чем можно пренебречь. Комната в ширину пять метров, а в длину – шесть. Знала это доподлинно – раз сто измеряла шагом. Потом перепроверяла себя, складывая размеры плиток, меряя их ладонью, ступнёй, локтями, собственным волосом, выдранным из головы. Короче: развлекалась, как умела.

М-да, ну и отделка! Толстая, упругая и мягкая. Наверное, те, кто поместил меня под арест, решили, что я сойду с ума и покончу жизнь самоубийством. Конечно, такую вероятность сбрасывать со счетов нельзя, если сидишь почитай пятый день в заточении и общаешься лишь сама с собой и роботами-уборщиками.

Дома гораздо интереснее, чего уж там говорить, хотя подсчётами я забавляла себя и в квартире, когда подолгу рассматривала обои в цветочек и потолки, давно требующие покраски. Тогда я мыслила себя узницей обстоятельств, теперь – я была в заточении в прямом смысле, таком прямом, что прямее не бывает. И всё бы отдала, чтобы вернуться обратно к своим цветочкам на стене.

И что мне давал багаж знаний количества плиток?

Ровным счётом ничего. Я в курсе, сколько их на стене, потолке, но не ведала, где находился выход из комнаты пять на шесть шагов.

Помню, очнулась я в полном одиночестве, звала на помощь. Никого. Кричала, молотила по стенам руками и ногами. Никого. Потом увидела зелёные буквы кириллицы, ползущие по плиткам, сообщающие, что я в безопасности, и обязана соблюдать правила. Прямо самый сок телеэфира!

Какие правила?

Я спрашивала, потом взывала к неизвестным – ноль эмоций. Далее: снова кричала – ничего. Я, точно баран на старые ворота смотрела, ожидая новых сообщений, а терпения, нужно признать, мне не занимать. Но дудки – фигули на рагули! – сообщений не было.

Последняя стадия ожидания настигла меня спустя четыре часа тупого рассматривания стены и повторения собственных вопросов пустоте комнаты – я заплакала, тем самым расписавшись в своём бессилии.

М-да. Я тогда решила, что попала в контрразведку, или как она сейчас называлась? Может, меня за диверсанта приняли? Но было убеждение, что если так, то я в полном порядке – разберутся и отпустят. Я – серая, никчёмная личность, чего с меня взять? Дам подписку о неразглашении государственной тайны и пойду себе подобру-поздорову.

Наивная! Никому до меня дела не было. Еда, питьё – вот и все мои привилегии.

Проревевшись, долго прислушивалась к звукам, надеялась, хоть что-то расслышать. Тишина давила, измывалась надо мной своей тягучестью, пластичностью.

Сначала мне казалось, что я уловила глухое шарканье – шаги. Подбежала к стене, за которой, по моему разумению, должна быть дверь, приложила к ней ухо. Ждала, пока не поняла, что шум создавали моё сердце и кровь, бегущая по венам.

Так и казалось, что сейчас появится слоган мучителей: «Вы сходите с ума? Мы умеем делать то, что другим не под силу!»

И я снова заревела.

На слёзы реакция оказалась тоже нулевая, зато зверски захотелось спать. Я и отрубилась, забывшись тугим, будто бельё для коррекции фигуры сном.

Открыв тяжёлые, заплывшие от слёз веки, я долго смотрела в потолок, стараясь примерить собственную ситуацию на любую другую, что когда-либо видела в фильмах или читала в книгах. По всему выходило, что я нужна с медикаментозной точки зрения, а вернее – как подопытная мышь. Впрочем, выходило-то оно выходило, да никак не складывалось, если мерить мои выводы шкалой логики прочитанных книг и просмотренных фильмов и сериалов.

Был ещё вариант, что я заложница и преступники ведут переговоры по поводу моего выкупа. Или: меня готовят на роль рабыни и продадут на чёрном рабовладельческом рынке. Конечно, такие выводы романтичнее и могла образоваться возможность сбежать, спасаясь бегством.

Ну, а что касалось вербовки, – такие мысли меня тоже посещали! – так и тут куча потенциалов.

Каждую из тем я развивала, обмусоливала, вылизывала и настраивалась на борьбу, как кролик, которого схватили за уши, а он приготовил нижние конечности для обороны: не выпутается, так хоть наподдаёт.

Короче: за пять дней я порядком накрутила себя и при моём внешнем, – я надеюсь! – спокойствии и достоинстве внутри ощущала себя комком нервов.

Но я забежала немного вперёд, Дневник. Потому стоит вернуться к тому моменту, когда я открыла заплаканные глаза и только-только начала набрасывать версии для какой цели я могла понадобиться похитителям, как вдруг в центре комнаты в полу открывался люк, а из него вылез поддон с приподнятыми стенками. А на дне его запечатанный контейнер.

Я боялась двинуться с места. Вжалась спиной в стену, распласталась по ней, пытаясь слиться с контрастными плитками. Руки от страха тряслись, на лбу выступила испарина, нервы натянулись настолько, что хоть гимн на них играй. В ушах шумело, а в боку – кололо. Почему? Да кто же его разберёт!

Память выталкивал из своих недр самые пугающие и напряжённые моменты из фильмов и сериалов. В калейдоскопе нарезок из бюджетных фильмов всегда играла трагичная музыка, а на авансцене появлялся подтянутый Плохиш с цепким взглядом хищника сбежавшего от врача-психиатра.

Здраво рассуждая, что поддон поднимается по некой шахте, меня, из глубин памяти окатили слова из фильма, название которого я благополучно забыла: «В любой системе есть изъян», и требовалось простое решение для сложной задачи. Я нашла слабое звено в виде прямоугольной дыры в полу, потому оставалось каким-то способом заклинить механизм и вылезти из помещения. Но это к простому решению, а сложная задача состояла в том, чтобы пролезть в проём – боялась застрять.