На Туманном Альбионе

Кстати, слушая музыкальные программы на радио или проглядывая их аналоги на ТВ, читая газеты и журналы, я обратил внимание, что «Битлз» не имеют той популярности, какая у них была в моё время. Не знаю, то ли дело в том, что я позаимствовал немного песен для «Апогея», то ли что-то ещё, но «Битлз» были «одни из».

А ещё Леннон ну просто отжигает. Я слышал эту историю в той реальности, услышал от Олдхэма и в этой. Два года назад на концерте Битлов в присутствии королевской семьи Джон заявил: «Тех, кто сидит на дешёвых местах, просим аплодировать. Остальные могут ограничиться позвякиванием своих украшений!» Нет, ну он просто красавчик! Хоть сейчас его в комсомол принимай, да я бы ему и рекомендацию написал.

А в одном из журналов Леннон, к слову, обо мне упомянул. Ну не в том смысле, что он хвалил меня как музыканта, а прошёлся по политическим темам.

«Нам говорят: Советы пытаются захватить Европу, – вещал Джон. – Но я вижу, сейчас они открыты как никогда. Например, русский футболист в Англии. Заметьте, не англичанин играет в СССР, а наоборот, тогда как нам говорят, что мы – самая свободная нация в мире. Такое лицемерие меня просто выводит из себя».

Ну не знаю, это ли является показателем демократии. Может, английского игрока в наш футбол и не пустили бы, может, демократия в том, что как раз англичане пригласили меня к себе.

– Сэр, ваш билет, пожалуйста! – Голос билетёрши в массивных дверях театра вывел меня из задумчивости.

Я протянул благообразной старушке контрамарку, от которой она оторвала контрольку, и прошёл в фойе. А ничего так, впечатляет. В обеих жизнях здесь я был впервые, и хотя много чего на том веку перевидал, всё же позолота, картины на стенах и лепнина на потолке всегда внушали уважение. В толпе бродящих по фойе театралов встречались как совсем дряхлые, так и мои ровесники. А одна пара даже притащила с собой сына лет десяти, хотя я не был уверен, что ребёнку будет интересно наблюдать за перипетиями жизни античных персонажей.

Хелен в образе Клеопатры смотрелась весьма мило, я бы даже сказал, с налётом сексапильности. Какой-нибудь критик из будущего заявил бы, что актёры переигрывают, гипертрофируя выражения чувств, перебарщивают с заламываниями рук и закатываниями глаз. Но публике нравилось, и на поклонах актёрам – Хелен в первую очередь – устроили овации и забросали охапками цветов.

Я тоже вручил ей букет из девятнадцати белых роз, символизирующих её возраст количеством и невинность цветом. На цветы у меня ушли почти все остатки моих денег, и, выходя из цветочного магазина, я не без сожаления подумал, что, вероятно, поспешил с отправкой половины зарплаты родственникам. Зато я мог пригласить Хелен после премьеры в паб на Флинт-стрит, где меня обещали кормить и поить бесплатно. Если Руперт не изменит своему обещанию, конечно, в противном случае моих оставшихся на жизнь денег хорошо бы хватило на оплату счёта. Но хозяин заведения своё слово держал, посадил нас за лучший столик и обслужил по высшему разряду. Ближе к полуночи я проводил Хелен до дверей её дома, вернее, отвёз на такси в пригород Лондона, сдал, можно сказать, родителям на руки, и на практически последние деньги на том же таксомоторе уже за полночь приехал домой. Вроде и тренировки не было сегодня, но я чувствовал себя настолько уставшим, что рухнул в постель, проигнорировав даже традиционный душ.

Глава 4

Я лежал в тёплой постели и следил за вальяжно парившими за оконным стеклом хлопьями снега. Это был всего лишь третий или четвёртый раз, когда за всю лондонскую зиму я увидел снег. А ведь уже конец февраля!

Настенные часы в виде футбольного мяча с эмблемой «Челси» – подарок ещё с моей презентации – показывали половину девятого утра. Как хорошо, что сегодня нет утренней тренировки.

А на вечер у меня были замечательные планы! Как-никак встретил здесь, в Лондоне, уроженца небольшого алтайского городка Камень-на-Оби. Звали его Фёдором Максимовичем Чуйко. Это был крепкий дед лет шестидесяти пяти, с русым чубом набок, густыми усами, аккуратно подстриженной седоватой бородкой и хитрым прищуром глаз. Ему только тулупа да двустволки за плечом не хватало для полноты образа.

Он сам на днях подошёл ко мне, причём мы пересеклись на выходе из кинотеатра Notting Hill Coronet с фильма «Мистер Питкин в тылу врага». Я как раз на русском себе под нос возмущался тем, что в зале можно курить, чем многие зрители и пользовались без зазрения совести.

– Сынок, ты никак русский?

Я обернулся и увидел перед собой в толпе выходивших из кинотеатра этого самого дедка, который и представился мне Фёдором Максимовичем. Слово за слово разговорились…

Оказалось, что обо мне он даже краем уха не слышал, поскольку ни музыкой, ни футболом не интересовался. А в Англию попал окольными путями во время Второй мировой.

– Я ж, Егорка, у нас в хозяйстве в заготконторе работал, мех добывал, с ружьишком по тайге хаживал, – говорил Максимыч, часом позже сидя со мной в пабе Руперта Адамса-младшего. – А потом война, в июле сорок первого на фронт, снайпером, мосинку модифицированную выдали, с прицелом. Кинули в самое пекло. Недели не прошло – попали в окружение. В тот день на рассвете немцы попёрли так, что сразу понял – хана нам. Но лапки поднимать никто и не думал, хотя суматохи хватало. Вокруг выстрелы, взрывы, крики… Один я, наверное, с холодной головой фрицев отстреливал из своей мосинки. Потом рядом рвануло миномётным снарядом, контузило меня, сознание потерял. Очнулся – вокруг немчура, по-своему лопочут, на меня пальцами показывают. Я, хоть и голова шумит, встать хочу, а они меня прикладами обратно на землю – лежи, мол, не рыпайся. Это мне ещё повезло, что винтовку взрывной волной отбросило, нашли бы с ней в руках – сразу пристрелили бы. Тут появляется их офицер, команду даёт, и меня с другими пленными гонят по дороге. Много нас было, голов двести, кабы не боле. К вечеру до какой-то станции добрели, там нас в эшелон – и в концлагерь «Нойенгамме», что на северо-западе Германии. – Максимыч посмотрел куда-то мимо меня, тяжко вздохнул и продолжил повествование: – Вспоминать те четыре года в плену нет желания, ты уж извини, Егорка. Хотя мне ещё повезло, ведь это был не лагерь смерти, трудовым считался. Короче, весной сорок пятого союзники нас освободили. Я на ногах едва стоял, язвы на ногах не проходили. А у англичан этих медсестричка была, Мэри, я её Машей звал. Симпатичная, на своём языке говорит что-то, будто иволга щебечет. Ухаживала за мной целый месяц, повязки меняла, да как-то у нас и слюбилось. В общем, предложила она мне с ней в Лондон ехать, она с родителями в пригороде жила, в Фулхэме. А я подумал: ну что я теряю? Дома у меня ни детей, ни плетей, жениться так и не успел, по лесам ходючи. А здесь видная девка, даром что англичанка. Тут как раз наши появились, искали среди освобождённых советских граждан. Так Маша дело провернула таким макаром, что мне быстро документы новые выправили, в лагерях-то все под номерами проходили. И по ним-то, новым документам, я теперь звался английским подданным Фредди Марлоу. Ну, Фредди, понятно, от Фёдора пошло, а Марлоу – фамилия её какого-то знаменитого прадеда по материнской линии. В общем, за меня всё Маша решала, и вот так ей и удалось вывезти меня через пролив в Англию. А по приезде представила родителям, правду рассказала.

– Вы что же, так до сих пор и живёте под вымышленным именем и фамилией?

– Нет, Егор, где-то через месяц мы с Машей пошли в одно учреждение, опять же она разговор вела с начальником в погонах, а я только кивал. Мужик оказался с понятием, мол, ежели тебе, Фёдор, в СССР таперича тюрьма грозит, то рассмотрим вопрос о твоём британском подданстве. И займётся этим ещё больший начальник, который надо мной сидит. Но и тот, похоже, нормальным оказался, вошёл в положение, хотя без проверок всяких не обошлось. А ну вдруг шпион я какой? Долго ли, коротко ли, выдали мне паспорт гражданина Великобритании на моё настоящее имя, только без отчества, принято у них так.

– И как ваша новая семья?

– Да как… Домик мы свой купили, хоть и небольшой, а всё же отдельно от её родителей. Я на завод устроился, сначала учеником вальцовщика, потом сам стал на станке работать. Дочку родили – Катрин назвали, Катей то есть. А пять лет назад не стало моей Машеньки… Грузовиком сбило. – Максимыч влил в себя остатки пива и стукнул пустой кружкой по столешнице. – Мы с ней любили в этот кинотеатр ходить, где с тобой повстречались. Вот и после её смерти в память, что ли, раз в неделю, по воскресеньям, так и ходили мы сначала с Катей, а последний год я уж один похаживаю. Катька-то, ровесница твоя, о том годе замуж выскочила за бухгалтера какого-то, сейчас уж на сносях. Живут отдельно. А я вот один кукую… Письма, правда, иногда из Камня-на-Оби приходят, чуть ли не раз в год. У меня ж там сестра осталась, вот я как-то не выдержал, написал ей. Думал, не дойдёт письмо. Ан нет, дошло! Через полгода ответ от сестры получаю, мол, считали тебя пропавшим без вести, похоронили уже. А тут письмо, да ещё с фотографией, где я Машкой и Катькой маленькой на руках. Сам-то я, понятно, в Союз не рискну съездить, к себе в гости сестру зову, у неё уж внук растёт, пишу, мол, и внука бери, может, и выпустят. Но пока не получается у них.

– Понятно…

– Слушай, а давай ты ко мне в гости приедешь, а?

– В гости? Хм, как-то неожиданно…

– Да я стол накрою, баньку истоплю… Представляешь, я ведь рядом с домом баньку поставил, прямо как у нас была, на Алтае. И поговорим по душам, я ведь уже давно сам с собой на родном языке говорю, а тут хоть земляк какой-никакой.

В общем, договорились, что как только появится свободное время, махну в Фулхэм, на баньку с квасом, который Максимыч сам изготовлял.

Вот сегодня к вечеру он меня и ждал, обещал к моему приезду баньку истопить.

Потянувшись, ещё какое-то время я нежился под одеялом, пока в животе не заурчало. А что, позавтракать – идея неплохая. Английский завтрак в виде яичницы с кусочком завалявшегося в холодильнике бекона и кружка ароматного чая с намазанным на тост маслом – это я вполне мог себе позволить, несмотря на более чем скромные финансовые возможности.

Наконец, последний раз потянувшись, выковырял себя из-под одеяла. Сделал несколько разогревающих упражнений. Вроде и батареи греют, а всё равно как-то прохладно. Пока махал руками, взгляд упал на лежавший на столе лист бумаги, вырванный из тетрадки в клеточку и исписанный аккуратным ученическим почерком. Не моим, с почерком у меня всегда была беда.

Не удержавшись, взял в руки полученное накануне письмо от Лисёнка и ещё раз его перечитал.

«Привет, Ёжик! Как же я ужасно по тебе соскучилась! Вчера ты мне вообще приснился, а сон был такой… нехороший. Будто между нами пропасть, а ты стоишь на другом её краю и грустно так мне улыбаешься. И такая печаль в твоих глазах… Просыпаюсь – а лицо мокрое от слёз. Твою фотографию, этот маленький прямоугольничек храню у сердца. Помнишь, где ты улыбаешься? Я знаю, что это ты мне улыбаешься, и оттого на душе становится светлее.

С учёбой и дома всё хорошо, а с гимнастикой я решила закончить. Очень трудно совмещать спорт и учёбу, не представляю, как ты умудряешься играть в футбол на таком высоком уровне и сочинять песни. Решила сосредоточиться на получении высшего образования. Для гимнастики я всё равно уже старая… Да-да, не смейся, это в футбол можно играть до тридцати, а в художественной гимнастике двадцать лет – критический возраст. А мне уже почти двадцать. Тренером себя я не вижу, поэтому приоритет отдала учёбе.

Кстати, а как у тебя с учёбой обстоят дела? Ты же вроде в музучилище на заочном? Будешь потом сдавать все экзамены экстерном?

С твоими я не пересекаюсь, иногда перезваниваемся с Алевтиной Васильевной и Катей. У них тоже всё нормально, ну, они, наверное, и сами тебе пишут.

А я недавно подобрала на улице котёнка. Мама с папой были не против, чтобы я его оставила, наверное, и у меня, и у него был очень жалостливый вид. Он такой маленький, такой забавный, весь какой-то всклокоченный, и я решила его назвать… Ёжиком. Надеюсь, ты не против, если в моей квартире появится твой тёзка? Обещаю хранить тебе верность! Скучаю, целую, твой Лисёнок!»

Я всунул листок в конверт, выдвинул ящик стола и положил послание к остальным письмам, коих набралось пока четыре штуки. По одному от мамы и сестры, и вот уже второе за два месяца от Ленуськи. Невольно кинул взгляд на облечённые в рамки фотографии. На одной – мама с Андрейкой на руках, Ильич и сестра, на второй – задумчиво-романтичная Ленка с косичками. В горле как-то разом пересохло. С Лисёнком-то понятно, она моя девушка, но семья-то – Егора Мальцева, а не Алексея Лозового. И всё же они для меня уже стали родными, вот что хочешь делай, а не могу думать о них, как о чужих людях.

Письмо я получил вчера в консульстве, куда как раз относил свои – родным и Лисёнку. Федулова увидеть не удалось, да я особо и не стремился, корреспонденцию получил-передал рядовой сотрудник консульства. Вскрыть письмо решил дома, оттянув приятное событие, а по пути зашёл в парикмахерскую «У Дженни», которую мне посоветовали парни из клуба. Оказалось, что там стрижётся полкоманды, причём недорого и вполне стильно. С меня, узнав, что я тоже из «Челси», взяли за стрижку всего полтора фунта. Честно говоря, не знаю, какие в Лондоне расценки на подобного рода услуги, может, полтора фунта считается и дорого, но, думаю, парикмахерша не стала меня обманывать. Как бы там ни было, в моём кошельке осталось двенадцать фунтов и пятьдесят пенсов. На это я должен жить ещё две недели. Теперь придётся экономить на всём, включая пропитание. Благо что хотя бы на выездах нас кормят, но в основном приходится рассчитывать на себя. Так, и где у нас тут магазины для бедных? Или будем рассчитывать на «Старый чеширский сыр»?

А ведь я ещё мечтал купить здесь приличную гитару… Наивный! Знал бы, захватил бы из дому, а то поленился тащить, и вот теперь даже побренчать не на чем.

Кстати, не пора ли напрячь Эндрю с организацией моего выступления? Как-никак даже десятка фунтов, при виде которой я ухмылялся про себя в гримёрке после концерта Роллингов в клубе Crawdaddy, сейчас стала бы для меня хорошим подспорьем. А концертную программу я уже в принципе составил. Даже две, невзирая на то что у меня не было инструмента, чтобы просто порепетировать. Всё, как говорится, из головы.

Одна программа – небольшая, под акустическую гитару. Составляя её, я предполагал, что вряд ли мне дадут сцену хотя бы на час. Скорее всего, невзирая на мои композиторские заслуги в Союзе, кинут на разогрев перед теми же Роллингами. А вторая программа была рассчитана на час-полтора, причём с полноценным аккомпанементом, ритм-секцией, соло-гитарой, которую я героически взял бы на себя… А где искать аккомпаниаторов? На ум приходят только всё те же Роллинги, кого ещё Олдхэм мог бы мне подсунуть в качестве аккомпанирующего состава?

В будущем, конечно, можно было бы попытаться сколотить свою группу. Музыкантов в Англии сейчас пруд пруди, каждый день группы рождаются и умирают, на плаву остаются единицы. Так что зацепить пару-тройку приличного уровня музыкантов, думаю, особого труда не составило бы. Но, во-первых, в Англии я трудоустроен прежде всего как футболист, а не как музыкант. И во-вторых, у этого футболиста через несколько месяцев истекает контракт, и он вполне может вернуться в Союз, невзирая на качественную, даже по моим ощущениям, игру.

Невольно вспомнилось, как по молодости в той жизни мы все видели себя рок-н-ролльщиками. Но жизнь нас быстро обломала, поставив перед выбором: либо рок и вечное недоедание с милицейскими облавами, либо более-менее сытая жизнь в качестве ВИА при какой-нибудь филармонии. Я тогда как раз первый раз женился, и вопрос с финансированием стоял весьма остро. Потому и сдался, предпочтя попсовую халтуру при филармонии голодной рокерской свободе. А затем так и не смог выбраться из этой колеи. А тут, получается, судьба подбросила мне шанс попробовать всё сначала, пусть и не на родине. И смогу ли я им воспользоваться, тот ещё вопрос.

Между тем в местном музыкальном журнале появилась небольшая заметка о новом, третьем по счёту альбоме группы «Апогей». Однако… Видно, ребята поняли, что теперь от меня долго не дождутся новых песен, и решили взяться за дело собственными силами. Ну-ка, и что пишет пресса?

«Советская группа The Apogee выпустила свой третий альбом под названием Background. По сравнению с предыдущими двумя сборниками, автором которых является ныне футболист „Челси” Egor Maltseff, новый получился не столь удачным. В то же время пара вещей в альбоме вполне приличного уровня, возможно, потенциальные хиты, да и остальные песни выдерживают определённый стиль. Для обычного альбома групп уровня Herman’s Her mits или Manfred Mann такое положение было бы в порядке вещей. Но первые два альбома группы The Apogee настолько подняли планку, что поневоле ждёшь от музыкантов работы высокого уровня. Впрочем, не исключено, что какие-то песни – прежде всего надежда на Smooth и From the Inside – попадут в чарты UK и Соединённых Штатов. И возможно, что займут в них высокие места. Запасёмся терпением».

Вот так вот, помнят, демоны, кто хиты сочиняет! А ребятам я мог бы помочь, но не раньше, чем вернусь в СССР. Что я им, песни по переписке буду отправлять? Нет уж, я должен присутствовать на репетиции и одобрить каждую вещь, ещё не хватало, чтобы они слажали где-то, а меня, как автора, в этом обвинили. Так что пусть ждут моего возвращения, чем-нибудь я их, возможно, и порадую. Хотя не могу не отметить, молодцы, не стали сидеть сложа руки, интересно было бы послушать, что они там сочинили. Может, впрямь что-то стоящее?

Очередной матч чемпионата мы играли против «Ноттингем Форест», который в моей реальности в конце 1970-х дважды подряд выигрывал Кубок европейских чемпионов. Сейчас, правда, это была весьма посредственная команда, однако способная, как и любой клуб Лиги, преподнести сюрприз.

Перед матчем «лесники» лишились своего основного голкипера, на последний рубеж им пришлось ставить молодого сменщика, поэтому Дохерти посоветовал бить как можно чаще. Ха, мог бы и не советовать, в Англии и так лупят по воротам при первой возможности. Ну разве что я пытаюсь привнести зачатки комбинационного стиля, и Томми меня за это не то что хвалит, но и не ругает. А раз не ругает, можно продолжать в том же духе. Что я и проделывал в игре против «Ноттингема» раз за разом. К счастью, мои партнёры уже начали кое-что перенимать из моего арсенала, те же «стеночки», после одной из которых в начале второго тайма мне удалось выйти один на один с вратарём «лесников». Однако тот самый восемнадцатилетний сменщик успел сократить угол обстрела и парировать удар. Вообще парень здорово смотрелся, что, однако, не уберегло его команду от пары пропущенных мячей, которые принесли «Челси» победу с сухим счётом. Правда, я немного расстроился, что не я стал их автором.

После игры я отправился ужинать к Адамсу-младшему, тот в очередной раз угостил меня своей фирменной картошкой с рыбой, сырной нарезкой и кружкой пива – от больших доз я решительно отказывался в угоду режиму.

А дома, не успел я переступить порог, затрезвонил телефон.

– Хай, привет, Егор! Это Эндрю, узнал?

– О, привет, теперь узнал.

– Я тебе полдня пытаюсь дозвониться…

– Так у нас игра была с «лесниками», а после я ужинал в пабе, только домой зашёл.

– Чёрт, сегодня же тур, я и забыл… Как сыграли?

– Выиграли 2:0. У меня был момент, но я его запорол.

– Ерунда, ты и так забиваешь чуть ли не в каждой игре… Я вообще-то звоню, чтобы узнать, готов ли ты выступить на следующей неделе в клубе Flamingo, на разогреве у малоизвестной, но перспективной блюзовой певицы из Штатов Дженис Джоплин? Это на Уордор-стрит. Помнишь знаменитое «Дело Профьюмо»?.. Хотя откуда, ты же только приехал, а это было в шестьдесят втором…

Охренеть, ещё и Джоплин подъехала! Рок-паноптикум растёт и ширится. Моррисон с Хендриксом, часом, не планируют отыграть в каком-нибудь лондонском клубе? Ну а что, тоже уже, наверное, считаются молодыми, но перспективными. А меня, глядишь, к ним на разогрев.

– В общем, если у тебя готова программа, то двадцать восьмого февраля можешь представить её на публике, – продолжал Олдхэм. – Надеюсь, «Челси» в этот воскресный день не играет?

– Даже если бы играл, я уж нашёл бы в себе силы исполнить несколько сетов. Другое дело, что накануне матчей нам рекомендовано ложиться спать пораньше. Но последний день зимы как раз выпадает на окно между играми со «Сток Сити» и «Питерборо», так что в принципе… почему бы и нет? Кстати, у меня две программы – акустическая сольная и в составе пока ещё несуществующей группы.

– Думаю, с группой было бы лучше, но это и больше гонораров платить… – задумчиво протянул Эндрю. – Тем более дебют, можно попробовать отыграть акустику, если народу понравится – тогда резон перейти на следующий уровень.

– Ну, акустику так акустику, это хоть завтра. Единственное – найдёшь мне приличную гитару напрокат?

– Не вопрос, какая модель тебя устроит?

– Помнишь, в гримёрке я играл на Martin-D45? Она вполне подойдёт. И лучше получить инструмент накануне, я хоть дома порепетировал бы.

– Договорились! Кстати, играть будешь минут тридцать, не больше, наберёшь материала?

– Сольная программа где-то на полчаса и рассчитана, так что не переживай. А сколько гонорар, если не секрет?

– Э-э-э… Ну, если бы с группой – тогда по семь фунтов на каждого вышло бы, а так получишь двенадцать. Пойми, я ведь тоже рискую, ещё неизвестно, как тебя примет публика.

– Будем надеяться, что не освистают.

Эх, тут я с тоской вспомнил наше московское трио. С Ивановым-Крамским и Каширским выступление получилось бы вполне удобоваримым, а так придётся отбиваться в одиночку. Ладно, я как-никак по той-то жизни профессиональный музыкант, инструментом владею прилично, выкарабкаемся. Ещё и не в такие передряги попадал. Особенно если вспомнить, как на одной подмосковной даче работал на корпоративе перед ворами в законе… Хотя лучше не вспоминать.

Итак, выступает Джоплин, то есть народ соберётся потусить под ритм-энд-блюз в угаре марихуаны. Или LSD, как-то ещё не интересовался, что сейчас молодёжь вкуривает или всасывает. По идее, и я должен исполнять что-то блюзовое. Хрен знает, прокатит или нет, придумывать что-то новое не было ни малейшего желания, но моя программа состояла почти полностью из баллад. Будем надеяться, что меня не закидают пустыми пивными бутылками. Или даже полными, что, наверное, более чревато при прямом попадании в голову.

О мероприятии я решил Федулову не докладывать, ни к чему лишние вопросы. Надеюсь, он и не узнает об этом междусобойчике в одном из ночных клубов Лондона. А двенадцать фунтов будут точно нелишними, учитывая, что до зарплаты у меня оставалось денег всего ничего. Хорошо ещё, что до района Фулхэм, где находились «Стэмфорд Бридж» и штаб-квартира «Челси», от моего дома было не так далеко, поэтому я мог позволить себе пешую прогулку, а не тратиться на метро, автобус и тем более такси.

Учитывая относительно близкое расположение нашей базы от домика Максимыча, я беззастенчиво этим пользовался. В том смысле, что иногда позволял себе заглядывать в гости к старику, который был только рад попарить земляка и угостить его своим фирменным квасом. Как-то, нежась после парилки с кружкой холодного ядрёного кваса, вышибавшего лёгкую слезу, я посоветовал Максимычу организовать массовое производство прохладительного русского напитка.

– Оформишь лицензию, договоришься для начала с хозяевами небольших магазинчиков, посмотришь, как дело пойдёт. И кстати, на аглицкий манер назови его «MaximЫch». Давай я тебе даже на бумажке напишу – с большой русской буквой «Ы», как мне кажется, будет выглядеть более стильно.

– А что, идея неплохая, – почесал лоб Чуйко. – Надо её обмозговать, что и как. Давай-ка я тебе ещё кваску плесну, нечего с пустой кружкой куковать.

В субботу, 27 февраля, я получил в своё распоряжение обещанную гитару вместе со вполне приличным кофром и весь вечер гонял программу, прикидывая, как это будет выглядеть завтра в прокуренном зале ночного клуба. Поневоле вспомнились «квартирники» молодого Алексея Лозового, как сидели на кухнях до утра, перебирая струны и гоняя чай из опилок. Может, и здесь, в Лондоне, устроить нечто подобное? Собирать молодых рокеров, из которых кое-кто уже вкусил славы, и петь друг другу песни под настоящий ароматный чай? Вот только режим может полететь к чертям. В общем, с этой мыслью надо будет как-нибудь переспать.

А на следующий день я появился на Уордор-стрит, 33 за час до своего выхода на сцену. Олдхэм меня уже поджидал, показал мне место моего будущего выступления. Пока клуб напоминал вполне цивильное заведение, люди выпивали и закусывали, а на небольшой сцене темнокожие музыканты негромко наигрывали джаз, под который некоторые посетители медленно двигались на танцполе. Как-то и не верилось, что через час-другой здесь будет настоящий ад. Или я всё же немного преувеличиваю?