Нежданный подарок осени

– Зачем он вам?

– Я его друг.

Рома повернул голову и вопросительно посмотрел на Миху, стоящего на выходе из гостиной. Тот недоуменно пожал плечами, но не тронулся с места. Повернув ручку замка, Роман приоткрыл дверь. На лестничной площадке стоял крепкий рослый парень в полевом камуфляже и высоких армейских берцах. В подъезде горела одна тусклая лампочка, и сколько он ни всматривался в обветренное, с тяжёлой челюстью лицо незнакомца, в голове ничего не всплыло, ни одного знакомого образа.

– Здравствуй, Рома. Я Гена…

Он не успел договорить, а Роман едва успел отскочить к стенке и благоразумно прижаться к ней, когда мимо пронеслись сто двадцать килограммов живой массы его друга. Тот босиком выскочил на площадку лестницы, обхватил военного за талию и приподнял его.

– Ге-е-еша, друг! – заорал Миха.

Рома прикинул, что этот вопль может перепугать насмерть всех старушек в подъезде, поэтому он схватил Миху за пояс штанов и попытался затащить в квартиру, но даже пошатнуть эту тушу ему не удалось.

– Миха, блин! – зашипел Рома. – Ночь на дворе, ты чё орешь?

– Рома! Это же Геша! Генка Симонов, помнишь? – не унимался Миша.

Рома протиснулся мимо них на площадку, подцепил за ручку огромный чемодан, стоящий позади военного, и покатил его прямо на друзей. Тем не оставалось ничего, кроме как ввалиться в прихожую. Рома уже хотел закрыть за собой дверь, но притормозил, заметив на площадке между этажами женскую фигуру в чёрном пуховике, вязанной шапке и тёмных солнцезащитных очках. Возможно, он и не заострил бы на ней своё внимание, но тёмные очки… Ночью, в такой дождь – более чем странный аксессуар.

– Стой, Рома, подожди, – очнулся Гена. – Я не один. Даша, поднимайся, – позвал он девушку.

Она повернула лицо на его голос, взяла стоящую у ног небольшую спортивную сумку и осторожно начала подниматься по ступеням. Рома оставил чемодан, сбежал вниз, принял сумку из её рук и помог добраться до двери квартиры.

– Спасибо, – нежным голосом поблагодарила девушка.

– Спасибо, – эхом повторил Гена. – Только она, как бы, и сама могла. Ну да ладно.

– Чего стоим? Раздеваемся, проходим, – радушно зарокотал Миша.

Гена стянул военный бушлат, нацепил его на крюк вешалки, скинул берцы и прошёл вслед за Михой в гостиную. Рома остался в прихожей, помог девушке снять пуховик, нарыл тапочки в глубине шкафа, поставил перед ней и отступил на шаг, любопытно рассматривая. Высокий рост, точёная фигурка в узких джинсах и тонком чёрном свитере, аппетитно обтягивающем высокую девичью грудь, русые волнистые волосы собраны в тугой хвост на затылке, по-детски слегка припухшие губы, аккуратный прямой носик. Её правильное, юное лицо можно было бы счесть безумно красивым, но вот очки… Грубоватой оправой и очень тёмными стёклами они напоминали очки для слепых, а может таковыми и являлись, и портили всё впечатление. Роме захотелось убрать их и увидеть глаза девушки. Он машинально поднял руку и качнул ладонью на уровне её глаз. Она мило, но с оттенком грусти, улыбнулась и мелодично, слегка растягивая слова, произнесла:

– Не бойтесь, я не слепая. Мне нельзя яркий свет, поэтому очки. Извините.

Её голос прозвучал для него так, словно, произнося слова, она играла на каком-то неизвестном инструменте. Роман смутился, отдёрнул руку и почувствовал себя полным идиотом.

– Я – Рома, – представился он, желая продолжить разговор, чтобы слышать этот голос.

– Даша.

– А вы с Геной…

– Мы брат и сестра.

– Хорошо, проходи. И прошу, перестань выкать и извиняться. У нас так не принято.

– Поняла, не буду.

Он проводил её и усадил в кресло, где до этого сидел сам. Ребята уже перекинулись новостями и, судя по тому, что Гена сидел с настороженно-огорчённым видом, Миха успел сообщить ему о смерти Игоря,

– Мои соболезнования. Не знал. Не общались после четырнадцатого года, – глухим голосом произнёс Гена, когда Роман появился в гостиной.

– Спасибо.

Рома стоял в дверях и, по правде, не понимал, о чём говорить с гостями. Он с трудом вспомнил Гену, вспомнил его папу, с которым был знаком его отец, припомнил, что их семья давным-давно уехала куда-то к родственникам. А оказалось, Игорь не терял с Геной связь. После четырнадцатого года, четырнадцатого…

– Вы что, с Украины? – наконец дошло до Ромы.

– Ну ты даёшь… – удивлённо развёл руками Миша. – Конечно. Они же в двухтысячном в Донецк перебрались. Там их отцу большой дом в наследство достался, и работа нашлась. Дашка мелкая была, она нас не помнит, а ты-то Генку – должен.

– Гену смутно помню, и отца его. Он, кажется, в «Метрострое» работал, заходил к нам. Но мне восемь было. Я бы и тебя, Миха, не помнил, если бы ты практически не жил у нас.

Миша пропустил мимо ушей его шутку, повернулся к Гене, хлопнул его по плечу и спросил с грубоватой прямотой, на которую способен был только он:

– Ну, и чего вас сюда занесло? Надоело в Хохляндии?

– И это тоже, – Гена вздохнул и после небольшой паузы продолжил: – У Даши проблемы с глазами. Мы приехали на консультацию. Только с жильём накладка получилась: я квартиру снял через интернет, но, похоже, нас кинули.

– Разберемся! – заверил его Миха. – С жильём решим. Хотите – в мою хату заселяйтесь, а я у Ромки пока перекантуюсь. Помнишь, Генчик, где бабуля моя жила?

– Нет! – резко воскликнул Рома, так что все невольно вздрогнули от неожиданности.

Он не понимал, почему, но ему вдруг очень захотелось, чтобы ребята остались здесь, в его квартире.

– Нет, – повторил он уже спокойнее. У тебя там тесно, по-спартански, а Даша должна жить в нормальных условиях.

Миха лукаво посмотрел на него, но спорить не стал, хотя и не был согласен насчёт спартанских условий. В его квартире имелось всё, что нужно для жизни: кухонная техника и телевизор последней модели, и интернет, и сантехника на уровне, и даже приличный ремонт. Площади маловато и кухня тесная – это да, но для него одного вполне достаточно. Он ещё раз взглянул на Рому, затем перевёл глаза на девушку, хитро скривился и согласно кивнул.

– Ну да, согласен. Да и район у меня не того.

– А что не так с районом? – удивился Гена. – Я помню…

– Забудь всё, что помнил, – усмехнулся Миха. – Здесь всё поменялось. Сейчас мой район чуть не самый шебутной в городе. Пацаны дурные стали, не то что мы в своё время.

Рома зыркнул на друга, но решил не открывать диспут по поводу того, какими были они, и какая за ними катилась слава в своё время.

– Всё, решили, – подвел он итог. – Будете спать в моей комнате. Там кровать большая, думаю, нормально разместитесь. А я в комнату брата переберусь. У меня там небольшая музыкальная студия, но места навалом.

– Спасибо, мы ненадолго. Как только снимем квартиру в Москве, сразу съедем. День, два.

– А чем тебя у нас не устраивает? – набычился Миха.

– Мы в институт Фёдорова приехали. Хотелось где-то поближе к нему квартиру снять.

– А мы, типа, не рядом. Полчаса на машине, – заявил Миха.

– Если на машине или такси, то да. Но, честно говоря, у меня денег впритык, – почесал затылок Гена.

Рома вначале удивился, что Мишка знает, где находится центр Федорова, но тут же вспомнил, что у него в своё время были проблемы с глазом и он лечился, по-видимому, в этом самом институте. Решив положить конец спорам, Рома безапелляционно заявил:

– Остаётесь у меня. С машиной решим, с деньгами тоже. Давайте располагаться. Кстати, есть хотите? Правда, у нас не густо. Кто-то сожрал почти все припасы.

Он недовольно покосился на Мишу, тот мгновенно подскочил с дивана.

– Так это я сейчас. Мигом сгоняю в дежурный. Он тут за углом.

– Да у нас еды навалом, – остановил его Геша. Мы на пару дней затарились, чтобы по приезду в магазин не бегать.

– А накатить за встречу?

– И накатить есть, – заверил гость.

– Тогда накрываем! – потёр ладони Миша, который, похоже, успел проголодаться после званого ужина.

Рома посмотрел на девушку и понял, что она засыпает, или уже заснула под монотонную речь мужчин. Её неподвижная поза и опущенная голова явно говорили именно об этом. Он приложил палец к губам и кивнул в её сторону. Ребята дружно обернулись, и Гена жалостливо поморщился.

– Мы трое суток добирались. С поезда на поезд. Вымоталась.

– Самолеты не летают от вас?

– Не летают. Да ей и нельзя летать. Контузия глаз.

– Контузия?! – удивился Миха. – Это где её?

– У нас война идёт, Миша, если ты не в курсе, – серьезно напомнил Гена.

– Она воевала, что ли? – не унимался Михаил.

– Давайте её уложим, потом расскажу.

Рома прошел в свою комнату, содрал бельё с кровати, быстро застелил чистое, а когда вернулся в гостиную, там оставалась только Даша, мирно спящая в глубоком кресле, свернувшись калачиком. С кухни доносилось позвякивание посуды и негромкая речь друзей. Через минуту в дверях появился Гена. Он вопросительно посмотрел на хозяина квартиры, тот утвердительно кивнул. Парень поднял спящую сестру на руки и понёс в спальню. Рома, словно заворожённый, затаив дыхание наблюдал за этой процедурой – ему вдруг захотелось быть на месте брата этой девушки и держать на своих руках её тонкое, воздушное тело. Очнувшись, он резко выдохнул, тряхнул головой и двинул на кухню, где уже ждал накрытый стол. Сало, яйца вкрутую, солёные огурцы, несколько видов домашней копчёной колбасы, и в центре всего этого великолепия – бутылка водки.

– Прошу, – пригласил Миша, театральным жестом указывая на стол. – Жалко, водку некогда морозить, но она с улицы, значит, и так сойдёт!

Он уселся на стул, который жалобно скрипнул, принимая на себя его килограммы, ухватил бутылку и свернул пробку. Рома пристроился рядом. Гена вернулся минут через пять, присел за стол и доложил:

– Всё. Даже не проснулась.

Миха разлил по рюмкам водку, все подняли, и Гена предложил:

– За Игоря, пусть земля ему будет пухом.

Они выпили, не чокаясь, и набросились на домашнюю еду. Все оказалось безумно вкусным, оживляющим детские воспоминания о семейных путешествиях на поезде. Рома неожиданно ощутил зверский голод, что случалось с ним крайне редко. Он с самого детства ел мало, привередничал, перебирал едой, за что всегда удостаивался упрёков от матери и насмешек от отца и брата, которые любили поесть вкусно и много. «Жрут, аж кухня трещит!» – шутила мама по этому поводу. Вероятно, это нервное, подумал Рома, запихивая в рот очередной кусок сала – нежнейшего, просто таявшего во рту. Они ещё пару раз выпили, и Миша предложил вернуться к прошлому разговору.

– Ну, теперь рассказывай. Кстати, как родители?

– Они погибли, – мрачно объявил Гена. – Два месяца назад в наш дом попал снаряд. Родителей убило, а Дашку контузило. На неё шкаф упал, может, поэтому осколки и не достали. Откопали из-под завала, а на ней практически ни царапины. Голова только болела, но через пару дней прошла. А вот глазам от ударной волны больше досталось, кровоизлияния появились. Её в госпиталь определили, там доктор из Москвы работает, вроде вылечил, вроде всё прошло. А две недели назад опять начались. Ну, я окончательно дембельнулся, доктор направление дал и договорился, что нас здесь примут. Вот и приехали… а тут кидалово.

– Погибли, значит, – грустно промычал Миша. – Так там у вас реально война?

– А ты думал, что по телеку брешут? Постановочные кадры? – у Гены за щеками заходили желваки.

– Ничего я не думал, – смущённо отмахнулся Миха. – Я и телек последний раз не помню когда смотрел. А если и смотрел, то уж явно не новости.

– Понятно. Не заморачивайся. Это не ваша война.

– Не наша? Сомневаюсь. Люди-то наши. Ты сам как в армии оказался?

– Да как-то всё само собой получилось! Когда вокруг заполыхало, решил, что нужно. Я в Харькове работал в четырнадцатом году. Вдруг майдан, новое правительство, новые порядки. Когда Россия Крым отжала, мы тоже поднялись. Митинговали, пока нас не разогнали в апреле. СБУ начала отлавливать и сажать активистов. Я прикинул, что к чему, забрал семью – и в Донецк к родителям. А там тоже митингуют, народную республику провозгласили. Референдум провели и ждут, когда Россия по крымскому сценарию их себе заберёт. Только никто не торопился. Потом пошли захватывать города. Обе стороны были слабыми и всё это было вялотекущим, без намёков, что может начаться полномасштабная война. Ну, а потом, когда реально стрелять начали, в Славянске, Мариуполе, других городах появились первые убитые – и понеслось. Я свою семью в Ростов к тёще отправил, а сам остался. Ну не бросать же родителей? А они рогом упёрлись и ни в какую уезжать не захотели. А после всё уже по-взрослому завертелось, и я записался в ополчение. Из Россия силы подтянулись, бронетехника. Короче, дали мы им просраться. Под Иловайском вначале, осенью под Дебальцево столько хохлов положили – ужас! Потом соглашения эти долбаные минские подписали. Ну, думаем, всё – мир. Куда там, закатай губу! Как долбили по Донецку, так и долбят до сих пор. Вот и нам прилетело. Теперь я уже туда не вернусь, надоело. Слишком много смертей и горя, да и сестру лечить нужно.

– В Ростове осядешь?

– Не знаю. У тёщи места маловато, двушка всего. А со мной ещё и сеструха. Посмотрим. Жена тоже с мамой жить задолбалась, ноет всё время.

– А дети у вас есть?

– Дочка, пять лет. Хорошо хоть она войну не видела. Там, на Донбассе, пацаны уже выросли, которые без войны ни дня не жили. Так-то.

– Ладно… – протянул Миша. – А ты кто у нас по специальности?

– Инженер-строитель. Я в Харькове дома строил.

– Ну тогда в тему. Переезжай к нам. Мы тут стройку затеяли, так что будешь надзирателем от нашей конторы. С зарплатой разберёмся, не обидим. Ну а с жильём… Пока на съёмной хате пожить придётся – а там видно будет.

Рома, немного полусонный ввиду позднего часа, а также от количества выпитого за вечер, при последних словах Михи встрепенулся и озабоченно нахмурился. Когда Гена вышел в туалет, он прищурился и поинтересовался у друга:

– Это какую мы стройку затеяли? Что ты там нёс?

Миша выпучил на него глаза и тихо выругался.

– Ром, ты вообще-то отчёты хоть иногда читай и слушай меня, когда я тебе о делах рассказываю. Тогда бы ты был в курсе, что мы в августе фундамент залили.

– Какой на хрен фундамент? Что мы вообще строим?

– Автосалон, – коротко бросил Миха и прикрыл глаза, словно потерял интерес к этому разговору.

– Какой автосалон?!

– Автомобильный!

Миша тяжело поднялся со своего места и принёс из комода в гостиной документы.

– Вот, смотри!

Он вытащил из огромной стопки несколько папок, шлёпнул на стол перед Романом и снова скрипнул своим стулом. Рома приоткрыл одну из папок, прочитал первую страницу, перелистнул, воззрился на вторую, но, видимо, передумал читать, захлопнул папку и отложил в сторону.

– Так расскажи.

– Да что рассказывать. Рассказывал уже. Я тебе попугай, что ли, одно и тоже повторять? – надулся Миша.

– Давай-давай!

– Хорошо. Наш друг, чиновничек из мэрии, предложил хороший вариант с участком провернуть. Там денег нужно было мизер занести, а участок прямо за нашим сервисом находится. В принципе, они его и пихнуть никому не могли. К нему подъехать неоткуда, кроме как наши два бокса сломать. Они хотели сервитут установить и обязать нас самих помещения демонтировать, но сперва решили по мирному перетереть. Тогда мы с Гогой прикинули и купили его.

– А я где был?

– Как всегда, в облаках витал. Я тебя в известность поставил, ты башкой мотнул. Зуб даю! Кстати, на тебя оформили. Помнишь, бумаги подписывал у нотариуса?

– Подожди. Ты говорил, подъезда к участку нет, и как мы к нему подберёмся? И откуда деньги на стройку?

– Боксы снесли. Это складские боксы, они нам погоды не делали. Деньги… – Миша запустил пальцы в бороду, подёргал её и смущённо пояснил: – Мы кредит взяли.

– Понятно. Кредит, значит. Ну, надеюсь, вы всё продумали.

– Продумали. Не сами, конечно, экономистов подтянули. Так вот они считают, тема выгодная. Не потянем – стройку в любой момент продать можно вместе с кредитом, притом с хорошей прибылью. Только мы всё по деньгам рассчитали. Кое-где своими прибылями подвинемся, зато к весне охрененное здание получим. Не захотим автосалон, в аренду под офисы сдадим. Это же, считай, рядом с администрацией.

– Хорошо, – зевнул Рома, на которого разговоры про бизнес всегда нагоняли жуткую скуку, и решил поменять тему: – Ну, а Гена чем заниматься будет?

– Технадзорить. Слышал про такую должность?

Рома неопределенно повертел в воздухе ладонью, скорчил умную мину и согласно качнул головой.

– Короче, решили, – подытожил Миша.

– Что решили? – поинтересовался Гена, возвращаясь за стол.

– Решили, что ты у нас работать будешь.

– А подробнее можно, про куда меня сосватали?

– Будешь у нас технадзором.

– Ты это на ходу придумал? – подозрительно уточнил Гена. – Я на шею никому садиться не буду.

– Это не ты на шею садишься, – криво усмехнулся Миша. – Это мы на тебя ярмо норовим одеть. Ну, не совсем ярмо, так – хомут ослиный.

– Чего-о-о? – не понял Гена, приподнимаясь из-за стола. – Ослиный?!

– Ну а какой ещё подойдёт такому упёртому мерину? Тебе дело предлагают, а ты выёживаешься, как малолетка. Буду, не буду…

– Сам ты мерин, – обиженно буркнул Гена. – Я и так себя неловко чувствую. Вломился ночью со своими проблемами…

– Ну, это ты, конечно, нехорошо поступил. Ночью к чужим, незнакомым людям вломился, наверное, поживиться чем-то хотел. Нехорошо добрых людей беспокоить, – продолжил стебаться Миша, войдя в раж. – Мы же великими делами занимались, а тут здрасьте-приехали. Ты, Гена, не тупи, мы тебе не за Христа ради. Нам действительно свой, грамотный человек для дела нужен, чтоб строители нас не обобрали. Мы же в этой стройке как слепые котята.

– Ладно, извини.

– Извиняю. Ты лучше скажи, чего сразу не позвонил?

– Да у меня ещё в Харькове полицейские телефон отобрали. А номер Игоря наизусть не помню. Когда выпустили из тюрьмы, не до того было – семью в охапку, и ходу.

– Из тюрьмы-ы-ы? В смысле? – удивился Миха.

– В коромысле! Забрали меня. Пять дней рихтовали, но я дурачком прикинулся, мол, случайно на митинг попал – и отпустили. Ссал потом кровью неделю. Думал, отбили на хрен всё, но обошлось.

***

Первые минуты пробуждения дались сознанию Даши с большим трудом. Было очень жарко, мысли путались, и она не сразу сообразила, где находится. Если судить по тому, что спала в одежде – они ещё в дороге. Взмокшее, трое суток немытое тело начинало неприятно зудеть и очень хотелось в туалет. Через неплотно задёрнутые шторы в окно пробивался желтый свет уличных фонарей, пол не подрагивал, не качался, и она наконец начала что-то соображать. Пару минут пыталась освежить воспоминания о вчерашнем вечере, отделить явь ото сна. Даша чётко помнила, как вошла в квартиру, разделась, прошла в гостиную и… Дальше следовал абсолютный провал. Нет, нет! Ещё парень, хозяин квартиры – любезный, галантный, с таким бархатистым взглядом красивых глаз. В какой-то момент она даже физически ощутила, будто этот взгляд коснулся её. Парень точно ей не приснился, и еще был второй – Генкин друг, похожий на шкаф. Она в жизни не видела таких огромных людей, а ещё он показался ей очень добрым и весёлым. Весёлые люди редко бывают злыми. Даша была на сто процентов в этом уверена, хотя весёлые редко попадались ей в последнее время. Это раньше, до войны, когда они жили обычной жизнью, было пропорционально, всех понемногу: грустных и весёлых, терпеливых и не очень, смелых, трусливых, общительных, замкнутых. Война изменила горожан. Нет, они не стали злыми – но людей, которые просто радуются жизни, стало намного меньше. По крайней мере, так ей казалось, а Гена не разделял её пессимизма – пока были живы родители. Живы… Туманное, ушедшее в небытие понятие. После их гибели они с братом больше не спорили, вернее, он не спорил, не хотел говорить ни о чём, кроме её здоровья. Всё время, пока Даша находилась в госпитале, Гена жутко переживал, хотя никак не выказывал этого в её присутствии, был заботлив и спокоен. Однако за пределами палаты доводил персонал госпиталя до белого каления своими вопросами и подозрениями в неправильном лечении сестры. Зато, когда ей стало лучше, отношения брата с врачами кардинально изменились. Гена умел располагать к себе людей, умел быть благодарным, и уже к моменту выписки был на короткой ноге с главврачом. Когда случился рецидив болезни, он без лишних формальностей обратился к нему.

Даша прислушалась к равномерному дыханию брата, откинула тёплое одеяло, осторожно сползла с кровати и выскользнула в коридор. Добравшись до открытой двери в гостиную, она заглянула туда. Маленький ночник, вставленный в розетку на стене, позволил рассмотреть похрапывающего на диване Мишу, их чемодан сбоку от двери и спортивную сумку рядом. Стараясь не шуметь, девушка открыла её, достала кулёк с бельём, халатик, полотенце и косметичку.

Стоя под горячими струями душа, с удовольствием смывая с себя дорожные запахи, Даша вдруг поняла, что за всё время путешествия ни разу не подумала об Андрее. Как ни странно, но сейчас мысль о нём не доставила ей боли.

Они познакомились в Донецком волонтёрском центре, где раздавали еду, теплые вещи, медикаменты, помогали восстанавливать разрушенное жилье и делали еще кучу всего полезного. Там было много школьников, студентов, просто молодых ребят, чьи интересы выходили за пределы собственной квартиры. С самого первого дня появления Даши в центре Андрей оказывал ей всяческие знаки внимания. Андрей не тянул на сказочного принца: обычные глаза, круглое лицо, нос с лёгкой горбинкой, но при этом парень обладал невероятным обаянием и, как казалось Даше, открытой душой. Она сама не заметила, как влюбилась. Однажды после вечерней смены, проводив до подъезда, Андрей поцеловал её. По-настоящему. По-взрослому. Это был первый такой поцелуй за всю короткую Дашину жизнь.

Андрей – ласковый, романтичный, нежный – стал для неё идеалом. Она просыпалась с мыслью о нём, засыпала с этой же мыслью, и искренне думала, что иначе жить уже не сможет, что если Андрей исчезнет – всё потеряет смысл. Она любила беззаветно и трепетно, радуясь, что судьба подарила ей такое счастье. Спустя пару месяцев после их первого поцелуя Андрей вначале осторожно, а затем уже настойчивее стал намекать на более близкие отношения, но она была не готова, и до постели так и не дошло. Казалось, в их отношениях ничего не изменилось, но однажды вечером, когда Андрей, как всегда, проводил её до дома, и она замерла в предвкушении обычного ритуала прощания с жаркими объятиями и поцелуями, он неожиданно выдал:

– Прости, но я полюбил другую. Мы должны расстаться

Он произнёс это буднично, словно бесстрастный судья, зачитывающий приговор, приговор их любви. Сухим, деловитым тоном, без жалости и сомнений подвёл итог их отношений и поставил точку. Его слова, как острые иглы впивались в мозг, не давая сосредоточиться и трезво осознать происходящее. Полгода безумного полёта, волшебной эйфории – и вдруг падение, страшное падение в пропасть. Даша испытывала боль, стыд, разочарование, и не могла понять, за что ей всё это, что она сделала не так? Она слегка коснулась руки Андрея, но он резко отдёрнул её, словно от удара током. Изображение вдруг стало мутным, Даша почувствовала влагу на глазах и поняла, что ещё секунда, и слёзы ручьём покатятся из глаз. Захотелось отключиться, чтобы не чувствовать ничего. Однако ей хватило сил и гордости не умолять его, не выяснять подробности, ни о чём не просить. Она просто повернулась и пошла прочь. Только дома, запершись в своей комнате, Даша дала волю слезам. Плакала взахлёб, тихо подвывая, чувствуя, как её душит противный, жёсткий комок в горле. Тело стало непослушным, словно оцепенело от ужаса. Ей казалось, что опять, как много лет назад, она провалилась под лед и тонет в жгучей холодной бездне.

Тогда Даше было четырнадцать. Неподалёку от их посёлка имелся старый карьер, его давным-давно затопило водой из подземных источников и образовалось небольшое, но довольно глубокое озеро. Летом дети тайком от родителей бегали туда купаться, зимой катались на коньках. Была середина декабря, и мальчишки уже несколько дней гоняли по застывшему озеру. В это время молодой лёд, как правило, набирал достаточную прочность, хотя местами ещё прогибался и тихонько потрескивал, но бесшабашные ребята не обращали на это внимания. Даша появилась на спускавшемся к озеру пологом склоне поздним утром, когда на импровизированном катке уже пестрели разноцветные куртки местных пацанов. Взрослые на работе, а детвора на озере. Девочка сняла с шеи связанные за шнурки коньки, уселась на торчащий из земли огромный камень и быстро переобулась. Она каталась не очень хорошо и поэтому на лёд вступила с опаской, оттолкнулась левой ногой и плавно заскользила по гладкой поверхности. Ещё один осторожный толчок, затем ещё: правой, левой, правой, левой. Неожиданно она почувствовала на своей талии чужие руки и скорость скольжения резко увеличилась – кто-то из мальчишек толкал её вперёд. Это было их любимым развлечением на катке: пристроиться к кому-нибудь сзади, разогнаться, а затем резко вытолкнуть его перед собой. Те, кто умел хорошо кататься, лихо тормозили перед берегом, поднимая в воздух тучу ледяной крошки, другие просто падали на бок – и то и другое всегда сопровождалось громкими криками и смехом. Только в этот раз Даша не успела завалиться на лёд: пулей пролетев два десятка метров, она угодила прямо в полынью. В этом месте били ключи, лёд появлялся только в самые лютые морозы и то очень тонкий. Глубина была небольшая, Даше примерно по грудь, но от неожиданности она с головой погрузилась в воду, которая ледяными тисками мгновенно сдавила тело и отключила дыхание. Казалось, что в кожу впились сотни острых иголок, набрякшая одежда не давала двинуться, встать на ноги и тянула ко дну. Даша попыталась закричать, не понимая, что, когда вода ворвётся в открытый рот, наступит конец… И тут что-то огромное бухнулось в воду рядом, сильные руки подхватили её, приподняли над поверхностью воды и выбросили на берег. Девочка шлёпнулась на каменистую осыпь, глубоко вдохнула морозный воздух и потеряла сознание. Её спас случайно оказавшийся рядом с озером мужчина, который не раздумывая прыгнул в ледяную воду.