Пустыня; Двое

Ноги сами вынесли детей на широкую тропу. Следов, впрочем, на ней не было никаких – ни человечьих, ни верблюжьих. Тропа пошла вниз, и вскоре показалась рощица молодых акаций, за ней два одноэтажных строения в стиле бунгало.

– А вот и колодец! – воскликнула Юна, разглядев в гуще деревьев аккуратный сруб высотой с треть человеческого роста, увенчанный зонтиком из тростника.

– Точно! Ну и глаза у тебя, – похвалил её Карен.

Тропа повернула к колодцу. Дети подошли почти вплотную к нему и вдруг, как по команде, остановились.

– Верёвки нет, – недоумённо произнёс Карен. – И корзины.

– Корзины?

– Ну ведра, то есть.

– Не подходи!

– Что?

– Не подходи!

Карен, впрочем, и сам ощутил какое-то неизведанное ранее беспокойство. Внезапно похолодели руки.

– Что-то здесь неладно, – пытаясь собраться с мыслями, пробормотал он. – Если нет людей, значит, они или уехали, или…

Юна не стала спрашивать, что значит «или». Она смотрела на колодец расширенными глазами, держась на почтительном расстоянии от него. Карен с опаской подошёл к срубу.

Тёсаная поверхность доски, служившей постаментом для корзины, казалась монолитной, будто выпиленной из толстого плотного бревна. На ней виднелось лишь несколько продольных трещин. Непонятно почему, но именно они привлекли внимание Карена. И в следующую секунду пришла отгадка, от которой ещё сильнее похолодели руки: в двух трещинках застряли маленькие белые гранулы размером с маковое зерно.

– Идём отсюда, – тихо, но внятно произнёс Карен, пятясь назад.

– Что? – одними губами спросила Юна. – Колодец отравлен?

– Да. Или яд, или какая-то чума.

Постоянно озираясь, они зашли в ближайшее бунгало. Здесь царил безукоризненный порядок, о котором, впрочем, Карен отозвался так: «Идеальный порядок – это идеальная пустота». Стол, шкаф, три низеньких табуретки, один старый халат, прожжённый в нескольких местах, – этими предметами исчерпывалось описание интерьера.

– Так мы остались без воды? – совершенно спокойно, будто речь шла не о жизни и смерти, а о чём-то необязательном, спросила Юна.

Карен посмотрел ей в глаза. Теперь они были такими же волнительно зелёными, как у Ферузы.

«Мы что-нибудь придумаем», – хотел ответить он. Но вдруг оживился молчащий до этого момента ветер. И первый же его порыв принёс с собой запах, от которого стыла кровь и к горлу подкатывала тошнота.

Юна побледнела.

Они смотрели друг на друга, боясь поверить в очевидное.

* * *

Карен перебрал в уме все варианты действий.

– Тебе придётся немного побыть здесь, – сурово сказал он, – а я схожу «туда».

Юна попыталась сглотнуть слюну, но это не получилось, и она хрипло ответила:

– Нет. Только вместе.

– Ну давай попробуем, – не без колебаний согласился Карен. – Только не хныкать.

Они двинулись дальше на юг, где в перспективе меж стволов акаций и пальм угадывались другие строения. Долго идти не пришлось. Вскоре они увидели три одноэтажных дома, за которыми стояли два старых джипа. Карен сразу бросился к машинам, хотя копаться в них не любил. Его почему-то страшил вид работающего механизма. Один из джипов оказался вообще без мотора. Во втором было топливо – где-то около половины бака. Механика выглядела работоспособной. Но генератор, увы, был поломан, а аккумулятор – разряженным. Занятый исследованием автомобиля, он забыл и про жажду, и про Юну, которая куда-то исчезла. Однако гуляла она недолго и, вернувшись, сообщила, что дом так же пуст как и те, что возле колодца.

– Не может быть! – позволил себе удивиться Карен. – Там были хижины, а здесь всё-таки дома.

– Сходи, посмотри, – каким-то странным, утробным голосом предложила девочка.

Он обернулся к Юне и по её побледневшему лицу понял, что она опять близка к обмороку.

– Что с тобой? Жары ещё нет.

– Сейчас меня стошнит…

Карен легонько похлопал её по щекам – на лице девочки появились коричневые пятна от машинной смазки – и вдруг, схватив за плечи, несильно прижал её к себе. Она резко дёрнулась, икнула, но рвотный позыв у неё миновал.

– Ветер меняется, сейчас станет легче, – ободрительно сказал он, хотя ветер по-прежнему дул с юга и менять направление не собирался.

– Там лежит длинная палка с клювом на конце, – часто дыша, сообщила Юна.

– Где? – оживился Карен.

– Перед ближним домом. А в самом доме есть посуда – ну всякие миски и кружки. И огромные мешки из… как его…

– Чёрные?

– Нет, прозрачные.

– А говоришь: пуст.

Карен сел на подножку автомобиля.

– Обе мёртвые, – удручённо произнёс он. – Палка, которую ты нашла, конечно, пригодится. Она для сбора фиников. Но без воды мы проживём не больше двух дней.

– Что будем делать? – спросила Юна и села рядом с ним, тесно прижавшись плечом.

– Сначала я сам осмотрю эти дома. Потом пойду дальше, без тебя. Выход у нас один – обследовать весь оазис, каким бы страшным он ни казался. Причём немедленно.

Юна согласно кивнула головой и едва заметно улыбнулась.

– Ты не боишься смерти? – удивлённо спросил Карен и вдруг почему-то тоже улыбнулся, хотя отлично осознавал трагизм положения.

– Не знаю. Наверное, боюсь, но не сильно.

– Это потому что ты маленькая.

Ветер действительно поменял направление. Дышать стало легче.

– В это время чаще дует северный, – с оттенком грусти, будто вспоминая о каких-то светлых моментах жизни, произнёс Карен.

Юна опять кивнула головой.

– Сиди тут, в тени, – приказал он и встал с подножки.

Ходил он по брошенным домам недолго. Вернувшись, о результатах не сообщил. Только посмотрел на свою спутницу, помахал рукой и ушёл снова – в ту часть оазиса, которая хранила жуткую тайну.

* * *

Юна забралась в джип и легла головой на руль. В привычном запахе автомобиля ей почудился запах потерянной цивилизации. Она понимала, что если Карен вернётся с «пустыми руками», то через два или три дня они умрут. Вероятно, это будет болезненная смерть. И не лучше ли им тогда напиться колодезной воды? В худшем исходе – та же смерть. Разумеется, и она болезненна, но всё закончится быстрей. И не будет этой мучительной жажды, которая вызывает страшную головную боль и отнимает голос.

Она рассуждала о собственной жизни и смерти спокойно и отстранённо, будто это не жизнь, а игра – да, жестокая, но всё же не настоящая. А истинная жизнь казалась Юне неуничтожимой. Страшна была не смерть, а её болезненность.

Мысли стали путаться. Началось противное жжение в горле.

Промаявшись несколько минут, она заснула. Её сон был неспокойным – Юна беспричинно вздрагивала, то подкладывала под голову руку, то сбрасывала её, и в конце концов съехала с руля. Удар лбом о приборную панель разбудил её. Она открыла глаза и увидела Карена. Он шёл быстро, заложив руки в карманы, и смотрел под ноги.

* * *

То, что никаких обнадёживающих вестей он не принёс, было понятно сразу; однако какая-то неуловимая «мелочь» – вероятно, не затронутые скорбью глаза – заставили Юну снова поверить в возможность чуда.

– Я нашёл второй колодец, – охрипшим голосом произнёс он, по-прежнему глядя в землю. – Там… короче, там сожжённые дома, два сгоревших автомобиля, а на доске возле колодца нацарапано слово «смерть». И тот же белый порошок. Трупов нет, но запах есть. Где-то неподалёку захоронение. Дальше идти я не отважился. Как раз оттуда доносился вой гиен.

– А почему их сейчас не слышно? Или они воют только ночью?

– Сдохли, – резко ответил Карен.

– Почему?

– Потому что съели заражённых мертвецов.

– А мы? – беззвучно пролепетала Юна.

Он, наконец, поднял голову:

– Ты допьёшь воду. А я…

– Нет! Только поровну!

– Ты допьёшь воду. А потом мы отправимся на работу. Когда я увидел слово «смерть» и понял, что надеяться больше не на что, мне пришла в голову одна идея.

Карен сунул ей в руки бутылку, в которой оставалось как раз «на донышке», и направился в ближайший дом. Юна медленно допила остатки тёплой, почти не ощущаемой воды.

Почему-то быстро побежало время. Ей казалось, что всё ещё продолжается утро, что здешние расстояния – мелочь по сравнению со вчерашним переходом. И вдруг, оторвав взгляд от земли, она увидела солнце в западной части неба!

Ещё больше Юна удивилась, встретив Карена со стопкой полиэтиленовых мешков.

– Забери всю посуду – и за мной! – приказал он.

В её охапке уместились шесть больших мисок и четыре пиалы. Она догнала Карена возле крайних – с западной стороны оазиса – пальм, за которыми начинались дюны. И, увидев, что он распарывает ножом мешки, сразу поняла замысел.

До начала сумерек они вбили в песок больше двух десятков кольев в два ряда, соединили их бечевой, найденной в том же доме, – получился большой вытянутый прямоугольник – и навесили на бечеву распоротые мешки так, что одной стороной они почти касались песка, а другой возвышались над ним на три-четыре ширины ладони. Для нижних частей Карен придумал суженный створ кольев, отчего собиратели росы стали выглядеть как желоба. Под желобами дети вкопали пиалы и миски.

– Теперь остаётся только ждать, – с нотками неуверенности сказал Карен. – Ночи холодные. Роса должна быть. К тому же не так давно прошли дожди.

Юна уже не могла говорить – только хрипела. Болело горло, болела голова. Карен чувствовал себя сносно, хотя и у него начались пока ещё лёгкие спазмы. Однако работа не только увлекла детей, но и утомила. Они сходили к дому, забрали «постельные принадлежности» и, по старой памяти, улеглись под открытым небом. Звёзды в ту ночь казались особенно яркими, но любоваться ими не было сил. Юна поначалу хрипло дышала и покашливала. Карен приложил к её горлу руку и опять, как три дня назад, представил, что через его ладонь бежит – нет, на этот раз не огонь, а прохладная струя воды. Не прошло и минуты, как она заснула.

* * *

Удивительное приключение было уготовано Юне. Рассвет, видимо, ещё только начинался, – было темно и прохладно – но кто-то вдруг приподнял её голову и прижал ко рту слегка пахнущую тамариском пиалу. Она не поняла, да и не хотела в разгар сладкого забытья понять, что это – всё ещё сон или уже пробуждение. Вода коснулась её губ, и в этот благостный миг – между явью и сном – она ощутила себя как в раннем колыбельном детстве, на мягкой постели, возле которой стоял самый любимый и сильный человек. Проснуться – значит оказаться снова в жестоком мире, уже неоднократно пытавшемся отнять у неё жизнь. И ей удалось утолить жажду и умирить больное горло, не просыпаясь и не открывая глаз.

Кто-то опустил её голову на скатанную ветровку, служившую подушкой.

До пробуждения оставалось ещё два коротких часа.

* * *

Радости детей не было предела. Три литра воды – вот это удача! И сегодня, и завтра, и послезавтра, и ещё, и ещё они будут жить!

Доев последние кусочки рахат-лукума и перелив воду в пластиковые бутылки, дети отправились за едой. Ещё вчера, по пути к первому колодцу, Карен отметил четыре пальмы с гроздьями плодов на небольшой высоте. Юна с любопытством и, пожалуй, восхищением рассматривала диковинную палку, которую нёс Карен, но сам процесс добычи фиников оказался слишком прозаичным. Палка была тяжёлой. Однако это неудобство они преодолели простым способом, наловчившись работать в четыре руки.

Всё складывалось хорошо. И, вероятно, можно было остаться здесь, переждать бушующие где-то за пределами этого оазиса бури, и потом – через неделю, через месяц – вернуться туда, откуда начинался путь Карена. Ну не может такого быть, чтобы все жители погибли. Кто-то наверняка остался. В подвале, например, или в нижних домах. Возможно, осталась Феруза. Ведь правда, что детей не убивают, разве только случайно. А те взрослые люди, которые стреляли по городу из миномётов, и те, которые управляли дроном, вероятно, просто не смогли их внимательно разглядеть.

Размечтавшись, Карен почувствовал что-то неладное и поймал тревожный взгляд Юны. Да, опять этот страшный запах, принесённый южным ветром. Долой мечты, долой пустые надежды! Мир устроен так, что в каждом радостном событии сокрыто напоминание о конечности бытия.

В тот день южный ветер дул до самого вечера. Дети попытались уйти на северный край оазиса, но страшный запах проник и на север. И лишь к первым звёздам стало легче дышать. Карен закопал половину фиников в песок, другую половину заложил в сумку. Они легли снова возле спасительного сооружения, понимая, что надо уходить из этого царства смерти, но не зная, куда.

* * *

Карен проснулся внезапно, как от лёгкого щелчка по носу. Но причиной была не Юна – та мирно спала, засунув руки под «подушку». Натренированное чутьё мгновенно подсказало ему направление, где, возможно, таилась опасность. Он тихо приподнялся. В тёмном массиве пальм и акаций трудно было что-то разглядеть, но Карен ощутил присутствие живого существа. По-видимому, «оно» насупило на ветку или случайно топнуло по земле – и этот низкий звук, как сигнал тревоги, заставил его пробудиться.

Не шевелясь и почти не дыша, Карен безмолвно наблюдал за тёмной полосой леса. Как хорошо, подумал он, что они устроили ночлег на песке, а не под акациями.

Наиболее верным казалось предположение, что кто-то из оставшихся в живых, сам смертельно напуганный и потому боящийся незнакомых людей, выследил их и специально дождался ночи, чтобы подобраться к ним вплотную и без риска для себя убить. Только зачем?

В тёмном проёме между деревьев, где проходила тропинка, шевельнулась какая-то тень. Она казалась не просто большой, а огромной – не ниже закрывающей её акации. Через несколько секунд она вылезла на открытое пространство и тяжко вздохнула.

Под акацией стоял верблюд! Свет луны падал на его правый бок, обращённый к оазису, но по контуру тени можно было определить, что это был дромадер. Карен тихо присвистнул, как учил его дядя Саид, и медленно двинулся вперёд. Верблюд повернул голову. Сначала дромадер стоял невозмутимо, как настоящий хозяин пустыни. Однако и он, видимо, тоже стосковался по общению. Неторопливо развернувшись, верблюд «поплыл» навстречу. Когда они сблизились настолько, что смогли хорошо разглядеть и «унюхать» друг друга, дромадер недовольно фыркнул. Тем не менее он подпустил Карена вплотную и даже позволил ему похлопать себя по бокам.

Вряд ли верблюд был смиренным и покладистым; какая-то «ершистость» в его характере чувствовалась. Когда они подошли к спящей Юне, дромадер неожиданно лёг перед ней, будто признав её повелителем. Бывшего хозяина такое поведение могло бы озадачить, но Карен не стал думать о причинах. Возможно, что страшные события, погубившие жителей оазиса, как-то сказались и на этом бессловесном корабле пустыни. И тогда они неслучайно нашли друг друга. Дромадер отбился от своего каравана, дети – от своих родных и вообще от людей. И всё происходит как в сказке: есть мальчик, есть девочка и их четвероногий спутник в облике симпатичного животного… И больше никого! Ни одного человека, ни одного зверя, кроме них, бредущих по безжизненной планете.

Может быть, они действительно попали в сказку?

Глава третья

Трудно было в это поверить, но Юна видела верблюда впервые. Однако страха перед одногорбым исполином она не испытывала. Когда дромадер с нею на спине поднялся во весь рост, она восторженно засмеялась и захлопала в ладоши. К счастью, верблюд был с седлом. «Главное – не спи на ходу, а то свалишься, – заметил Карен – Песок, конечно, смягчит удар, но всё равно будет больно».

Они не сговаривались и не обсуждали свои действия. Оба понимали, что им придётся покинуть оазис, ставший по чьей-то злой прихоти «городом мёртвых». Едва рассвело, дети погрузили финики, распоротые мешки, посуду, одежду и воду в две сумки по обоим бокам верблюда.

– Как им управляют? – спросила Юна со своей высоты (её ноги оказались на уровне головы Карена).

– Так же, как и лошадью – командами. Но одних правил для всех верблюдов нет; каждый настроен на свои команды.

– Так куда мы идём?

Карен придержал за шею дромадера, который уже пританцовывал на месте и вертел головой.

– Я не знаю, что сейчас на востоке. Боюсь, тоже война. Короче… я думаю, надо идти назад, в мой городок. Там есть вода. Там в подвалах, возможно, осталась какая-то пища. Возможно, остались жители. А солдатам в нём уже делать нечего.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.