Дом моей мечты

Алла Лебедева

Дом моей мечты

Моему светлому ангелу, моей бабушке Шульгиной

Ульяне Петровне посвящается

Глава 1. Моя семья

2015 год. Короткий февральский день не баловал солнцем. Тучи к обеду приобрели серый оттенок, завыл ветер. Я посмотрела в окно на заснеженный садик, качели, занесенные сугробами, летний стол, покрытый слоистым снегом. Потом взглянула на настенные часы в кухне. Скоро два часа дня. Не спеша, собрала на стол и стала ждать сына Антона к обеду. Договорились еще позавчера. Антон обещал приехать, устранить неполадки в отопительной системе нашего дома. Приготовила пельмени в бульоне, достала тарелки и нарезала хлеб.

Резко зазвенел телефон. Я с неудовольствием посмотрела на дисплей. Хотелось, чтобы никто не мешал моему разговору с сыном. Так редко удается «выловить» его из прочных сетей моей милой невестки Риты.

Обычно во время обеда, а он у меня всегда в одно время: с 14 до 15 часов я не беру трубку. Это знают все мои друзья и знакомые. Однако на дисплее, высветился мамин номер. Мамин звонок – исключение. Для мамы я всегда на связи.

Недавно мы с мужем и сыном переехали из родного Сиверска в другой город, ближе к областному центру. Мама осталась в Сиверске, на попечение младших сестры и брата. Она жила одна, не желая съезжаться с кем-либо из нас. Зная мамин независимый характер, мы не особо настаивали. Мамин второй муж, мой отчим Дмитрий Александрович Кропачев, двадцать лет тому назад скончался от тяжелой болезни .

Маме скоро исполняется семьдесят девять лет , сорок два из которых она проработала учительницей начальных классов. Такой огромный педагогический стаж, несомненно, отразился на мамином характере. Мама обладает громким и властным голосом, деспотичным характером, ее интонации содержат повелительные наклонения. Она почти не терпит возражений, а любые попытки неповиновения пресекаются на корню.

В детстве мы с братом регулярно получали от мамы подзатыльники и тумаки, а сейчас мама, ослабев физически, пускала в ход вполне доступное ей оружие – материнские горькие слезы. С возрастом мамин характер изменился не в лучшую сторону. Стоило, кому-либо из нас сказать маме что-то неприятное , с ее точки зрения, тотчас она заливалась слезами, хваталась за сердце и громко обвиняла нас в черной неблагодарности.

Поэтому предвидя мамину реакцию, мы с братом молча слушали , как мама в очередной раз горячо рассказывала нам о каких-то мифических чужих, но «очень хороших» детях, одевающих и обувающих своих матерей. В то время, как она , « промантулив, в школе, сорок два года» не имеет самого необходимого. Мама сама еще не могла определиться, что ей необходимо.

В маминой квартире, довольно неплохо отремонтированной, стояли три холодильника, «под завязку» заполненные едой. Да еще один, в котором хранились овощные домащние заготовки. В ее бездонных шкафах, стояли коробки с современными бытовыми приборами. Электрочайники, соковыжималки, фритюрницы…

Мы покупали и дарили всю эту технику по праздникам, желая порадовать маму. Но мама этого, казалось, не замечала. Невозможно даже представить, чтобы мы пришли навестить маму с пустыми руками.

Обычно по субботам я шла на рынок и заполняла пару пакетов свежемороженой семгой, речной рыбой, мясными деликатесами и фруктами. Водрузив пакеты на мамин стол, я внимательно смотрела, довольна ли мама. Она придирчиво осматривала продукты, сама сортировала и раскладывала по своим холодильникам ( нам самим заглядывать в ее холодильники было непозволительно!) и сдержанно благодарила или бросала : «Колбаска-то , вроде несвежая! Чем-то припахивает! Вчера у Натальи Петровны колбасу ела, вот это, колбаса! ».

И тогда комплекс вины перед мамой вставал передо мной в полный рост, раздавливая, тяжелым грузом. Я начинала оправдываться и ругать продавца за плохую колбасу , а себя за то, что не удосужилась проверить и осмотреть свою покупку. Маме я прощала любые капризы. Она это по праву, заслужила. Пусть капризничает, только бы жила. Здоровье мамы в настоящее время было весьма слабым.

Три года назад она перенесла тяжелый инсульт, и, с тех пор не выходила из дома. Мы с братом делали все возможное для восстановления мамы: дорогие препараты, средства реабилитации, регулярные осмотры у кардиолога, невролога. После инсульта, левая нога у мамы так и не восстановилась. Появилась стойкая хромота и тремор левой руки. Выходить на улицу с тросточкой, мама считала, ниже своего достоинства, предпочитала оставаться дома.

У мамы был довольно независимый нрав. Никаких предложений по поводу переезда к детям мама не желала и слушать. Отчасти, мы тоже понимали, что любое изменение жизненного ритма у почти, восьмидесятилетнего человека может значительно укоротить ему жизнь. Отчасти, каждый из нас троих боялся, что жить с таким непростым в общении человеком, каким являлась наша мама, окажется непосильным бременем для наших семей.

Поэтому решено было все оставить, как есть. Мама продолжала жить одна, в просторной трехкомнатной квартире, где мы все выросли. На меня, как на человека с медицинским образованием, было возложено лекарственное обеспечение мамы, бесперебойное снабжение ее предметами ухода за больными. Также я договаривалась с врачами об очередной госпитализации мамы в стационар.

Обычно, мама лечилась в нашем городском кардиологическом отделении дважды в год. Я за эти годы купила и привезла в стационар пять электрочайников, двенадцать ведер для мусора, три автоматических тонометра и два чайных сервиза для медицинского персонала. Это, не считая многочисленных денежных купюр, опущенных в просторные карманы белых халатов.

Брат Анатолий еженедельно привозил ей домашние овощи. Младшая сестра Раиса взяла на себя уборку дома. Благодаря всему этому распределению наших обязанностей, наша мама была относительно бодра и могла существовать в привычных для себя домашних условиях.

Переехав в другой город, я навещала маму три раза в год. Зато каждый день мы разговаривали по телефону и, если я пропускала ежедневный звонок, то мне сразу, прилетал «подзатыльник» в виде маминого обвинительного звонка и печального рассказа про «других хороших детей, не забывающих про своих матерей». Я боялась этих монологов и старалась звонить каждое утро. Сегодня я звонила точно. Утром мы спокойно поговорили. Что случилось?

Трубку взяла с опаской, сразу услышала мамины рыдания.

– Мама, успокойся! Что случилось? – сразу стали возникать разные ужасные картины: может, что, с сестрой или братом? Наконец мама проговорила: Меня Райка обокрала! Она сняла с моего счета, все деньги! Ну, я ей устрою, гадине !. Звучало угрожающе. Я оцепенела и не могла сразу осмыслить, о чем она говорит.

Раиса, моя сводная младшая сестра, вступив в свое сорокалетие, уже дважды, стала бабушкой. Она жила в пригороде Сиверска, в деревне Жезлово, в неказистом деревянном доме, оставшемся в наследство от свекрова, отца мужа. Ее дочка с гордым именем, Аделаида в шестнадцать лет родила ей первого внука Витеньку, а через год внучку Танечку. Причем, мужа у Адочки ни разу не было.

С ее слов оба ребенка были от одного деревенского паренька Коляна Дремова, которого Ада мечтала взять в мужья, а тот отчаянно, сопротивлялся. Поскольку внешность у детей была совершенно разной, то у всех родных возникали сомнения относительно, количества отцов. Но и этого отца, Коляна, практически никто не видел, поэтому поверили Адочке на слово.

В деревне, упорно ходили слухи, что у Коляна был старший сводный брат Тимоха, который имел непосредственное отношение к первому ребенку Ады. Уж больно, крепенький крупный Витя смахивал на Тимоху узким разрезом глаз и повадками. Но Тимоха неожиданно уехал из деревни и слухи затихли. Вторая дочка Ады – Танечка была маленькой, худощавой и лицом – копия Коляна.

Дремовы считались неблагополучной семьей и не торопились признавать внуков.

– Эдак, вся деревня ко мне попрет за алиментами! Колька-то обрюхатил половину Жезловки! И чего они к нему льнут, сама не знаю! – возмущалась Елена Степановна Дремова, мать Коляна в разговоре с соседями. Сама Елена, к слову сказать, толком не знала от кого родила двух таких непохожих сыновей. Законного мужа у нее никогда не было.

Небольшого роста, черноволосый Колян красотой действительно не отличался. Маленькие черные глазки, худые длинные руки ниже пояса, узкие плечики. На образ «коварного соблазнителя» Колян точно, не тянул. Однако население деревни Жезловки пополнялось чернявыми «Колянчиками», систематически и неуклонно. К моменту рождения второй дочки Танечки, Ада узнала про страстный роман Коляна и Гальки Колюжной с соседней улицы.

Галька ходила, на шестом месяце беременности, а Колян срочно оформлялся в ряды российской армии. Это было единственное место, где парню можно было передохнуть от чрезмерного женского внимания. По крайней мере, военком обещал ему это с гарантией на год. К тому же Аделаида считалась официально матерью – одиночкой и выяснять отцовство было бессмысленно. Тем более, выгоднее было получать пособие на детей, будучи матерью – одиночкой, чем требовать алименты с потенциальных неработающих отцов.

Сестра Раиса как-то покорно приняла на себя роль бабушки и стала с упоением нянчиться с внуками. Материальное положение Раисиной семьи было, мягко выражаясь, очень нестабильным. Ее муж Родион был пьющим человеком. На одной работе, он мог продержаться не более двух недель, обычно до первого аванса или получки. Если сестре не удавалось перехватить мужа у проходной завода или на выходе из подсобки, то Родион уходил в запой на несколько дней и мог сам прийти домой, но уже без шапки и ботинок.

Бывало , его приносили приятели-собутыльники, под двери подъезда, звонили сестре, по домофону и стремительно убегали. Когда Раиса заводила пьяного в стельку супруга в квартиру, то при нем уже ничего не было, включая и мобильный телефон. Наутро Родион просыпался с головной болью, но виноватым себя ни в чем ни считал. Напротив, он ныл, стонал и жаловался на боли в животе. После чего включал телевизор и плотно ложился на диван. Видимо, с детства ему не внушили мужскую программу: обеспечить семью.

Через неделю признаки недомогания Родиона, как правило, проходили и он снова шел куда-нибудь « подкалымить». Поскольку он был неплохим плиточником, то его охотно брали на недельку-другую, абсолютно не возлагая на него длительно текущих обязательств. С первых же денег франтоватый Родион покупал себе новенький телефон и сим-карту, ботинки и шапку. Если и после этих покупок, у него еще, оставались деньги, то он покупал пиво и сигареты.

Купить молочную смесь для своих внуков он не успевал, кончались деньги. Виной всему конечно были жадные работодатели, которых он щедро поливал проклятиями за вечерним пивом. Таким образом, семья в пять человек, существовала на детское пособие и пенсию по инвалидности, которую Раисе начисляли в связи с перенесенным в молодости, онкологическим заболеванием. Моя мама, несмотря на свой сложный характер, помогала своей младшей дочери, отдавая ей часть пенсии ежемесячно. Раиса принимала мамины деньги сначала с большой благодарностью, позже – со спокойной совестью, рассуждая, что она не зря стирает и моет материнскую квартиру. А еще позже стала брать деньги матери ,как должное и свое законное.

Если мать на свою пенсию делала подарки мне или моему брату, то Раиса очень обижалась на мать. Считала, что мать отобрала деньги, принадлежащие Раисиной семье. Чтобы мама не успела потратить свою пенсию, в день получения денег к маме обычно, прибегает внучка Адочка. Чтобы со слезами на глазах рассказать, что вот сейчас она пришла с непокрытой головой , несмотря на пронизывающий ветер ,а все потому, что нет денег на шапку, да что, шапка, когда дети кричат от голода, а смеси молочные давно закончились и семья доедает последние макароны. При этом Адочка называет маму «любимой бабулечкой» и жалостливо смотрит на нее.

На рассказе о голодных правнуках прабабушка ломается психологически и достает пару-тройку тысячных купюр на « молоко». Аделаида обнимает размягченную бабушку, и смывается за двери с деньгами. У подъезда ее обычно поджидают довольные подружки и, весело смеясь, они бегут в ближайшее кафе « Багульник», где тут же прогуливают бабушкины деньги за пару часов.

В это время Раиса, сделав скорбное выражение лица, идет в ближайший продуктовый магазинчик и берет « под запись» лапшу и тушенку, чтобы накормить голодных детей Адочки. Трюки своей дочки Ады Раиса хорошо знает, но молчит. Считает, что матери и без того денег хватает, а любимой девочке в жизни не везет. «Что плохого, если она посидит с подружками в кафе, глядишь, может, кто из парней и увидит Адочкину хорошенькую мордашку ! Ведь такая красавица выросла! » – думает Раиса.

Пареньки и впрямь иногда попадались под обаяние Адочкиных лукавых глаз, но ,узнав про двоих детей, исчезали с ужасом на лицах. А тех, которые зазевались, оттаскивали озабоченные матери, быстро увозя, подальше от раскосых глаз Адочки, или ,«сдавая» в ряды доблестной российской армии, где прапорщики разом вправляли съехавшие мозги пареньков на правильное место.

Жила Раиса с семьей в квартире, некогда принадлежащей свекрови, матери Родиона. Свекровь Раисы, Светлана Александровна, трагически погибла в Санкт-Петербурге, шесть лет тому назад. В квартире , кроме старшего Родиона были прописаны еще его брат Игорь и сестра Лена, которые уехали из нашего города, очень давно и пытались устроиться в северной столице. Поскольку после смерти хозяйки, в квартире появились три собственника-наследника, то междуусобные разборки на тему : кто будет делать ремонт? не утихали, а значит не было никакого ремонта.

Так, и проживали в комнатах, с облупившимися обоями и облезлыми подоконниками. Я старалась не лезть к сестре с советами по поводу того, как правильно обустроить свою жизнь. Прежде всего потому, что в моей жизни не все было радужно, и служить примером для младшей сестры я никак не могла. А еще потому, что младшая сестра совета у меня не спрашивала. Свою жизнь она считала вполне достойной.

Когда я с мужем переехала, то основная нагрузка по уходу за больной мамой легла на Раисины плечи и я понимала, как это тяжело. Мама с каждым месяцем требовала к себе все больше внимания, ее настроение менялось каждый час. Иной раз с утра я набирала ее номер и долго выслушивала мамины претензии, по поводу моего невыносимого характера. Иной раз она начинала жаловаться на брата, который приезжал к ней не так часто, как этого хотелось маме.

Любые мои доводы и оправдания лишь усложняли ситуацию, мама нервничала и говорила, что она теперь никому стала не нужна, ведь она больна. И у нее больше нет денег. Брат Анатолий ,заработав пенсию, продолжал трудиться водителем на городских маршрутах, пытаясь выплатить кредит за квартиру своего младшего сына Романа. Своим старшим, сыну и дочери, Анатолий купил квартиры раньше и теперь считал себя обязанным обеспечить жильем младшенького, который закатывал ему истерики. Тем более, у Романа недавно родился сын.

Своего внука Димочку Анатолий обожал. Ведь это был внук от любимого сына. Младший Роман пользовался особой любовью родителей. Особенно, мать Азалия обожала младшего сына. От своих старших сестры и брата, Роман резко отличался внешностью. Видимо, генетика совершила на примере семьи Кропачевых какой-то странный кульбит. В семье черноволосых родителей, не отличавшихся высоким ростом, родился светловолосый гигант с ранней плешиной на макушке, широкоплечий и грузный.

Однако сосед Кропачевых, наблюдательный и ехидный Петя Птичников , как-то, выпивая в гараже, утверждал, что казусы генетики здесь не причем, а если хорошо присмотреться, то Рома напоминает ему физрука Мишку Фицика, который работал в одной школе с Азалией. Особенно, если взглянуть на квадратный раздвоенный подбородок Романа, то Ромка – фирменный Фицик.

Но не зря Аза накрепко вбила в голову брата мысль, что ему повезло жениться на святой женщине. « Ромка потому такой , что похож на двоюродного дядю Азалии! Просто фотографии его не сохранились, а то бы я вам доказал!» – горячо поясняет Анатолий ухмыляющимся мужикам. Вступив в зрелый возраст, он стал еще больше зависеть от жены. Возраст не щадил моего брата, он очень уставал, исхудал, во рту недоставало несколько зубов .

Азалия прилагала все усилия, чтобы значительная разница в возрасте между ней и мужем, максимально нивелировалась. Это у нее с успехом, получилось. Не ведающий про парикмахеров, выстриженный рукой Азалии «под горшок», мой братец выглядел забавным дряхлым стариком, хотя не достиг еще и шестидесятилетнего рубежа. Но, когда ему было смотреться в зеркало, если его рабочий график был загружен до предела.

Летом, когда Азалия уезжала в свой законный отпуск, Анатолий сторожил дом и ремонтировал хозяйственные постройки. Жена сумела доходчиво объяснить ему, что отдыхать – очень вредно для его здоровья. В свои редкие выходные дни, он старался съездить и навестить маму, привозил ей фрукты и овощи со своего огорода. Но, бывало, что домашние неотложные дела, которыми не уставала его нагружать Аза, не давали ему такой возможности . Тогда он звонил маме, по телефону и расспрашивал о здоровье. Мама всегда была недовольна, если, Анатолий говорил, что, в выходные, он не сможет приехать.

Маме была не интересна причина его отсутствия, она желала, чтобы дети всегда слушались ее и приезжали, не смотря ни на что. Часами по телефону Анатолий слушал лекции о черной человеческой неблагодарности, о том что мать, рискуя здоровьем родила его. Вырастила, отказывая себе в последнем куске хлеба и что сейчас она вынуждена обращаться к чужим людям, чтобы они принесли ей поесть. Анатолий слушал, молчал. Он, с детства привык к поучениям и нотациям.

Его супруга Азалия, будучи старше его на десять лет, помыкала им, как могла. Чтобы, поехать к матери, Анатолию приходилось отпрашиваться у жены , клянчить у нее свои же, заработанные деньги, поскольку «зарплатная» карточка брата находилась, в цепких руках Азалии. Уж, из этих рук ни одна копейка не просочится. А, приехать к маме просто так, без сумок с продуктами никто и помыслить не смел.

Думаю, нашему брату было всех тяжелее. Ведь он был кругом зависим. В детстве он рос плаксивым и обидчивым мальчиком. Мама заставляла меня следить за ним, указывая на мой долг старшей сестры. Но мне сопливый братец, таскающийся следом, как липучка, был не нужен. Проблему я решала кардинальным способом.

Колотила своего братца чем попало, отбивая малейшее желание двигаться в мою сторону. Видимо, я часто попадала по одному участку головного мозга Толика, отвечающего за самостоятельность в принятии решений. Остальное, довершила служба, в армии.

Так или иначе, выросший Анатолий так и остался тем мальчиком, который должен за кого-то держаться. Правда иногда он протестовал, когда его так воспринимали. Внутренний протест свой он выражал по праздникам, когда уходил к соседу и напивался там до свинского состояния. При этом он принимал серьезный вид и выкрикивал угрозы, в сторону своей всемогущей жены. Впрочем, на него мало кто обращал внимание.

Азалия приходила за ним вечером, взваливала на спину, тащила на себе от соседа и бросала тощее малоподвижное тело мужа на коврик в прихожей. Там он и засыпал в позе эмбриона, бормоча, размахивая руками и ругаясь матерно. С Азалией они жили уже тридцать лет. Значит, гармония между ними все же была достигнута.

Начало их законному браку положила, конечно наша мама. Когда Анатолий пришел из армии, с ним из далекого Забайкалья приехала голубоглазая девочка Наташа Лепнева. Ей только исполнилось восемнадцать лет. Девушка искрила энергией и весельем. Анатолий и Наташа были влюблены друг в друга. Они были полны надежд и уверенностью в том, что скоро поженятся, и у них все сложится великолепно.

Однако мой брат жестоко ошибался, надеясь, что любимую Наташку его мама полюбит также, как он. Наташа обладала упрямым и гордым характером. Как-то, после очередного маминого замечания, высказанного в довольно резкой форме, она имела дерзость ответить маме. Возник конфликт между двумя женщинами, одна из которых была юной и не имела опыта в искусстве домашних интриг.

А уж нашей маме этого опыта было не занимать. Ее коллеги отлично знали, что ссориться с Зинаидой Ивановной себе дороже. Не заметишь, как вылетишь с работы, потому, опасливо держались от нее в стороне. А тут сопливая девчонка смеет нагло дерзить, да еще в ее же доме. Наташа еще не знала, что в войне с будущей свекровью у нее не будет союзников.

Моя сестренка Раиса, тогда была еще маленькой, я училась в областном центре. В доме проживал мой отчим, который боялся супруги как огня. У брата не хватило мужества защитить свою девушку. Он молча слушал, как мать, день за днем, выживает Наташу из дома и плакал, жалея ее.

Через два месяца Наташа села в поезд и уехала к родителям. Она была беременна, на четвертом месяце и не сомневалась, что влюбленный Толик последует за ней. Наташа писала Анатолию. В письмах звала Анатолия к себе, надеясь на сохранение семьи. Когда, от нее приходили письма, мой брат читал их и бессильно, плакал. Броситься за ней он так и не посмел.

Привыкший во всем слушать маму, он смирился со своей судьбой. Спустя пять месяцев, Наташа родила дочь, о чем написала Анатолию. Она все еще надеялась, что он приедет. Но мама не простила Наташе ее гордый нрав и решила , что найдет сыну невесту по своему вкусу. Анатолия никто в эти планы не посвящал. Его мнение маму интересовало меньше всего.

У мамы в школе была молодая приятельница – преподаватель химии Азалия Артуровна Песенко, пышнотелая брюнетка родом из Хакассии. Коллеги звали ее – Аза. Аза имела то ли цыганские корни, то ли еврейские корни, была смуглой, кудрявой. Жила она в рабочем общежитии. Крошечная комнатка без удобств. Без перспектив на улучшение. Личная жизнь Азы никак не складывалась.

Холостые парни отчего-то не жаловали жгучую брюнетку, а женатые интересовались ею на пару-тройку ночей. Азалии было почти тридцать, она стала поправляться. Вскоре ее фигура стала походить на тугую дыньку. Горячее молодое тело, кольцами выпирало из складок сарафана и угрожающе распирало застежки на огромной груди Азы. Оно требовало реализации в любви и материнстве, но надежды на брак улетучивались.

Замужние подруги остерегались приглашать Азу в гости. Уж больно томно она смотрела на их мужей. Поэтому Азалия Артуровна стала дружить с женщинами постарше, которые были уверены в своих мужьях или уже безразличны к ним. Моя мама не боялась, что у нее отобьют мужа ее коллеги. Вряд ли нашлись бы такие желающие. Хотя мой отчим был высок и красив, покуситься на него можно было только рискуя, собственной жизнью. Коллеги мамы отличались жизнелюбием и рассудительностью. К тому же, отчим был, отчаянно влюблен в маму. Он любовался ее зелеными глазами, приносил с работы букетики полевых ромашек и подчинялся жене безоговорочно.

Все чаще крутобедрая Аза прибегала к нашей маме после школы. Приносила бутылочку сладкой наливки, и плакалась на свою загубленную девичью судьбу. Недавно, еще один потенциальный кандидат в женихи, Пашка Кузин, заядлый охотник и рыболов отлучил Азу от своего дома.

– А ведь я, Зинаида Ивановна, помогала делать ему его проклятые чучела, прибиралась в доме, щи ему варила! – жаловалась Аза, наливая наливку из рябины, в свою рюмочку. При этом она сладострастно посматривала на худощавого стройного Анатолия и вздыхала: Вот какой славный у вас сын вырос , Зинаида Ивановна. Жаль, что молод ! А так бы, я… Вначале, мама не придавала значения репликам Азы. Уж больно большой казалась ей разница в возрасте между Анатолием и ее приятельницей. К тому же Азалия Артуровна когда-то преподавала Анатолию химию в школе, он видел в ней только, учительницу.

Но однажды Анатолий прочитал письмо от Наташи и решительно сказал : Мама, я возьму отпуск и поеду к Наташке! Попрошу прощения, помиримся. Мама задумалась: Вот уедет единственный сыночек, к своей Наташке. Оставит она его там, в далеком Забайкалье. Не наездишься, в такую даль… Не видеть ей, больше, Толика…

Зинаида Ивановна любила своего сына. Толик обладал тихим покорным характером, беспрекословно выполнял мамины поручения : съездит, сходит, отвезет, привезет… Вся ее надежда на сыночка. Куда же матери, без него? Решила, что пора действовать. Пошептавшись с Азой, мама на следующий вечер отправила сына к ней в общежитие якобы «со срочной запиской». Дело было поздно вечером. Анатолий нехотя собрался и понес записку к Азе. Он не привык перечить матери. Надо, так надо.

Азалия Артуровна встретила Анатолия в коротком домашнем халатике, то и дело расстегивающемся на пухлой груди. В благодарность « за срочное письмо» пригласила оторопевшего Толика к столу, на котором стоял (совершенно случайно!) графинчик с ледяной водочкой и дымилась жареная картошка. Анатолий, худой как жердь, любил хорошо поесть. После третьей рюмки, мысль о сексе с бывшей учительницей уже не стала казаться такой уж безумной. Затащить моего безвольного брата в постель не составило большого труда. Он пришел от Азы утром, ошеломленный темпераментом учительницы, но скоро забыл о ней, как о мимолетном приключении.