И посетителя посетила смерть. Книга II. Другая чаша

На море каждая пара рук на вес золота, поэтому казнью был рабский труд. До полудня Отто выворачивало наизнанку от смрада, исходившего от голых, грязных тел бритоголовых товарищей по несчастью. Но уже на закате солнца он ко всему сделался безучастен, утратив ощущение своей самости, которая растворялась в липком поте, грязе и хриплых стонах. Когда палубу поглотил мрак, Отто забылся сном, уронив голову на весло..

В предутреннем тумане вырос чужой корабль. Удар о борт был таким сильным, что весло, на котором спал Отто, с треском раскололось. Он упал в проход как скошенная трава. Там на него и наткнулась Карола – женщина с корабля, взявшего их судно на абордаж. Скользнув взглядом по мускулистому телу Отто, она испытала смешанное чувство сожаления и раздражения. Так огорчается и негодует ценитель, заметив под ногами испорченную статуэтку. Карола велела окатить гребца ведром морской воды. Отто вздрогнул и пришел в себя. ВалькирияCXXVIII, не обращая внимания на жалобные стоны, вытащила из его тела вонзившиеся щепки, затолкала в рот ломоть хлеба, обильно политый вином, и велела матросам отнести его на корабль-победитель. Так Отто сменил короткую цепь у банки на длинную цепь у ютаCXXIX.

Карола не была гулящей девкой, взятой в плаванье подвыпившим капитаном. Она сама была капитаном. Ради удобства Карола носила матросские штаны, сабельная перевязь схватывала пышную грудь крест-накрест. С этими саблями она не расставалась и ночью, также как Отто не разлучался со своей цепью, являясь на зов. Всё совершалось в безмолвии. В капитанской каюте он был всё тем же гребцом, от которого требуются чувство ритма и физическая сила, вся, без остатка. Это не могло превратиться в любовь или страсть, тем более в дружбу.

Однажды он расшатал цепь и, прижав её к груди, чтобы не звенела, прокрался с юта на бак и занял там место умершего раба. Он изрядно промучился, прежде чем голыми руками ввинтил уключину цепи в пустовавшее отверстие в балке.

Утром, увидев Отто среди гребцов, Карола лишь приподняла правую бровь. Этого было достаточно. Надсмотрщик ударил снизу вверх. Скользнувшая следом цепь потянула Отто ко дну, и это стало спасением: иначе он оказался бы под килем столь неожиданного покинутого судна. Так и не сумев избавиться от цепи и потеряв счёт времени, Отто благодаря галерному чувству ритма безошибочно угадывал, когда следовало поднырнуть под волну, а когда оказаться на её гребне.

«И был вечер, и было утро: день третий…» Его выловил проходивший мимо корабль папского легата. Срок вычислил епископ Леонард после долгих расспросов и вручил спасённому Библию, отметив закладкой нужную страницу. На следующий день Его Преосвященство с удовлетворением отметил, что будущий корсар церкви водит пальцем по строчкам: «И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так. И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями…»

8

Московское великое княжество,

в устье Вычегды,

в год 6918 месяца страдника в 20-й день,

после шестого часа

Еловое ложе. Змеевик

Ватага готовилась к ночлегу, расчищая поляну от сучьев и каменьев под лежбище. Заготовленные еловые лапы ждали поодаль. Распрощавшийся с ветвями ствол подтащили к костру. Огонь лизнул кору, она угрожающе зашипела.

– Даже не интересно, – пожаловался Кириллу Власий, вернувшийся с обильным уловом. – Руками ловить можно. Ты только глянь!

Но Кирилл смотрел не на серебристую сёмгу, прихваченную кормчим под жабры, а на висевшую на груди медную пластинку, которую минутой раньше принял за иконку. Но теперь с неё смотрели… змеиные головы!

9

Московское великое княжество,

в устье Вычегды,

в год 6918 месяца страдника в 20-й день,

после шестого часа

Знак на пути к Золотой бабе?

Когда Отто ушёл и унёс с собой карту, Пашутка принялся изучать сосну, так впечатлившую немца. Чуть выше уровня человеческого роста на голом стволе тянулся длинный затёс, на котором виднелся глубокий как клеймо знак. Мало того, приглядевшись, он заметил на ветвях светло-серый скруток. Эта сосна – чьё-то поминальное дерево, а береста – остаток той, что покрывали покойника? Пашутка знал только одного человека, который умер тут.

10

Воспоминания

пошлого купца Павла Васильевича Дуркуя

о событиях 6893 года

Бориско лежал, а я поначалу даже перевязывал его раны. Но какая за это благодарность? Мальчишка отказывался открыть мне, как выглядит тот знак, который оставлял его дед на своем пути к Зарни Ань. Согласитесь, кусок хлеба нужно заслужить, и я им делился с мальчишкой, как суровый в своей правоте отец. Мне было горько видеть его упрямство, с каким он твердил, умирая с голоду: «Не знаю.. ничего не знаю…»

Пашутка впал в оторопь. Ему не терпелось бежать прочь от непрошенного видения. Не говоря уже о том, что он не испытывал желания столкнуться нос в нос и с рыжим монахом, и с кем бы то ни было из ушкуйников. Но, его как магнитом притягивала карта, которую он заприметил у немца. Что если там отмечен путь к Золотой Бабе? У Пашутки вспотели ладони. Если бы карта была его, он бы затвердил её и сжёг. Понянчив в ладони кресало, он аккуратно хихикнул. («Именно так я и поступлю, как только карта окажется у меня…»)

11

Московское великое княжество,

в устье Вычегды,

в год 6918 месяца страдника в 21-й день,

до утрени

Череп галерного каторжника. И здесь топор!

Холодный, бодрый рассвет готовился встать над тайгой. Озябший Отто хмуро брёл по щиколотку в тумане к реке. Споткнувшись о полено, он подумал было, что сошёл с тропинки, но нет: оно было аккурат посередине.

– Zum Donnerwetter noch einmal in der Fruhe!8 – выбранившись, Отто от швырнул полено и, прихрамывая, продолжил свой путь. Он не любил утро по привычке. Ведь на корабле день начинался с вычерпывания воды и приборки. В любое ненастье матрос обязан, закатав штаны, босиком шлёпать по ледяной воде, отдраивая палубу, поэтому сейчас ничто не заставит Отто окунуться. Зачерпнув воду в пригоршню, плеснул на бородатое лицо. («Dem Reinen ist alles rein!»9) Потрогал ёжик на голове и поморщился: теперь нельзя сказать – лысый, как череп галерного каторжника. Сняв с себя куртку и, пристроив на камень сосудец для разбалтывания мыла, взялся за бритвенный нож, а подкравшийся к нему из-за спины человек – за топор с длинной рукояткой…

Власий открыл глаза и осторожно высвободил руку, за которую и во сне держалась Анка. Костёр догорел, еловый ствол обуглился и покрылся как мхом пушистым слоем золы.. Что-то было не так, но что именно кормчий спросонок не мог понять. Так и есть! Ещё с ночи, помочившись на полено с особым заговором, положил его поперёк дорожки, заперев ночлег от всякой нечисти, а теперь полено исчезло. Власий припустил к реке. Как оказалось, не зря. На валуне лежал человек. Свесившиеся руки не сопротивлялись течению реки.

– Отто! – кормчий, подсунув ладонь, приподнял голову: немец застонал.

– Живой! – обрадовался Власий, взваливая его на плечи.

Всполошившиеся ушкуйники кинулись врассыпную кто в парму, кто к реке – искать обидчика. Власий и Анка хлопотали над раненым.

– Обухом били, посему убивать не мыслили? – поскрёб в затылке Кирилл.

– А шут его знает, наши вообще исподтишка никого не тронут. В пьяной драке – известное дело, всякое бывает, а чтобы вот так, из-за спины красться..

– Но ведь и в лесу кроме нас ни души, – возразил Кирилл и тут же вспомнил взгляд на него самого из ельника. – А может, зверь?

– Окстись, батюшка, на берегу топор валяется.

Отто, не забывая тихо постанывать, мучительно соображал: что безопаснее – сказаться впавшим в беспамятство или признаться, что ему уже лучше? Лихорадочно метущейся рукой он ощупал себя самого и ложе, – куртки не было. Тогда он зашептал в последней надежде сначала тихо, затем всё требовательнее:

– Es ist kalt! Холодно, очень холодно!

Сидевшая рядом с ним Анка укрыла его шкурой. Она была затвердевшей и дурно пахла рыбой, но не это огорчило Отто. Напряженно сведя брови, он пытался вспомнить, кто и когда мог видеть у него эту карту. («Я доставал её, когда сличал с отметкой на дереве, но рядом со мной никого не было…»)

– Анка, – нарочито громко сказал наблюдавший за ним Власий, – оставь его одного, сколько можно над ним сидеть!

– А если Gevatter Tod10 ещё раз придет?! – вскинулся Отто.

– Господи боже мой, – заскрежетал зубами Власий, – ну надо же было такому случиться! Да ещё в самом начале пути! И чего же теперь ещё ждать?!.

– Если поймём, почему, то и найдём того, кто это сделал, – Кирилл косолапо переступил с ноги на ногу.

– Да что искать, батюшка! Это всё Иван Кочерин..

– Как Иван? – переспросил Кирилл севшим вдруг голосом.

– Да я своими глазами видел! – бросил через плечо Власий, удаляясь прочь.

12

Московское великое княжество,

в устье Вычегды,

в год 6918 месяца страдника в 21-й день,

перед третьим часом

Подозрение. С опущенным забралом

Макарию никак не удавалось улучить минуту, чтобы остаться один на один с Сатаной, чтобы высказать ему всё, что о нём думал. Но вокруг все время сновали взбаламученные ушкуйники: день вот-вот перевалит на вторую половину, а об отплытии никто и не вспоминает. Макарий потерянно опустился на мох. Все вокруг только и делали, что говорили о том, кто бы это мог быть – тот, кто едва не зарубил топором немца. Но Макарию догадки были ни к чему, он отлично знал того, кто это сделал. Сильный толчок в плечо заставил его оторваться от тягостных дум. Посмотрел вверх – Сатана, лёгок на помине. Черные глаза из-под войлочной шляпы смотрят насмешливо, а во всей фигуре напряженная настороженность:

– Чего куксишься?

– А то сам не знаешь, – ответил Макарий, глядя в сторону.

– А если и действительно не знаю? – и тут же, поразмыслив, хмыкнул: – Нет, кажется, знаю. Ты думаешь, что это я, да?

– Ну, не я же.

Сатана рассмеялся почти весело:

– А и то верно! – и опустил на лицо холстину, как забрало шлема.

13

Московское великое княжество,

в устье Вычегды,

в год 6918 месяца страдника в 21-й день,

после третьего часа

Под подозрением. На кургане, на варганеCXXX

Земля, качнувшись, накренилась, но Отто и привычно обрёл равновесие, расставив ноги как на палубе. В минуту опасности чужой язык усваивается необычайно быстро. Иначе как бы он понял смысл слова, слетевшего с языка герра капитана? («Топор – der Beil!») Память тут же услужливо воскресила увиденное Отто в Устюге на причале: боевой топор в складках одежды одного из молчаливых попутчиков. Итак, если они действительно торговые иноземцы, то кому как не им нужна его карта! Сказать капитану? Но ведь это он взял их на ушкуй. Отто поковылял к костру. Там сидел сумрачный Власий. Кормчий ткнул пальцем в гвозди с глубокими зазубринами, вколоченные в длинную рукоятку:

– Вот этим тебя и причесали.

– Der Tebel hol mer! Ich war im Unrecht11…

Изнутри Кирилла колючками репейника покалывала досада. Утреннее происшествие не оставило и следа от радостной взволнованности. Вычегда больше не выглядела рекой Времени. Кирилл чувствовал себя снова так же, как на берегу Волги, Волхова или Неро-озера: то же смутное ощущение опасности, та же крадущаяся поступь зла, та же тяжелая усталость от нескончаемого поиска того единственного кончика нити, ухватившись за который, бог даст, удастся распутать весь клубок. Пока же ясно одно: и здесь всё то же, что уже случалось и в Оршинском монастыре, и в пустньке Окула, и в ските у Параскевы, и в Григорьевском затворе. А что изменилось? Рядом нет Епифания. Значит, весь клубок покатился следом уже за ним одним. («Либо ты, Кирюша, стал без меры подозрителен и впустую принимаешь всё на свой счет, либо попадать тебе и впредь из кулька в рогожку. Но даже если так, причём тут этот немец?»)

Кирилл засопел, на ощупь отыскивая в дорожной суме туесок. Зыркнул по сторонам, зачерпнул пальцем мед и зажмурился от удовольствия. «Кедровый! – И тут же открыл глаза, запылавшие неподдельным интересом: – А какие они, эти кедры? А здесь они растут? А пчелы тут есть? А пермяне бортничеством промышляют?» Мед растаял на языке, и Кирилл, опомнившись, одёрнул себя. («Вот стыдоба! Ты, Кирюша, о чем-нибудь, кроме мёда, думать способен?»)

Власий, переложив топор из правой руки в левую, отвёл еловую лапу, заграждавшую путь, и повелительно посмотрел на Отто. Тот решил не спорить. Побрёл впереди, стараясь предугадать, к реке его направляет кормчий или к капищу. Власий тронул его за правое плечо, и Отто понял – к капищу. Три деревянных собрата грозно взглянули на пришедших. У Отто заломило в затылке так, что он едва устоял на ногах. Широко раскрытыми глазами немец наблюдал, как топор в руке герра капитана описывает дугу… Отто втянул голову в плечи..

– Ты, Велес, и вы, боги Ена! – Капитана было не узнать: плечи опущены, брови умильно подняты. – Не гневайтесь и позвольте продолжить наш путь.

Старая сосна качнула лохматыми ветвями. Приняв это за добрый знак, Власий размахнулся было, чтобы вогнать топор в лежавшее бревно, но раздумал, тихо положил в сторонке от остальных подношений.

– Вот, возвращаю..

Отто, облегченно вздохнул: значит, герр капитан ничего против него не замышляет. Это главное, а то что он битый час оправдывается перед деревом, так это пожалуйста. Каждый имеет право zu Kreuze kriechen12. Пятясь, Отто стал обшаривать взглядом бревно с подношениями и подходы к нему. («Чтобы вернуть топор на место, капитан пришел сюда среди бела дня. А тому, кто взял топор, пришлось сделать это крадучись. Как ему удалось keine Spuren hinterlassen?13») Власий чувствовал звенящую тревогу. Она нарастала, заполняя душу, обручем сдавливая голову. Рука сама потянулась к висевшему на поясе берестяному кошелю. Чернёный варган лёг на ладонь таинственным ключом. «Здравы будьте! – Власий вдохнул в варган свое обращение к земле, на которой стоял, к парме, которая обступила со всех сторон, к реке Вычегде, нёсшей свои воды в Великую Пермь. – Простите нас и станьте другами и защитниками». Варган, ожив, подхватил слова Власия на вздохе. Звуки пробежали дрожью по губам и унеслись прочь, перерождаясь в трепет листьев и рябь на воде..

Отто к сотворённой музыке остался безучастен. Он весь обратился в зрение и не зря: из опавшей хвои выглянула грибная шляпка. Этот junger Steinpilz14 не походил на те, к каким немец привык на родине. Наклонился сорвать, – гриб легко оторвался от земли: «Так это не гриб, а хлебцы, положенные друг на друга!» Отто не знал, как они назывались, но он видел, как их раздавали в церкви. Обронить тут такие мог только der himmlisch Lotse! Отто оторвал взгляд от просфоры и вскрикнул: из зарослей за ним наблюдал небесный лоцман.

14

Московское великое княжество,

в устье Вычегды,

в год 6918 месяца страдника в 22-й день,

после утрени

Поспешное отплытие. Соблазны большие и малые

Отплыли, едва небо осветилось всполохами – предвестниками зари. Грузились молча и поспешно, словно опасаясь, что если промешкают хоть малость, ещё что-нибудь случится. Иван посмотрел на ушкуй Власия. В последний миг Кирилл отпросился туда, зачем именно, объяснять не стал: мол, так, простой пустяк. Хоть бы помолиться не позабыл о благополучном исходе пути. Высмотрев Кирилла, Иван показательно, в два взмаха наложил на себя крест…

Ушкуи рассекали речную рябь, подгоняемые попутным ветром. Мимо плыла зеленая тайга, в которой просыпался, пробуя горло, стоголосый птичий базар.

– Не отрываю от кормчих дел? – Кирилл подсел к Власию.

– Да нет, батюшка, пока наш кормчий не я, а ветер.

– Славно, – обрадовался Кирилл, – может, тогда мою просьбу исполнишь?

– Какую? – Власий ещё не забыл, как Кирилл вынудил всех хором читать молитву.

– Ты вчера на этакой занятной штуковине играл..

– Тебе и это не нравится!

– Ещё как нравится! – смутился Кирилл и выпалил: – Научи меня!

– Вот так так! А тебе разве можно? – подначил его Власий.

– Ты прав, не подобает осквернять свои чувства видением и слушанием игранья, плясанья и гуденья. Но пытливость утолить – меньшее из зол.

– Как знаешь, – усмехнулся Власий, открывая кошель и доставая оттуда завёрнутые в белый лоскут три варгана.

– Они чем-то, кроме величины, отличаются?

– У каждого свой голос. Бери, какой глянется.

Кирилл выбрал с ручкой побольше.

– Теперь приложи его к зубам, да так, чтобы между ними проходил язычок.

Кирилл, примериваясь, высунул кончик языка.

– Не твой, а варгана! – хмыкнул кормчий. – Смотри: теми же пальцами, что крестишься, держишь варган с внешних боков, а большим пальцем – с внутренней стороны. Другой рукой, указательным пальцем, ударяешь по язычку. В твоем варгане он мягкий, а в моём – хлесткий.

Кирилл приложил ко рту и дёрнул.. Железная полоска, дребезжа, ударилась о зубы. Звук прерывисто всхлипнул и стих.

– Прижимай плотнее. И бить надо уверенно, но не слишком сильно, причём чтобы не один только указательный палец двигался, а вся рука. Смотри!

Кириллу казалось невероятным, что всё это лишь дыхание человека, претворённое в музыку. («Игранья и бесовского пенья и блудного глумленья…» CXXXI Впал ты, Кирюша, в соблазны малые, как это варганное пенье, и большие, как створенные прелюбы. Епитимьи тебе по истечению путешествия не миновать..»)

– Ёй-ё-ёй! – угадал, наигрывая, Власий, настроение своего ученика.

– Он ещё и разговаривает? – Кирилл с сомнением посмотрел на варган, лежавший у него на ладони.

– Дай, твой тоже так умеет. Вот влюбленные договариваются, – звуки, рассеиваясь, возвращались обратно, чтобы разрастись: в – л – е – с – у…

– Кирилл вздохнул укоризненно..

– Ну ладно. Давай о другом.

– Он поднёс варган к губам – язычок, повинуясь, проплясал весёлым дождиком. Капли то учащаясь, то замедляясь звонко падали, обгоняя друг друга. Власий опустил варган – последние звуки разошлись невидимыми кругами. Но уже через мгновение раздался конный топот. Он приближался, а вместе с ним нарастала и тревога. Власий отнял варган от губ – стреноженные лошади встали.

– Дарю! А мне пора за дело. Железные врата Вычегды позади, так что – олан-вылан, Пермь!

15

Вопрошания Кирилла

по дознанию в пути из Великого Новгорода

в Устюг, а уж оттуда до Пермской земли

Достав листки, Кирилл со вздохом отметил, что вопросов всё больше и смысл их всё тревожнее. («Ты, Кирюша, тайнописи хоть и малость, но обучен. Поостеречься бы, хоть так, как Киприан, подвергнув подмене некоторые из букв…») Согласившись с самим собой, Кирилл сначала решил доверить мысли бумаге обычным способом, а потом уж переписать их с предосторожностями.

События 6904 года

+ Отъезд митрополита Киприана в Литовскую Русь для переговоров с Польским королем Ягайло, сыном Ольгерда, и с Литовским князем Витовтом, двоюродным племянником того же Ольгерда и тестем Василия.

+ Встреча с князем Витовтом и с Василием в Смоленске, празднование Пасхи вдали от Москвы.

+ Смерть, посетившая Стефана Пермского в Москве, который спешил на встречу с Киприаном.

+ Смерть, настигшая князя Скиригайло, сына Ольгерда, в Киеве на пиру на митрополичьем дворе Киприана.

+ Несостоявшаяся уния между православной и римской католической церковью.

Встречи Киприана со Стефаном

+ Начиная с 6890 года (за исключением 6898 года, когда встречались в Твери из-за суда над тверским епископом) все они были в Новгороде.

+ Встречи были вызваны значимыми событиями.

Список, состоявший из семи встреч (если считать последний приезд Стефана в Москву), навёл на вопрос, вывавший смятение в душе Кирилла.

Зачем нужно было встречаться в Новгороде?

?Почему не в Москве, до которой из Перми на треть ближе?

?Как часто бывал Стефан в Москве после поставления в епископы?

Почему Стефан нёс слово Божие не на русском, а на пермском языке?

?…это было влечением к своей прародине (Пермь, судя по тому что рассказывала старица Дарья, был родиной матери Стефана)?

?…это было игрой ума премудрого книжника, для которого не представлял трудности не только церковнославянский, но и греческий?

?…это было стремление сохранить свободу мысли (иначе что значит в «христово имя верующие», о котором говорил отец Василий)?

?…это сделано с благословения Пимена или Москва не входила в подробности того, на каком языке будет проповедовать Стефан?

Правда ли?

По-прежнему не найдя ответы на вопросы, которые у Кирилла возникли еще в самом начале пути, он дописал сюда новые:

?…что новгородские ушкуйники лишились доступа к сокровищницам Великой Перми из-за Стефана? Правда!

?…что шаманы и пермская знать желали смерти Стефану?

?..что священство не поддерживало Стефана, потому что Московский князь пожаловал ему преимущества перед прочими владыками по управлению епархией и в делах судных?

?…что Московский князь отдал Стефану в архиерееву вотчину богатейшие пашни и луга с правом беспошлинной торговли для пермян?

?…что в пермских сокровищах природы была нужда великая и у Москвы, и у Новгорода, и у Литвы, и у Орды да мало ли еще у кого?

?…что Стефан настаивал на ослаблении даней для Перми?

?…что многие подозревали его в том, что он сокровищами этими владеет сам и делиться не хочет?

?…что Стефан был активным сторонником самостоятельности государства русского под началом Москвы и сохранения церкви как православной, а не унитарной, а значит – если узнал о тайных переговорах, то неминуемо стал их противником?

Почему?

?Почему Стефан поспешил в Москву к Киприану?

?Почему Стефан не вернулся именно из Москвы?

?Почему и спустя тринадцать лет идет охота за его письменным наследием?

?Кто и что в них ищет? Сатана-Макарий? По чьей указке? Курии Папы Римского? Князя Витовта? Владыки Иоанна и новгородского пошлого купечества? Московского князя Василия? Или вовсе нового митрополита Фотия и стоящей за ним Патриархии в Царьграде?

…Поискав и не найдя мёда, Кирилл принялся высматривать буквы, подмену которых ему надлежало совершить, чтобы затем приняться за посох. Работа с накладками подвигалась так быстро, словно кончикам пальцев сами собой передались все смутные подозрения Киприана. Он вырезал, почти не задумываясь. Вот Стефан и с ним еще один его собрат идут на собор. ОрарьCXXXII на диаконе безгласно призывает к молитве и покаянию (было бы только кому), и епитрахильCXXXIII тяжким бременем спускается Стефану на грудь… Духовенство по пустяшным вопросам не собирается. Как выразить важность вопросов, которые надлежит обсудить на этой встрече? Резец в руки Кирилла замер лишь на мгновение.. Да вот как! Впереди малолюдного собора, возглавляемого Стефаном, несколькими штрихами обозначилась фигура младого мужа. Да, потому что речь идет о будущем! А в руках он будет нести… Поразмыслив, Кирилл решил, что тот не будет нести хоругвьCXXXIV (это запутывало бы, уводило бы от главного смысла Стефановского собора). Подумав еще, Кирилл вручил своему молодому герою стяг русской дружины. Вот так тем самым и можно подчеркнуть значимость этого соборного движения. О судьбах всей земли русской речь, о будущности и государственности…

Смахнув с колен костяную пыль, осевшую на черной ризе («Вынужден признать, она уже изрядно выцвела за время моих странствий и выглядит так, будто я принял постриг не полгода назад, а весь свой век в этой одеже хаживал…“), Кирилл взялся за новую накладку. С ней и вовсе дело пошло споро. Изобразив князя-старого знакомца, несогласие Стефана с которым он уже обозначил на самых первых накладках, Кирилл добавил еще князей («Там видно будет, кто есть кто. А пока важно противопоставить их собрание собору Стефана и тех, кто с ним…“), но не забыл и о лицах духовного сословия («Увы, но иным из них тоже место более не на Стефановом соборе, а среди княжеского толковища, ибо власти алчут не менее…“).

Хронотоп V.

Рекрут первого набора

1

Речь Посполитая, между Белостоком и Гродно,

в расположении шведских войск,

в год 1706 месяца генваря в 23-й день,

перед утреней

Под Гродно сыто ухали пушки. Шведская артиллерия довершала то, что до неё сделали кавалерия и пехота. Сорокатысячная российская армия, укомплектованная рекрутами первого Петровского набораCXXXV, оказалась запертой в городе.