Ножевая атака

Зверев поманил за собой Кравцова, и они вышли из кабинета.

Глава вторая

Дав Корневу обещание разобраться в деле, Зверев особо не спешил. Он сходил в заводскую столовую, пообедал, съев два вторых и выпив два стакана клюквенного киселя. Потом посидел в курилке, выкурив пару сигарет, в компании с архивариусом управления Эмилией Эдуардовной Сониной, худощавой пятидесятилетней женщиной с огромными фиалковыми глазами. Эмилия Эдуардовна, завидев Зверева в курилке, тут же принялась рассказывать ему сюжет только что вышедшего на экраны фильма про подводников под названием «В мирные дни». Особо Эмилия Эдуардовна восхищалась прекрасной работой режиссера фильма, равно как и прекрасной игрой молодых актеров Тихонова и Юматова. Терпеливо выслушав описание первой половины сюжета, Зверев извинился и покинул Эмилию Эдуардовну, пообещав непременно вернуться к обсуждению данного фильма в ближайшее время.

После этого Зверев направился в лабораторию и взял у криминалиста Лени Мокришина тот самый нож, который был обнаружен на месте преступления. Завернув нож в газету, Зверев явился к Кравцову. Когда Павел Васильевич вошел в кабинет следователя, тот уже беседовал с очередным свидетелем.

Перед Кравцовым сидел светловолосый молодой мужчина с пристальным взглядом и волевым подбородком, на правой щеке у него был свежий кровоподтек. Отличная выправка незнакомца тут же бросилась Звереву в глаза. Наверняка воевал. Но не в пехоте, а где?.. Для танкиста высоковат, скорее всего – летчик или моряк. На вид собеседнику Кравцова было чуть больше тридцати. Лицо самое обычное: красавцем не назовешь, но именно таких женщины обычно больше всего желают видеть рядом с собой по вечерам, рожать от них детей и при первой же возможности затаскивают в ЗАГС. Уверенный в себе, подтянутый и надежный как скала.

Зверев, который обычно не был склонен к сантиментам и не привыкший церемониться, с ходу не стал вмешиваться в разговор. Он подошел к столу, выдвинул верхний ящик и положил туда завернутый в газету нож. После этого Павел Васильевич молча сел на стул справа от пока еще не знакомого ему свидетеля вчерашнего убийства.

Кравцов, которому явно не понравилось то, что Зверев так вольготно чувствует себя в его кабинете, покачал головой и, повернувшись к светловолосому, задал ему очередной вопрос:

– Значит, вы утверждаете, что инициатором драки был именно ваш игрок, а вовсе не Ярушкин?

Мужчина пожал плечами:

– Ну, это как посмотреть! Просто наш Юрка личность своеобразная. Вы же его видели – красавчик, ни дать ни взять. Себя считает неотразимым, и если уж ему кто приглянется…

И тут Павел Васильевич решил вступить в игру:

– Простите, а Юрка – это кто?

Светловолосый глянул на Зверева и тут же вопросительно посмотрел на Кравцова.

– Это майор Зверев. Начальник оперативного отдела. Это наше местное светило. Гений сыска, так сказать, – не без сарказма сообщил Кравцов. – Прошу вас, если он будет задавать вам вопросы, пожалуйста, отвечайте.

Зверев скорчил рожу Кравцову и тут же насел на свидетеля.

– Вы уж простите меня, товарищ! Но давайте уж все по порядку и сначала. Если я правильно понял, вы игрок клуба «Труд»?

Светловолосый еще раз посмотрел на следователя, тот что-то буркнул себе под нос, встал и отошел к окну. Зверев тут же поднялся и занял место за столом.

– Совершенно верно! Карасев Василий Васильевич, игрок смоленского клуба «Труд». Проживаю в Смоленске, не судим… не привлекался… что там еще нужно в таких случаях говорить? – усмехнулся Карасев.

– Воевали? – прищурившись, поинтересовался Зверев.

– Нет!

– Тогда хотя бы служили?

– Не воевал и не служил!

Зверев напрягся. Выправка собеседника очень уж походила на военную. «Это надо же так ошибиться! Видимо, старею», – подумал Зверев.

– Работаете?

– Работаю!

– Кем?

– Экспедитором на хлебозаводе. А то, что не служил… Сами же понимаете, хороших спортсменов не всегда брали на фронт…

– Не брали. Если, конечно, они сами туда не стремились.

– Вы меня за это осуждаете?

– Никоим образом. Итак, давайте вернемся к вашему Юрке!

– Юра Липницкий! Наш главный бомбардир! Три гола, между прочим, забил!

– А вы сколько-нибудь забили?

Карасев снова взглянул на Кравцова, тот продолжал смотреть в окно, словно происходящее его не касалось.

– Я забил два! Я же говорил, что я хороший игрок…

– Вы нападающий?

– Правый полузащитник. Я часто подключаюсь к атаке, и, как видите, не зря! – с гордостью поведал Карасев.

– Хорошо! С голами мы разобрались, теперь перейдем к главному. Если я правильно понял, вы утверждаете, что драку затеял ваш нападающий Липницкий?

Карасев тихонько рассмеялся.

– Он ее спровоцировал.

Зверев подался вперед.

– Поясните.

– Все произошло из-за того, что Юрка стал в открытую флиртовать с той хорошенькой местной девицей.

– Значит, драка произошла из-за девушки?

– Эта девчонка, надо сказать, очень даже ничего. Липницкий сразу на нее глаз положил. Ярушкин, как только это понял, тут же к девушке подскочил, после чего, похоже, они поругались.

– Ярушкин и девица?

– Ну да! Ярушкин от девушки отошел, а Юрик наш тут как тут, здрастье пожалуйста, к ней тут же подкатил, они о чем-то поговорили, а потом танцевать пошли.

– А вы при этом за ними все время наблюдали?

– Так интересно же!

– Хорошо, продолжайте.

– Ну потанцевали они, девица вроде бы как на место хотела пойти, а Юрка ее удержал – что-то на ухо шепчет, улыбается. Тут уже Ярушкин этого не выдержал, подошел к Липницкому и что-то сказал…

– Что сказал?

– Этого я не знаю, но определенно не прическу его стал нахваливать. Когда эти «петушки́» к выходу пошли, я сразу понял, что сейчас заварушка будет.

– И из любопытства направились следом?

Карасев пожал плечами.

– Я вам так скажу, товарищ майор, мне наш Юрка Липницкий как человек не особо симпатичен, но мы ведь все-таки одна команда. А команда своих в беде не бросает. Когда мы увидели, что вслед за Ярушкиным все его дружки потянулись, то тоже к выходу пошли.

– А кто конкретно? Назовите фамилии!

– Рузов, оба Черенковы, Лебедев, Михальченко, да все! Вся наша команда побежала. Местные футболисты, поняв, что что-то назревает, тоже повалили в лесок. А ведь Жбан нас предупреждал. После того как местные продули, можем и нарваться. Как в воду смотрел.

– Жбан – это ваш тренер? – уточнил Зверев.

– Он! Жбанов Александр Александрович, мы его в лицо Сан Санычем зовем, а за глаза Жбаном. Хотя бывает и не за глаза. Он не обижается, нормальный мужик. Так вот я и говорю. У выхода давка, билетерша орет, я когда на месте оказался, Липницкий с Ярушкиным уже дрались.

Зверев вынул из стола завернутый в газету нож.

– Вы видели в руках у Ярушкина вот этот нож?

– Лично я ножа не видел. Ни этого, ни какого другого. Они дрались один на один, как говорится, все честь по чести. И молодой этот, надо сказать, умело кулаками махал, но куда ему с Юркой Липницким тягаться. Тот ведь, кроме всего прочего, еще и перворазрядник по боксу. Так вот, повозился с ним Юрка и поймал на встречный. Ярушкин рухнул как подкошенный, а эти щеглы тут же на Юрку набросились.

– Кто набросился? Вы, я так полагаю, сейчас имеете в виду не одноклубников Ярушкина, а местную шпану.

– Их, кого же еще! Мы, когда эти сопляки Липницкого повалили, уж ждать ничего не стали, налетели на местных, а вслед за нами и спартаковцы включились. Кто-то разнимать пытался, а кто-то тут же стал кулаками махать. Короче, такая свистопляска пошла, что не сразу разберешь, кто за кого и с кем. – Карасев усмехнулся и потрогал отекшую скулу. – Их по двое-трое на каждого нашего приходилось, и вот он – результат.

Зверев изобразил, что понимает, и задал очередной вопрос:

– Скажите, а после того как Липницкий упал, он тут же встал или остался лежать?

– Не знаю, когда началась драка, я смотрел только на тех, кто стоял передо мной. Сами же, наверное, представляете, как это бывает.

– Полагаю, спрашивать у вас, видели ли вы, с кем непосредственно дрался Зацепин, не имеет смысла? Он точно в драке участвовал?

– Участвовал. А вот кто против него стоял… Тут уж извините, темно было.

Поблагодарив Карасева, Зверев попрощался с ним и попросил Кравцова пригласить следующего свидетеля. Им оказался вратарь смоленской команды. Не меньше метра девяносто, чернявый и сухопарый, Андрей Геннадьевич Михальченко вошел в кабинет и занял место, где только что сидел Карасев. Этому в драке досталось определенно больше. Под левым глазом у мужчины красовался огромный синяк. Правая рука была загипсована и висела на лямке.

Так же, как и полузащитник Карасев, вратарь смолян тоже не понравился Звереву. Дерганый и всем недовольный, он с ходу начал возмущаться:

– Ну наконец-то, а то сижу у вас тут уже второй час, а у меня, между прочим, рука сломана! Да-да! – Михальченко приподнял руку, демонстрируя свеженаложенный гипс. – Сначала эти уроды меня поломали, а теперь еще и вы надо мной измываетесь! Допросы, расспросы, следственные эксперименты! Юрка Липницкий в своем стиле! Охмурил малолетку, а нам всем из-за него отдуваться пришлось! Я сам бы в драку ни за что не полез, если бы не Димка Кобзин! Это он у нас задиристый, а я нет. «Пошли, говорит, там сейчас такое начнется!» А что начнется? Мне уже тридцать семь, у меня жена и два сына. В детстве я, конечно, тоже любил кулаками помахать, а сейчас все эти выяснения отношений мне до смерти не нужны. Димка меня и на танцы эти затащил, он же, гад, меня и в кусты потащил, а я, дурак, и пошел. Лучше бы я в гостинице остался да книжку почитал, нужны мне были эти танцы, а теперь вот, – Михальченко снова принялся демонстрировать загипсованную руку. – Сколько времени кость срастаться будет? Минимум месяц! А что это значит? Я ни играть теперь, ни работать не смогу. А все из-за чего? Из-за того, что Юрочка наш куколку смазливую решил окрутить. Чтоб ему пусто было! Лучше бы его одного местные отметелили, а так всем досталось. Ой… Не хотел ведь я на эти танцульки идти! Так ведь пошел!

Зверев, которому уже надоело верещание собеседника, указал на лежавший на столе Корнева нож:

– Вы видели в руках Ярушкина вот этот нож?

– Да ничего я не видел. Какой-то нож был. Все о нем говорят.

– А кто конкретно говорит?

– Да наши все. Раз Зацепина порезали, значит, был нож. Говорят, что местные нож опознали, он якобы Ярушкину принадлежит. А раз его нож, стало быть, он убил! Какие тут сомнения!

Зверев поморщился, посмотрел на Кравцова, на этот раз тот внимательно слушал показания свидетеля и с недовольным видом качал головой.

– Ну свои суждения вы изложили, а уж выводы, извините, мы сами будем делать, – сказал Зверев. – Тем не менее ножа в руках Ярушкина вы не видели, и именно так будет записано в протоколе!

– Видел, не видел! Да я всего-то и помню, как Кобзин меня за рукав потащил, я вырвал руку, и тут бах! Удар – и «свет» погас. Очнулся от боли уже на земле, потому что мне кто-то ботинком на руку наступил. Я руками голову прикрыл, а меня ногами и дубьем колотят. Вот же сволочи…

Зверев сухо поблагодарил Михальченко за сведения, пожелал выздоровления и попросил пригласить следующего.

Очередной свидетель оказался тем самым Дмитрием Борисовичем Кобзиным, который, по словам Михальченко, уговорил его пойти в Летний сад на танцы и едва ли не силком принудил к участию в драке. Низкорослый, но довольно крепкий, Кобзин походил на обычного деревенского парня. Поломанный нос и уже зарубцевавшийся шрам на правой брови подтверждали слова Михальченко о том, что этот коротконогий крепыш настоящий задира и драчун.

В отличие от двух первых футболистов «Труда» Кобзин понравился Звереву. Он все время шутил и вел себя так, словно его пригласили не на допрос, а на праздничное застолье. В отличие от двух первых свидетелей Кобзин не имел видимых увечий и следов на лице и на теле, если, конечно, не считать разбитых костяшек на обеих кулаках. Однако, так же как и прочие, центральный защитник смолян также подтвердил то, что Ярушкин в драке вел себя честно и никакого ножа у него не было. Когда Зверев задал свои вопросы еще двум защитникам клуба «Труд», братьям Черенковым – Максиму и Всеволоду, пообщался с двумя нападающими, Иваном Величко и Андреем Рузовым, он в очередной раз услышал то, что никто из смоленских футболистов ножа ни у Ярушкина, ни у кого-либо другого не видел. На «десерт» Зверев оставил уже изрядно утомленного Липницкого, который уже не меньше двух часов сидел в коридоре.

Перед тем как приступить к допросу Лепницкого, он спросил у Кравцова:

– С чего вы вообще взяли, что у Ярушкина был нож, если все смоленские футболисты это не подтверждают?

– Нож опознали двое из десяти опрошенных игроков местного «Спартака», а также подружка Ярушкина, Олеся Купревич, – ответил следователь. – Всех их я опросил в первую очередь и уже отпустил.

– А что говорят местные, которые участвовали в драке?

– А местных еще самих нужно найти! Когда эта свора услышала милицейские свистки, вся кодла разбежалась в разные стороны. Участковые, конечно, уже опрашивают билетершу и местных девчонок, но те никого пока что не назвали. Говорят, что ни имен, ни фамилий дружков Ярушкина, участвовавших в баталии, они не знают. К тому же я уверен, даже если эти парнишки и отыщутся, они будут отрицать свое участие в драке, а может, даже и свое знакомство с Ярушкиным. Что уж тут говорить про нож?

Зверев наморщил лоб и достал из кармана пачку сигарет.

– С этим трудно не согласиться! – сказал он, закурил и сам вышел в коридор, чтобы пригласить последнего томившегося в ожидании свидетеля.

* * *

Когда Липницкий вошел в кабинет Кравцова, он выглядел совершенно не так, как вчерашним вечером на танцплощадке в Летнем саду. Вся его уверенность и бравада куда-то исчезли, и на этот раз «десятый номер» смоленского клуба казался угрюмым и опустошенным. Голова лучшего нападающего смоленского клуба была перевязана бинтами, под левым глазом красовался огромный синяк, правая бровь была заклеена пластырем. Поздоровавшись, он уселся на предложенный ему стул и в течение всей беседы почти не смотрел ни на Кравцова, который сидел за столом и что-то записывал по ходу разговора, ни на Зверева, который тоже пересел на соседний стул и задавал вопросы свидетелю.

– Извините, что пришлось так долго ждать, я постараюсь вас надолго не задерживать, – начал Зверев разговор. – Итак, давайте начнем с главного вопроса: кто же все-таки затеял драку?

– Ну уж, конечно, не я. У меня и в мыслях не было выяснять отношения с этим молокососом!

– А девушка? Купревич, могу я узнать детали вашего с нею общения?

– Что девушка? Подошел, пригласил, она согласилась. Что в этом такого?

– Многие ваши товарищи по команде считают, что вы чуть ли не нарочно провоцировали Ярушкина…

– Вот еще! Считают они! Если они действительно винят меня в смерти Аркаши Зацепина, то пусть скажут мне это в лицо. А то наушничают и несут всякую чушь! Если бы девчонка не захотела идти со мной, она бы не пошла.

– То есть вы хотите сказать, что никто из членов вашего клуба не предъявил вам свои претензии из-за случившегося инцидента?

Липницкий фыркнул и впервые посмотрел на Зверева.

– Почему же не предъявил? Предъявил!

– И кто же?

– Жбан. Орал на меня так, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули, пока я вопли его слушал! «Я же говорил… зачем вы вообще туда пошли…» Он и про то, что из-за меня Аркашу убили, тоже кричал, да чего там говорить? – Липницкий махнул рукой и снова отвернулся.

– А в каких отношениях вы были с убитым?

– В каких отношениях? Да ни в каких. Играли вместе, не более того.

– А с другими членами вашей команды… Ну с кем из ваших одноклубников вы общаетесь? Дружите.

Липницкий пожал плечами:

– Да со всеми понемногу. Сказать, что есть кто-то, кто мне особо близок, я не могу.

– Хорошо! Теперь давайте перейдем непосредственно к ссоре! Когда к вам подошел Ярушкин, что он вам сказал?

Липницкий хмыкнул и потрогал заклеенную пластырем бровь.

– Что он мог еще сказать? Сказал, что это его девчонка, и потребовал, чтобы я отвалил.

– А вы?

– Что я? Послал его к черту.

– А он?

– Пригласил прогуляться в лесок.

– И вы так сразу пошли, прекрасно понимая, что дружки Ярушкина последуют за вами? Или вы думали, что они не пойдут?

– Вот еще! Конечно, я знал, что пойдут.

– И вы не испугались?

– У меня разряд по боксу. С дворовой шпаной я обычно справляюсь на раз-два. Двух-трех я бы вырубил без труда, – хвастливо заявил Липницкий. – Откуда ж мне знать, что они такой толпой явятся. Да еще с кольями и ножами…

– То есть ваши противники были вооружены палками и ножами?

– Так ясное дело, были вооружены. Раз Аркашу порезали, значит, были и ножи!

Зверев встал, подошел к столу и достал из верхнего ящика нож.

– А теперь главный вопрос. В ходе драки вы видели в руках Ярушкина этот нож?

Липницкий мельком глянул на нож и снова отвернулся.

– Нет, не видел.

– Может быть, вы видели его у кого-то другого из участников драки?

Липницкий помотал головой.

– В таком случае вы можете идти!

Липницкий встал и вышел из кабинета, а Зверев насел на Кравцова:

– Ну и что у нас получается? Никто из опрошенных не видел ножа ни у Ярушкина, ни у кого-либо другого из числа футболистов «Спартака» и дравшихся на их стороне местных хулиганов. И ты после этого говоришь, что в виновности Ярушкина у тебя нет никакого сомнения?

Кравцов покачал головой и отодвинул на дальний край стола лежавший перед ним нож.

– Да! В виновности Ярушкина у меня нет сомнений. Просто я, помимо этих свидетелей, уже провел большую работу и выяснил, что это нож Ярушкина. Три свидетеля и этот запойный тренер Лопатин ясно дали понять, что нож Ярушкина. Опять же отпечатки…

– Отпечатки на ноже – это, конечно, серьезно!

– Да уж куда серьезнее. И не забывай, что у Ярушкина был мотив!

– Мотив? Ты считаешь, что если тебя сбили с ног, то за это нужно сразу убивать? По-моему, ревность гораздо более сильный мотив! Если бы жертвой преступления стал Липницкий, я бы еще подумал, а так…

– Удар по ногам стал причиной поражения команды «Спартака»…

– Если, по-твоему, это достаточное основание для того, чтобы убить человека, то можно подозревать всех членов проигравшей команды. Да и любого из местных болельщиков тоже. Одним словом, Корнев был прав, на этом деле еще рановато ставить точку, – подытожил Зверев.

Глава третья

Вернувшись в свой кабинет, Зверев несколько часов изучал материалы дела: протокол осмотра места преступления, протокол обыска квартиры Ярушкина и заключения экспертов. Особо важной деталью стало то, что, помимо ножевого ранения в спину, явившегося причиной смерти жертвы, у убитого имелся след от пулевого ранения, причем тоже в спине. Это, разумеется, не могло не заинтересовать Зверева. Однако информации о том, откуда взялся этот след, в материалах дела не нашлось. Так как сейчас выяснить биографию убитого не представлялось возможным, Зверев решил заняться ею позже и принялся изучать снимки с места убийства.

На фотографии, сделанной экспертом на месте преступления, были засняты с разных ракурсов место расположения трупа, само тело и, конечно же, валявшийся возле тела нож. Разглядывая фото, Зверев мысленно восстанавливал последовательность событий.

Судя по фотографии и описанию, Зацепина убили у беседки в нескольких десятках метров от поляны, где проходила основная драка. Его ударили со стороны спины в кустах, в довольно большом отдалении от фонарного столба, что и объясняло то, что никто из дерущихся не увидел, как произошло убийство. Наверняка на месте убийства была полная темень, так как свет фонаря туда просто не попадал.

Из показаний участников драки никто так и не смог с уверенностью сказать, что в ходе потасовки видел в руках Ярушкина нож. Однако трое сообщили, что видели у Ярушкина обнаруженный на месте преступления нож раньше. Двое из трех давших показания были игроками «Спартака»: полузащитники Макеев и Богомолов, третьим свидетелем, подтвердившим то, что нож принадлежит Ярушкину, стала подруга главного подозреваемого Олеся Купревич – девушка, из-за которой и произошла ссора двух форвардов соперничающих команд. Зверев размышлял. То, что на ноже помимо отпечатков пальцев Ярушкина была обнаружена кровь убитого, абсолютно ничего не доказывало. На фотографии отчетливо просматривалось темное пятно, и именно в этой луже крови нож и лежал. Выходило, что убийца после того как нанес свой подлый удар в спину, тут же бросил орудие преступления на землю и скрылся, оставив на месте такую важную улику.

Почему убийца так поступил? Почему не унес с собой или хотя бы не стер отпечатки пальцев? Не успел? Не догадался? Вывод напрашивался сам собой. Убийца просто испугался и выбросил орудие преступления, точно оно жгло ему руки. Тогда почему же в показаниях проводивших арест Ярушкина милиционеров говорилось, что в момент задержания форвард «Спартака» был спокоен, сопротивления не оказал и принял свой арест как должное. Ну что ж, чтобы ответить на все эти вопросы, нужно было понять, что за человек этот Ярушкин, подытожил Зверев. Отодвинув от себя материалы дела, Павел Васильевич закурил, потом позвонил дежурному и распорядился доставить к нему подозреваемого.

Когда Ярушкина привели в кабинет, Зверев, попыхивая сигаретой, указал парню на стул. Мишка сел и угрюмо уставился в распахнутое окно. Многочисленные синяки, разбитая губа – главный подозреваемый мало чем отличался от опрошенных Зверевым накануне футболистов клуба «Труд».

– Курить хочешь? – Павел Васильевич протянул парню пачку.

– Не курю. Я же спортсмен, – Мишка говорил тихо, и в его тоне Зверев не ощущал ни обиды, ни злости. В глазах парня Зверев увидел какую-то безграничную тоску и уныние угнетенного напавшими на него невзгодами человека. Мишка то и дело хрустел костяшками пальцев, сглатывал и ежился точно от холода; «рассеченная нижняя губа, покрытая коркой запекшейся крови, делала парня похожим на надутого утенка.

– Если спортсмен, чего же ведешь себя так неспортивно?

– Что вы имеете в виду?

– Ты зачем во время матча Зацепину по физиономии съездил?

Мишка дернулся, и Зверев впервые увидел в глазах парня недобрые огоньки.

– А вы знаете, что он сделал? Видели, как он меня подковал?

– Не было меня там, и ничего я не видел! – осадил парня Зверев.

– Вот именно, что не видели! А вот если бы видели… Так по щиколотке врезал, что искры из глаз брызнули. К тому же, если бы не эта подножка, я наверняка бы еще не один гол забил, и мы бы не проиграли.

Парень насупился и, сцепив кисти в замок, снова щелкнул костяшками пальцев.

– Почему тебя Шаманом зовут? – продолжил расспрашивать Зверев.

Мишка усмехнулся и, расцепив руки, почесал подбородок.

– Да все потому же. Из-за характера моего…

– И какой же у тебя характер?

– Вспыльчивый!

– И что с того?

– Это с легкой руки Митрофаныча меня Шаманом звать стали, – Мишка попытался улыбнуться, но тут же скривился и коснулся пальцами рассеченной губы. – Я тогда, помнится, тоже по ногам получил и сразу же на обидчика с кулаками полез – только это на тренировке было. Ну Митрофаныч тут же на поле выбежал, оттащил меня и говорит: «Ты чего же это делаешь, дурья башка? Чуть что, сразу в «бубен» бьешь!» Ребята наши заржали, и с тех самых пор стал я для всех Мишка Шаман.

Зверев понимающе кивнул и загасил в пепельнице сигарету, взял из лежавшей перед ним папки листок и прочел выдержку из дела Мишки.

– Михаил Ярушкин… тридцатого года рождения… уроженец города Великие Луки… С детских лет отличался непослушанием и вспыльчивостью. Исключен из пионеров за драку… Ого! А в школе-то из-за чего дрался?

– А мало ли из-за чего мальчишки дерутся?

Вспомнив свое шальное детство, детский дом на Интернациональной и постоянные стычки со «старшаками», Зверев невольно улыбнулся.

Этот парень чем-то напомнил Звереву его самого. Только Звереву в свое время повезло, а этот парень вскорости может угодить за решетку за убийство. Зверев отложил папку и задал следующий вопрос:

– А условный срок ты тоже из-за драки получил?

Глаза Ярушкина сверкнули:

– Да так… одному ублюдку челюсть сломал… причем в двух местах. Мне в то время уже восемнадцать исполнилось, мог бы и загреметь, спасибо Митрофановичу – выручил. У него сосед – сам начальник милиции.

Зверев недовольно поморщился:

– Думаешь, он тебя и в этот раз выручит?

Мишка снова опустил голову:

– На этот раз не получится. Тут убийство, а у меня к тому же условный срок. Так что прощай, спорт, прощайте, друзья, ну и Олеська, тоже прощай, она наверняка меня ждать не станет.