bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 3

Справедливо рассудив, что в выходной день я могу не отвечать на звонки, я уткнулась носом в подушку и попыталась уснуть. Я представила себя лежащей на берегу моря. Мягкий песочек нежно щекочет мне ноги, умиротворенно шуршат волны, вдали приглушенно кричат чайки. Сон подкрался ко мне и стал тихонько покачивать на волнах. Я стала куда-то уплывать…

– Дррр! Др-др-др! – нагло врезалось в мою негу настойчивое жужжание телефона. Я рассерженно села. Сон слетел с меня, оставив чувство раздражения и неудовлетворенности.

– Ну, что за народ! Раз не отвечаю, значит – не хочу разговаривать, – пробурчала я, вставая.

На дисплее высветилось «Света Дудкина». Очень интересно. Вроде, договаривались созвониться ближе к моему выходному. Я провела пальцем по экрану, принимая вызов:

– Тебе уже сообщили? – с ходу поинтересовалась Светка.

– О чем?

– Скрипачева умерла!

– Что? – не поняла я. – Что?

– Дашка Скрипачева умерла.

– Как? – закричала я. – В смысле – умерла? Почему?

– Инфаркт. Час назад, в больнице…

Мысль о том, что Дашка, еще утром живая, хоть и бледная, и жалующаяся на плохое самочувствие, действительно умерла, никак не могла уместиться в моей голове. Инфаркт? В нашем возрасте?

– Господи, Света, как так-то? В больнице же врачи! Какой инфаркт?

– Ну, пока ставят инфаркт. Еще будет вскрытие…

Меня затошнило.

– Когда похороны?

– Не знаю, когда тело отдадут. Вообще, ничего не знаю. Там муж в ауте, родители в шоке, кошмар, короче. Хочешь, Анютке звякни – она с ними разговаривала. Ой, у меня вторая линия, извини.

Я положила трубку и уставилась невидящим взглядом в зеркало. Потом медленно подняла руку и дотронулась до своего отражения. «Я – живая», – пронеслось в голове. – «А моя одноклассница умерла от инфаркта».

Не так давно на моей работе произошла трагедия – под колесами автомобиля погибла молодая женщина. Но дорожное происшествие или несчастный случай абсолютно не связаны ни с возрастом, ни с состоянием здоровья. А вот когда ровесники начинают умирать от естественных причин, становится по-настоящему страшно.

У меня сильно закружилась голова, и потемнело в глазах, в уши словно напихали ваты. Почти на ощупь я добралась до дивана и отключилась.


Глава 5

Рабочий день совсем не радовал – в голову постоянно лезли назойливые мысли о том, как скоротечна человеческая жизнь и внезапна смерть.

Если вдуматься, мы с Дашкой никогда не были подругами. Активная, шумная и хамоватая Скрипачева не вызывала у меня желания поделиться тайной или доверить сокровенные мысли. Впрочем, делить нам тоже было нечего. Наши отношения можно назвать приятельскими – мы поздравляли друг друга с праздниками и пересекались на встречах одноклассников, но никогда не ходили друг к другу в гости и не секретничали.

Тем не менее, ее смерть вызвала во мне бурю эмоций – и горечь утраты, и печаль, и, что греха таить – страх.

– На тебе лица нет, что случилось? – поинтересовался начальник.

Филипп Олегович Разумовский – мой босс – работает, похоже, без перерывов на собственную жизнь. Официально у него, как и у большинства офисных работников, рабочий день с девяти до шести и законные выходные в субботу и воскресенье, но он частенько задерживается до позднего вечера и приходит, когда все остальные отдыхают.

Он у нас – личность требовательная, суровая и строгая. Ходят легенды о его скверном характере. Говорят, именно поэтому и не женат, что ни одной нормальной женщине не выдержать его придирки и бесчеловечные требования. К тому же, от сотрудников он требует полной отдачи и неукоснительного исполнения своих распоряжений.

Я не вижу в этом ничего особенного. «Строить» подчиненных – его прямая обязанность. В силу природной мягкости и понимания иерархии, я никогда с ним не спорю, поэтому он пока ни разу не повысил на меня голос и не лишил премии. Кстати, какого бы мнения ни были о нем подчиненные, но работают все на совесть.

А почему он до сих пор не женат, для меня – загадка. По возрасту он мой ровесник или чуть старше и выглядит, как будто сбежал из Голливуда. Высокий, почти два метра ростом, широкоплечий, подтянутый брюнет с легкой щетиной. У него приятный голос и отличное чувство стиля. А еще от него всегда потрясающе пахнет, а я в этом, поверьте, разбираюсь.

Наверное, такая красивая оболочка действительно скрывает весьма гадкую конфетку. Впрочем, я о нем почти ничего не знаю и знать не хочу. От него мне нужно только одно – вовремя подписанные ведомости и начисленная по результатам работы премия.

– Извините, – я опустила глаза. – У меня одноклассница умерла. Инфаркт. Предстоящие похороны меня немного пугают.

– Соболезную, – вполне искренне проявил человеческие эмоции Разумовский. – Хочешь уйти пораньше?

Я помотала головой и через силу улыбнулась:

– Ни в коем случае. Одной совсем грустно, а здесь – люди. Спасибо, я в порядке!

– Ну-ну, работай.

Я доработала до конца дня и растерялась – идти домой действительно не хотелось, а задерживаться было ровным счетом незачем. В такой момент очень трудно без лучшего друга – мой приятель Макс уехал на пару недель к родственникам в деревню, в которой нет даже связи.

– Хочу отдохнуть от города, интернета, телефона и прочего, – радостно объявил он перед отъездом. – Не обижайся и не скучай! За пару недель ничего не случится!

Он ошибся – как раз именно сейчас его никто не может заменить.

Я вздохнула и пошла на улицу. Неподалеку от работы расположилось неплохое летнее кафе. Точнее, я не знаю, вкусно ли там кормят и широко ли улыбаются, но музыка оттуда доносится приятная, и выглядит заведение очень мило – деревянная терраса и столики в два ряда.

Вообще-то, я не люблю кофейни, кафешки и закусочные, потому что меня душит жаба платить за один крошечный кусочек десерта сумму, за которую можно купить целый торт. Но сейчас мне нужна компания, хотя бы просто сидящая за соседним столом, поэтому я затоптала жабу в зародыше и потопала через дорогу.

Против ожидания, цены приятно удивили. Я заказала чизкейк и зеленый чай в чайнике. Официантка довольно быстро приволокла поднос и стала выгружать оттуда добротную посуду.

– А это что? – я приподняла тяжелый глиняный горшочек.

– Сахарница, – изумленно ответила девушка.

– Зачем?

– Подсластить чай, – еще больше удивилась она.

– Зеленый чай пьют без сахара, – решила я просветить официантку. – Он заглушает букет…

– Это бесплатно. Не нравится – не ложите, – равнодушно пожала плечами безграмотная девица. Противное «ложите» резануло мне слух, и я уже открыла рот, чтобы поправить ее, но передумала. В конце концов, если она плохо училась в школе и не усвоила простых правил родного языка – это ее личное дело, и меня оно совершенно не касается.

Я положила сумку на свободный стул и принялась за десерт. Нежный крем таял во рту, а кусочки ягод оказались свежими, а не из морозилки. Я расслабилась и позволила себе забыть обо всем.

Проходящий мимо моего столика молодой человек слегка запнулся за ножку моего стула и этим вывел меня из медитативного транса. Я недовольно открыла рот, чтобы едко сказать какую-нибудь гадость, но он неожиданно наклонился в мою сторону, схватил сумку и помчался с террасы.

– Ах ты упырь! – заорала я и вскочила. Расстояние между нами неуклонно росло. Как же мне его догнать?

Мое детство прошло с двумя старшими братьями. И если вы думаете, что они никак не повлияли на мое воспитание, то спешу вас обрадовать – в плане жизненного опыта они дали мне даже больше, чем родители. Нет, они не обижали младшенькую. Наоборот, любили и защищали! Впрочем, меня и так никто не обижал. Было это их заслугой или плодом моего личного обаяния – я не знаю.

Пиком заботы моих братьев были «Липкины дрессировки». Парни вовсю тренировали мою реакцию, меткость и быстроту. И если спортсменки из меня не получилось по причине того, что я ни бегать, ни прыгать так и не научилась, то в остальном они могли бы мной гордиться. Моей реакции позавидует пилот истребителя, а меткости – Робин Гуд. А еще я не теряюсь в экстремальных ситуациях и умею освобождаться от захватов.

Поэтому, вместо того, чтобы голосить и плакать, я хладнокровно решила вернуть имущество. Я пробежалась взглядом по столу. Сахарница! Я взвесила горшочек в руке – тяжелая. Сойдет.

Все мои действия и размышления заняли не больше секунды. Я отвела руку назад, прицелилась и… Парень рухнул, как подкошенный. Глиняный аксессуар сбил его ударом в затылок! Я чертыхнулась – надеюсь, негодяй жив.

Незадачливый грабитель начал копошиться на земле, пытаясь подняться, но я уже подскочила к нему, уперлась коленом в спину и схватила свою сумку:

– Жив, урод?

– Сссуууу…масшедшая, – простонал он. – Ты меня чуть не убила.

– А ты меня чуть не ограбил! – возмутилась я. – Один-один!

Краем глаза я заметила огромную фигуру, быстро приближающуюся к нам. «Подельник!» – испуганно пролетело в голове. Я резко обернулась и с облегчением выдохнула – всего лишь Филипп Олегович.

Ничего удивительного – кафе напротив выхода с работы. Наверное, он как раз покидал здание.

– Я все видел! – проорал он, резко наклонился, схватил воришку за шиворот и развернул к себе. – Ты охренел, что ли, придурок?!

Парень выглядел совсем молодым. Я прикинула – едва ли ему двадцать. Почему-то стало жалко беднягу – тяжелая сахарница даже не разбилась от удара. Видимо, черепушке крепко досталось.

– Надо вызвать полицию, – гневно прорычал Разумовский.

– Не надо, – заныл преступник.

– Не надо, – поддержала я его. – Он не успел ничего сделать!

– Тогда вали отсюда, – Филипп рывком поднял парня, неожиданно размахнулся и припечатал кулаком в глаз. Тот покачнулся, схватился за лицо и шлепнулся на задницу. Я схватила шефа за плечо:

– Не бейте его!

Воришка воспользовался паузой и убежал. Я повернулась к Филиппу:

– Ну, зачем вы так?

– Как? – совершенно искренне удивился он.

– Ударили человека!

– Не человека, а засранца! – отрезал начальник. – Пусть радуется, что я ему руки не сломал! В Китае за воровство их вообще отрубали – ты-то должна это знать!

Я ужаснулась. Вот он, оказывается, какой жестокий! Права народная молва! А я в душе надеялась, что слухи базируются лишь на том, что он – руководитель, а они «все такие». Тем удивительнее сейчас слышать от него подобные заявления.

– А ты, я смотрю, ниндзя! Это же надо, как за сумку распереживалась. Она из кожи питона что ли? Первый раз вижу, чтоб женщина кому-то камнем в голову засандалила!

В его голосе слышалось неподдельное восхищение, и я смутилась.

– Это не камень, – я наклонилась и подняла посудину. – Вот – сахарница. Единственное, что было под рукой.

– Да уж, – Филипп цокнул языком. – Слышал я про то, что женщины любят запускать тарелки в мужиков, но думал что это байки. А мужа ты скалкой, случайно, не гоняешь?

– Нет, – я решила не вдаваться в подробности. – Я вообще очень мирная.

– И сковородкой мужа не лупишь? – продолжал расспрашивать начальник.

– Я принципиально против насилия в семье, – объяснила я свою позицию.

– Значит, твоему мужу не следует тебя опасаться?

Я внимательно посмотрела на Филиппа Олеговича – за последние пару минут он трижды упомянул моего мужа. Если я и дальше буду увиливать и корчить из себя дуру, то буду выглядеть не слишком адекватно. Я вздохнула и улыбнулась:

– У меня пока нет мужа и не предвидится.

– Тогда ты не будешь возражать, если я составлю тебе компанию?

– Присаживайтесь, – я гостеприимно махнула рукой в сторону столика. – Здесь подают неплохой чизкейк.

Мы сели за стол, и начальник уставился в меню. В моей голове крутился беспокойный рой мыслей. Что теперь делать? Зачем он решил со мной поужинать? Как вести себя? О чем с ним разговаривать? Его настойчивые вопросы про моего несуществующего мужа меня, мягко говоря, насторожили.

Не то, чтобы Филипп мне противен… При других обстоятельствах, возможно, внимание такого мужчины меня бы даже обрадовало. Но, учитывая то, что мы работаем вместе, а если точнее, он – мой начальник, то перспектива даже простого намека на неуставные отношения меня пугает.

Личного опыта в подобных делах у меня нет, но несколько моих знакомых имели неосторожность понравиться начальству. Еще Александр Сергеевич говорил: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Не Пушкин, а Грибоедов, разумеется. Но, думаю, и Пушкин бы согласился с этим утверждением. Итог этой «любви», как правило, печален – увольнение «по собственному желанию». Причем, даже не важно – состоялся «служебный роман» или нет.

В первом случае надоевшая пассия быстро превращается в обузу и изгоняется восвояси, дабы не напоминать о прошлом. Во втором же, строптивица тоже оказывается на бирже труда – а нечего отказывать шефу!

Поэтому, на работе следует прикидываться существом бесполым и асексуальным. При этом важно оставаться элегантной и презентабельной, чтобы не уволили уже по причине жуткого внешнего вида. А уж соблюсти баланс между почтительной вежливостью и отстраненностью – высший пилотаж для любой представительницы прекрасного пола, которая работает с молодым и симпатичным боссом.

Я привычно сделала морду «тяпкой» и приготовилась вдохновенно выдумывать историю о внезапно возникших обстоятельствах, которые мешают мне насладиться обществом неожиданно любезного начальства в нерабочее время.

Он поднял на меня глаза и задал неожиданный вопрос:

– Расскажи мне, где ты научилась так швыряться предметами?

– Я росла с двумя старшими братьями…

Мы проболтали почти два часа. Я рассказала ему о своей семье, о детстве, об одноклассниках. Пожаловалась на то, что страшно переживать смерть близких. Филипп оказался внимательным слушателем. Он не перебивал, но вставлял дельные замечания и, кажется, был искренне заинтересован в моем рассказе. Моя настороженность исчезла, я почувствовала себя гораздо лучше.

– Ой, нам же завтра на работу! – спохватилась я.

– Ну вот, – расстроился начальник. – Я тебя совсем заболтал! Теперь из-за меня ты не выспишься и завтра будешь клевать носом. Так. Разрешаю тебе завтра опоздать на целый час. Надеюсь, тебе этого хватит.

– Но…

– А чтобы компенсировать причиненное тебе неудобство, – не дал мне возразить Разумовский. – Я оплачу счет, и не вздумай со мной спорить, а то у тебя на лбу сейчас надпись загорелась: «Не дам за себя платить».

Я машинально потерла лоб и отдернула руку. Он засмеялся:

– Я понимаю, как все это выглядит. Тебе не о чем волноваться, это не свидание, а часть работы. Ты пойми – мне нужна здоровая атмосфера в коллективе. Депрессивный сотрудник способен лишить нас прибыли не только за день своей работы, но и, в перспективе, повлиять на репутацию. К нам не станут обращаться после плохих отзывов! Напрямую задавать вопросы бесполезно, поэтому пришлось разведать обстановку в неформальной беседе. Ты – в порядке, я – спокоен. Извини, что пришлось навязаться, поэтому я и оплачиваю этот скромный банкет.

Я кивнула. В конце концов, он прав – я его не звала. Да и зарплата у него больше моей.


Глава 6

Перед залом прощаний собралась целая толпа народу. Я не могла не сравнить эти похороны с печальным мероприятием, на котором была в прошлый раз. Проводить Дашу пришло больше ста человек – очевидно, Скрипачева была активной не только в школе.

Одноклассники стояли бледные и потерянные. Видимо, их мучили те же мысли, что и меня.

– Ты не должна была умереть! Это – трагическая ошибка! – глупо повторяла возле гроба Машка Жукова.

Я тронула за локоть Аню:

– Жукова вон как переживает. Не думала, что они так близко дружили.

Аня повернулась:

– До сих пор не могу поверить. Как так? Ей бы жить да жить!

– И на сердце она никогда не жаловалась, – подхватила я.

– Ладно, бабушка, – продолжила Еремина. – У нее постоянно то в спину стреляет, то ноги отнимаются! Понятно, почему она в больницу попала!

– Твоя бабушка в больнице? – чуть громче, чем позволяли приличия, удивилась я. – Что случилось?

– Да то же самое, – Аня как-то удивленно развела руками. – Инфаркт. Мы все переживаем, конечно. Но она в стабильном состоянии, врачи говорят, что прогноз благоприятный.

– Твоя бабушка – крепкая старушка, – раздалось за спиной. – Если у нее хватает здоровья в таком возрасте сажать розы, то она еще сто лет проживет!

– Маша! Привет, – я кивнула Жуковой. – Рада тебя видеть, если это уместно говорить на поминках.

– Не слишком, – скривилась она. – А где эта ваша Дудкина?

Я молча пожала плечами и отошла. В конце концов, это – не моя война. Занимать какую-то из сторон – опасно и глупо. Но если она начинает разговор в таком тоне, то мне лучше ретироваться.

Скорбная церемония потекла своим чередом. Стыдно признаться, но уже через пару часов меня одолел зверский голод, и я смогла думать только о том, когда же начнется поминальный обед. Горе горем, но желудок сводило судорогой, о чем он уведомлял неприлично громким урчанием.

В кафе я расположилась в самом углу – скорее всего, надо будет говорить речи, а я совершенно не представляю, что сказать. Возможно, если я буду сидеть подальше, до меня просто не дойдет очередь. Аня присела рядом.

Кто-то взял меня под локоть, я повернулась и встретилась взглядом с Дудкиной:

– Не смогла себя заставить поехать на кладбище, – оправдываясь, сказала она без приветствия. – Кажется, если не увижу ее в гробу, то она останется в памяти живой. Страшно мне!

Аня молча обняла ее за плечи.

– Всем страшно. Я все эти дни засыпаю только на таблетках, просыпаюсь, как с похмелья. А без них – еще хуже.

– Ой, – тихо сказала я. К нам быстрым шагом приближалась Жукова.

– Ты! – без предисловий закричала она. – Приперлась! Пожрать на халяву захотела?

– Маша, не начинай, – подняла я руку, пытаясь прикрыть Светку. – Мы же на поминках.

– Да! Потому что эта сучка, – Жукова пальцем ткнула в Дудкину. – Виновата! Ты довольна? Это все из-за тебя!

– Маша, – устало произнесла Света. – Ну, при чем тут я?

Лицо Жуковой пошло неровными пятнами:

– Это ты должна была сдохнуть, мразь! – почти завизжала она. – Ты, а не она! Твое место в гробу! А ты до сих пор землю топчешь! Почему?

– Машенька, успокойся, – Машкин муж появился очень вовремя и обнял ее за плечи. – Ты расстроена и устала, пойдем, тебе надо покушать…

Машка дернулась, почти ударив супруга:

– Отвали! Не лезь не в свое дело!

– Маша, не время и не место…

Муж очень плотно ухватил ее чуть выше локтя и аккуратно развернулся, спиной закрыв Светку.

– Идем, идем, – он наклонился и что-то еще сказал ей на ухо. Жукова еще раз дернула рукой, пытаясь вырваться, но супруг держал ее крепко, поэтому ей пришлось покорно оставить поле боя.

Света повернулась к нам с Аней:

– Почему я совсем не удивлена, что она обвинила во всем меня?

– Не бери в голову, – махнула рукой Аня. – Ей лечиться надо!

– Незакрытый гештальт, – припечатали рядом. Я повернулась и увидела Овсянникову.

– Какой-такой гештальт? – заинтересовалась Света. – Это что-то, связанное с эмблемой рода? С гербами?

– Нет, гербы – это геральдика. Ира говорит про психологию.

Ирина поморщилась и поправила:

– Про гештальт-терапию. Есть психологи, а есть – гештальт-терапевты.

– Таблетками лечат? – решила уточнить я. – Терапевты же.

– Ох и темные вы, – вздохнула Овсянникова. – Я бы просветила, да в двух словах не расскажешь. В общем, Машке надо вот так, а если не так, то никак! Уперлась в свои обиды и нереализованные желания и пестует травму, вместо того, чтобы разобраться и начать получать от жизни кайф.

– Да она, вроде, не жалуется. Муж – красавчик, ребенок подарочный, на работе состоялась. Чего там еще не хватает для полной картины женского счастья? – хмыкнула я. – Вот я – совсем другое дело, каким боком не поверни – со всех сторон неудачница.

– И тебя вылечат, – процитировала Ирка известный фильм. – Всем нужен хороший психолог, с ним жизнь обретает краски. Ну, во всяком случае, помочь человеку проще относиться ко всему происходящему – можно.

– А ты такое умеешь? – широко распахнув глаза, осведомилась Аня. – Ты могла бы помочь Машке?

– Для этого необходимо желание самого человека, – терпеливо разъяснила Овсянникова. – Я не могу заставлять ее лечиться. Во-первых, это не мое дело. Во-вторых, при всем человеколюбии, такая терапия не даст результатов. Она сама должна обратиться, и тогда мы бы с ней пережили все те моменты, где она оказывалась хуже Светки.

– Она не была хуже, – словно извиняясь, пробормотала Дудкина.

– Да ладно! – не поверила Ирка. – А кто поступил на журфак?

– Я не отнимала ее место, – возмутилась Света. – К тому же, она стала первоклассным химиком. А так, была бы посредственным борзописцем.

– Ну, это же гештальт! Ей надо вот так, а не иначе. Надо утереть нос тебе! Ей не нужна журналистика, ей нужна твоя башка на подносе с яблоком в зубах. Ей кажется, что именно этого не хватает для полного счастья. Без этого – остальное не имеет значения! Ни муж, ни ребенок, ни работа не дадут удовлетворения. На самом деле, это, конечно же, полная ерунда. Без Светки ей станет еще хуже – смысл жизни потеряется окончательно.

– То есть, сейчас смысл Машкиной жизни – говорить мне гадости и обвинять в несуществующих грехах?

Овсянникова закатила глаза.

– Нет, это побочный эффект. Смысл – жалеть себя любимую, несправедливо обиженную, и мечтать о возмездии. И постоянно вспоминать, как ты ей насолила.

– Надо же, как глупо, – покачала я головой. – Что за радость – о чем-то постоянно сожалеть?

Овсянникова улыбнулась.

– У меня такое было, не соврать бы – в девяносто втором году. Родители выписывали нам журналы – несколько наименований, что-то про картинки, про природу, про технику. Каждый месяц почтальон приносил бандероль с вожделенной периодикой. Подписка оформлялась на год и оплачивалась сразу – за двенадцать номеров вперед. Это было гарантией того, что получишь все выпуски и не пропустишь ничего интересного, да и по цене выходило дешевле. К тому же, их приносили домой, и не надо было каждый месяц бегать на почту.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
3 из 3