Синдром русалки

А Дима брёл домой и думал о своих же словах. «Девушка на всю жизнь… В горе и в радости. Могу ли я представить Катю на месте своей жены? Нет, это слишком невероятно. Мне просто нужно быть рядом с ней, чувствовать её дыхание на своей шее, целовать её, наверняка сладкие, уста, гладить мягкие волосы, покрывать всю её поцелуями, чувствовать тепло её тела рядом, обнимать и ощущать, как она вздрагивает от ласк, от блаженных поглаживаний… Но если это счастье будет дано мне только на пару летних ночей – то это лишь омрачит мне всю оставшуюся жизнь. Как сложно разобраться в себе, как сложно решиться быть честным с собой… Неужели я влюбился? Что теперь будет?»

Всё затихло… Лишь где-то далеко, из синеющего на горизонте леса пел соловей, ему откуда-то из кустов вторила странная птаха, которая вместо пения заливалась не то мяуканьем, не то плачем. Еле слышно журчал ручей, который никто никогда не видел; лишь только ночью, когда всё затихало, было слышно его тихий шёпот. Деревья медленно покачивали верхушками, шелестели листья. Взошедший месяц, то скрывался за тучками, то выглядывал… Его свет ласково обнимал спящие деревья и деревянные домики.

И Катя, и Дима, и Ира были частью небольшой, но вполне дружной компании. Помимо перечисленных ребят неотъемлемыми членами компании являлись долговязый Сашка, рыжий рокер Алик и умница Ольга. Всех ребят отправили в деревню на летние каникулы. Так получилось, что и в городе ребята жили в одном дворе, и в деревне оказались почти соседями. Компания подобралась удивительная. Ребята однозначно выделялись из толпы сверстников. Друзья ошарашивали взрослых своей высокой осведомлённостью, пониманием ситуации и наличием собственного мнения. «Вам бы в куклы ещё играть, да в машинки, а не о судьбах вселенной разговаривать», – часто, улыбаясь, говорила им Олина мама.

В отличие от других компаний, ежедневно гробящих свою жизнь в алкогольно-сигаретном угаре, они все в свои годы отличались устоявшимися принципами и твёрдыми взглядами на мир. Ребята были абсолютно разными, но благодаря широкому кругозору всегда находили, о чём говорить. Взрослые, слушающие их споры, всегда немного удивлялись, какое дело подросткам может быть до плана Алана Даллеса и откуда у них тревога за вооружение страны.

Читатель, конечно, усомнится, что такие подростки ещё существуют. Но на этот счёт автор с удовольствием вас заверит, что лично с такими знаком.

Саша, улыбчивый блондин, занимался баскетболом вот уже несколько лет, мечтал попасть в стоящую команду, чтобы посвятить этому спорту свою жизнь. Ну, в крайнем случае, стать тренером. Многие наблюдатели отмечали ловкую игру Саши и сулили ему спортивное будущее. Саша был самым старшим в компании, в этом году он, наконец, закончил школу, сдал экзамены и теперь с волнением ждал информации о своём будущем: так куда же его возьмут? Учился в школе он довольно неплохо, и экзамены сдал тоже самому себе на удивление хорошо. В деревне он был, как на иголках, ведь в любой момент его могли вызвать в университет, для подачи оригиналов документов… Он жил в соседней деревне, но почти каждое утро приезжал на велосипеде к своему лучшему другу Алику.

Алик с рыжим довольно длинным «хаером», играл на электрогитаре, слушал исключительно глэм-рок, хотя надежды по поводу будущего в роли гитариста в рок-группе считал пустыми. Конечно, ему бы хотелось тряхнуть волосами, прыгая по сцене, но так же его привлекала литература и языки. Иногда он писал песни, отличающиеся, как считал сам парень, особой актуальностью и «народной наболевшестью». Своей музой он считал Ольгу.

Девушка же считала себя серой мышью, хотя обладала шикарным телом и миловидным личиком. Оля так же любила языки, для своих лет довольно хорошо владела английским, была трудолюбива и усидчива. Пыталась выучить японский. Разбиралась в фотографии и сама любила фотографировать и фотографироваться. Цифровым фотокамерам предпочитала плёночные зеркалки. Выбирала строгий стиль в одежде. Носила аккуратные строгие очки на своём маленьком носике, которые подчёркивали её и без того большие глаза с тёмными стрелочками и минимальным макияжем. Брюнетка с зелёными глазами будто сошла со страниц манги. К Алику питала тёплые чувства, и была рада бывать в его объятиях и чувствовать горячие поцелуи на своих щеках.

Ира не была ничьей подругой. Почти никто не выказывал к ней симпатий, впрочем, агрессии к ней тоже никто не выказывал, в отличие от своенравной девушки. Ира часто сыпала в адреса ребят колкостями, порой за спиной, а порой прямо в лицо. Тем не менее, она пыталась как-то флиртовать с Аликом, что оказалось совершенно бесполезно, тогда перекинулась на Сашу, который ею заинтересовался. Конечно, целью всего этого маскарада была попытка вызвать ревность у Димы. Но, как вы уже могли понять, попытки так же оказались бесплодны. А вот Саша воспринял её флирт всерьёз и пытался разобраться со своими чувствами. Ира не была его нравственным идеалом, но её мимолётные милые ужимки очаровали парня. Кроме того, девушка была определённо красива.

Ира была будущим стражем порядка. Однако слово «порядочность» можно было бы к ней применить только при первом взгляде. Конечно, она не грабила, не убивала, но стервой была хоть куда, впрочем об этом говорилось ранее. С девятого класса училась в академии МВД, мечтала о многом: о крутых машинах, навороченных гаджетах, о яхте, даче где-нибудь на тихоокеанских островах, о неограниченной власти. Мечтала баллотироваться в президенты от своей любимой партии в будущем. Когда же её в шутку спрашивали о политической программе будущей царицы, никто не мог понять, что же девушка думает на счёт политической ситуации в стране. То она сетовала на государственное финансирование, то радовалась введению платного образования, то корила глупый народ, то утверждала, что якобы существующие химио-трассы – неотъемлемый компонент правления. На критику в сторону правительства она отвечала лаконично и коротко «128.1, будьте аккуратнее». Поэтому разговоры о политике при Ире старались не заводить, считалось это пустым делом.

Но будущее с яхтами и Димой звало и манило её. Хотя, конечно, Ирины странные надежды были несколько надуманы.

Тем не менее, будущее в будущем, а настоящее в настоящем. Вернёмся в июль. В деревне традиционно отмечалась ночь Ивана Купалы. Деревенские в эту ночь топили баню, вечерами купались, по берегам реки жгли очищающие костры, устраивали пляски, игры, лазили по огородам, в местном клубе проводился карнавал для молодёжи… Но ребята, в каком-то смысле, были отщепенцами, белыми воронами, и для них совершенно не представляло никакого интереса смотреть на пьяные рожи знакомых. Поэтому они составили для себя собственную программу.

Ещё в день Агафрены Купальницы была запланирована вылазка в заброшенный и ветхий дом местной колдуньи, гадания на цыганских картах, к вечеру – ночные купания, посиделки у костра, страшные истории и много всего интересного…

Организацию мероприятия распределили каждому по силам. В прошлом году им помогал старший брат Алика, но в этом году он отдавал долг своей стране, крася траву в зелёный цвет, потому приехать не смог, и ребятам приходилось справляться самим.

Одним словом, друзья предвкушали интересный день и каждый, несмотря на свои материалистические убеждения, в глубине души надеялся увидеть что-нибудь необыкновенное.

2

Светлело. Тёмное небо становилось зеленовато-голубым, потом приобретало более тёплые тона по краям. Утренний туман стоял над рекой неким дивным мостиком, лежал шапкой на поле, окутывая деревню. Всё ещё спало. Дети сопели в своих кроватках, крепче обнимая мягкие игрушки, на улицах было тихо и пустынно. Лишь изредка, побрякивая кузовом, проезжали фуры и грузовики с усталыми и сонными дальнобойщиками внутри.

Небо стало совершенно светлым, и вот из-за синей полосы далёкого спящего леса показался край огненно-рыжего шара… Закричали первые петухи, знаменуя новый рассвет. Залаяли собаки, очнувшись ото сна. Потихоньку стало наступать утро. Первые лучи солнца коснулись капелек росы на траве, осветили листья на деревьях, пробудили радость к жизни и порвали лёгкую дымку сна. Месяц начал бледнеть и растворяться в голубом небе, прячась за редкими розовыми облаками. Птички запели свою весёлую песнь, окружили радостным чириканьем лето… Точно так же щебетало и пело сердце у ребят в предвкушении приключений…

Было ещё часа четыре утра, а Димка уже бродил по лугу, среди мокрой травы, наблюдая за восходом. Джинсы были влажными от росы до самых колен, но это ничуть не расстраивало парня. В каждой капельке отражался целый мир, перевёрнутый вверх ногами, и Дима, то и дело приседая к ним, заглядывал в каждую. Так же его занимали блестящие паутинки, изредка белевшие в траве. Каждая паутинка была будто воздушным замком, сотканным из тонких, дрожащих лесочек, на которые были нанизаны бисеринки – капельки. Мальчик вдыхал прохладный чистый воздух полной грудью и душа внутри него дрожала. Рассвет, новый рассвет, несущий очередной день, новые события и новые слова! Ещё одна возможность изменить свою жизнь в лучшую сторону, ещё один шанс совершить несовершённое!

Если вы никогда этого не делали, вам не понять, какой восторг переполняет человека, встретившего солнце, лично увидевшего, как ночь раскланялась, и уступила своё место новому дню. И радость, и боязнь нарушить очарование происходящего переплетаются где-то глубоко внутри тебя и вырываются наружу искренней улыбкой. Конечно, не каждый поймёт такое, и не каждый сможет себя заставить встать ранним утром из тёплой кровати и выйти в утреннюю прохладу. Но, попробовав лишь раз, вы наверняка захотите ещё.

Дима оторвался от очередного маленького перевёрнутого мира в капельке и решил пройтись по берегу реки. Солнечные зайчики прыгали на волнах. Розовые букеты цветов, на которые обычно никто никогда не обращает внимания, но которые так прекрасны при ближайшем рассмотрении, лениво качались по берегам. Вдоль воды были припаркованы многочисленные лодки. В одной из них кто-то был. Человек сидел в лодке, склонившись над тетрадкой, и что-то в ней выводил шариковой ручкой.

Тёмный силуэт показался Диме до боли знаком.

– Катя, ты? Что ты здесь делаешь?

Человек в лодке дрогнул.

– Дим, а у меня такой же вопрос. Ужели наш реалист решил нынче рассвет встретить? Али романтик проснулся в душе?

Дима усмехнулся, подошёл к Кате.

– Ты не замёрзла? – спросил он, глянув на внешний вид девушки. Катя выглядела смешным нахохлившимся птенцом в этом белом свитере с огромным воротником. Её золотистые чуть спутанные волосы были заправлены внутрь воротника, из-за чего причёска напоминала каре, а вся девушка – одуван.

– Ммм… только если немножко, – улыбнулась Катя, – совсем забыла, как холодны июльские ночи в противовес жару дней. Мамин свитер оказался не таким тёплым, как я думала…

Дима снял с себя тёплую толстовку и накинул её на плечи девушки, оставшись в одной футболке. Катя начала просить парня надеть её обратно, но он настоял. Тогда девушка одела толстовку на себя, и, выправив запутанные волосы, улыбнулась:

– Ну, разве сегодняшний рассвет – не чудо? Так свежо, так прекрасно и так легко на душе!

Но Дима проигнорировал Катин восторг,

– Почему ты не позвала меня? Я думал, тебе нравится встречать рассветы вместе со мной… – мальчик нахмурился и сел рядом.

Катя положила тетрадь в зелёной обложке на другое сиденье, и, смутившись, ответила:

– Я просто хотела сегодня утром дописать одну вещицу… Ну, мне нужно было сосредоточиться, и я решила погулять одна… Во мне всю ночь копошились мысли и не давали уснуть. Но, как назло, мои мысли не желали оборачиваться в нужные слова. Я решила прогуляться, пришла сюда, и здесь меня поцеловала муза…

– А, так там твои стихи? – загорелся Дима – Наконец-то я их увижу! Давай сюда тетрадь! – парень потянулся за Катиным секретом.

– Нет, нет, что ты! Их нельзя читать! – Катя схватила руку мальчика, – Да там ничего важного. Так, бред графоманский.., – девушка запнулась.

– Зачем ты их пишешь, если никому не показываешь? – удивился мальчик.

– Мне это не нужно. Это слишком личное. Понимаешь, я никому никогда их не показывала. Эти стихи – это частичка меня. Возможно, они кривы, косы и уродливы, но когда я перечитываю их, во мне возрождаются те мысли и эмоции, которые я чувствовала, когда писала. Эти стихи – это мои воспоминания, моя прожитая жизнь моими глазами. Никто не почувствует того же, что чувствовала я, когда писала их, и что чувствую я, когда их перечитываю. Они нужны прежде всего мне…

– Что ж, прости, я просто считал себя твоим лучшим другом, я думал, что мы доверяем друг другу…, – Дима опустил взгляд и скрестил руки.

– Ну, Дим, их никому нельзя читать – начала успокаивать Катя.

Дима не поднял взгляда.

– Дима, ну не дуйся! Хватит манипулировать мной, – строго сказала девушка, но парень вновь никак не отреагировал на эти слова, – понимаешь, это как с Троянским конём. Мой Лаокоон, мой разум, меня предостерегает, что я могу обжечься, доверив тебе такое сокровенное, впустив тебя в свою душу. Понимаешь? Я читала про взятие Трои и я поверю Лаокоону.

– Я не враг тебе, глупая, – тихо ответил мальчик, слегка обиженно взглянув в её глаза.

Тогда Катя, тяжело вздохнув, взяла свою тетрадку и протянула её Диме.

– На, читай. Только не смейся и не критикуй, я не собиралась никому это показывать.

Дима улыбнулся и взял тетрадь. Внутри себя он ликовал, но виду старался не подавать.

Толстая, 96-листовая тетрадь была исписана ровным почерком чуть более чем наполовину. Тем не менее, в ней было много помарок, зачёркиваний, рисунков, видно было, что тетрадь, в принципе, черновая, и не предназначена для посторонних глаз.

Дима пролистал несколько страниц, в поисках самого сокровенного. Здесь было ироническое стихотворение о правлении Лисы и Медведя в лесу, которое закончилось пожаром; было стихотворение, рассказывающее теорию, о которой накануне говорила девушка; было произведение о русалке, выкинутой штормом на берег далеко от воды, и о её трагической гибели; довольно большое произведение рассказывало о ямщике, которому в тёмную ночь два клиента наперебой советовали, как ехать, и в итоге повозка с ними всеми сорвалась в реку; было много рассуждений на тему России, несколько пейзажных зарисовок; и, конечно, несколько стандартных девчачьих стихотворений посвящённых загадочному «Ему», какие пишет любая в 15 лет. Катины стихи не были банальным нагромождением слов, это были лёгкие изящные рифмы, пронизанные нежностью и грустью. Юная поэтесса писала о том, какой «он» замечательный, о том, как девушка боится его потерять и как боится себе признаться, что влюблена до кончиков ресниц. Несчастная, видя, что весь этот лирический пубертатный бред читает всегда серьёзный Дима, то бледнела, то краснела, нервно теребя в руках ручку.

– Кать, а кто такой «он»? – улыбнувшись, спросил Дима, ожидая услышать своё имя, – Я думал, что знаю все закоулки твоей души.

Катя не знала, как ответить. Она игриво прищурилась, и чуть склонив голову, сказала:

– Боюсь, моя душа для тебя потёмки.

– Какой же у тебя интересный образ принца получается, – Димина улыбка стала ещё шире.

– Ага, собирательный образ, – Катя отвела глаза к залитому восходящим солнцем горизонту и тяжело вздохнула, задумавшись, как бы перевести тему, – а скажи, как всё-таки прекрасен этот мир! Разве можно вдохновиться в городе? Ты встречаешь городской рассвет, а вокруг уже катят машины, летит пыль, и – дома, дома, дома. И рассвет как будто блёклый, серый… Вернёшься домой – интернет, тупые шутки, пельмени. А здесь невероятной красоты закаты, нежные восходы… Правда, собеседники докапываются не по делу, но тут уж ничего не поделать, – девушка едва заметно улыбнулась.

Дима сидел, задумавшись. Катя поднесла руки к губам и выдохнула на них, пытаясь согреть. Парень положил тетрадь на сиденье, протянул свои ладони и взял её руки в свои.

– Холодные, – произнёс он задумчиво – не согрелась, значит?

Дима пересел ближе к Кате и приобнял её. Девушка удивлённо отодвинулась. Она всегда отодвигалась, когда Дима переставал себя вести, как просто друг. Конечно, она очень хотела растаять в его объятиях, но боялась, что так даст ему шанс, надежду, и они, повстречавшись недолго, расстанутся и потеряют друг друга во всех смыслах: не смогут быть ни семьёй, ни друзьями. Дима был очень дорог девушке, она не могла рисковать из-за сильной симпатии к нему. Катя не могла себе позволить потерять его.

– Мне домой надо. А то я совсем замёрзла, – сказала она быстро и вылезла из лодки, – Спасибо за толстовку, но я просто уже давно сижу здесь, поэтому мне так просто не согреться…

– Я тебя провожу, – спохватился Дима, – ты так забавно выглядишь в моей толстовке, жаль – фотоаппарата нет, – улыбнулся мальчик.

Однако нельзя было не признать, что даже в таком виде – с запутанными волосами, в зелёной Димкиной толстовке из которой нелепо торчал белый воротник свитера, Катя была весьма и весьма прелестна.

Юные романтики на пионерском расстоянии пошли в сторону домов. Дойдя до своего, не так давно отремонтированного, домика, Катя сняла с себя Димину кофту, и, сказав спасибо, уже хотела уйти, но парень остановил её.

– И ты просто вот так уйдёшь?

– А что? – не поняла Катя.

– Просто…, – Дима запнулся.

Он не знал, что сказать, чтобы продлить очарование этого утра, но Катя его сама опередила:

– Хочешь чаю?

– Я не люблю чай, – скривил губы Дима.

– Да ладно. Согреемся, – улыбнулась Катя и ненадолго скрылась в глубине дома.

Дима поёжился от холода и присел за столик, стоявший на веранде.

Катя выпорхнула из дома, и, казалось, с особой осторожностью, поставила на стол две небольшие чайные чашечки с золотистыми узорами. Затем девушка принесла изящные позолоченные ложечки и фарфоровую сахарницу. Последний поход Катя завершила принесением заварочного чайника и кипятка. Девушка улыбнулась, глубоко вздохнула, будто на секунду задумавшись, и всё так же аккуратно, даже с какой-то нежностью, разлила заварку насыщенного солнечно-оранжевого цвета из небольшого чайничка. Добавила кипятка.