Человек-тень

– Простите, это было грубо. Я вообще-то никогда не бываю грубым. Надеюсь, вы сможете…

– Перестаньте, – перебила инспектора Конни; она говорила так тихо, что ее голос едва-едва перекрывал гудение двигателя. – Это я должна просить у вас прощения. Давайте на сегодня покончим с признаниями личного плана, хорошо?

У Барды зазвонил телефон. Он включил громкую связь.

– Сэр, нас донимают СМИ с просьбой дать комментарий. Не знаю, как утекла информация, но они знают о нашей пропавшей женщине, и им известно, кто она и кто ее родные.

– Черт! – пробормотала Конни.

– И мужу Элспит только что позвонили и потребовали пять миллионов купюрами по пятьдесят фунтов. У нас есть сорок восемь часов. На записи слышен голос Элспит Данвуди, говорящий: «Пожалуйста, помогите». Уже подтверждено, что голос принадлежит ей. Ее свекор был поставлен в известность. Мы работаем над тем, чтобы проследить, откуда был произведен звонок, и держим под контролем выплату выкупа.

– Отлично, – сказал Барда, отключившись. – Что ж, значит, вам не придется напрягаться. Похоже, у нас уже есть все, что нам необходимо.

– За исключением Элспит, – пробормотала Конни. – Какова ваша статистика касательно случаев похищения, схожих с этим? Каковы шансы вернуть ее живой?

– В среднем в Соединенном Королевстве регистрируется от пятидесяти до восьмидесяти случаев похищения людей в год. В большинстве полиции удается найти людей живыми.

– А сколько бывает неудач?

– Немного. В основном жертвы похищений погибают, когда мы выходим на похитителя. Он начинает паниковать и решает, что будет проще не оставлять свидетеля, который мог бы его опознать.

– Бедная Элспит, – вздохнула Конни. – Надеюсь, она этого не знает.

– Мы сделаем все, что в наших силах, – сказал Барда. – То, что похититель связался с ее мужем, это хороший знак. Я настроен оптимистично и надеюсь, что мы вернем ее родным целой и невредимой.

– Я рада, что вы настроены оптимистично, но очень сомневаюсь, что так же настроена и Элспит, где бы она сейчас ни была.

Глава 4

– Выходи за меня замуж, – сказал мужчина.

Элспит Данвуди изо всех сил старалась сдержать рвоту. Еда, которой он кормил ее, была несвежей. Ее организм все никак не мог избавиться от химикатов, с помощью которых похититель усыпил ее на подъездной дороге, ведущей к дому ее подруги. С тех пор Элспит переходила из одной фазы кошмара в другую, и каждая из них проезжалась по ней, как скорый поезд, мчащийся на всех парах. Сейчас женщина переживала фазу оцепенения и тошноты. По какой-то причине ее разум отказывался постигать то, что перед ней, опустившись на одно колено, стоял незнакомый мужчина и протягивал ей коробочку с кольцом. Элспит отвернулась и сотряслась от рвотного позыва, чуть было не выблевав ломтик сыра и несколько сухих крекеров, из которых состоял ее обед. Мужчина, похоже, этого даже не заметил.

– Выходи за меня замуж, – повторил он.

Элспит вгляделась в кольцо. Его золотой ободок потускнел, камень потерял блеск и казался серым и сиротливо зажатым в худосочных золотых лапках.

Она подняла руку и пошевелила пальцами, показывая мужчине кольцо, уже надетое на один из них.

– Я могу это исправить, – сказал он и взял с пола пузырек жидкого мыла.

Он щедро налил мыла на ладонь Элспит и намазал им ее безымянный палец. Ее двадцатичетырехкаратные обручальное и помолвочное кольца легко соскользнули, предав свою хозяйку. Мужчина быстро вытер руку Элспит полотенцем и надел на ее палец свое собственное кольцо. Ей хотелось блевануть на это новое украшение, но ее тело не подчинялось ей.

– Теперь брачный обряд, – пробормотал похититель.

Элспит смотрела на него глазами, красными от слез. Он был щупл, с землистым лицом, словно никогда не знавшим солнечного света, глубоко запавшими глазами, под которыми бурели полукруглые тени, порожденные бессонницей и плохим питанием. Его руки тряслись, пока он бродил по комнате, беря и ставя обратно то один предмет, то другой и что-то бормоча себе под нос.

– Не купил обувь, – сказал он и с силой ударил себя ладонью по лицу.

Звук пощечины отдался от стен, лишенных окон.

Пол здесь был покрыт старым, потертым ковролином, очень колючим для босой ноги Элспит. Ее левая кроссовка лежала в кустах, ожидая, чтобы ее нашли, и для Элспит она стала живым существом, напряженно затаившимся в надежде, что кто-то увидит его и спасет. Эта кроссовка была ее посланием миру. Элспит купила эту пару всего две недели назад, ей нравилась мягкость этих кроссовок, яркая желтизна их парусинового верха и черные эластичные шнурки. Кроссовки были слишком дорогими, но ей никогда не приходилось беспокоиться о деньгах. Теперь Элспит понимала, что ей никогда не надо было беспокоиться вообще, о чем бы ни шла речь. Богатство и привилегированное положение защищали ее от всего, кроме болезней и передаваемых по телевизору огорчительных новостей. Чтобы противостоять им, она с воодушевлением оказывала поддержку множеству благотворительных организаций. И за последние годы помогла собрать миллионы фунтов на борьбу с такими общественными проблемами, как бездомность и детские болезни. На эти деньги было построено новое крыло местной больницы, где лечили подростковую онкологию. Оно было оснащено по последнему слову техники и казалось таким уютным.

– Надень его, – сказал мужчина, положив на колени Элспит свадебное платье, посеревшее и чересчур просторное.

– Чего вы хотите от меня? – спросила она.

– Пойду приготовлюсь, – ответил похититель.

И, шаркая, перешел в соседнюю спальню. Элспит пока не знала, что находится в других комнатах этого дома. Стоять ей было тяжело. Первые двадцать четыре часа после своего похищения она пролежала на боку с руками, связанными за спиной. Ее похититель на руках перенес ее с подъездной дороги в машину и из машины в дом. Когда он наконец разрезал ее путы, Элспит едва могла шевелиться, ее тело одеревенело, мышцы были сведены судорогой. Несмотря на регулярные занятия йогой и походы в тренажерный зал, этого короткого времени оказалось достаточно, чтобы вконец ослабить Элспит.

И теперь она расстегивала молнию свадебного платья, которое явно никто не надевал уже несколько десятилетий. Его кружева были порваны и пожелтели, как старые обои в пабе. Надевая его, женщина беззвучно плакала от тоски по своему мужу. Расставаясь с ним в тот день, она была раздражена, и ей так хотелось вернуться и помириться с ним. А теперь у нее, быть может, уже никогда не будет возможности сделать это. Элспит натянула платье, вдела руки в его пышные рукава. Лицо ее окутало облако пыли, и она чуть не задохнулась. От материи пахло чердаком и мышиным пометом.

– Ты в нем так прекрасна, – сказал мужчина.

Он вернулся беззвучно, как призрак. Элспит обхватила себя руками.

– Я застегну молнию. Здесь должен был находиться мой брат. Чтобы быть моим шафером. Надо будет это исправить. Он не смог успеть на мою свадьбу. Но нам не следует себя жалеть в такое счастливое время, не так ли? Ведь это первый день жизни, в которой мы до гроба будем вместе.

Одежда похитителя была такой же древней и обтерханной, как и надетое на Элспит платье. Рукава его пиджака были на несколько дюймов короче, чем надо, а сам пиджак был ужасно велик. На мужчине не было носков, а сине-зеленый килт висел как мешок и был слишком короток. Его явно сшили для какого-то толстого коротышки, а этот малый выглядел так, будто он уже несколько месяцев ничего не ел, все его кости выпирали. Должно быть, он умирает. Эта мысль согрела женщину.

Приблизившись, похититель взял ее за руки. Элспит слегка пошатнулась. В другой день, в другом месте это ее легкое пошатывание было знаком того, что она чувствует себя невероятно счастливой. Она тогда была взволнованной невестой, на которую с восторгом смотрела толпа гостей и которой предстояла жизнь, полная любви. Ее родители радостно обнялись – так уверены они были в том, что их дочь сделала правильный выбор. Струнный квартет исполнял классическую музыку, и в роли подружек невесты на свадьбе Элспит выступали дочери ее сестры, двойняшки, одетые в розовые платья, с ромашками в волосах. Элспит представила себе лицо своего мужа. Сможет ли она когда-нибудь коснуться его опять?

Теперь мужчина кашлял в ее лицо, даже не подумав прикрыть рот рукой. Элспит скосила глаза на вычурную картину на стене и начала мысленно петь. Слова песни путались в ее голове, часть их она забыла. Эту песню ей когда-то пела ее мать, и в ней говорилось что-то о батистовой рубашке, которую девушка должна сшить без иголки и без швов, и пшенице, которую она должна сжать серпом, сделанным из кожи. Элспит хотелось напеть мелодию вслух, но теперь мужчина, сжимающий ее руки, горделиво поднял голову, выпятил грудь и – о, Боже! – заговорил так громко, будто они находились в соборе и за церемонией их бракосочетания наблюдали сотни людей. Элспит осознавала, что у нее отвисла челюсть, но в эту минуту никакие угрозы похитителя не смогли бы стереть ужас и изумленное недоумение с ее лица.

– Есть ли здесь человек, коему ведома какая-либо причина, по которой этот мужчина и эта женщина не могут быть соединены священными узами брака?

Последовала пауза. Элспит находилась наедине с этим человеком в этой комнате уже целую вечность, но она все равно огляделась по сторонам. Вокруг никого не было. Похититель говорил в пустоту. Однако он помолчал какое-то время, будто ожидая, что кто-то ответит ему.

Придвинувшись к ней еще ближе, опустив голову и пристально глядя Элспит в глаза, похититель начал произносить слова брачного обета:

– Я, Фергюс, беру тебя, Элспит Бренда, в свои законные жены, дабы с этого дня и впредь обладать тобою в горе и в радости, в богатстве и в бедности…

Фергюс? Элспит напрягла память. Она никогда не знала никого по имени Фергюс и никогда не слышала этого имени от кого-либо из своих подруг. Однако похититель знал ее второе имя. Известно ли ему, что это имя ее бабушки? Известно ли ему, что ее бабушка Бренда была необузданной женщиной, которая никогда не подчинялась диктату? Бренда сумела бы что-нибудь предпринять. Она бы заставила этого типа – этого Фергюса – отпустить ее, подчинила бы его своей воле. А что делает она сама? Играет в свадьбу с маньяком. Элспит старалась дышать, но воздух казался ей отравой. Теперь этот малый улыбается ей. В самом деле улыбается. И ждет, чтобы она что-то сказала. Элспит не могла понять что.

– Я тебе помогу, – улыбнулся похититель. – Повторяй за мной… Я, Элспит, беру тебя, Фергюс…

– Я, Элспит… – пробормотала женщина и опять огляделась по сторонам.

Может быть, она сошла с ума? Может, на них смотрят люди, а она просто не видит их?

– Произнеси слова обета, произнеси их, произнеси их, произнеси их. – Мужчина молотил кулаком по стене, делая по удару на каждый слог, затем запрокинул голову назад, разинул рот, и из его горла исторгся звериный вопль.

Элспит закрыла рот рукой, силясь не закричать. И попятилась, пока похититель шатался, откинув голову, охваченный яростью. Его щеки побагровели и раздулись, он рычал и выл, молотя по стене и переминаясь с ноги на ногу.

Элспит сделала глубокий вдох и закрыла глаза, пытаясь выкинуть из головы этот багровый язык, эти сточенные зубы. Надо спасать себя, подумала она.

– Я, Элспит, беру тебя, Фергюс, – с грехом пополам, всхлипывая, пробормотала она. И опять: – Я, Элспит, беру тебя, Фергюс. – На этот раз получилось лучше. Громче, яснее.

Похититель перестал выть и просто стоял, все так же обратив к потолку лицо с открытым ртом и шатаясь. Но он слушал.

– В свои законные мужья, – продолжила Элспит.

Рот мужчины начал закрываться. Его глазные яблоки все так же вращались в глазницах, дыхание было судорожным, хриплым, однако он, как любил выражаться ее муж, «пришел в чувство».

– Дабы с этого дня и впредь обладать тобою, – проговорила Элспит, ненавидя себя за слабость, за то, что она уступила, но понимая, что надо спасать себя, поскольку больше она, скорее всего, ничего не сможет сделать. – В горе и в радости, в богатстве и в бедности, в здравии и в болезни.

Похититель улыбнулся. Выставив напоказ слишком много зубов и слишком обнажив десны, дико и безумно. Болезнь изъела не только его тело, поняла Элспит. И он не просто какой-то извращенец. Если бы ей надо было дать ему определение и отразить в этом определении то, что она наблюдала, она бы назвала его демоном.

– В здравии и в болезни. Это хорошо, – пропыхтел похититель. – Продолжай.

– Э-э… дайте мне минутку. – Элспит покачала головой, отчаянно пытаясь припомнить слова обета. У нее получалось так хорошо. Как же там дальше?

– Дабы любить, – подсказал мужчина и придвинулся еще ближе, так что их сомкнутые руки касались их животов.

Его дыхание наполняло воздух зловонием.

– Конечно, – кивнула Элспит. – Дабы любить и лелеять тебя и повиноваться тебе, пока смерть не разлучит нас.

Фергюс вздрогнул:

– Смерть! – Его плечи поднялись и тут же опустились. – Не разлучит нас! Я ей не позволю. – Он провел грязными пальцами по своей голове, потирая макушку сначала по часовой стрелке, затем против часовой стрелки.

Элспит с ужасом смотрела, как волосы отделяются от сальной кожи головы этого чудовища.

Похититель снова сжал руки женщины. Она стиснула зубы, борясь с отвращением, вызванным контактом с кожей на его пальцах, и зная, что она еще долго будет чувствовать на себе его вонь. Возможно, всегда.

– Закончи свой обет, – приказал он.

– Согласно святой Божьей воле, и даю тебе в том мой обет, – сказала Элспит.

Похититель прислонился к женщине, положив голову на ее плечо и уткнувшись лицом в ее шею. Ей опять хотелось блевать.

– Чуть не забыл, – пробормотал он. – Какой я глупый. Глупый мальчик.

Он сунул правую руку в карман брюк и достал золотое обручальное кольцо, которое надел на палец Элспит над своим помолвочным кольцом. Затем положил на левую ладонь женщины золотой ободок большего размера и вытянул безымянный палец своей правой руки, чтобы она продолжила церемонию.

Элспит смотрела на этот символ вечности. Вместе навсегда. Связанные навечно. Она соединит себя с этим чудовищем. Дрожащей рукой Элспит взяла ободок из драгоценного металла и медленно надела его на безымянный палец этого урода.

На край кольца упала слезинка. Должно быть, приняв ее за слезу радости, похититель обнял Элспит за плечи и прижал к своей груди:

– Я понимаю, ведь это так волнительно. Я чувствую то же самое. Я так долго ждал этого дня, и ты так прекрасна. Трудно не поддаться этой буре чувств.

Фергюс поцеловал женщину в лоб, отпустил ее, натянул на палец кольцо до упора, затем немного отодвинулся и опять запрокинул голову.

– Объявляю вас мужем и женой, – сказал он неотделанному потолку.

Его слова эхом отдались от стен.

В голове Элспит раздался удар молотка.

– Да! – крикнул похититель. – Да, черт возьми! Я женат. Мы сделали это!

Он поднял Элспит на руки, обхватив за бедра, и закружил, громко гикая.

Похититель был сильнее, чем казался на первый взгляд, впрочем, Элспит поняла это еще тогда, когда он поднял ее в первый раз и запихнул в багажник своей машины. Она напряглась, вместо того чтобы схватиться за его плечи в попытке не упасть, надеясь, что он не уронит ее и не расколет ей голову об пол, и в то же время желая, чтобы это произошло. Тогда этому безумию пришел бы конец.

– Это наш медовый месяц, миссис Эрисс, – проговорил похититель, глядя на Элспит, и в его глазах горела жуткая смесь обожания и исступления.

У Элспит перехватило дыхание.

Она ошибалась. Он не просто чудовище. Чудовища предсказуемы. Они последовательны, и понятно, чего от них можно ждать. А этот малый, искренне полагающий, что он только что был соединен с нею узами брака, был ребенком в теле взрослого мужчины. Он мог похитить ее, а затем кормить как ни в чем не бывало. Он мог лишить ее обручального кольца, которым она дорожила, а затем праздновать свой собственный союз с ней. Мог усыпить ее какой-то дрянью, а потом говорить, что обожает ее. Лучше бы он был просто чудовищем. Ведь существуют правила, как защитить себя от чудовищ. Никогда не заглядывай под свою кровать. Держи дверь стенного шкафа закрытой. Запирай на ночь окно своей спальни. А с этим монстром не действовали никакие правила.

Похититель мог внушать доверие, он сказал тогда Элспит, что с ее подругой случилось несчастье и его прислали, чтобы сообщить ей об этом и попросить немедленно приехать. Его голос был полон участия, и он знал все о ней, о ее жизни. Он следил за ней, он все распланировал, он был ее фанатом и ее хейтером.

Она утратила свою счастливую, налаженную жизнь и оказалась в этой чертовой дыре с психопатом, который воображает, будто у них медовый месяц.

– Мы должны консумировать наш брак, – пробормотал Фергюс, говоря скорее не с Элспит, а с самим собой.

Элспит попятилась к стене.

– Иначе он не будет законным. Я об этом читал. В прежние времена при этом должны были присутствовать свидетели. – Похититель засмеялся и отвел глаза. – У нас их не будет, но сами-то мы будем знать, не так ли? Я хочу сказать, будем знать, что мы все сделали как положено.

Элспит замотала головой и, подняв руки ко рту, сжала их в кулаки.

– Я не хочу, – пролепетала она, задыхаясь после каждого слова.

– Рано или поздно мы должны это сделать, иначе наш брак будет ненастоящим.

– Нам надо… – Элспит попыталась глотнуть воздуха. – Сначала нам надо отпраздновать. Мы же только что поженились. У тебя есть вино или хотя бы пиво? Есть хоть что-то?

Похититель похлопал себя так, как будто где-то на его теле могла быть спрятана бутылка спиртного, о которой он забыл.

– Думаю, хотя я могу ошибаться, внизу в буфете может быть виски. Хочешь, я схожу и посмотрю? Разумеется, я не могу взять тебя с собой. – Похититель нахмурился. – Нет, другой женщины здесь нет. Я не хочу, чтобы у тебя сложилось превратное представление обо мне. Господи, да ты будешь слушать меня? Устраивайся поудобнее, а я поищу нам что-нибудь, чтобы отпраздновать наш союз. – И он торопливо вышел.

Элспит подождала, когда ключ повернется в замке, прежде чем сорвать с себя свадебное платье. Эрисс заблуждался насчет многих вещей, но ясно понимал, что ему следует держать ее под замком. Прежде всего она была его пленницей и только потом его женой. Он знал, что она сбежит, если у нее появится такая возможность.

Алкоголь может ей помочь. Если она сумеет склонить Эрисса напиться, а сама выпьет немного, возможно, ей удастся его одолеть. По состоянию его лица было ясно, что недавно он с кем-то подрался. Его нос, по-видимому расквашенный ударом, все еще был покрыт коростой, на лбу виднелись побледневшие синяки, желтые, с лиловыми краями. Один из его пальцев был забинтован. Если Элспит сможет добраться до этих мест, которые наверняка еще остаются особенно чувствительными, возможно, у нее получится причинить ему боль.

Пригладив волосы и футболку, женщина снова села на древний диван и попыталась взять дыхание под контроль. Она делала это на занятиях по йоге каждую неделю. Наверняка все эти часы практики были не напрасны. Надо сделать вдох, так чтобы грудная клетка расширилась до отказа, начиная с самого низа, затем медленно выдохнуть, расслабив шею и плечи.

Фергюс Эрисс сначала изнасилует ее, а потом убьет. Элспит не сможет его обмануть. Она уже сейчас едва может сдерживать дрожь.

«Сделай вдох, – приказала Элспит себе. – Представь, что ты пустой колодец, который ты наполняешь животворной ключевой водой, омывающей и освежающей тебя».

Если она попытается атаковать Эрисса и у нее ничего не выйдет, то что тогда? Наверняка этот урод проломит ей череп или опять прижмет к ее носу платок, пропитанный какой-то дрянью, как тогда, когда он похитил ее, затем, возможно, подождет, пока она придет в себя, и начнет не спеша мучить. Возможно, в следующий раз она проснется в клетке.

«Сделай выдох. Пусть все твои тревоги покинут тебя вместе с отработанным воздухом, пусть все токсины выйдут из твоего организма и растворятся в атмосфере. Осознай свою силу, потенциал своего тела, проникнись сознанием того, насколько ты полна жизни, насколько жизнеспособна. Насколько напугана…»

Йога – это туфта, решила Элспит наконец. Если бы вместо йоги она три раза в неделю посещала занятия по самообороне, то не оказалась бы в таком положении. Какая пустая трата времени и сил!

Дверь открылась, и Элспит впервые увидела, где Фергюс держит свои ключи. Под одеждой его талию обвивала прочная цепь, и ключи были прикреплены к ней так, что между ними и его телом было всего несколько дюймов. Если она вырубит Эрисса, то ей придется подтащить его к двери и поднять, чтобы вставить ключ в замок.

«Вот ублюдок!» – подумала Элспит.

Фергюс ухмыльнулся и поднял руки, в которых он держал бутылку виски и два пластиковых стаканчика.

– Нашел! – объявил он, хотя в этом не было никакой нужды. – Ты сняла свое платье. Зачем? – Он уставился на скомканную грязно-розовую груду на полу.

– Я просто хотела устроиться поудобнее, как ты мне велел. – Элспит улыбнулась и подумала, что все ее потуги тщетны. – Я хотела повесить его, но здесь некуда вешать одежду. Возможно, ты смог бы позаботиться об этом платье для меня… потом.

Немного повернув голову, она посмотрела на похитителя из-под ресниц. Это было так комически-уродливо, вся эта лесть, призванная заставить Эрисса поверить в то, что Элспит хочет его, в то время как на самом деле она готовится напоить его допьяна, а потом ударить по черепу бутылкой. Но этому уроду почему-то было невдомек, что улыбка его «жены» – это оскал, а ее слова достойны самого тупого из всех диалогов, которые когда-либо накропали плохие сценаристы.

– Я сделаю это, – ответил Эрисс. – Потом.

Сев рядом с Элспит на диван, он щедро налил виски в один из пластиковых стаканчиков, но второй оставил пустым. И отдал ей полный.

– Значит, ты хочешь, чтобы твой стаканчик наполнила я? – сладким голосом спросила Элспит.

– О нет. Мне просто хочется держать в руке стакан. Я совсем не пью, потому что принимаю слишком много лекарств. Боюсь, твой муж сейчас не в лучшей форме. Но я надеюсь, что ты мне в этом поможешь. Столь многое в нашем физическом самочувствии зависит от того, насколько мы счастливы и удовлетворены. Но ты и сама это знаешь, не зря же ты так много занимаешься пилатесом и йогой. Я восхищаюсь этим в тебе. Тем, что ты находишься в контакте со своим телом. Возможно, ты научишь меня некоторым упражнениям и они мне помогут.

– Ты совсем не пьешь, – медленно проговорила Элспит.

– Да, не пью. Мой организм перенасыщен таблетками. Но ты пей, побалуй себя. Не считай, что ты не должна пить, раз этого не могу делать я.

Эрисс крепко держал бутылку, и Элспит не могла до нее дотянуться. Она уставилась на виски в своем стаканчике. Значит, ей придется схватиться с этим уродом и, возможно, умереть. Или напиться до бесчувствия и прожить еще один день после того, как он закончит делать с ней то, что захочет. Выбор за ней.

– За здоровье! – сказала Элспит, подняв свой стаканчик и чуть заметно наклонив голову. И даже не скривилась, когда дешевое пойло обожгло ее горло.

– Сландже[1]– отозвался Эрисс, также подняв стаканчик и сделав вид, будто пьет. – Теперь мы можем по-настоящему познать друг друга, телом и душой. Я буду дорожить каждой секундой нашей близости.

– Еще? – спросила Элспит бодрым голосом, скрывающим угасающую надежду.

– Разумеется, – ответил Эрисс. – Сколько хочешь.

Этого не хватит, подумала Элспит. Сколько бы виски не было в этой бутылке, его все равно будет недостаточно для того, чтобы подготовить ее к тому, что ей предстоит. Она перестала притворяться веселой и вместо этого позволила себе заплакать.

Глава 5

– Она взяла его, – сказала женщина-полицейский в штатском, и это в своем наушнике услышал каждый из сотрудников полиции, находящихся на своих постах на вокзале Уэверли, ожидая, когда похитительница возьмет выкуп. – Рыжие волосы, на вид от двадцати пяти до тридцати пяти лет, белая, стройное телосложение, рост примерно пять футов шесть дюймов. Джинсы, белые кроссовки, серое худи. Она вышла из женского туалета.

– Внимание всем, – отозвался Барда, и стоящая рядом Конни услышала его. – Маячок в сумке работает?

– Да, сэр, – ответил мужской голос. – Она идет на перрон и собирается сесть на поезд.

– Следуйте за ней, – приказал Барда.

– Чтобы попасть на поезд, мне придется предъявить мой полицейский жетон. Если женщина оглянется, то засечет меня, – сказал сотрудник, следящий за ней.

– Дайте ей оторваться от вас, затем предъявите свой жетон и сядьте на поезд. Не теряйте ее из виду.

На экране ноутбука Барды было видно, как женщина садится в переполненную пригородную электричку, затем ее бегом догнал полицейский со скрытой видеокамерой. Сев на электричку, он быстро пошел по вагонам. Женщины не было видно.