Говночист

Ильдар Биккенин

Говночист

Глава 1.

Ничто сменяется темнотой. Я чувствую себя. Вроде. Кажется, даже немного чувствую своё тело. Оно моё, но словно и чужое одновременно. Полено, выброшенное на берег. Я не могу пошевелить им, я не могу даже приоткрыть глаза. Оно не слушается меня, не отвечает на мои попытки сделать хоть какое-то движение.

Иногда я чувствую боль. Где-то в теле, не могу понять даже, где точно. В голове? Да, точно, иногда я ощущаю – в голове. Пульсирует, бьётся об череп что-то. Кажется, сзади, в затылке. Иногда я слышу голоса. Преимущественно – женские. Они говорят что-то бессвязное, но порой я даже могу разобрать отдельные слова и целые предложения. Голоса меняются, они принадлежат разным людям.

«И вот так я оказалась тут… А теперь, чёртов доктор молчит!» – говорит Звонкая, как я непроизвольно называю её. «А ты ничего такой… Жаль будет если помрёшь» – говорит Холодная, её голос я слышу реже остальных. Кажется, в этот момент она обтирает меня чем-то. Бревно, в которое превратилось моё тело передаёт очень мало ощущений. Скорее – лишь их тень. «Все мужики козлы, да и ты, наверное, не исключение», – говорит Печальная. – «Последний козёл снова ушёл, в лесбиянки податься что ли?» Иногда звучит мужской голос, но его я слышу очень редко. И далеко от себя.

Я пропускаю отдельные слова мимо ушей, не цепляясь. Я пытаюсь вызвать в своём теле хоть какое-то движение. Приоткрыть глаза, согнуть палец, перед тем как темнота снова утянет меня. Перед тем, как я окажусь на новых Тропах, которыми я хожу. Ничего не выходит, но я не оставляю попыток, я стараюсь изо всех сил.

В своём теле-бревне я ощущаю иногда какие-то иглы. Я чувствую трубку у себя во рту. Временами, я чувствую, что дышу. Но не понимаю, сам или мне помогает что-то. А ещё я чувствую – будто сознание заперто в моём теле, словно в тюрьме. И это очень странное, пугающее чувство – оно накрывает паникой, отчаянием, безысходностью. Я бы сжал зубы в такие моменты, если бы мог. Но я не могу. А потому – просто барахтаюсь в чёрном ничто.

В этот раз после… секунд? минут? часов? полных бесплодных попыток, меня снова затягивает Тьма. Сознание не угасает, нет. Я лишь теряю связь с телом, но продолжаю ощущать себя. Что я в этот момент? Дух? Сознание? Квант во вселенной? Без понятия. Есть осознание некоего «себя», хотя спроси меня, что я из себя представляю в этот момент – я не отвечу. Есть кроме «меня» ощущение движения. Это длится по-разному.

В этот раз движение было полётом и «летел» я не особо долго. Вдруг я обнаруживаю себя на Тропе. Я видел их уже много, но не разу по ней так никуда и не дошёл. Тропа она всё время разная. Зато – здесь я могу ходить, двигаться, говорить, делать всё – что не могу где-то там, где лежит моё тело.

Тропа особое место. Со своими смыслами. На Тропе всё видишь под другим углом. Отсюда всё что было у тебя до Тропы, жизнь в той «нормальной» реальности, в которой лежит твоё тело – кажется чем-то малозначительным. Неважным. Почти бесполезным и ненужным. Отсюда мне кажется, что сон – это как раз жизнь там, где лежит моё тело. Реальна и важна только Тропа и мне надо по ней идти, словно что-то настойчиво толкает в спину. И я, не теряя времени – иду.

Тропа идёт в гору, я поднимаю голову и вижу, что гора просто огромна, а Тропа вьётся по ней по спирали. Кое-где тропа ныряет в пещеры, скрывается под каменными наростами. Гора выглядит старой, очень старой. Я буквально чувствую бездну времени, которая прошла у её подножья. Вдалеке видны люди, которые идут по тропинке. Кто-то очень быстро, кто-то медленно. Некоторые идут группами.

Я чувствую их радость. Очень важно пройти эту тропу и ВЫЙТИ. Всё что за спиной, оно не важно. Всё что было – неважно. Все смыслы начнутся именно там, в конце пути по Тропе. Я не знаю, что увижу, но я знаю – надо спешить. И я спешу, переходя на бег, обгоняю многих путников. Чувствую их радость, делюсь своей. Не знаю откуда, но я понимаю – они мне не чужие, это очень близкие мне люди. Пока я не могу их узнать. Не могу вспомнить, но сверху мы всё поймём, вспомним, осознаем.

Сам не замечая, как, я оказываюсь на вершине. Она плоская. И только в самом центре – каменный широкий скальный шпиль. В нём я вижу проход, но он словно покрыт пеленой. Я не могу разглядеть детали, всё что впереди размыто. Вокруг шпиля стоят люди. Они увлечённо общаются между собой. Мужчины, женщины, дети. Они чувствуют меня. От них в мою сторону бьёт волна любви, понимания, ожидания воссоединения. Я чувствую огромную любовь к этим людям. Словно вот-вот я встречусь с теми, кого очень любил, но по какой-то причине потерял.

Я хочу ринуться к ним. Всё моё естество толкает меня вперёд, но – не могу. Неожиданно в мою грудь упирается палка. На обочине каменистой дороги сидит мужик. Кряжистый, бородатый. В его руке сучковатая палка, которой он тормозит меня. На его лице я вижу осуждение и лёгкое непонимание.

– Зачем ты здесь? – спрашивает он.

– Я хочу к ним. Хочу пройти, – говорю я искренне.

– Тебе ещё не пора, – отвечает он с укоризной.

Я не спешу с ответом или действием, но в то же время чувствую разочарование и сожалению.

– Я могу пройти? – уточняю я.

– Можешь, – кивает он, убирая палку. – Но это будет неправильно.

Я смотрю на людей вдалеке и чётко понимаю. Да, это будет неправильно. Они будут рады мне. Они простят, поймут, если я приду сейчас. Но это будет неправильно. Словно… я не знаю, как это выразить до конца словами. Словно я скину часть ноши, которая ляжет потом на этих дорогих и любимых мне людей. ПО МОЕЙ ВИНЕ. Они простят и поймут. Но – это будет НЕ ПРАВИЛЬНО. И я так не могу.

– Ты нужен там, – мужчина поднимается, я чувствую его. Он сожалеет, что вынужден был меня остановить. Но в то же время – он прав. И я чётко понимаю, что «там» это моя реальность. Та, в которой заперт мой разум, в моём собственном теле.

– Зачем? – вырывается у меня. Несмотря на всё понимание, я очень не хочу уходить. И каждая секунда здесь – сладость для моей души.

Мужчина пожимает плечами, словно я спросил какую-то глупость. И в этот момент протест внутри меня ломается, я принимаю – мне нужно вернуться. Я не могу предать этих людей на Горе и пройти к ним сейчас. Это будет когда-то потом. Когда это будет ПРАВИЛЬНО. Но, не сейчас. Горечь принятого решения, лёгкий шаг назад.

Мужчина кивает мне. Одобряя и принимая. После чего легко толкает палкой в грудь. Меня выбрасывает.

* * *

Снова темнота перед глазами. Я слышу, как тихо попискивает прибор рядом со мной. Первое чувство – сожаление. Я чётко помню всё, что произошло на Горе. Помню все свои ощущения, чувство невыносимой любви и горечь от вынужденного возврата. Но помню и о принятом решении. Что же, я увижусь с вами. Но, видимо не сейчас. Ещё не сейчас.

Реальность возвращает меня цепкими лапками. Выдёргивает из грёз. Я ощущаю себя намного острее, чем до похода на Гору. Чувствую иглы в своём теле, чувствую, как вздымается от дыхания грудь. Осторожно я пытаюсь открыть глаза. Первая попытка проваливается. За ней вторая, третья. Но, я не останавливаюсь. Сделав перерыв, я снова посылаю сигнал своим векам… И получаю отклик. Глаза немного приоткрываются. Боль от света благословенна. Веки ожили, я смаргиваю слёзы. Непривычные к свету глаза наполняются ими непроизвольно.

И тут же сжимаю пальцы на правой руке, пытаясь развить успех. Медленно, нехотя, словно обленившись от долгого бездействия, они сжимаются. Сначала буквально по миллиметру, но я упорствую, сжимаю наконец руку в кулак. Кулак младенца, судя по ощущениям. Но это всё же победа! Затем разжимаю, снова сжимаю. Всё происходит уже быстрее.

Прибор рядом начинает пищать. С огромным трудом, оперившись о край кровати рукой, я поворачиваю голову. Вижу я всё ещё сквозь пелену, но кажется вокруг меня что-то бело-серое. Стены? Или шторы? Шея медленно проворачивается на задубевших мышцах. Бревно, которое вдруг смогло двигаться. Древняя черепаха, проснувшаяся от тысячелетнего сна. Наконец я вижу прибор, который раньше мог лишь слышать. Чёрная коробка, с дисплеем и целым ворохом присосок и трубок, выходящих из неё, что в разных частях входят в моё тело иглами и датчиками с присосками.

За перегородкой я слышу восклицание. Лёгкий звук шагов в мою сторону. Перегородка откидывается в сторону, и я понимаю – да, это шторки. В проёме между шторками стоит девушка. Очень молодая, в белом коротком халатике и белом же чепчике. За ней моё всё ещё приходящее в себя зрение разглядывает ряды шкафчиков, навесных полок и стеллажей. Вдоль стены я вижу шторки, подобные тем, что натянуты вокруг меня.

Стоп! Меня? Меня… Это кого?

Эйфория от вновь обретённой возможности смотреть, двигаться, да просто жить – внезапно отступила. Словно я только выбравшись из трясины на ровную тропинку, тут же обнаружил пропасть, которой она заканчивалась. Так… Стоп! Стоп! Так кто я? Как зовут? Где я вообще? Как я тут оказался? Почему?

Разом родившаяся масса вопросов бесполезно рикошетила о стенки черепа. Ни одного ответа. Как будто всё что было в жизни – это Тропы и Гора. И до неё – абсолютное отсутствие каких-либо воспоминаний.

Видимо что-то такое отразилось на моём лице, потому что девушка нерешительная замершая у палаты? Или как это назвать? В общем у моей кушетки, подала голос.

– Эй, эй, ты чего?!!

На меня накатила паника, словно я потерял… Себя? Да вроде вот он я? Но что такое я? Где моя жизнь? Где мои воспоминания? Несколько раз шумно вдохнув и выдохнув, я напрягся всем телом и смог немного приподняться, а затем с глухим рычанием, собрав все силы в кулак – сел. Отлетела пара присосок, выскочила из левой руки игла. Прибор зашёлся истеричным писком.

Я хотел вскочить на ноги. Но всё что я смог, это сесть. При этом ощущение было такое, что я не сел, а пробежал километров с десять вверх по той Горе. Причём половину этой Горы таща при этом на себе. Я почувствовал, как на висках и спине выступил пот. Перед глазами расплылись тёмные круги, угрожая снова утянуть в темноту. Я сжал руками смятую простынь и несколько секунд немного покачиваясь приходил в себя.

Рядом суетилась девушка. Сначала она хотела уложить меня, но я издал звук – нечто среднее между рычанием и мычанием. И она отступила. Боковым зрением я отметил, что она подошла к верещавшему прибора и начала что-то тыкать в дисплее. Адский звук сначала пошёл на убыль, затем прекратился.

– Я отправила сообщение доктору, – всё ещё работая над дисплеем, сообщила она. Несмотря на состояние, я узнал голос. Звонкая. – Как только освободится, сразу придёт. Тебе надо лечь! Свалишься не дай Бог, я тебя одна в жизни не подниму!

– Мэ… – как оказалось, связки и весь речевой аппарат тоже деградировали. Но это, ничего. Это мы сейчас. Немного похрипев и помычав, я наконец смог выдавить из себя членораздельную речь.

– Не… свал… юусь!

– О! Говоришь, – девушка наконец закончила с прибором и снова встала передо мной. – А доктор Моритц говорил, что не сможешь. Как и вставать.

– Хр… Хрен.. ему!

Девушка рассмеялась звонким смехом. Словно прозвенели колокольчики. Я с трудом, но поднял голову, внимательнее разглядывая её. Симпатичная. Ладная. Из-под чепчика выбивается непокорная грива бело-жёлтых волос. Вздёрнутый носик, большие зелёные глаза. На вид – очень молодая. Лет шестнадцать, не больше. А мне?

– Меня Санса зовут. Я тут медсестра и сиделка.

– А… Меня?

Девушка непонимающе подняла бровь. А потом приоткрыла свой алый ротик в догадке, легонько ахнув.

– Ты не помнишь?

– Не… – я мотнул головой и снова с трудом удержал себя в сидячем положении, едва не рухнув.

– Может ляжешь всё-таки? – озабоченно вопросила медсестричка. – Если упадёшь, только хуже себе сделаешь! Да и мне доктор ещё наказание какое влепит.

– Не… – упрямо помотал я головой. И сделав глубокий вдох, выдавил: – Так… Кто.. я? Где… я?

– Если ляжешь, я тебе расскажу, что знаю! Пока доктор идёт.

Я пробуравил Сансу взглядом. Девушка сложила руки на груди и демонстративно сжала губы. Маниплуяторша чёртова. Неловко я завалился на кровать. Хотел упереться рукой и лечь, но рука подвела. Плюхнувшись кулём, с трудом подтянулся, чтобы опереться на спинку. Девушка подошла, помогла устроиться удобнее, подложив под спину подушку. Затем щёлкнула чем-то под кроватью, и та немного изогнулась, придав моему телу полу сидячее положение.

– Момент.

Санса вышла и вернулась с небольшим стулом. Устроилась на нём, расправила коротенький халатик, чтобы хоть немного прикрыть обнажённые бёдра. Очень, к слову красивые и притягательные бёдра.

– Тебя зовут Оскар, – устроившись на стуле и скрестив руки на ногах произнесла девушка, внимательно глядя мне в лицо. – Оскар Палей. Ничего не вспоминаешь?

– Оскар, – выдавил я. Слова словно камни проталкивались через горло. Очень сухие камни, сквозь ржавую трубу. – Ни… чего.

Это имя мне ничего не говорило. Просто имя какого-то чужого человека. Нейтральное, я не чувствовал, что оно имеет отношение ко мне. Может эта Санса просто лжёт? Хотя, зачем это ей? А с другой стороны, откуда я могу знать – зачем? Тьфу, бред какой-то. Интересно, я всегда такой подозрительный или это последствия… А чего последствия то?

– Почему… я тут? И где я… вообще?

– В Мехотрюме, в больничке, – пожала плечами девушка, будто говорила о том, что я и так должен был знать. Видя мой недоумевающий взгляд, она всё же добавила. – Ну, это 6 этаж Ковчега. Последний этаж зелёного пояса. Это тебе тоже ничего не говорит?

Я с непониманием покачал головой. Нет, это мне абсолютно ничего не говорит. Палубы, ковчеги какие-то.

– Мы что… На корабле?

Девушка рассмеялась и покачала головой.

– Ну, может быть с натяжкой. Так принято называть у нас, неужели не помнишь? Мы в огромном убежище. Тут сотня этажей. Из жилых только десять остались. Кстати, ходят слухи – что ты к нам прям с первого этажа прикатился, это правда?

– Я же ска… сказал! Не помню… Ни.. черта.. Уфф…

На лице девушки явственно проступило разочарование. Но был и положительный эффект. Она перестала задавать вопросы сама и начала отвечать на мои вопросы. Правда знала она не так много, или не хотела делиться всем.

Итак, что мне удалось установить? Меня вроде бы зовут Оскар Палей. Мне 17 лет. 9 дней я пролежал тут в состоянии комы. Доставили меня с каких-то Ферм, что находятся на 2 этажа выше сразу после какого-то инцидента. В котором мне видимо хорошо досталось. От кого, чего, почему – девушка понятия не имела. Также она выразила удивление, что меня в таком состоянии доставили сразу сюда. По местным правилам даже если я что-то там нарушил и совершил какое-то преступление, лечить меня должны были на этих Фермах. А уже потом решать вопрос с моим прибыванием.

В кому я впал по причине серьёзной травмы головы. Удар каким-то тупым предметом по затылку, от чего внутри черепа образовалась гематома. По словам доктора Моритца, который видимо не сильно спешил где-то там, довольно серьёзная. По-хорошему с такой травмой я должен был оказаться в мед капсуле, в ней и не такое лечится. И в экстренных случаях туда кладут без очереди. Но не оказался. Почему? Тут может быть много причин. Да и вообще – у них в Мехотрюме всего 2 осталось исправных. Попасть туда могут далеко не все желающие и список расписан на 2 месяца вперёд. И дорого.

Про родных, близких и каких-либо знакомых мне людей – девушка ничего не знала. Во время её дежурств ко мне никто не приходил и насколько она знает, во время дежурства других медсестёр тоже. Доставили на этаж меня также одного, никаких сопровождающих помимо медиков и внутренников не было. Внутренники кто такие? Внутренняя стража. Безопасники ещё говорят. Следят за порядком на этажах, обеспечивают безопасность. Иногда вниз ходят, по не особо сложным заданиям. Выше цэшки не прыгают, как выразилась Санса. В основном помогают нашим Шахтёрам. Рейтхантов среди них особо нет, так вынужденно суются.

Отвечая на вопросы Санса порой применяла кучу терминов, которые явно были хорошо ей знакомы. Как и любому обитателю убежища. Для меня же всё это звучало пустым звуком, я даже не уточнял. Скорее всего я это всё знаю, если я отсюда. И возможно – вспомню. А если и не вспомню – для начала надо понять и разобраться в наиболее важных и близких именно для меня вещах. С остальным разберёмся позже.

Что до моих травм, то с очень высокой вероятностью я получил свою травму головы в драке. В которой участвовал сам. Она показала повреждения на костяшках пальцев, откинув одеяло и помогая мне скинуть до пояса больничную рубашку, потыкала в жёлтые синяки на груди и плечах. Затем я аккуратно ощупал место на затылке. Небольшое уплотнение, при прикосновении отдаёт лёгкой болью – но и не более.

Некоторое время разглядывая меня, Санса с каким-то странным выражением на лице попросила потрогать мои руки и грудь. Сказала, что таких парней на их этаже нет. В основном худые, да щуплые. Режим экономии – питается сейчас народ тут в основном плохо. Про себя я отметил, что тело, несмотря на долгое бездействие выглядит внушительно. Развитые руки, увитые мускулами, крепкие грудные мышцы. Скользя по ним пальцами, девушка едва не урчала от восторга.

В этот момент раздался звук открываемой герметической двери медицинской палаты. Тихо шикнула электроника и дверь скользнула в боковой паз. Гомон голосов заполонил палату. Санса быстро двинулась на встречу процессии из врачей и гражданских – в палату прибыл новый пациент. Об этом несложно было догадаться, везли его на электронной каталке. Насколько я увидел со своего места, довольно молодой мужчина.

Вся голова в крови, тело безвольно растянулось на мягком покрытии. Глаза вроде закрыты. Похоже – без сознания. Вся голова утянута повязками. Впереди каталки движется невысокий, худощавый врач. Этот постарше – возрастом, пожалуй, около 35, лысоват, но с окладистой бородой. Тут же на ходу он начал отдавать Сансе какие-то распоряжения, насчёт того какой бокс подготовить и какие лекарства подавать через прибор.

С врачом в палату сунулись было встревоженные люди в комбинезонах, увешанные инструментами. Посыпались вопросы, они явно переживали за своего или друга или коллегу.

– Насколько всё плохо, доктор Моритц? – вопрошал невысокий бородатый тип в рабочей металлической каске.

– Операция-то как прошла? – вторил ему худой парень, нервно теребя ремни с креплениями на груди.

– Пока всё нормально, операция успешна, – остановившись доктор показал Сансе жестами, чтобы увозила пациента. – Сейчас мне не до вас. Мы делаем всё возможное. Вы лучше скажите, счета он сам оплачивать будет? Или тут другой вариант?

Все взгляды сошлись на бородатом мужике в каске. Стало как-то понятно, в этой группе людей – он старший. Тот судорожно кивнул, хотя и с небольшой заминкой.

– Да чего уж там, бригада оплатит, – махнул он рукой. – И операция и восстановление, всё с нас. Я уж там с безопасниками ещё этот вопрос решу. Они у нас в охране были, с них и спрос, пусть хоть половину покроют. А то и всё.

– Ну, это уже ваши дела, – отмахнулся Моритц. – Название бригады вашей?

– Упорные молотки! – как-то горделиво произнёс старший, выпятив подбородок.

Сам не зная почему, я хмыкнул. Название показалось каким-то идиотским. Старший видать что-то услышав, неодобрительно покосился в сторону моего бокса. Доктор тоже глянул мельком, быстро потыкал по дисплею и кивнул.

– Счёт за операцию уже отправлен. Остальные счета буду высылать раз в неделю, до выписки.

– И надолго это? – деловито спросил бородатый.

– Будем надеяться, что нет. Голове досталось хорошо, но это больше относится к кожным покровам. Мозг пострадал минимально. Думаю, пару недель. Может три. А теперь извините.

Доктор не двусмысленно указал на дверь визитёрам и те послушно вышли за дверь. Быстрым шагом доктор ушёл за шторку, где с пациентом возилась Санса. Минут пять оттуда слышались приглушённые голоса, я терпеливо ждал.

К слову, всё это время я не лежал бревном, а как мог разминал своё тело, шевелил пальцами рук, ног, старался приподнимать туловище, двигать шейными мышцами. И понемногу одеревеневшее тело стало оживать, сгибать пальцы получалось всё лучше, шея стала позволять уже легче крутить головой.

Закончив с раненым, доктор вымыл руки в небольшой раковине и подошёл ко мне. Представился. Изучающе осмотрел меня – я всё ещё полусидел на кровати. Быстро натыкал что-то на приборе и по мне из стоящей рядом коробки заскользил луч. Попросил сделать, что я могу – поднять руки, ноги, покрутить головой. Я послушно выполнял требуемое. Причём некоторые вещи давались уже намного легче, чем буквально пол часа назад. Дал стакан воды и проследил, как я жадно его выпил.

– Хм… Удивительно. А попробуйте встать? Я поддержу если что.

Я кивнул, хоть и посмотрел на доктора с недоверием. Маленький и щуплый. Если я начну валиться – навряд ли он меня удержит. Но вместе с тем, я не чувствовал, что должен упасть. Откинув рукой одеяло, я схватился рукой о край своей кушетки, напрягся и сел. После чего оперившись обеими руками о край кровати – встал. Меня качнуло вперёд, но я устоял. Снова запищал прибор за спиной, но уже не так истерично, как тогда, когда я очнулся. Скорее – предупреждающе.

– Удивительно, – покачал головой доктор. – Ложитесь, ложитесь.

Доктор ещё некоторое время тыкал что-то в приборе, затем в своём планшете. После чего уселся на стул, оставленный Сансой напротив меня.

– У вас наверняка много вопросов? – произнёс он, глядя на меня нейтральным, профессиональным взглядом. – Санса уже вписала в историю, что у вас обширная амнезия.

– Да, хватает. А что удивительного?

– Сразу предупрежу, у меня не так много времени. Да и информации. А что до этого… Давно я не видел такой турбулентной эмиссии.

– В смысле?

– Ещё день назад на ваш мозг давила огромная гематома в районе затылка. Следствие травмы. Шансы, что она начнёт уменьшаться и рассасываться конечно были. Но, это грозило быть медленным процессом. А чем дольше человек в коме – тем сложнее потом вернуться к нормальной жизни. А удивительно то, что сегодня она меньше едва ли не в два раза. Это радует… Но это – очень странно. Тем не менее, такое бывает, знаете ли. Редко, но бывает. Словно что-то вмешивается в естественный процесс.

Я едва заметно кивнул. Перед внутренним взором пронеслась сценка у Горы. Кольнуло чувство сожаления, что я не смог остаться там. Уже не такое сильно, как на Тропе, но всё ещё довольно ощутимое, которое постепенно как я ощущал, развеивается.

Поговорили с доктором Моритцем мы не долго. Ничего особого нового он мне не сообщил. Как и Санса выразил некоторое раздражённое недоумение, почему меня не оставили лечить на этаже Ферм. Порадовался тому, что я очень быстро прихожу в себя. Что тоже удивительно – после недельной комы состояние обычно куда хуже и выходят из него сложнее. Никакой новой информацией обо мне тоже не поделился – повторив по сути уже то, что я услышал от Сансы. По амнезии доктор обнадёжил, что воспоминания в основном возвращаются. Когда? По-разному. Никто точно не скажет. Может – завтра. Может – через год. Частями, может не полностью, но они вернутся.

А вот самый конец разговора меня надо сказать озадачил.

– Ах да, ещё момент! – Моритц потыкал в своём планшете. – На данный момент за операцию и нахождение здесь девять полных суток, с сопутствующим поддержанием и лечением… Вышло 659 криптонов.

– Криптонов? – переспросил я.

– Ну… Криптонов. Ах да, амнезия видать заразительна. Криптоны – это наша валюта, деньги Ковчега. Ими ведутся все расчёты за что-то стоящие. И услуги нашей больницы – не исключение. Вы способны оплатить лечение?

– Да я… без понятия, – пожал я плечами. – Если у меня не было вещей, откуда я знаю про эти криптоны. Может там было что-то.

– Их нельзя носить в кармане, криптоны – это электронные деньги. Они у нас вот тут.

Доктор потыкал пальцем себе под подбородок.

– Все мы, рождённые в Ковчеге, в первый год жизни получаем первую бесплатную аугментацию. Если так можно выразиться. Маленький чип, который содержит о нас всю информацию. Через него мы взаимодействуем с Системой. Получаем контракты, работу, наказания и поощрения. В том числе, там же и кошелёк. Криптоны всегда с нами. Ну, если конечно, они у нас есть. Сейчас, минутку.

Моритц потыкал в свой планшет, а затем протянул его ко мне.

– Выйти в Систему можно из многих устройств. Есть общественные, есть рабочие, личные. В данном случае – воспользуйтесь моим планшетом.

Я взял в руки планшет и потыкал в него пальцем.

Желаете совершить вход?

Да

Доброго дня, Оскар Палей. Вход выполнен.

Далее я увидел довольно обширное меню, выполненное в виде кнопок с всевозможными названиями. Взглядом стал выхватывать некоторые из них.