Хранители. Поиск Пути

Ольга Барбанель

Хранители. Поиск Пути

Был обычный школьный день, ничем не примечательный дождливый понедельник. В просторный холл вбегали дети и подростки, закрывая на ходу мокрые зонтики, снимая разноцветные дождевики. Старшеклассницы толпились перед зеркалом, прихорашиваясь, поправляли пострадавшие от сырости прически. Вот группа мальчишек ввалилась в двери, и стала шумно обрызгивать визжащих девчонок дождевой водой с курток, а гардеробщица тетя Валя громко ругалась и грозила кулаком. На уроке Ольга Львовна долго расписывала физические формулы на доске и что-то объясняла. Реальность протекала сквозь меня, как вода через решето. Может это потому, что я не спал нормально уже несколько ночей. Мучительные кошмары стерли грань между явью и сном, я не спал, но никак не мог проснуться. Окно, возле которого я сидел, было испещрено дождевыми потоками, они стекали по нему как слезы…

– Тимур?

Я отвернулся от серого окна, и постарался изобразить улыбку. Аля выглядела бледной и встревоженной. Огромные серые глаза смотрели на меня с беспокойным вопросом.

– Я не выспался. – тихо ответил я, нежно проведя рукой по бледной щечке.

Мы с Цветочком вместе уже полтора года, с девятого класса. Аля хрупкая, небольшого роста блондинка с мечтательными серыми глазами и немного отстраненным выражением лица. За нежную романтическую внешность и впечатлительность ее прозвали Цветочком. Кличка так к ней пристала, что даже родители и учителя иногда оговаривались. Мы с Алей составляли разительный контраст, не только из-за внешности, но и из-за характера. Мой предполагаемый папаша был цыганом, так что я вышел смуглым, черноволосым, и никто бы не назвал меня нежным и мечтательным, скорее сложным, неуправляемым, агрессивным, замкнутым, психологически нестабильным, опасным. Именно это я прочел в своем личном деле, когда из интереса влез в учительскую. Но я не в обиде, до девятого класса я доставлял много неприятностей нашему небольшому городку. Пока в моей жизни не появился Цветочек…

– Тимур, ты не хочешь выйти к доске и продемонстрировать свои знания? – голос Ольги Львовны оторвал меня от размышлений.

– Нет, спасибо, не сегодня – вежливо отказался я. По классу побежали смешки. Ольга Львовна пару секунд смотрела на меня, раздумывая раздувать ли скандал, но потом решила не тратить на меня нервы – все уже привыкли к моим выходкам. Это было смешно, но меня побаивались. Возможно из-за роста, подумал я, посмеиваясь про себя и пытаясь пристроить куда-то ноги. Мне бы хотелось отловить конструкторов наших парт, и привязать их к своему изделию на пару дней. Метр восемьдесят пять тяжело уместить в таком крошечном пространстве.

Время тянулось медленно. Вот второй урок, третий, большая перемена. Во дворе ко мне подошли приятели, и мы немного поговорили о том, о сем, но основная тема уже пару недель была одна – где Артем? Он исчез ровно пятнадцать дней назад, и версий было множество. Кто-то считал, что он убежал в «Большой Город», кто-то, что ушел в лес и не вернулся. Лес… Думаю, среди подростков нашего городка не было такого, кто не знал таинственного притяжения леса. Притяжения, которое становилось все сильнее с каждым годом.

– Эй, Тимур, пойдем сегодня вечером на огонек?

Среди сиротских мальчишек «огонек» был любимым времяпрепровождением по вечерам. Зажечь костер в жестяной бочке, распевать песни и распивать пиво, просто молчать… Иногда эти посиделки заканчивались не совсем мирно и страдала городская собственность. К примеру, когда Алешка на спор разукрасил стену городского совета граффити, красивым, между прочим, но наш мэр почему-то не проникся. Или когда мы случайно разбили витрину ювелира. Периодически руководство детдома и милиция пытались пресечь эти встречи, но пока безуспешно.

– Не знаю – сказал я.

– Что, не можешь себя от юбки отвязать? – съехидничал Марк.

– Да пошел ты – беззлобно ответил я, пожав плечами.

Марк загоготал и пошел доставать кого-то другого.

Мои детдомовские парни до сих пор были обижены, я отдалился от них в последнее время. Раньше нас называли «опасной бандой», а я был признанным лидером. Нас боялись. Но дни моего бунта остались позади – мне больше не хотелось ненавидеть мир. Цветочек примирила меня с ним.

Четвертый урок – история. От нее меня всегда клонило в сон. Мое окно рядом, я сморю на серо-зеленый пейзаж и соскальзываю в воспоминания…

Вообще у детдомов обычно своя закрытая территория откуда дети выходить не должны. Но только, кто же нас удержит, когда через забор так легко перелезть? Старый и пьяный сторож? У нас с ним давний договор – мы ему бутылку с закуской, а он нам полную свободу. Мэр одно время рыпался, пытался порядки наводить, но потом махнул рукой. По-моему боялся нас. Город у нас маленький, учителей и работников катастрофически не хватает и мэрия приняла решение чтобы мы ходили в обычную школу и приспосабливались к социуму. По большому счету у нас и детдома не должно быть – но вот остался пережиток с советских времен. Когда то наш город возник благодаря крупному сталелитейному производству. Заводы работали, город рос и развивался. Для детей пострадавших или погибших на сталелитейном работников, был организован интернат. Затем перестройка, производство остановилось, люди стали разъезжаться в поисках другой работы. Городок мельчал, вешал, покрывался толстым слоем безысходности и ненужности. Уже много лет мэр пытался добиться перевода оставшихся в интернате детей в районный детдом, по причине невозможности содержать их на городском бюджете и острой нехватки кадров, но бюрократическая машина застопорилась. Так что все 32 сироты пользовались невиданной свободой, и благодаря этому мы с Алей встретились в девятом классе. Хотя, нет. Встречались мы раньше – ведь на весь город школа всего одна. Но в одном классе оказались только тогда. Я не особенно обращал внимание на маленькую девочку с длинными волнистыми волосами. Помню, подумал только, что она похожа на ангелочка с картинки, ну из тех, что на рождественских открытках. Только крыльев не хватает. Нас посадили вместе. Но я тогда в школе нечасто бывал. Как то вечером мне не повезло, мы решили попугать одного хмыря, но он позвал друзей, завязалась драка, ну и пошло поехало. Милиция приехала как-то необычно быстро, а я увлекся и дать деру не успел. Как назло, дежурившие в ту ночь менты меня сильно не любили, по личным причинам. Церемониться со мной не стали. Я как раз пытался научиться дышать заново после их уговоров залезть в машину, когда вдруг появилась Цветочек. Никогда не думал, что этот Божий одуванчик на такое способен. Она отчитывала этих двух сотрудников правоохранительных органов, как малых детей, а когда они решили не обращать на нее внимания, встала между ними и мной. Так как ее папа был помощником мэра, менты решили не связываться, и свалили несолоно хлебавши. Я скорее разозлился, чем был благодарен.

– Что, своих проблем нет, что полезла мои решать? Я помогать не просил – буркнул я угрожающе нависая над ней. Обычно это действовало безотказно, и я ожидал, что моя спасительница даст деру. Но она и глазом не моргнула.

– Они вели себя непрофессионально – заявила Цветочек, глядя на меня невинными серыми глазищами. – Тебя исключить из школы хотят. Хочешь помогу нагнать программу?

Я презрительно фыркнул и ушел. Но через пару дней Цветочек пришла прямо ко мне в детдом. На вопрос «нахрена ты приперлась?» Аля невозмутимо сказала, что мы собирались заниматься вместе.

– Это когда ж такое было? – возмутился я.

– Помнишь, я тебе предложила, а ты промолчал и ушел. Молчание знак согласия!

Я попробовал смутить ее отборным матом, но эффект был не тот, которого я ожидал.

– Как интересно – сказала Цветочек, задумчиво глядя на меня. – Я раньше таких слов даже и не слыхала. Расскажешь, что какое слово означает?

– Нет!!!

– Почему?

– Девчонкам нельзя так выражаться – решительно сказал я, на что Аля вдруг рассмеялась.

– Чего ты ржешь? – мрачно поинтересовался я.

– А ты оказывается, ханжа! – сказала она, вытирая слезы, а я подумал, что нужно будет узнать значение этого слова.

После случившегося, Аля регулярно приходила после уроков.

Скоро мои ребята стали посмеиваться, делая недвусмысленные намеки. В такие моменты я злился, и больше всего мне хотелось избавиться от назойливой девчонки. Когда я понял, что не могу оттолкнуть ее грубостью, то попробовал напугать. Позвал вечером в парк, прижал к какой-то стенке. Она не испугалась и не сопротивлялась, а ответила на мои поцелуи с неожиданным жаром. Впервые в своей жизни я столкнулся с такой нежностью. Когда я впился губами в тоненькую шейку, она прошептала мне ухо:

– Ты мне так нравишься! Жаль, что я тебе не могу понравиться. Я слишком правильная для тебя, да?

Через минуту я понял, что глажу шелковистые волны ее волос и уверяю, что она мне очень, очень нравится.

Аля изменила мою жизнь. Она стала для меня семьей, которой у меня не никогда не было, моим дыханьем. Ради нее я начал учиться, ради нее перестал ввязываться в сомнительные приключения, потому что знал, как ей больно видеть меня в милиции. Я поставил себе цель добиться разрешения ее родителей на наши отношения, и добился этого. Следующей моей целью было достигнуть в жизни такого положения, чтобы я мог дать Але все, чего она заслуживала, и в первую очередь увезти ее из нашего захолустья. Я смог выкарабкаться из ямы, в которую сам себя загнал. Меня за это недолюбливали – ну что ж! Свято место пусто не бывает, вместо меня командовал теперь другой. Главное, что тронуть меня, а тем более Цветочек никто из моих не смел, я не лидер, но меня все равно боялись. Да и пару верных друзей осталось.

Пронзительно зазвенел звонок, выдергивая меня из тумана прошлого. У Цветочка после уроков были танцы, а я обычно болтался по окрестностям и ждал ее, чтобы вместе пообедать. Школьный двор опустел быстро – погода сегодня не располагала к прогулкам, и я с трудом нашел более-менее сухое место.

Друзья у меня были, но и враги тоже имелись, и самого заклятого звали Самир. Если вы себе представили смуглого и лохматого джигита, то ошиблись. Самир, словно в насмешку над своим именем был светловолосым, зеленоглазым, и напоминал красавчика из аниме. По совместительству он был моей занозой в заднице.

– Эй, меченый! А где же твой телохранитель?

– Эй, блондинчик! Хочешь и себе меточку заполучить? Так только намеки!

Самир называл меня меченым за шрам, который пересекал бровь, глаз и заканчивался на середине щеки. Шрам тонкий, почти не заметный. Мне говорили, что еще совсем ребенком я упал на стекло, и только чудом не лишился глаза. Но с легкой руки Самира за мной прочно обосновалась эта кличка. Может Самир был таким сукиным сыном из-за трагедии в семье. Рассказывали, его мать еще совсем молодой девушкой вышла замуж за грузина. Потом у них родился ребенок, Самир. Но когда мальчик стал подрастать оказалось, что на грузинского папу он совсем не похож. Грузины народ горячий, ревнивый, и папаша вспылил. Никто точно не знает, что там на самом деле произошло, только родителей Самира нашли мертвыми. У матери был проломлен череп, а папа удавился. Одна из версий – ревнивец ударил жену, она неудачно упала и ударилась головой об острый угол журнального столика. Невольный убийца с горя покончил с собой. Почти Шекспировская трагедия. Не знаю, так или нет, но Самир не попал в детдом – у него были бабушка и дедушка, которые души не чаяли во внуке. И внук из не разочаровал – отличник, спортсмен, и главный заводила в школе. Для меня у Самира всегда было припасено парочку приятных теплых слов, например «шваль» или «шпана». Именно его я хотел отдубасить, когда за меня заступилась Аля. Как же я не любил этого придурка! Но завязывать драку на школьном дворе не собирался – как бы не повернулось дело, крайним все равно сделают меня, у Самира достаточно прихвостней и как ни странно, обожателей в преподавательском составе. Он знал о моем старании вести себя нормально, как минимум в пределах школы, и пользовался этим. Самир был настоящей, отборной гнидой.

– Ну ты даешь, сирота! А что такие курточки вам выдают вместо униформы? Стиль «бомжа»? Я тоже от такой не откажусь, может одолжишь?

Парочка верных «хвостов» послушно загоготала. Я встал во весь свой рост и подошел впритык к наглому ублюдку. К сожалению, нависнуть над Самиром я не мог – он был только на пару сантиметров ниже.

– Не хочу связываться с тобой. Но я ведь могу и передумать – тихо сказал я ему почти на ухо, так чтобы не слышала его свита. – А если передумаю, то сломаю тебе ногу, или даже лучше две, а потом возьмусь за твоих дружков. Неудобно тебе будет заниматься своим футболом и каратэ, или что там у тебя?

Самир немного изменился в лице.

– Ты так уверен, что сможешь сделать это?

– А ты так уверен, что нет?

– Да пошел ты на…. – грязно выругался Самир и резко повернулся – Пошли ребята, нечего тут торчать с этой швалью. Еще заразимся чем-то.

Это было отступление. Я усмехнулся и уселся обратно. Рано или поздно этот подонок выведет меня из себя.

Над головой зашумели, разбрызгивая холодные капли, тополя, окружавшие школьную площадку по периметру. Я закрыл глаза. Шелест листвы напомнил мне что-то, увлекая из настоящего в тревожащий водоворот, который засосет меня в сны более реальные, чем промозглая действительность. Я резко потрусил головой и выпрямился. Передо мной была все та же школьная площадка, совершенно пустая, как и стадион за ней. Дождь снова неторопливо запел свою песню – кап-кап-кап. Именно тревожащие, ненормальные сны мешали мне выспаться как следует. В этих снах мне часто снился лес… Я знал, что рано или поздно окажусь там, отвечу на его зов. Это было просто вопросом времени. Или испытанием воли, не знаю. Ирония в том, что никого леса у нас и не было. То есть был небольшой лесок, не больше двух-трех километров. И деревья в нем были совсем не такие, как в моих снах – обычные для наших широт березки, дубки, пару хвойных. Во сне я заходил в наш лесок и шел между деревьями, видя, как он постепенно меняется. Знакомые деревья превращаются в раскидистые великаны, названия которых мне неизвестны, воздух насыщается незнакомыми запахами и становится сладким и пьянящим, кажется вдохну еще раз и взлечу. Я шел между деревьями. Ноги сами вели меня, отвечая неслышимому зову, словно кто-то притягивал к себе на веревочке, и я спешил, зная и не зная куда. Вот и древняя стена из крупных камней. В ее испещренном многочисленными трещинами, поросшем мхом и травой монолите есть обвалившийся участок, а может полуразрушенный вход. Я знал, что мне нужно зайти туда. И в этом месте просыпался, весь в поту. Это просто сон, и вроде совсем не страшный. Страшно другое – зов существовал на самом деле. Я ощущал его и он реален, так же реален, как моросящий дождь серым осенним днем. Раньше он был неявным, тихим. Его легко было заглушить. Но в последнее время он усилился, теперь я чувствовал его давление даже днем. Страшно, что абсолютно такие же сны мучили Артема, до того, как он исчез. Он успел рассказать это своему другу Витьке, а Витька потом поделился со мной. Страшно, что такие же сны видят некоторые другие ребята. Я не проверял и очень надеялся, что ошибаюсь, но мне казалось, что такой сон видели все подростки нашего городка. Под страхом смерти я не стал бы спрашивать об этом, потому что слишком боялся услышать ответ.

Листья кружились, медленно планируя на влажную землю, уже усеянную их павшими собратьями. Неторопливое падение завораживало, даже гипнотизировало, словно слезы, роняемые самой природой… Я брела между акациями, вдыхая аромат сырой земли, листвы и чуть кисловатый запах стручков с семенами, которыми щедро был посыпан весь парк. Листопад всегда зачаровывал меня, унося далеко от реальности, в волшебную страну. Последний танец, ода вечному циклу умирания и воскрешения, отчаянье и надежда одновременно, осень щемила сердце и бередила душу. Между деревьями виднелась стена, значит, я в четвертый раз прошла больничный парк. На часах почти три, скоро обход, пора возвращаться. Я вздохнула и побрела в здание, мельком поглядывая на бедолаг, прогуливающихся вокруг. Некоторые из них были совсем плохи, намного хуже, чем я. Были и вполне вменяемые люди, со многими я поддерживала приятельские отношения.

Мне семнадцать лет, меня зовут Сара, и я сумасшедшая. Конечно, никто не называет меня так в лицо, завуалированные формулировки «нервное расстройство», «психическая нестабильность» уже успели набить оскомину. Как по мне, так вещи лучше называть своими именами. Я прохожу лечение от делирического помрачения сознания в частной клинике, правда как меня все время утешает мой лечащий психотерапевт помрачнение у меня «в очень легкой форме».

Больницы все одинаковы. Светлые коридоры, казенные кадки с растениями и омерзительный запах, запах болезни, несчастья, запах личной трагедии каждого, кто попадает в эти стены. Я не жалуюсь – этот психоневралгический центр один из лучших в стране. Тут красиво, насколько это применительно к больнице, евроремонт, в палатах есть душ и туалет, обширная территория с парком, где я люблю гулять. Родители постарались, выбрали лучшее для любимой доченьки. «Милая, ты подлечишься, и сможешь нормально жить, завести друзей, учиться, ходить на танцы с парнями и делать все, что положено нормальным подросткам. Так лучше для тебя, вот увидишь». Как же разочаровывала моих современных родителей ненормальность и нестандартность их единственного чада! Я для них все равно что инопланетянка. Думаю, поставив мне диагноз, они каким-то парадоксальным образом успокаивали себя. Я люблю своих родителей, но они далеки от меня как Венера или Марс далеки от Земли.

Когда я стала видеть странные сны? Тяжело сказать. Я была впечатлительным ребенком с развитой фантазией, мои сны всегда отличались красочностью и необычностью. Подрастая, я предпочитала книги обществу других детей, которые и сами не очень хотели иметь со мной дело. Родители забрали меня из садика с диагнозом детского психиатра «аутизм», опять-таки, в легкой форме (диагнозы мне ставили с детства) и отдали на воспитание няне, так что «странной» я была с детства. Моя мама работает на телевидение, но с обратной стороны камеры – отвечает за тексты в передачах новостей. Мой папа – креативный директор популярной косметической фирмы. Они в высшей степени общительные и открытые люди, обожают вечеринки и «гламурную» жизнь. Редко неделя в нашем доме проходила без очередного корпоративного сбора или просто встречи друзей. Впрочем, остальное время мои родные почти не показывались дома, что примиряло меня с ненавистными сборищами. Коллеги папы и мамы называли меня «маленькой букой» и трепали за щеки, фальшиво улыбаясь и сюсюкая. Неудивительно, что моим стремлением было забиться куда-нибудь подальше от них. Став старше я просто категорически отказалась принимать участие в родительских развлечениях. Они расстроились, но потом проконсультировались все с тем же психологом и решили, что это нормально, в смысле моего нежелания общаться с их друзьями. Но зато я могу приглашать своих в любое время! «Почему бы тебе не взять парочку девчонок из класса и не устроить девичник? Нельзя быть такой нелюдимой!», «Сходи с подругами по магазинам. Я в твоем возрасте только мечтала о таком, а мы даем тебе столько возможностей!», «Почему ты не хочешь принять участие в школьном вечере? Милая, там же будут все твои одноклассники! Ты отлично проведешь время, вот увидишь», «Сара, ты должна научиться общаться с людьми. Мы живем в социуме, и нужно приспосабливаться. Ты же не хочешь, чтобы про тебя говорили, что ты ненормальная? Не расстраивай нас, милая, постарайся, ок?» Выслушивая такое каждый день, начинаешь завидовать тибетским монахам, проводящим время в уединенных медитациях.

Так как же я попала в дурдом?

Сначала были просто сны. Потом ощущения из снов незаметно переползли в мою повседневную жизнь и грани реальности вдруг стали размытыми. Странное, настойчивое, и даже требовательное чувство преследовало меня. Но совсем плохо стало, когда картинка на моей тетради ожила прямо на уроке в школе. Там был изображен лес, очень красивый, с величавыми великанами деревьями, чьи изумрудные кроны смыкались в сплошной шатер. Я засмотрелась на него, и мне казалось, я могу вдохнуть свежий, насыщенный кислородом лесной воздух. Мне так хотелось оказаться в этом манящем лесу! И на какую то секунду мне показалось что я действительно там окажусь. А потом выяснилось, что урок давно прошел и меня испуганно зовет по имени учительница, медсестра и мои одноклассники сгрудились рядом, посмеиваясь и отпуская сомнительные шуточки. Мне показалось, что это просто случайность – ну засмотрелась и задремала, что тут такого. Но потом я увидела лес в телевизоре – была передача про дикую природу. Затем внимание привлек баннер, который был виден из окна моей спальни. Когда такое произошло в четвертый раз и меня не могли дозваться три часа родители решили, что пора принять меры. И вот вам очередной диагноз. Но с моего последнего видения прошло уже пару месяцев, может таблетки помогли, не знаю. Знаю только, что мне до смерти надоела больница, и я хочу домой.

Я хотел бы иметь свой дом. Место, где не будет жить никто кроме меня, собственный туалет, в конце концов. Детдомовское общежитие – не самое приятное место, там тяжело остаться одному, но очень легко быть одиноким. Сегодня мне опять снился лес. И пропал еще один школьник – Женя, уже четвертый за три недели. Теперь, среди пропавших числился и Самир. Я много раз желал ему отправится в некие отдаленные места, или укусить себя во сне и умереть от отравления собственным ядом, но был уверен, что он еще долго будет портить мне кровь. Ошибся. Я знал, куда они уходят, и каждый подросток в этом проклятом городке знал, но все молчали. Боялись, что если откроют рот, то выпустят нечто страшное и уже не смогут загнать его обратно. И жизнь продолжалась, словно ничего и не происходило.

Сегодня четверг, значит пора идти в школу. Я подобрал с пола рюкзак и, мельком глянув в зеркало, вышел из комнаты, которую делил с еще тремя парнями. Зашел за Цветочком. Аля выглядела бледной и измученной. Я думаю, ее тоже стали посещать странные сны…

Мы шли через парк по протоптанной множеством школьников тропинке к школе. Листья с шуршанием падали вокруг нас. Аля собирала особенно красивые листья в букет – желтые, красные, зеленовато-рыжие. Не люблю осень, но Аля с букетом разноцветных листьев на фоне листопада выглядела сказочно красивой. Ее звонкий смех переливался и звенел в опустевшем парке, когда она рассказывала забавный эпизод из своего любимого сериала. Пыталась поднять мне настроение. Я не вслушивался в слова, но голос действовал успокаивающе и действительно помогал успокоиться.

– Эй, Тимур! Подожди!

Витя, еще один сирота из детдома, бежал следом за нами. Опавшие листья заглушали звук его шагов.

– Мы хотели с тобой поговорить, а ты так рано ушел. Привет Аля!

– Привет Витя, – вежливо ответила Аля. Она всегда старалась быть внимательной и никого не обижать. Я же просто кивнул запыхавшемуся Вите.

– О чем?

– О… ну как это сказать… Короче, парни немного насторожены происходящим. Хотят, чтобы ты пришел вечером на огонек. Поговорить.

– Зачем вам я? У вас есть Андрюха, он все разрулит.

– Андрюха не ты.

– Вот значит как заговорили. Раньше вы так не считали.

Витя покосился на Алю.

– Ты зря это… Ты ж сам… ну, отстранился, что ли.

Я внутренне наслаждался его смущением. Могли бы найти кого-то и понаходчивее в качестве посла доброй воли.

– Наверно их беспокоят эти странные исчезновения? Но я ничем не могу помочь, и кстати, никак не вспомню, когда это я отказывался и дальше быть старшим.

– Но ты… То есть…

– Ладно, Вить, не парься. Я пока сам не разобрался что происходит. Так и передай.

Я взял Алю за руку и пошел вперед, оставляя понурившегося Витю.

– Тимур?

– Что?

– Это же из-за меня, да? Из-за меня тебя сместили?

Я фыркнул.

– Сместили! Можно подумать я был президентом!

– Ну, раньше тебе нравилось быть главным среди сиротских ребят.

– Раньше мне нравилось играть в игрушки, а потом я стал старше. Хочу чего-то добиться в жизни, а не быть главным пугалом нашего городка.

Аля повернулась ко мне и улыбнулась.

– Слова не мальчика, но мужа! Но может, стоит сходить и выяснить, чем там они обеспокоены?

– Не бери в голову. Очередная ерунда. Подвесить начальника детского отделения милиции за ноги на дерево или прибить свастику на здании горсовета.

Аля рассмеялась. Я тоже растянул губы в улыбке. Эта странная тяга к лесу вымотала меня. Нужно было выяснить, что происходит, не хотелось однажды обнаружить что следующей пропавшей стала Аля, да и невозможно же постоянно не спать. Так недолго и с ума сойти. Поэтому я решил что сегодня вечером перестану сопротивляться и пойду по дороге, которая так манила.