Тайна Найтингейла

Небольшая процессия прошла через вестибюль к комнате в передней части здания. Мисс Ролф проскользнула вперед, чтобы открыть дверь, и посторонилась, пропуская остальных. Мистер Кортни-Бриггз, в свою очередь, пропустил вперед мисс Бил. И сразу она почувствовала себя в привычной обстановке. Несмотря на аномалии самой комнаты – два очень больших окна, пестрящих разноцветными стеклами; огромный мраморный камин с резными драпированными фигурами, поддерживающими каминную доску; высокий лепной потолок, оскверненный тремя трубками люминесцентных ламп, – она вызывала в памяти мисс Бил счастливые студенческие годы, такой приятный и знакомый мир. Здесь находились все атрибуты ее профессии: ряды застекленных шкафов с инструментами, разложенными в строгом порядке; настенные плакаты, показывающие на мертвой схеме циркуляцию крови и замысловатые процессы пищеварения; доска на стене, на которой остались следы от записей на предыдущей лекции; демонстрационные койки, на одной из которых, подпертая подушками, лежала кукла в человеческий рост; неизменный скелет, в жалкой немощи свисающий со своей виселицы. И все это пронизывал сильный терпкий запах антисептика. Подобно наркоманке, мисс Бил с радостью вдохнула его. И какие бы недостатки она ни обнаружила потом в самой комнате, в учебных пособиях, освещении или мебели, в этой пугающей обстановке она чувствовала себя как рыба в воде.

Она коротко одарила учащихся и преподавательницу своей дружелюбно-подбадривающей улыбкой и уселась на один из четырех стульев, предусмотрительно поставленных вдоль стены. Главная сестра Тейлор и мисс Ролф сели по обеим сторонам от нее, стараясь сделать это как можно спокойнее и незаметнее на фоне суетливой галантности мистера Кортни-Бриггза, который слишком рьяно отодвигал и придвигал стулья дамам. Приход этой небольшой компании, хоть и тактично организованный, на какое-то время выбил из колеи преподавательницу. Инспекция едва ли способствовала естественной обстановке на занятиях, но всегда было интересно наблюдать, сколько времени нужно преподавателю, чтобы восстановить взаимопонимание с аудиторией. Насколько мисс Бил знала по личному опыту, первоклассный преподаватель может удерживать внимание класса даже во время сильной бомбежки, а о визите инспектора Генерального совета медсестер и говорить нечего; однако непохоже, чтобы Мейвис Гиринг принадлежала к этой редкой несгибаемой когорте. Этой девушке – вернее, женщине – не хватало авторитетности. Казалось, она вот-вот начнет глупо, заискивающе улыбаться. К тому же она была слишком накрашена для женщины, которой следовало бы сосредоточиться на менее эфемерном искусстве. Но в конце концов, она всего лишь инструктор по практике, а не квалифицированный наставник будущих медсестер. Проводит занятие без подготовки и в трудных условиях. Мисс Бил решила про себя не судить ее слишком строго.

Как она поняла, учащиеся должны были проходить кормление больного с помощью желудочного зонда. Ученица, которой предстояло играть роль пациента, уже лежала на одной из демонстрационных коек; ее клетчатое платье защищал прорезиненный нагрудник, а голову поддерживал специальный валик для спины и гора подушек. Это была некрасивая девушка с властным, упрямым и каким-то неожиданно взрослым лицом, с блеклыми волосами, некрасиво зачесанными назад с высокого шишковатого лба. Лежа неподвижно под полоской резкого света, она выглядела несколько нелепо и вместе с тем странно величественно, словно целиком ушла в свой внутренний мир, усилием воли отрешившись от всей процедуры. Мисс Бил вдруг пришло в голову, что девушка, возможно, боится. Ерунда, конечно, но мисс Бил не могла отвязаться от этой мысли. Ей вдруг захотелось отвернуться, не видеть это волевое лицо. В раздражении от собственной чрезмерной чувствительности, она сосредоточила внимание на преподавательнице.

Сестра Гиринг с опаской вопросительно взглянула на Главную, получила утвердительный кивок и возобновила прерванное занятие:

– Сестра Пирс выполняет сегодня роль нашей пациентки. Мы только что ознакомились с историей ее болезни. Это миссис Стоукс, пятидесятилетняя мать четверых детей, жена городского мусорщика. Ей была сделана ларингэктомия по поводу ракового заболевания. – Она повернулась к ученице, сидевшей справа от нее: – Сестра Дэйкерс, расскажите, пожалуйста, о курсе лечения миссис Стоукс.

Дэйкерс послушно начала рассказывать. Это была бледная худенькая девушка, лицо у нее пошло красными пятнами, пока она говорила. Ее было плохо слышно, но она знала материал и хорошо излагала его. Добросовестная девчушка, подумала мисс Бил, может быть, не обладает выдающимися способностями, но прилежна и надежна. Жаль, что никто не помог ей избавиться от прыщей. Сохраняя выражение живого профессионального интереса, пока Дэйкерс докладывала вымышленную историю болезни миссис Стоукс, она воспользовалась возможностью получше рассмотреть остальных учениц, по привычке давая свою собственную оценку их характерам и способностям.

Эпидемия гриппа, безусловно, нанесла тяжелый урон училищу. В демонстрационной комнате находилось всего-навсего семь девушек. Две из них, близнецы, стоявшие по обе стороны демонстрационной койки, сразу привлекли ее внимание. Сильные, румяные, с густыми челками медных волос над изумительно голубыми глазами. Их шапочки – плиссированные короны наподобие соусников – были нацеплены так, что сильно выдавались вперед, а позади торчали два огромных крыла из белого полотна. Мисс Бил, и сама знавшая со студенческих времен, что можно сотворить с помощью пары шляпных булавок с белыми головками, тем не менее была поражена искусным умением так прочно прикрепить столь причудливое и непрочное сооружение на такой непослушной копне волос. Форма училища Джона Карпендара показалась ей забавно старомодной. Почти все клиники, в которых она бывала, сменили эти старомодные шапочки-наколки с крыльями на меньшие, американского образца, которые проще носить, легче сделать и дешевле купить и постирать в прачечной. А в некоторых больницах, к огорчению мисс Бил, выдавали даже одноразовые бумажные шапочки. Однако сестринскую форму больницы всегда ревниво отстаивали, а если меняли, то неохотно, и больница Джона Карпендара была, очевидно, верна традиции. Даже форменные платья были несколько старомодны. Полные веснушчатые руки двойняшек не умещались в рукавах бумазейного, в розовую клетку, платья, что напомнило мисс Бил ее собственные студенческие годы. Их юбки своей длиной не делали уступок современной моде, а крепкие ноги словно вросли в черные с высокой шнуровкой башмаки на низком каблуке.

Мисс Бил окинула быстрым взглядом остальных учениц. Среди них была спокойная девушка в очках, с некрасивым, но умным лицом. Мисс Бил сразу же подумала, что была бы рада иметь ее у себя в любой палате. Рядом с ней, с видом нарочитого безразличия к наглядному уроку, сидела темноволосая, угрюмая, чересчур накрашенная девица. Довольно заурядная, подумала про нее мисс Бил. Удивляя порой своих начальников, мисс Бил любила такие непривычные определения, употребляла их без стеснения и всегда точно знала, что имеет в виду. Ее заявление: «Главная сестра набирает очень приятных девочек» – означало, что девушки происходят из респектабельных семей среднего класса, получили приличное образование в классической школе, носят юбки до колен или ниже и правильно понимают права и обязанности будущих медсестер. Последней в этом классе была очень симпатичная блондинка с длинной, до самых бровей, челкой и нагловатым выражением лица, типичным для современной молодежи. Вполне подошла бы для рекламного плаката, подумала мисс Бил, но почему-то не было желания останавливаться на этом лице. Пока она размышляла, почему это так, Дэйкерс закончила свой рассказ.

– Правильно, – сказала сестра Гиринг. – Таким образом, перед нами послеоперационная больная, уже изрядно истощенная, а теперь еще и не способная принимать пищу через рот. Что применяется в таких случаях? Вы, пожалуйста.

– Внутрижелудочное или ректальное кормление.

Это ответила темненькая угрюмая девушка, стараясь не выдать голосом ни тени энтузиазма или хотя бы интереса. Определенно неприятная девица, подумала мисс Бил.

В классе зашептались. Сестра Гиринг вопросительно вскинула бровь. Ученица в очках сказала:

– Только не ректальное. Прямая кишка не может всосать необходимое количество пищи. Нужно внутрижелудочное кормление через рот или нос.

– Правильно, сестра Гудейл, именно это и прописал хирург для миссис Стоукс. Продолжайте, сестра. Объясняйте, пожалуйста, что вы делаете, шаг за шагом.

Одна из двойняшек подвинула вперед тележку и продемонстрировала поднос со всем необходимым: аптечная банка с раствором двууглекислого натрия для промывания рта или носа; пластмассовая воронка с присоединяющейся к ней трубкой двадцатисантиметровой длины; соединительное звено; вазелин для смазки; лоток со шпателем, пинцетом и роторасширителем. Подняла желудочный зонд Жака. Трубка зонда, словно желтая змея, непристойно раскачивалась в ее веснушчатой руке.

– Правильно, – подбодрила ее сестра Гиринг. – А теперь питание. Что вы собираетесь давать?

– В общем, это просто теплое молоко.

– А если бы перед нами был настоящий больной?

Девушка молчала в нерешительности. Ученица в очках сказала со спокойной уверенностью:

– Мы могли бы добавить белковый раствор, яйца, витамины и сахар.

– Верно. Если приходится продолжать кормление через зонд более сорока восьми часов, мы должны обеспечить питание, достаточное по калорийности, содержанию белка и витаминов. А какой температуры должна быть питательная смесь?

– Температуры тела, тридцать восемь градусов.

– Правильно. И так как наша больная находится в сознании и способна глотать, мы будем вводить ей питание через рот. Не забудьте успокоить больную. Просто объясните ей, что вы собираетесь делать и почему. Запомните, девочки, никогда не начинайте процедуру, не рассказав больному, что его ждет.

Это же третьекурсницы, подумала мисс Бил, они должны это знать. Но для близняшки, которая, несомненно, легко справилась бы с настоящим больным, оказалось чрезвычайно трудно объяснить предстоящую процедуру своей однокашнице. Давясь от смеха, она пробормотала что-то невнятное застывшей на койке девушке и довольно резко сунула ей в руки желудочный зонд. Все так же глядя прямо перед собой, Пирс нащупала левой рукой конец зонда и направила его себе в рот. Потом, закрыв глаза, глотнула. Видно было, как конвульсивно дернулись горловые мышцы. Она остановилась, чтобы вдохнуть воздуху, затем глотнула еще раз. Трубка стала короче. В демонстрационной комнате стояла тишина. Мисс Бил чувствовала себя подавленно, хотя и не понимала отчего. Не совсем обычно, пожалуй, что внутрижелудочное кормление отрабатывается на учащихся, но такие случаи были небезызвестны. В больницах, как правило, врач сам вводит зонд, однако и медсестра может взять на себя эту обязанность; впрочем, и лучше учиться друг на друге, чем на тяжелобольном пациенте, а демонстрационная кукла, в сущности, не очень хорошая замена живому объекту. Мисс Бил пришлось однажды играть роль пациента в своем училище, и оказалось, что заглатывать зонд очень легко. И вот теперь, тридцать лет спустя, с невольным сочувствием наблюдая за судорожными глотательными движениями Пирс, она почти явственно ощутила неожиданный холодок зонда, скользнувшего по мягкому нёбу, и легкий шок удивления от несложности всей процедуры. Но было что-то трагическое и тревожное в этой застывшей на кровати фигурке с побледневшим лицом: глаза крепко закрыты, на груди фартучек, как у младенца, а изо рта тянется, извиваясь, словно червяк, тонкая трубка. У мисс Бил было ощущение, что перед ней совершается самопожертвование, что весь этот наглядный урок – просто грубое насилие над личностью. В какой-то момент ей даже пришлось побороть в себе нарастающий протест против происходящего.

Теперь одна из двойняшек прикрепляла шприц к концу зонда, готовясь отсосать пробу желудочного сока, чтобы проверить, достиг ли другой конец зонда желудка. Руки девушки двигались уверенно. Может, мисс Бил просто показалось, что в комнате стоит сверхъестественная тишина? Она взглянула на мисс Тейлор. Главная сестра не сводила глаз с Пирс. Слегка нахмурилась. Пошевелила губами и передвинулась на стуле. Может, она остановит урок, подумала мисс Бил. Но та не проронила ни звука. Мистер Кортни-Бриггз подался вперед, вцепившись руками в колени. Он пристально всматривался, но не в Пирс, а в капельницу, словно загипнотизированный легким покачиванием зонда. Мисс Бил слышала его тяжелое, прерывистое дыхание. Мисс Ролф сидела выпрямившись, ее руки свободно покоились на коленях, а черные глаза смотрели без всякого выражения. Однако мисс Бил заметила, что они были устремлены не на ту, которая лежала на койке, а на хорошенькую белокурую ученицу. И на какую-то долю секунды девушка ответила ей таким же ничего не выражающим взглядом.

Та из двойняшек, которая должна была вводить питание, удостоверившись, что зонд надежно попал в желудок, высоко подняла над головой Пирс воронку и начала медленно вливать в нее молочную смесь. Казалось, весь класс затаил дыхание. И вдруг… раздался пронзительный, страшный, нечеловеческий вопль, и Пирс соскочила с койки, словно ее вытолкнуло оттуда непреодолимой силой. Только что она лежала неподвижно, поддерживаемая горой подушек, и вот она уже на полу, шагнула вперед на цыпочках, будто пародируя балерину, и тщетно хватается за воздух в отчаянной попытке найти зонд. И все время пронзительно кричит, кричит не переставая, как заклинивший свисток. Объятая ужасом, мисс Бил едва успела заметить перекошенное лицо и покрывшиеся пеной губы, как девушка рухнула и забилась в корчах, извиваясь всем телом и стукаясь головой об пол.

Кто-то из учениц вскрикнул. В первую секунду никто не шелохнулся. Потом все бросились вперед. Сестра Гиринг дернула за зонд и вырвала его изо рта девушки. Мистер Кортни-Бриггз, широко расставив руки, решительно направился в гущу свалки. Главная сестра и сестра Ролф склонились над корчащимся телом девушки, загородив ее собой. Затем мисс Тейлор выпрямилась и оглянулась на мисс Бил:

– Девочки… вы не присмотрите за ними? Рядом есть свободная комната. Отведите их всех туда. – Она пыталась сохранить спокойствие, но надо было спешить, и голос ее звучал резко. – Пожалуйста, побыстрей.

Мисс Бил кивнула. Главная сестра вновь склонилась над скорчившейся фигуркой. Крик прекратился. Его сменил жалобный стон и отвратительное стаккато каблуков по деревянному полу. Мистер Кортни-Бриггз снял пиджак, бросил его в сторону и начал закатывать рукава рубашки.

IV

Тихонько подбадривая учениц, мисс Бил повела маленькую группку через вестибюль. Кто-то из них – она не заметила, кто именно, – спросил звенящим голосом: «Что с ней случилось? Что случилось? Что произошло?» Но никто не ответил. Глубоко потрясенные, они вошли в соседнюю комнату. Это была маленькая, странной конфигурации комната в задней половине дома, очевидно когда-то отделенная от большой с высоким потолком гостиной, а теперь служившая кабинетом директрисы. Мисс Бил сразу бросился в глаза канцелярский стол, ряд зеленых стальных картотечных ящиков, доска объявлений, на которой не было свободного места, небольшая доска с крючками, на которых висели всевозможные ключи, и схема во всю стену, отражающая учебную программу и успехи каждой отдельной ученицы. Перегородка делила окно пополам, так что кабинет, и без того непривлекательный из-за нарушенных пропорций, был еще и недостаточно освещен. Одна из учениц щелкнула выключателем, и, замигав, зажглась средняя лампа дневного света. Да уж, подумала мисс Бил, мозг которой отчаянно цеплялся за спокойный ритм своих привычных забот, совсем неподходящая комната для директрисы, да и для любого преподавателя, если уж на то пошло.

Это мимолетное воспоминание о цели ее визита принесло минутное утешение. Но почти тут же страшная действительность вновь дала о себе знать. Ученицы – жалкая, растерянная стайка – столпились посреди комнаты в полной прострации. Быстро осмотревшись, мисс Бил увидела, что в комнате всего три стула. Поначалу она как-то смутилась и растерялась, словно хозяйка, которая не уверена, сумеет ли она рассадить всех гостей. Не то чтобы эта озабоченность была неуместной. Если и есть хоть малейший шанс отвлечь девочек от того, что происходит в соседней комнате, она должна устроить их поудобнее – пусть немного расслабятся, ведь, возможно, их заключение здесь будет долгим.

– Ну что ж, – сказала она бодрым голосом, – давайте придвинем директорский стол к стене, тогда четыре человека смогут сесть на него. Я займу этот стул, а еще двое могут расположиться в креслах.

По крайней мере, хоть какое-то занятие. Мисс Бил заметила, что худенькая белокурая ученица вся дрожит. Она усадила ее в одно из двух кресел, а второе тут же заняла угрюмая брюнетка. Пусть присмотрит за первой, подумала мисс Бил. И стала помогать другим ученицам убирать все с письменного стола, чтобы придвинуть его к стене. Если бы только она могла послать кого-нибудь из них приготовить чай! Соглашаясь мысленно с более современными методами выведения из шокового состояния, мисс Бил всем сердцем верила в освежающую силу крепкого горячего сладкого чая. Но на это нечего было надеяться. Нельзя же расстраивать и тревожить работников кухни.

– Ну а теперь давайте знакомиться, – бодро начала она. – Меня зовут мисс Мюриел Бил. Нет нужды говорить вам, что я инспектор ГСМ. Несколько имен я запомнила, но не знаю точно, кто из вас кто.

Пять пар глаз испуганно уставились на нее. Однако прилежная ученица – как мисс Бил все еще мысленно называла ее – спокойно представила всех:

– Двойняшки – это Морин и Шерли Берт. Морин примерно на две минуты старше, и у нее больше веснушек. Только так их и можно различить. Рядом с Морин – Джулия Пардоу. В одном кресле сидит Кристин Дэйкерс, а в другом – Дайан Харпер. А я – Маделин Гудейл.

Мисс Бил, всегда плохо запоминавшая имена, по привычке мысленно их все повторила. Двойняшки Берт. Крупные, пышущие здоровьем. Довольно просто запомнить их имена, но совершенно невозможно отличить одну от другой. Джулия Пардоу. Привлекательное имя для привлекательной девушки. Очень привлекательной для тех, кому нравятся такие хорошенькие, похожие на кошечку блондинки. С улыбкой глядя в равнодушные фиалково-синие глаза, мисс Бил решила, что на таких красоток падки не только мужчины. Маделин Гудейл. Хорошее, благозвучное имя для хорошей, благоразумной девушки. Ей будет совсем не трудно запомнить Гудейл. Кристин Дэйкерс. Что-то здесь не так. Во время непродолжительного наглядного урока этой девушке явно нездоровилось, а теперь ей вроде и совсем худо. У нее плохая кожа, что весьма необычно для медсестры. Сейчас она сильно побледнела, так что пятна вокруг рта и на лбу выделялись воспаленной сыпью. Она вся вжалась в кресло, и ее тонкие руки то теребили, то разглаживали фартук. Дэйкерс, похоже, сильнее всех потрясена случившимся. Может быть, она была близкой подругой Пирс. Суеверно спохватившись, мисс Бил мысленно исправила время. Может быть, она близкая подруга Пирс. Если бы только она могла раздобыть горячего чаю, чтобы привести эту девочку в чувство!

Харпер, у которой губная помада и тени для век слишком ярко выделялись на побледневшем лице, вдруг сказала:

– Наверняка в этой смеси что-то было.

Двойняшки Берт разом повернулись к ней.

– Конечно, было. Молоко! – сказала Морин.

– Я имею в виду кое-что помимо молока, – нерешительно проговорила Харпер. – Яд.

– Но это невозможно! Мы с Шерли взяли свежую бутылку молока из кухонного холодильника сегодня утром. Там еще была мисс Коллинз, она нас видела. Мы оставили молоко в демонстрационной, а перелили в мерную кружку только перед самым уроком, ведь так, Шерли?

– Все верно. Это была свежая бутылка. Мы взяли ее около семи часов.

– А вы ничего не добавили туда по ошибке?

– Чего еще? Конечно, нет.

Двойняшки говорили в унисон, и в их словах звучала твердая уверенность, чуть ли не безмятежность. Они точно знали, что и когда они делали, и никому – мисс Бил чувствовала это – не удалось бы сбить их с толку. Они были не из тех, кого мучает неоправданное чувство вины или беспокоят всякие беспочвенные сомнения – удел более страстных и впечатлительных натур. Мисс Бил решила, что очень хорошо представляет себе их характер.

– А может, кто-то еще приложил руку к приготовлению питания, – с некоторым вызовом сказала Джулия Пардоу и оглядела своих однокашниц из-под полуопущенных век.

– Но зачем? – спокойно возразила Маделин Гудейл.

Пардоу пожала плечами и насмешливо поджала губы.

– Так, случайно, – проговорила она. – Или чтобы подшутить. А может быть, и нарочно.

– Только не говорите, что это преднамеренное убийство!

Это произнесла Дайан Харпер. Морин Берт усмехнулась:

– Не говори глупости, Джулия. Ну кому надо убивать Пирс?

Никто не ответил. Очевидно, в ее словах была неопровержимая логика. Они и представить не могли, что кому-то понадобилось убить Пирс. Мисс Бил поняла, что Пирс либо принадлежала к числу безобидных овечек, либо была настолько скверной особой, что ни в ком не могла вызвать той мучительной ненависти, которая доводит до убийства. Но тут Гудейл сухо сказала:

– Пирс многие недолюбливали.

Мисс Бил с удивлением взглянула на девушку. Странно было слышать от Гудейл такое замечание – слишком, пожалуй, равнодушное в данных обстоятельствах, что как-то не вязалось с представлением о ее характере. Мисс Бил также заметила, что девушка говорит в прошедшем времени. Значит, одна ученица уже не надеется увидеть Пирс в живых.

– Глупо говорить об убийстве, – упорно повторила Харпер. – Никому бы в голову не пришло убивать Пирс.

– А может, это предназначалось не для Пирс, – сказала, пожав плечами, Пардоу. – Ведь сегодня роль пациентки должна была играть Джо Фэллон, разве не так? Ее же имя стояло следующим по списку. И если б она не заболела вчера вечером, то сегодня утром на той койке лежала бы Фэллон.

Все молчали. Гудейл повернулась к мисс Бил:

– Она права. Мы все играем роль пациента строго по очереди, и сегодня действительно была очередь не Пирс. Но вчера вечером Джозефин Фэллон забрали в лазарет – вы, наверно, слышали, что у нас эпидемия гриппа, – и следующей по списку была Пирс. Так что Пирс была вместо Фэллон.

Мисс Бил растерялась. Она понимала, что должна прекратить этот разговор, что обязана отвлечь их мысли от несчастного случая, а в том, что это просто несчастный случай, она не сомневалась. Но не знала как. Кроме того, выяснение истины – чрезвычайно интересное занятие. Ее это всегда захватывало. Пожалуй, даже лучше, что девочки вовлеклись в такое бесстрастное исследование, чем сидели бы здесь, вымучивая из себя пустые разговоры. Она заметила, что первое потрясение уже уступает место тому стыдливому возбуждению, которое охватывает людей после трагедии, – конечно, только в том случае, когда эта трагедия не касается их лично.

Джулия Пардоу продолжала своим спокойным, немного детским голосом:

– Значит, если жертвой действительно должна была стать Фэллон, тогда этого не мог сделать никто из нас, правда? Ведь мы все знали, что Фэллон не будет играть роль пациентки сегодня утром.

– Я думаю, что знали не только мы, – сказала Маделин Гудейл. – А по крайней мере все, кто живет в Найтингейле. Об этом достаточно много говорилось за завтраком.

Они опять смолкли, размышляя над новым поворотом событий. Мисс Бил с интересом отметила, что на сей раз не было возражений, что, мол, никому не придет в голову убивать Фэллон.

– Фэллон не так уж и больна, – сказала Морин Берт. – Она приходила сюда, в Дом Найтингейла, сегодня утром, примерно без двадцати девять. Мы с Шерли видели, как она выскользнула через черный ход, мы как раз шли в демонстрационку после завтрака.

– Во что она была одета? – резко спросила Гудейл.

Морин не удивил этот явно не относящийся к делу вопрос.

– Брюки. Пальто. На голове красный шарф, который она обычно носит. А что?

Явно потрясенная услышанным, Гудейл попыталась скрыть удивление.

– Она надела это вчера вечером, когда мы отправляли ее в лазарет. Наверно, приходила забрать что-нибудь из своей комнаты. Только зря она встала с постели. Это же глупо. Когда ее госпитализировали, у нее была температура за сорок. Ее счастье, что сестра Брамфетт ее не видела.

– Однако подозрительно, не правда ли? – не без ехидства сказала Пардоу.

Никто не ответил. И в самом деле подозрительно, подумала мисс Бил. Она вспомнила свой долгий тягостный путь от больницы до медучилища. Дорога была извилистая; очевидно, есть и прямой путь через парк. Но странно, что больная девушка могла совершить такое путешествие ранним январским утром. Видимо, была какая-то основательная причина, заставившая ее вернуться в Дом Найтингейла. Ведь, в конце концов, если ей понадобилось что-то из ее вещей, ничто не мешало ей попросить кого-нибудь, чтобы принесли. Любая из однокашниц охотно навестила бы ее в лазарете. И это как раз та самая девушка, которая должна была играть роль пациентки сегодня, которая по логике вещей должна была бы лежать в соседней комнате среди трубок и скомканных простыней.