У Беды зеленые глаза

Адамов несколько раз посигналил водителю Мерса. Он считал, что должен ускориться. Но тот не отреагировал на это звуковое обращение.

Тогда, улучив момент, он обогнал Мерседес, в котором находилось двое парней и одна девушка.

После обгона Жигули устремились вперед.

Внезапно их на большой скорости, гораздо больше, чем 60 километров в час, которая допустима на этой дороге, их обогнал все тот же серебристый красавец Мерседес – Бенц.

Проехав некоторое время, обогнавший простенькие Жигули немецкий «Мерин» резко затормозил. Так резко, что Адамову пришлось также резко нажать на педаль тормоза, чтобы предотвратить столкновение. От внезапного сильного толчка все в салоне очнулись от обыденности бытия.

В это время из Мерседеса вышел парень не парень, мужик не мужик. Нечто среднее. Ничего из себя особенного не представляющее. С копной давно не мытых волос на голове и татуировкой на шее.

Но, и это существо, как отметила про себя Суворова, одето было с иголочки. По его походке она поняла, что тот «навеселе», иными словами подвыпивший или даже обкуренный.

«Это ж надо! Ведь он за рулем! Ничего люди не боятся», – удивилась в сердцах Суворова.

И вот это «среднее» татуированное существо медленно вразвалочку приблизилось к двери водителя Жигулей.

Адамов опустил стекло в двери, чтобы узнать, в чем дело. Однако не успел ничего спросить. Водитель Мерседеса начал первым:

– Ты, что мужик, ездить не научился? Зачем тогда на дорогу выезжаешь?

– Не понял, ты, что претензии ко мне имеешь? – Адамов и не скрывал свое удивление.

– Претензии? – Переспросил парень. – Сейчас я наберу один номерок. Сюда прискочат гайцы. И они быстро разберутся с твоими правами, которые, скорее всего, ты купил.

Он вытащил из кармана широких белых брюк сверхмодный и, вероятно, дорогой смартфон в красивой упаковке. И начал набирать номер.

И тут произошло такое, чего никто, в том числе и Суворова, даже можно сказать в первую очередь она, не ожидал.

Адамов спокойно, не торопясь, как в тире, вытащил из оперативной кобуры подмышкой левой руки пистолет, снял с предохранителя и передернул затвор, досылая патрон в патронник.

После этого, не мешкая и направляя пистолет на наглеца из Мерседеса, он открыл свою дверку и вышел из салона. Оглянулся по сторонам, не выпуская из виду водителя Мерседеса. Никого вокруг не было видно. Ни людей, ни машин. Кроме этих двух.

Описать точно выражение лица этого «среднего» наглеца в этот момент не смог бы никто. Ни один знаменитый русский художник – портретист, ни Брюллов, ни Репин, ни кустодиев.

Он несколько пригнул голову к груди, набычился и уставился на Адамова исподлобья.

Но Суворова не заметила и тени какой- либо боязни перед стволом пистолета.

– Что ты в меня своей пукалкой тычешь? Мужик, ты, что, не понял? Сейчас приедут ребята и разберутся с тобой. А я посмотрю на это со стороны.

– Давай вызывай своих гаишников, – спокойно, даже слишком спокойно, если можно так сказать, предложил опер. – И скажи, чтобы не тянули резину. А то у нас времени в обрез.

– Мужик! Не рви мне нервы. Они не железные.

Парень, набрав номер, приложил смартфон к уху.

– Алё! Это я! Серый, давай быстренько к нам. Мы на «генеральской» дороге ближе к воякам. Нужно разобраться с одним наглецом на задрипанных Жигулях, который подрезал нас и попробовал слинять. А сейчас права качает. И ты знаешь, у него ствол. Какой, какой? Натуральный Макаров. Да, нет, не говорит, кто он. Ага! Давай, ждем.

Упоминание про ствол, видимо, заинтересовало его собеседника больше, чем инцидент между двумя водителями.

Отключив аппарат, водитель Мерседеса обратился к Адамову:

– Слышь, ты, как там тебя? Ты ствол – то убери. А то нечаянно шмальнешь. И мне больно будет. А ты сядешь. И надолго.

– Не бойся не шмальну. Вот, видишь. На предохранитель даже поставил. И вообще могу убрать от греха подальше.

Адамов вложил пистолет в кобуру.

– Теперь ждем твою крышу.

– Что? – Не понял парень – мужик, – Какую еще крышу?

– Твою, Твою, мальчик.

– Что? Какой я тебе мальчик? – Существо снова набычилось.

Адамов стоял и спокойно смотрел на «противника».

Водитель Мерседеса махнул рукой.

– Хотя болтай, пока болтается. Скоро посмотрим, как ты запоешь.

А в это время в салоне Звягинцев спросил у Суворовой:

– Что там происходит? Мне плохо отсюда видно. И не слышно ничего. О чем это они базарят?

– Один наглец, – не поворачиваясь к нему, ответила Татьяна Васильевна, – предъявляет претензии нашему оперативнику, что тот подрезал его. Сама суть претензий мне не понятна. Я не видела, нарушил ли Адамов Правила дорожного движения, или нет. Но этот говорит, что сейчас приедут какие – то «гайцы» и разберутся. Кто такие «гайцы» я не знаю.

– Ну, вы даете! – откровенно удивился обвиняемый. – «Гайцы» – это же гаишники – кровопийцы. А они здесь, с какого боку?

– Не знаю. Я и не понимаю ничего. Одно понятно, что пока мы никуда не едем. И будут еще какие-то разборки. А тут еще, как назло, Бурый пропал. Где его черти носят? Давно бы уже съездили на место происшествия. И разъехались бы.

– Не скажите, Татьяна Васильевна. Как для меня, так это – развлекуха, – возразил ей Звягинцев. – Может еще постреляют не много. Вот что будет рассказать в камере и на этапе. Жалко только, что братки не поверят такому. Да, я и сам бы не поверил, если бы не видел все своими глазами. Цирк на дроте, да и только!

Тут он повернулся в сторону одного из конвоиров.

– Скажи, служивый. Если начнется пальба, ты меня спасать будешь?

– Надо ты мне больно, чтобы спасать тебя. Делать мне не чего, – недовольно пробурчал милиционер. – Хочешь жить, сам спасайся.

– Понятно. Как говорится, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

– А, если и подстрелят тебя, то не велика потеря будет.

– Интересное кино, – гнул свое арестованный. – Значит, чтобы я не сбежал, ты меня сторожить и охранять будешь. А, когда меня убивать будут, так ты руки отряхнешь. Может, мне еще пожить на этом белом свете хочется. А тебе на это наплевать.

– Конечно. Меньше будет таких, как ты, людям лучше и спокойнее жить будет.

– Людям?! – Возмутился Звягинцев. – Будет тебе известно, что я людей никогда не обижал. Наоборот. Мы с братками наказывали тех, кто грабит народ. Наживается на горе людей. Простых людей я никогда не трогал и не трону. Понял?

– Ты меня на «понял» не бери, понял? Это все только твои слова. Подвернется в подворотне пьяненький, грабанешь его за милую душу. Что я не знаю таких, как ты?

– Не прав ты, прапор. Ох, как не прав! Не знаешь ты меня. А болтаешь

От обиды он хотел махнуть рукой. Но не получилось. Наручники помешали.

Понаблюдав еще некоторое время за теми, кто спорил перед их машиной, арестованный снова обратился к этому же конвоиру:

– Ты вот мне не веришь. Это твое право. Ты просто меня не знаешь. А вот, Татьяне Васильевне поверишь?

– Какой Татьяне Васильевне? – Удивился милиционер. – Кто это?

– Ну, ты, салага, даешь! – В свою очередь удивился уже Звягинцев. – Так вот же она, Татьяна Васильевна, – он кивнул головой в сторону Суворовой.– Темнота таежная, не знаешь даже с кем ездишь полдня.

Конвоир мельком взглянул на сидящую впереди Суворову. И слегка покраснел. Но стоял на своем:

– А зачем мне знать, как зовут адвоката? Мне ее помощь пока не нужна.

– Вот именно, что пока. Знаешь как умные люди говорят: от тюрьмы и от сумы не зарекайся! Сейчас ты на свободе. А что будет с тобой завтра, никто не знает.

Тут он переключился на Суворову.

– Васильевна! Скажите этому истукану – служаке, что я «щипал» всегда только богатеньких, которые поднялись на людском горе.

Суворова, не поворачиваясь назад, продолжая наблюдать за событиями, которые развертывались перед ними, машинально ответила:

– Скажу, скажу. Успокойся!

– Вот видишь, служивый? Уважаемая женщина вписалась за меня. А это многого стоит.

– Ладно. Тебе же было сказано, успокойся. Честный ты разбойник. Честный. Еще скажи, что награбленное людям раздавал, как тот Робин Гуд английский.

– Я не знаю, кто такой твой Робин. Мне он до лампочки. Тем более английский. Я в Англии не бывал. И людям ничего не раздавал. Это ты правильно заметил. Но этих спекулянтов, которые сейчас называют себя, видишь ли, предпринимателями – бизнесменами гребаными, я грабил, и буду грабить, когда выйду на свободу. Понял?

– Понял, понял я уже давно. Помолчи, пожалуйста. Вон, смотри, гаишники прилетели. Что – то дальше будет! А ты тут с соплями своими.

И добавил, обращаясь уже к своему напарнику – конвоиру:

– Семен! Смотри в оба. Не нравится мне все это. И оружие не прячь. Не известно, чем все закончится.

Суворова уже собралась вмешаться в их перебранку, чтобы выяснить действительно ли Звягинцев собирается и дальше совершать преступления. Но слова конвоира о гаишниках отвлекли ее внимание.

                        ***

Действительно в промежутке между Жигулями и Мерседесом остановилась вся такая разрисованная автомашина ГАИ.

Видимо, очень тропились ребята на вызов водителя Мерседеса. Потому как лихо подкатили с включенным проблесковым маячком синего и красного цвета, а также звуковой сиреной. Последнюю сразу же выключили. Но маячок оставался в рабочем состоянии.

Из машины медленно, важно «выползли» два офицера в броской, ни с чем несравнимой, форме сотрудников ГАИ.

Как отметила Суворова, да и все остальные, один из гаишников постарше был в звании майора, а другой, помоложе – капитана милиции.

Все также не спеша, с чувством собственного достоинства и важности, что отчетливо проявлялось на их лицах, в их движения, оба направились к водителю Мерседеса. Как будто никого вокруг, кроме него, не было.

«По всей видимости, они знакомы между собой, – догадалась Суворова. – Иначе бы вели себя несколько иначе».

– Привет!

– Привет!

Обменявшись с ним дружеским рукопожатием, майор, как старший по специальному званию спросил у него:

– Так в чем конкретно трудности?

– Ты, понимаешь! Вот этот перец, – водитель Мерседеса небрежно кивнул в сторону Адамова, – не догоняет, кто на дороге главный. Обогнал нас, подрезал так, что мы чуть в кювет не шарахнулись. И никак не реагирует на мое замечание об этом.

Он приблизился вплотную к майору и тихим голосом сообщил:

– И вообще у него ствол под мышкой. Наверняка, там кобура.

– Ствол говоришь? – Громко переспросил майор. – А это уже интересно.

Он повернулся в сторону молчаливо стоявшего до сих пор Адамова. И даже сделал шаг в его сторону, сократив расстояние между ними.

Затем сказал – потребовал:

– Пистолет сдай!

В салоне Мерседеса продолжала все это время играть громкая музыка.

А вот в Жигулях наступила гробовая тишина. Все, в том числе и для Звягинцева, стало очевидным, что сейчас на их глазах происходит что – то такое, что выходит за рамки разумного. Как сказал бы вслух, но не сказал почему-то, арестованный:

– Беспредел, да еще на глазах очевидцев и свидетелей!

Ведь действительно. Получалось, что два сотрудника МВД по просьбе своего знакомого, как это понятно, далекого от этого министерства, «наехали» на другого сотрудника того же министерства.

Ради справедливости, следует отметить, что в отличие от Адамова, гаишники не знали, что он также представитель их ведомства. Но в данном конкретном случае это их не оправдывает. Действовали они нагло, придерживаясь гнилого принципа, что им все дозволено и море по колено. Они, похоже, уже давно уверовали в своей непогрешимости.

Многих такая самооценка быстро доводила либо до тюрьмы, либо отправляла, как говорится, на небеса. Из тюрьмы можно вернуться. А вот с небес просто невозможно.

Ну, а что же происходило дальше на этой самой «генеральской» дороге?

Адамов до ужаса спокойным голосом, обращаясь к обоим офицерам, сказал:

– Ребята! А Вы не попутали берега? Почему не представились при обращении к незнакомому гражданину, как это предусматривают Уставы? Почему действуете так безграмотно?

– Ты, смотри! – Майор обратился к своему коллеге. – А тут у нас, оказывается, появился знаток действий сотрудников милиции.

Капитан на эти слова только улыбнулся.

Майор, повернувшись к Адамову, с нескрываемой угрозой в голосе скомандовал:

– Ствол сдал! А то …

Он замялся, подбирая нужные, по его мнению, в данной ситуации слова.

– А то, что? Что ты, майор без имени, мне можешь сделать?

– Да, я…. Да, ты…, – майор от возмущения такой борзостью, со стороны какого – то там водителя Жигулей все не мог подобрать нужных слов.

– Хватит Ваньку валять! Ты хочешь мой пистолет. Возьми его.

С этими словами Андрей сделал шаг назад, отдалившись от майора. Потом стремительно достал из кобуры пистолет. Снял его с предохранителя.

– Раз уж Вы, господа – товарищи брезгуете представиться мне, то это сделаю первым я.

Левой рукой он достал из кармана пиджака служебное удостоверение и показал его майору. И представился:

– Оперуполномоченный УБОП капитан милиции Адамов. А это, – он кивнул в сторону пистолета, – мое табельное оружие, В нем восемь патронов. Вас трое. Итого по три на Вас милиционеры, и два останутся еще на этого охломона питерского. Как Вы, остолопы, думаете, хватит мне на Вас всех патронов или нет?

И не ожидая их ответов, продолжил:

– Я почему-то думаю, что хватит. И еще останутся. В отличие от Вас я умею пользоваться оружием. Тем более с такого близкого расстояния. А Вы ведь не удосужились даже для приличия достать свои пистолеты. Или их у Вас нет? Может у Вас в кобурах огурцы вместо оружия?

Он помолчал несколько секунд, переводя дыхание. И продолжил:

– А вот те люди, что сидят в нашей машине, подтвердят, что Вы наехали на меня при исполнении моих служебных обязанностей по сопровождению особо опасного преступника. Я же в такой ситуации вынужден был защищаться. И все. Финита ля комедия! Иными словами, чтобы Вам было понятнее: «Игра окончена, теперь все встанет на свои места, и истина откроется». Как Вам такой расклад?

Все трое его оппоненты стояли, как вкопанные. Широко открытыми, то ли от удивления, то ли от страха за свои жизни, глазами они смотрели на Адамова и его пистолет, как кролики смотрят на удава, который гипнотизирует их прежде, чем слопать целиком.

– Итак, друзья, – Адамов обратился к милиционерам, – медленно, очень медленно, без резких движений достали из кобуры пистолеты и передали их мне. Если кто – то дернется, я не стану стрелять вверх предупредительным выстрелом. Ситуация позволяет мне стрелять на поражение сразу. Ферштейн?

Оба гаишника молча кивнули в знак согласия головами. Как будто они уже давно «шпрехали».

– Тогда, поехали. Только медленно и по очереди.

Милиционеры по очереди руками, трясущимися, видимо, от страха, а от чего другого могли трястись у них руки в этот момент, достали из кобур пистолеты и осторожно передали их Адамову.

Засунув пистолеты в карманы пиджака, он продолжил руководить спектаклем:

– Теперь также не спеша, отстегнули нагрудные значки с Вашими номерами и также осторожно передали мне.

Все было выполнено беспрекословно.

Знаки оказались также в карманах пиджака Адамова.

– Получите все это у начальника ГОВД. Пусть проверит Вас на вшивость и коррупцию.

– Может, это … – промямлил майор. – Может можно как-то уладить этот инцидент, так сказать?

– Можно. Но не нужно, – резюмировал Адамов.

Затем он перевел взгляд на водителя Мерседеса.

– Права и документы на машину. И не вздумай шутки шутковать. Я ведь с такого расстояния не промахнусь. А жизнь у тебя одна. Давай, побыстрей, не задерживай добрых и честных людей (это несколько переделанное из считалочки «На золотом крыльце сидели»).

Буквально через минуту все требуемое было в руках Адамова. И также провалилось в, казалось, необъятные карманы пиджака УБОПовца.

– Я знаю, что по закону не имею права изымать все эти документы и оружие. Но обстоятельства форс – мажорные. Поэтому, думаю, что прокурор войдет в мое положение. И признает мои действия необходимыми и законными. Вам же троим я не позавидую. А, чтобы прокурору было легче принимать решение по делу, я на всякий случай записал на диктофон все наши переговоры.

Он достал из кармана диктофон и продемонстрировал запись этой троице.

– К тому же в салоне, как сказал этот урод, – он кивнул в сторону водителя Мерседеса, – задрипанных Жигулей, включен видеорегистратор. Так что, я думаю, интересное кино посмотрят и в ГОВД, и в службе собственной безопасности, и в прокуратуре.

В этот момент, как будто проснулся водитель Мерседеса.

– Командир, я понимаю, что был неправ. Скотина я. Доставил тебе много неприятных минут. Поэтому в качестве возмещения морального вреда, прошу принять от меня небольшой презент.

– Презент? Мне? – Удивился Адамов. – Ты, хоть понимаешь, что сейчас предложил мне взятку? Тем более в присутствии кучи свидетелей и работающего видеорегистратора.

– Какую взятку! Я же не прошу тебя отпустить меня без последствий. Или сделать что-то лично для меня или этих олухов.

Он кивнул в сторону своих «друзей».

– Это компенсация за неудобства, которые я тебе доставил. И все. Только не стреляй, пожалуйста.

Он медленно с ускорением задом двинулся к своей машине.

– Ты, куда, мил человек? – С откровенно удивленным видом спросил Андрей.

Пистолет он не убирал в кобуру, но и не наставлял больше ни на кого.

– Не волнуйтесь! – Тот даже приподнял вверх руки, как бы сдаваясь и в то же время, показывая, что у него нет никакого оружия. – Только не волнуйтесь! А то случайно нажмете на курок, и мне действительно будет очень больно. Я сейчас постараюсь загладить свой поступок.

– Ну, давай, посмотрим, как ты будешь исправляться прямо на наших глазах, – еле заметная улыбка пробежала по лицу Адамова.

Казалось, что он уже догадался, каким образом будет заглаживать свой промах этот парень – мужчина. Оказалось он не такой уж и потерянный для государства человечек.

Все сидящие в машине уже без всякого страха, а с живым интересом наблюдали за разворачивающемся прямо перед ними на этой «генеральской» дороге действе.

В это время индивид рода человеческого приблизился к своей машине и, не оборачиваясь, сказал, точнее даже приказал кому – то, сидящему в Мерседесе:

– Коньяк! Быстро!

Несколько секунд.

И из открытого окна авто чья – то рука одного из сидящих в Мерседесе, но невидимого для сидящих в машине УБОПа и Адамова, передала прямо в руку просящего бутылку.

И вот уже «смелый» владелец Мерса стал медленно приближаться к Адамову.

– Вот, – он протянул бутылку милиционеру.

Теперь уже все из Жигулей увидели, что это действительно была бутылка коньяка.

– Как ты думаешь, это армянский или грузинский? – Тихо спросил Звягинцев конвоира слева от себя.

– Молчи, дурак. Не болтай под руку.

Адамов поставил пистолет на предохранитель и вернул его в оперативную кобуру, висевшую подмышкой, точнее будет сказать, в подмышечной впадине левой руки.

– Ты знаешь, брателла. Я при исполнении. И к тому же, не привык ничего брать от таких, как ты. Тем более, прекрасно знаю, что это может плохо кончится.

– Так я ведь от чистого сердца.

Несколько секунд Адамов раздумывал.

Потом медленно сказал:

– Но, у нас в салоне сидит женщина. Своими действиями ты, я уверен, напугал ее. Поэтому я думаю, что этот презент несколько сглазит нехорошее впечатление у нее о случившемся. И послужит компенсацией за то, что она понервничала по твоей вине.

– Согласен. Извини, начальник. Передай этой прекрасной женщине мой мои извинения и это, – он протянул Адамову все ту же бутылку коньяка.

– Я же тебе русским языком сказал, что извиняться должен ты сам. И лекарство от переживаний, ты должен передать ей сам. Понял, урод?

Его рука опять потянулась к кобуре.

– Понял, понял, начальник, – залепетал образина, с которого уже давно слетела вся его спесь.

Он осторожно подошел к машине со стороны, где сидела Суворова. Нагнулся и…. Некоторое время ошарашенно молчал. Это он увидел на заднем сиденье мощную фигуру Звягинцева в компании двух милиционеров в форменном обмундировании и с пистолетами в руках. Они до сих пор не спрятали их в кобуры.

Потом он медленно перевел взгляд на Суворову и вкрадчивым голосом пролепетал:

– Простите, ради бога. Я не хотел Вас побеспокоить. И Вас…, – он кивнул в сторону сидящих на заднем сиденье. – Это Вам для успокоения нервов.

Он протянул в открытую форточку дверки злосчастную бутылку.

Суворова, наблюдая весь этот спектакль с презентом, старалась не улыбаться. Она уже давно догадалась о замысловатой многоходовой игре Адамова по получению возмещения причиненного морального вреда.

Ведь, действительно. Если бы он взял эту бутылку, и потом этот факт всплыл бы, а он обязательно стал бы известен кое – кому, кому знать об этом было ни к чему, то у него были бы неприятности.

Она, как юрист с высшим образование, полученным на юридическом факультете Белорусского государственного университета, имеющая большой опыт работы в качестве адвоката, прекрасно понимала, что в действиях Адамова можно было с успехом усмотреть признаки преступления, предусмотренного статьей 430 УК Беларуси, как получение взятки.

«Молодец, парень! Нашел выход из положения, который устраивает всех».

Подумав так, она взяла бутылку и положила в сумочку.

Да, в сумочку. В отличие от многих женщин она всегда носила с собой сумочки, которые обычно называют сумки. Правда, не женские, а, скорее, хозяйственные, сделанные под женские. Это для того, чтобы туда могли поместиться, не только чисто женские прибамбасы, но и паспорт, удостоверение адвоката, запас чистой бумаги, пара – тройка шариковых ручек и другое, что могло понадобиться ей в процессе работы вне кабинета.

Поэтому все ее «сумочки» отличались хорошей вместимостью.

Вот в ней и «утонула» бутылка с темной жидкостью.

Не успела она проделать это, как сзади них остановилась автомашина с другими участниками следственного действия.

Из нее выскочил следователь Бурый и направился к Адамову.

– Что случилось? Почему Вы здесь остановились?

– Да, вот встретили знакомых. А теперь разъезжаемся.

Адамов повернулся в сторону водителя Мерседеса:

– Мы ведь уже разъезжаемся?

– Да, да. Конечно, – забормотал тот и метнулся, как стрекозёл (образное местное, непереводимое определение, – от автора), к своему «мерину». Еще несколько секунд и «немец» помчался по дороге в сторону от этих не понятных ментов.

Бурый посмотрел ему вслед и задумчиво заметил:

– Странные какие – то у тебя знакомые. Такое впечатление, что этот, – он махнул головой в сторону удаляющегося Мерседеса, – не очень – то был и рад Вашей встречи.

– Ну, что Вы Сергей Сергеевич. Очень даже рад. Это он от радости большой пришпорил своего скакуна.

– А! – Следователь недоверчиво посмотрел на опера. – Тебе виднее.

– Конечно. Недаром, ведь, еще незабвенный Владимир Семенович Высоцкий говаривал: Жираф большой, ему видней.

– Мне кажется, или я ошибаюсь. Но на жирафа ты точно не тянешь. Даже на годовалого.

Из салона Жигулей раздался жизнерадостный смех. Всех развеселил диалог следователя и опера.

– А ГАИ что тут делает?

– Проверку проводят. Рейд одним словом, – все тем же благожелательным тоном ответил Адамов. – Но они тоже уже уезжают.

При этом он многозначительно посмотрел на гаишников.

Те, в отличие от водителя Мерседеса молча сели в свою машину и поехали вслед за ним.

– И все-таки, по коням! – Скомандовал Бурый. – А то ведь так мы сегодня не объедем все точки, которые наметили. У нас их осталось еще две.

– Слушаюсь и повинуюсь.

Когда их Жигули медленно тронулись, Суворова тихонько спросила у Адамова:

– Вы действительно передадите эти документы и пистолеты начальнику ГОВД? И не жаль их? Все – таки коллеги.

– Какие они мне коллеги! – Возмутился Адамов. – Коррупционеры, жадные до денег и власти. Разве они могут быть моими коллегами. Вы представляете, что делают эти ублюдки, простите за грубое слово, на дорогах, встретив простых граждан? Беспредел, да и только!

– И все – таки Вы не ответили.

– Не поверите, но мне их не жаль, потому, как эти двое в форме замарали мундир сотрудника милиции. Теперь люди, глядя на них, будут думать, что и я такой же, как они. Ведь я тоже милиционер. А это так обидно. Поверьте мне на слово. Тот же водитель понимает только тогда, когда его бьют по морде, или платят деньги. При таком поведении он скоро нарвется на крупные неприятности. Или рассчитываться будет полжизни, или его прикопают тихо в каком – недалеком лесочке. А в отношении гаишников могу сказать, что не стану я связываться с начальником отдела. Начальник ГАИ мой хороший знакомый. Друг, можно сказать. Если все это выплывет, он на своем месте не усидит. А мне это надо? Поэтому я уже решил, что все отдам ему. Пусть сам решает, что с этим делать. У них во взводе итак не комплект. Не очень – то стремиться молодежь идти самостоятельно в службу, где постоянно и днем и ночью, и в снег, вьюгу, и в жару нужно патрулировать на дорогах. Это только со стороны им хорошо служится. А на самом деле тяжелая у них работа. И опасная. Вот и разбегаются люди. Поэтому не стану я наезжать на них. Кстати, в этом случае я поступаю по закону. Ведь я сообщаю о случившемся их непосредственному начальнику.