Дорога на фронт

Выпущенные из десятков стволов, пули свистели, словно свинцовые осы. Смертоносные кусочки металла били в плотную землю и поднимали фонтанчики пыли. Они громко стучали по платформам орудий и высекали из них пучки длинных искр.

Наконец, за спиной Якова лязгнул затвор, и новый снаряд оказался в стволе. Послышался пушечный выстрел. Время, невероятно замедлилось. Парень увидел, как боевая болванка врезалась в тело фельдфебеля, бежавшего с пулемётом в руках.

Раздался оглушительный грохот. Взрывная волна превратила фашиста в облако красного месива. Руки и ноги отбросило в разные стороны. Голова в стальной каске упала на землю, и словно мяч для футбола, покатилась по ходу движения.

Сотни раскалённых осколков брызнули в разные стороны. Они летели вперёд, били, кромсали, калечили всех, кто находился вокруг. Убитые штурмовики споткнулись на полном бегу и рухнули в пыль, как гнилые колоды. Живые, завыли от ужасающей боли. Хватаясь за страшные раны, они валились на землю, словно трава под косой.

Фрицы лишились половины отряда. Несмотря на большие потери, они не прервали атаку и продолжали бежать к батарее. Стрельба немного ослабла, но пули, по-прежнему, с визгом буравили воздух. Каждый летящий кусочек металла нёс в себе тяжкую рану, а то и мгновенную смерть.

Оглянувшись назад, Яков увидел, что заряжающий его пушки кинулся за новым снарядом. В ту же секунду, что-то попало в правую голень бойца. Он нелепо взмахнул левой рукой. Потерял равновесие и рухнул ничком.

С ощутимым трудом солдат перевернулся на спину. Отталкиваясь локтями и здоровой ногой от земли, он подполз к штабелю ящиков и упёрся в него мокрой от пота спиной. Стащил с плеча карабин, ловко передёрнул затвор и приготовился к последнему бою в коротенькой жизни.

– «Снарядов больше не будет!» – подумал вдруг Яков: – «Сейчас толпа фрицев окажется рядом. Командир второй батареи увидит, что они уже здесь и прикажет врезать по нам. Чтобы пушки не достались врагам, и они не ударили с фланга в него!»

Не желая безропотно ждать, когда его кто-то убьёт, парень спрыгнул с неудобного кресла наводчика. Отошёл на два шага назад и присел за невысокой станиной орудия. Какая никакая, а всё же защита от пуль стреляющих фрицев.

Выхватив из кобуры пистолет, лейтенант снял оружие с предохранителя и взялся левой рукой за воронёный затвор. Защитная коробка ствола сдвинулась немного назад. С тихим щелчком взвёлся курок.

Плавным движением Яков отпустил тугой механизм. Он тут же вернулся на прежнее место. Тупорылый заряд вошёл в открытый патронник. Теперь можно было стрелять по врагам.

Парень поднял «ТТ» на уровень глаз. Как можно удобнее, он положил правую кисть на спущенное колесо платформы зенитки. Рядом устроил ладонь левой руки. Свободными пальцами он обхватил свой кулак, с зажатой в него рукоятью оружия. Навёл мушку на ближайшего фрица и очень плавно нажал на спусковую скобу.

Послышался выстрел, удивительно тихий в окружающем шуме смертельного боя. Отметив, что попал в того пехотинца, в которого целился, лейтенант стал посылать в нападающих пулю за пулей.

С другой стороны от орудия расположился первый наводчик орудия. Пожилой усатый боец встал на колено левой ноги. Скинул с плеча винтовку под названием «Mauser» и примкнул к ней внушительный штык армии Гитлера.

Данный предмет весьма отличался от четырёхгранных советских штыков, предназначенных для «трёхлинейки» конструктора Мосина. Это был достаточно длинный, широкий, обоюдоострый кинжал.

Мужчина привычно поднял оружие и отправил патрон в длинный ствол. Опёр цевьё на колесо платформы зенитки и, без всяких эмоций, прицелился в бегущих фашистов.

Фашисты стремительно мчались вперёд. Враги очень старались, как можно быстрей, проскочить открытое место. Стреляя на полном ходу, они в полный рост бежали к батарее зениток.

О точном огне не могло быть и речи, но пули свистели так близко и часто, что уберечься от них было почти невозможно.

Оказавшись в неглубоком укрытии, Яков вдруг успокоился, и начал действовать так, словно вновь очутился в тире войскового училища. Дымящиеся гильзы «ТТ» вылетали из выводного окна одна за другой. Тяжёлый затвор дёргался после каждого выстрела, возвращался на прежнее место и вгонял новый заряд в опустевший патронник.

Яков всегда отличался завидною точностью на огневом рубеже. Сейчас лейтенант находился в очень удобной позиции. Бил никуда, не спеша и с упора, и каждый выстрел зенитчика срезал одного врага за другим.

Выпустив все восемь зарядов, парень увидел, что кожух затвора не вернулся назад, как положено. Оголив круглый ствол, он остался в том положении, куда его сдвинуло выстрелом.

Левой рукой парень взял из подсумка запасной магазин. Мгновенно сменил им порожний. Большим пальцем правой руки парень спустил рычажок «затворной задержки». Приготовился к веденью огня. Вскинул оружие на уровень глаз и с ужасом понял, что уже опоздал. Пока он возился с перезарядкой, немцы приблизились к краю окопа.

К счастью зенитчиков, магазины у карабинов и пулемётов врагов уже опустели. Фашисты не имели возможности пополнить запасы патронов. Они это хорошо понимали и удивительно дружно рванулись врукопашную схватку.

Убив высокого немца, бегущего к пушке, Яков сдвинулся в сторону, пропустил мимо мёртвое тело, которое продолжало бежать, и заметил приклад, летящий в лицо. Парень резко отпрянул назад. Грохнулся на спину и выстрелил в противника снизу.

Тяжёлая пуля пробила лобную кость и влетела в череп фашиста. Мозг нападавшего фрица превратился в серое, жидкое месиво. Из носа и рта мертвеца хлынула алая жидкость. Подчиняясь инерции, покойник устремился вперёд, и рухнул на лежащего Якова.

Стараясь уйти из-под тяжёлого трупа, лейтенант дёрнулся в сторону. Опёрся о землю и ощутил под ладонью черенок от сапёрной лопатки. Парень крепко сжал пальцы. Вскинулся на ноги и, стараясь удержать равновесие, взмахнул левой рукой.

Рядом вдруг оказался огромный фашист. Он держал карабин, как дубину, и пытался ударить зенитчика сверху. Парень повёл инструментом в обратную сторону и рубанул узким лезвием по горлу врага.

Остриё перебило артерии с мышцами. Из глубоких разрывов ударила горячая алая кровь. Штурмовик уронил верный «Mauser» и схватился за рану руками. Он упал на колени, как перед древней иконой, и, содрогаясь в страшной агонии, свалился ничком.

Вокруг, началось настоящее месиво. Вертясь, как юла, Яков уходил от прикладов фашистов. Бил лопаткой вправо и влево, а когда понимал, что уже не успеет ударить, палил во врага из «ТТ».

Краем глаза, он видел, что левый наводчик орудия расстрелял все патроны. Боец поднялся на ноги и, следуя правилам боя штыком, направил винтовку вперёд. Мужчина отбил мощный удар, направленный в грудь. Продолжая движение, он врезал прикладом по морде напавшего фрица. Тот кувыркнулся, и словно лёгкая кегля укатился куда-то в сторонку.

Боец выставил ствол перед собой и воткнул острое лезвие в живот другого фашиста. Длинный клинок вспорол всю одежду и потное тело. Стенки брюшины разъехались в стороны. Серо-багровые органы кучей рванулись наружу.

За спиною у Якова грянул раскатистый крик. Это послышалось родное: – Ура!

Откуда-то сзади выскочило с десяток бойцов. Они все в едином порыве помчались на немцев. Те слегка отшатнулись назад. Ряды враждующих армий мгновенно смешались. Образовалась огромная жуткая свалка.

Никто из противников не чувствовал рядом своих. Каждый видел только врага, что стоял перед ним. Он дрался сам за себя и за свою драгоценную жизнь. Крики ярости, злобы и боли, слились в оглушительный, неразборчивый рёв.

Чавканье разрубленных тел, треск перебитых костей, хрипы израненных в драке и уже умирающих воинов, сопровождали картину неистовой битвы. Их дополнял безудержный мат на двух языках.

Каким-то неведомым образом лейтенант оказался во втором эшелоне безудержной схватки. Он перевёл сбившееся от напряжёнья дыхание и, как можно скорее, перезарядил пистолет.

Стараясь не угодить в советских солдат, офицер стал палить в проклятых фашистов. Яков всегда был приличным стрелком. Он легко попадал в нужную цель, что была на дистанции в тридцать-сорок шагов. Захватчики падали один за другим.

Выпустив последний патрон из «ТТ», Яков пошарил взглядом вокруг. Парень искал хоть какое оружие, готовое к бою. Всюду лежали неподвижные трупы. Среди них, находились винтовки с пустыми затворами и парочка «шмайсеров» без магазинов.

Противники опустошили обоймы, когда фашисты бежали к зениткам. Перезарядиться уже никто не успел. Столкнувшись с врагом, все стали драться лишь тем, чем попало под руку. В ход шли штыки и приклады, небольшие лопатки и железные каски.

Все сразу же впали в какую-то жуткую, невероятно высокую степень агрессии. Все били руками, ногами и головами, куда попадут. Остервенело душили друг друга. Рвали зубами лица и глотки. Давили руками в глаза неприятеля, пока те не вытекали наружу, как грязная кровавая жидкость.

Смертельные антагонисты ни в чём не уступали друг другу, ни в силе, ни в ловкости, ни в злобе, ни в ярости. Никто не хотел отходить от занятой ими позиции.

Раненные, вместе с убитыми, снопами вались на землю. Однако, живые и там продолжали борьбу. Все бились до тех самых пор, пока его личный враг не переставал шевелиться.

Дерущихся с обеих сторон становилось всё меньше и меньше. Яков подумал о том, что скоро останется он, да какой-нибудь «обер» крупных размеров. Так что, придётся им последним решать, чья же, сегодня возьмёт? Обычно так завершались бои крупных стай, состоящих из диких зверей.

Найдя трёхлинейку с примкнутым штыком, парень поднял винтовку с земли. Взял оружие наперевес, как учили инструкторы по рукопашному бою, и, шатаясь от сильной усталости, двинулся на помощь своим. Он шёл к тем красноармейцам, кто ещё кое-как стоял на ногах.

Тут он увидел такое, от чего похолодело в груди. Оказалось, что на помощь противнику спешит более полусотни солдат. Они не были молоды и так же подвижны, как группа штурмовиков, что напала на батарею зенитчиков. В начале атаки, немцы старшего возраста сильно отстали от своих резвых «камрадов» и не могли их тогда поддержать.

Пока фрицы бежали до места жестокого боя, они не теряли времени даром и заменили обоймы в оружии. Если бы не общая свалка, в которой невозможно понять, где русские, а где фашисты, то перестреляли бы всех за пару секунд. Сила вдруг оказалась на стороне проклятых захватчиков. Красноармейцы медленно подавались назад.

– «Сейчас, нас окружат и всех перебьют!» – понял вдруг Яков и приготовился к неминуемой смерти.

Секунду спустя, послышался лающий крик на чужом языке: – Panzer! – вопил кто-то из фрицев. Громкий испуганный вопль поняли все, кто находился поблизости. Даже те, кто неистово дрался и, как всем казалось, не замечал ничего, что творилось вокруг.

Удивительно дружно фашисты отступили на шаг. Затем, разом вдруг повернулись и, подхватив легкораненых под руки, побежали к ближайшим развалинам. Все, как один, петляли из стороны в сторону. Низко пригибались к земле. Ныряли в воронки, попавшиеся им на пути, и всеми силами старались удрать, как можно скорее.

Удивлённый поведеньем противника, Яков глянул назад и едва не заплакал от радости. Ворота главного корпуса, который защищали зенитчики, были распахнуты настежь. Из них выезжали некрашеные «Т-34». Грозно рыча мощными дизелями, они разворачивались в небольшую цепочку, параллельную линии фронта.

Еле стоящие на дрожащих ногах, усталые красноармейцы повернулись к востоку и посмотрели на сборочный цех большого завода. Все увидели советские танки и закричали: – Ура!

Душевный подъём оказался настолько велик, что все были готовы, немедленно бросится вслед за врагом. Но пока собирали годное к бою оружие, лежавшее среди множества мёртвых солдат. Пока рылись в подсумках покойников в поисках полных обойм или, хотя бы отдельных патронов, все слегка успокоились.

Зенитчики сразу же вспомнили о своих официальных обязанностях и, как можно скорее, вернулись к умолкнувшим пушкам. Нужно было готовиться к новым атакам фашистов.

Тем временем, танки опять перестроились. Они встали в колонну и быстро помчались на юго-запад, в центр Сталинграда.

– Почему они едут мимо нашей позиции? – удивлённо спросил какой-то боец.

– Потому, что недавно сошли с заводского конвейера. – объяснил пожилой невероятно усталый солдат. В нём Яков узнал своего наводчика слева, с которым стрелял по немецкой пехоте и танкам.

Боец был очень грязен и сильно истерзан. Его, словно только что грызла стая диких собак. Или же на мужчину напало племя злобных индейцев, пришедших из книг американских писателей.

Каски нет и в помине. На многих частях тела бойца виднелись глубокие рваные раны. Фаланги пальцев ободраны до самых костей. Большой клок кожи на черепе срезан, как скальп. Ярко-алая кровь заливала лицо.

– Могли бы и стрельнуть в проклятых фашистов! – возмутился какой-то боец: – Куда они так спешат, словно вшивые в баню?

– Да нет в их машинах сейчас ничего, ни экипажа, ни снарядов с патронами! – мрачно бросил наводчик: – Там лишь одни заводские водители. Вот перегонят машины в ближайший танковый полк. Там их снабдят боевыми припасами с топливом. Посадят командиров с людьми, и только тогда, они отправятся в бой. А пока это обычные тракторы с оружейными башнями.

– Хорошо, что фашисты об этом не знали. – облегчённо вздохнул незнакомый боец: – Не то, грохнули нас, как и всех остальных. – он кивнул на десятки мёртвых солдат, одетых в различную форму. Как в красноармейскую, так и в немецкую.

Погибшие люди вповалку лежали возле первой зенитки. Было трудно понять, где торчит голова, рука или нога одного, а где начинается тело другого покойника.

Вспомнив об отступивших фашистах, Яков рванулся к платформе. Лейтенант осмотрел свою пушку с разных сторон. Покрутил маховички один за другим и с облегчением понял, это орудие не пострадало в бою. Он вопросительно взглянул на наводчика, ранее сидевшего слева. Тот с пониманием кивнул. Мол, всё в полном порядке, ещё постреляем.

Зентчик вернулся к красноармейцам, пришедшим на выручку небольшому расчёту. Хорошо, что они появились удивительно вовремя. Яков чётко представился: – Командир третьей батареи зенитчиков! – и тут же спросил: – Откуда вы прибыли, и кто ваш начальник?

Вперёд вышел крепкий сержант с краповыми петлицами на гимнастёрке синего цвета и доложил: – Взвод полка МВД. Прибыл из штаба дивизии на двух автомашинах. Наш лейтенант сразу увидел, что здесь начался бой. Он приказал двум отделениям остановиться возле той пушки, что справа. – боец указал в сторону второго орудия и тотчас продолжил:

– Они сиганули из кузова и помчались на помощь зенитчикам. Мы подъехали к вам. Спешились и рванули в атаку. Офицер взбежал на откос вашей балки. Тут же поймал немецкую пулю и теперь лежит там в низине. – боец махнул рукой себе за спину. Туда, где находилась длинная балка.

Посмотрев в эту сторону, парень отметил, что там уже нет двух машин: – «Ушли, сразу после того, как ссадили пехоту». – расстроился Яков: – «Даже «тяжёлых» с собой не забрали».

– «Хотя,» – добавил он про себя: – «тут шла такая кровавая бойня, что ещё неизвестно, чем бы всё дело закончилось? То ли, мы всех фрицев побили? То ли, они нас погрызли в куски? Так что, водителям приходилось спасть свою технику. Да и некому было грузить наших раненых. Все дрались врукопашную».

Вслух он ответил сержанту: – Раз вашего лейтенанта убили, то вы поступаете под моё руководство. Этот солдат, является командиром орудия номер один. Всем выполнять команды бойца. Я пройду по позициям и осмотрю батарею.

Парень указал на наводчика, с которым стрелял по фашистам. Мужчина устало сидел возле раненого в ногу товарища и, довольно умело, накладывал ему перевязку на кровоточащую голень.

Яков предупредил пехотинцев, что в развалинах прячутся немецкие снайперы. Он посоветовал всем, ходить только низко пригнувшись, а не маячить во весь полный рост.

Затем, нашёл свою «халхинголку», слетевшую в драке с фашистами. Стряхнул с неё пыль и невольно отметил, что вмятин на каске стало значительно больше. Похоже, что за это короткое время, она спасла его голову несколько раз.

Парень надел старый увесистый шлем. Застегнул ремешок и, чуть склонившись вперёд, двинулся к соседней позиции. Он углубился в траншею, засыпанную до половины землёй, и прошёл несколько метров. Сзади послышались одиночные выстрелы из трёхлинеек.

– «Добивают тяжелораненых немцев!» – вскинулся Яков. Он хотел поскорее вернуться назад и отчитать своих подчинённых. Секунду спустя, парень вдруг вспомнил кошмар переправы через широкую Волгу. Тогда, вместе с солдатами, гибло большое число малолетних детей, их матерей и больных стариков и старух.

Перед глазами зенитчика всплыли проспекты и улицы. На них находилось великое множество сгоревших дотла жителей города. Яков сказал, словно сплюнул: – Фашисты тоже нас совсем не жалеют! – он сделал пару шагов и со злостью добавил: – Нам своих изувеченных негде лечить, а тут ещё с ними возись. Ни к чему на них тратить лекарства, бинты и еду.

Пройдя тридцать метров, Яков наткнулся на немного побитую зенитную пушку. Чуть покосившись, она стояла среди десятков мёртвых солдат. Картина ужасающей бойни мало чем отличалась от той, что он видел минуту назад. Между лежащими трупами бродили солдаты, одетые в разную форму. Все оказались измученны и сильно оборванны, до последних пределов.

Красноармейцы собирали оружие. Кто-то менял «трёхлинейки» с длинным стволом, на более короткие «маузеры». Кстати сказать, благодаря данной детали, они весили несколько меньше. Приблизительно на пол килограмма. Всё будет легче таскать на плече.

Некоторые из уцелевших счастливцев держали в руках пистолет-пулемёт «MP 40», или же «шмайсеры», как их называли на фронте. Правда, таких было всего два человека.

За длинный солнечный день, воздух и степь раскалились до нестерпимого зноя. Будь здесь поблизости градусник, он наверняка показал бы температуру «за тридцать», а то и «под сорок».

Поэтому, вторым самым важным трофеем, были фляги фашистов. Их тут же срывали с поясов мёртвых немцев. Снимали бакелитовые колпачки, сделанные в виде стаканчиков и закрывавшие пробки с винтом. Бойцы открывали баклажки и жадно глотали, что находилось внутри.

Бойцы не обращая внимания даже на то, что же сейчас попадало им в рот: простая вода, эрзац кофе или отвратительный шнапс? Лишь бы было чем утолить невыносимую жажду, возникшую после побоища. Покончив с питьём, бойцы лезли в подсумки, рюкзаки и карманы убитых.

Парень хотел приказать: – Прекратить мародёрство! – потом протяжно вздохнул и грустно подумал: – «Пусть себе роются. Всё равно, никто из них не протянет и суток, а так, глядишь, найдут какие-то документы фашистов. Вдруг попадётся, что-то действительно важное?»

Один из бойцов заметил подошедшего к ним лейтенанта. Окинул его цепким взглядом с головы и до ног. Протянул Якову шикарный хронометр, только что снятый с убитого «обера», и спокойно сказал: – Возьмите вместо своих.

Офицер поднял левую кисть на уровень середины груди и взглянул на запястье. Из наручных часов задорно торчал маленький острый осколок. Отметив, что новенькие, дорогие «котлы» безнадёжно испорчены, парень решил, что вряд ли удастся их здесь починить. Он снял погибший подарок отца и швырнул его в сторону.

Застегнул на руке ремешок, ещё сохранивший тепло мёртвого немца. Перевёл взгляд на стрелки и с удивлением понял невероятную вещь. Выяснилось, что с начала смертельного боя прошло девяносто восемь минут: – «А мне показалось, что весь этот ужас длился часов шесть или семь». – сказал Яков себе потрясённо.

Лейтенант одёрнул свою гимнастёрку и представился тем МВДешникам, что остались в живых. Все тотчас отвлеклись от своих интересных занятий. Встали по стойке смирно и напряжённо застыли.

В напряжённых глазах читался знакомый вопрос: – Что сейчас сделает молодой офицер, который только что, взял чужие часы? Станет орать и грозить трибуналом? Или поймёт, что и сам замазан по уши и сделает вид, что ничего не случилось?

Парень не стал никому «давить на мораль». Пошёл по второму пути и спросил совсем о другом: – Кто уцелел из обслуги орудия?

Ему указали на худого бойца. Он сидел на земле, привалившись к стенке окопа. Левая нога у солдата была перебинтована выше колена. Глаза устало закрыты. Лицо побледнело от кровопотери.

Это был правый наводчик по имени Павел. Его Яков отметил ещё в прошлый раз, часа четыре назад. А запомнил его потому, что солдат был очень внимателен. Он спрашивал про материальную часть зенитных орудий больше чем все остальные.

Рядом лежал подносчик снарядов с перевязанной бинтом головой. Услышав вопрос, они попытались подняться. Лейтенант остановил их движеньем руки. Обернулся к пехоте, искавшей, чем можно ещё поживиться, и задал новый вопрос: – Кто-то нашёл у фашистов еду, шоколад или сахар?

К этому времени, лейтенанта, покрытого пылью и гарью, уже все признали начальником. Ведь он ни кого не кричал и, первым делом, спросил о своих подчинённых.

Несколько мозолистых рук протянулось к зенитчику. В раскрытых грязных ладонях виднелись надкушенные куски колбасы, разорванные обёртки конфет и белоснежные куски рафинада.

– Накормить командира орудия и его заместителя! – Яков кивком указал на двух пушкарей: – Дать им чего-нибудь сладкого, стопочку шнапса и всем выполнять их приказы. Пойду обратно, проверю! – перед уходом он строго добавил: – Документы погибших, а так же, все бумаги фашистов, быстро собрать и сдать лично мне. Возьму по дороге назад.

На двух прочих позициях дела обстояли чуточку лучше. Они не подверглись атаке немецкой пехоты. Возле орудий не лежало большого количества трупов. Правда, и здесь не обошлось без погибших.

Из четырнадцати человек, бывших возле третьей и четвёртой зенитки, один был убит наповал, а трое бойцов получили различные раны. Ефрейтор, с которым Яков прибыл сюда, оказался в очень плохом состоянии. Скорее всего, он не сможет дожить до заката.

– «Если к этим потерям прибавить ещё восемь убитых со второй и первой позиции,» – размышлял командир батареи: – «то остаётся шестнадцать бойцов. Причём, четверо из них изувечены. Будем надеяться, что среди остальных найдётся восемь наводчиков».

– «Ладно!» – успокоил сам себя офицер: – «На данный час получается, по три пушкаря на орудие. Вместо подносчиков будут бойцы, из пришедшего к нам подкрепления. Я насчитал двадцать два пехотинца. К сожалению, лишь пятнадцать из них остались здоровыми.

С учётом всех раненых, что могут быть наблюдателем, на каждую нашу зенитку придётся по шесть-семь солдат. Так что, пока ещё можно держаться какое-то время. По крайней мере, до первого серьёзного боя».

Распределив наводчиков и пехотинцев по неполным расчётам, Яков велел навести должный порядок возле орудий. Пока зенитчики возились с обустройством окопов и подноской снарядов, невредимые пока МВДешники занялись погребеньем товарищей.

Они собрали все документы и небольшие бумажки, лежавшие в пластмассовых капсулах «смертных медальонов» убитых. Переписали на общий листок адреса, имена и фамилии погибших солдат.

Затем, отнесли всех покойников на скромное кладбище и похоронили в большущей воронке, появившейся возле могил. После чего, очередность дошла и до мёртвых фашистов.

– Товарищ лейтенант, а почему у них такие странные зенки? – обратился вдруг к Якову хмурый солдат.

Парень приблизился к любознательному красноармейцу и нагнулся над фрицем, лежавшим навзничь. Стараясь не замечать физиономию трупа, он посмотрел в распахнутые настежь глаза.

Они неподвижно уставились в белёсое небо. Зрачки у покойника оказались очень большими. Тонкая радужка, обрамлявшая их, выглядела синенькой ниточкой. Она едва различалась вокруг бездонных чёрных провалов.

Как всякий уроженец Баку, Яков доподлинно знал, как действовали на людей анаша, гашиш или опий. Он видел и таких наркоманов, что одною ногою стояли в могиле. Поэтому тотчас спросил: – Нашли у фашистов какие-то ампулы или, например, сигареты с отвратительным запахом?

– Нет, только это. – ответил солдат. Он протянул лейтенанту початую пачку таблеток. На ней виднелась латинская надпись: – «Pervertin». Боец немного помялся и тихо добавил: – Причём, они отыскались у всех до единого.

Яков немедленно вспомнил о том, что слышал в зенитном училище. Преподаватели говорили тогда, что это лекарство давно применяется фрицами, и всегда выдаётся воюющим армейским частям. В первую очередь, им снабжали танкистов и лётчиков. Мол, даже верхушка руководства Германии давно принимала такой препарат.

Он придавал потребителю снадобья уйму энергии и огромной уверенности в собственных силах. Повышал работоспособность с выносливостью, притуплял чувство усталости, сокращал время, что нужно для сна, и, к тому же, лишал людей аппетита. Им требовалось значительно меньше еды.