Байки старого психиатра

– Шестая бригада, вы освободились?

– Да.

– Пишем вызов: адрес такой-то, Ж. 68 л., отравление таблетками.

– Принял!

Дверь открыл муж больной.

– У нее деменция, за ней глаз да глаз нужен! Я уж на все розетки защиту поставил, на кухне ее одну не оставляю, гуляет только со мной или с дочерью. А вот сегодня недоглядел. Съела она четыре таблетки валидола, – рассказал он. – Обычно все лекарства я далеко убираю, а тут вот видите, как получилось!

У меня отлегло от сердца. Ведь валидол – это всего лишь мятные конфетки, которые вряд ли могут причинить серьезный вред.

Но больную нужно посмотреть обязательно.

Пожилая женщина с седыми пушистыми волосами в уютном байковом халатике сидела в кресле и доброжелательно улыбалась.

– Здравствуйте, как вас зовут?

– Нина.

– А по отчеству?

– Григорьевна.

– Как вы себя чувствуете, Нина Григорьевна?

– Хорошо, очень хорошо!

– Ничего не болит?

– Нет, ничего.

– А зачем таблетки-то съели?

– А от них вкусно пахнет и они сладенькие такие! А я сейчас рисовать буду! Мне Коля фломастеры принесет и альбом! – И из ее голубых глаз лучилась по-детски светлая, чистая радость.

– Сейчас, сейчас, Нинуль, принесу! – отозвался супруг больной.

Давление и пульс нормальные, на ЭКГ ничего настораживающего нет. Супруга больной я успокоил, объяснив ситуацию.

По пути к машине, Жора вдруг спросил:

– А чо они ее в дурку не сдадут? Она же дура совсем!

– Жора, она не дура, а больной человек. И еще она чья-то жена, мама, бабушка. Нельзя относиться к людям, как к отработанному материалу, – как мог, объяснил я ему.

– Ну и чо, вот так с ней мучиться что ли?

– Нет, Георгий, тебе этого не понять, – подвел я итог разговору и сел в кабину.

Нда… Чувствуется, что жестокий этот молодой человек. Ну да бог ему судья. А я ему не сват и не брат. И перевоспитывать я его не намерен.

– Центральная, шестая свободна!

– Пишем, шестая: адрес такой-то, автовокзал, восьмая платформа. М. 37 л., травма головы. Вызывает полиция.

Подъехали. Бааа! Кого мы видим! Наш утренний знакомец, которого мы собственноручно вынули из грязи и сдали в вытрезвитель. Сидит на скамеечке, самозабвенно матерится, а из головы кровушка капает. Рядом стоят и скучают двое полицейских. В машину зашел послушно. Голову ему обработали, повязку асептическую наложили. Рана нехорошая, шить надо, а для этого в травмпункт придется везти.

– Как же ты из вытрезвителя-то убежал, друг сердешный? – спрашиваю.

– А …ли, они меня держать, что ли, будут? – ответил он, довольно улыбаясь.

Ну да, логично. Вытрезвитель теперь не полицейское подразделение, а отдан здравоохранению, которое, как известно, силовой структурой не является.

Оставили мы своего знакомца в травмпункте, строго-настрого наказав дождаться своей очереди. Но душа этого парня требовала свободы. Минут через пять, когда я уже дописывал карточку, он вышел на улицу и резвенько почапал на поиски новых приключений. Ну что ж, хозяин-барин, как говорится.

– Центральная, шестая свободна!

– Пишем, шестая: остановка общественного транспорта «Социалистическая», М. 28 л., психоз. Вызывает полиция.

Место действия развернулось не на самой остановке, а неподалеку от нее, возле дерева.

Молодой человек бомжеватого вида, с опухшим и небритым лицом, вытаращив глаза, орал на полицейских:

– Мужики, да вы чего?! Вы чо стоите-то?! Он задыхается там! Вызывайте спасателей быстро! Вас же самих посадят, придурков!

– О, наконец-то скорая приехала! – с облегчением сказал один из полицейских.

– Здравствуйте, уважаемый! Что случилось? – обратился я к бомжеватому виновнику торжества.

– Да я уже ментам все рассказал! Там в дереве Валерка стоит, задыхается! Давайте быстрее пилите это дерево!

– Ну и как же этот Валерка там оказался? – полюбопытствовал я.

– Да ну не знаю я! Наверно, через дупло. Не, давайте сначала человека спасем, а потом уже выяснять будем! – горячился парень.

– Так ведь дерево-то не толстое, человек там не поместится!

– Да хватит уже, я сам видел, что он в дереве!

– А когда вы в последний раз выпивали? – спрашиваю.

– Да трезвый я, вот, возьмите у меня кровь, если не верите! Я вчера утром только опохмелился чуток и все!

– Давай-ка, друг любезный, садись к нам в машинку, – обратился я к нему.

– Чооо?! Ты чо, …удила старый! Ты меня в дурку, что ли, отправить хочешь?! Ты… …! – окончательно вышел из себя больной и, сжав кулаки, двинулся на меня.

Полицейские и фельдшер Анатолий среагировали моментально: повалили на землю, заломили руки и надели наручники. Фельдшер Жорик боязливо стоял в сторонке. С трудом затащили в машину, усадили на скамейку меж двух полицейских. И тут вдруг Жорик, видимо, решив показать свою запоздалую храбрость, ударил больного кулаком по лицу. Мы все буквально в осадок выпали!

– Слышь ты, чучело, ты чего творишь-то?! – крикнул я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не вырубить его ударом в челюсть. – Ты только перед беззащитными храбрый! Что же ты в сторонке стоял, когда парни его крутили? Трус ты и подлец! Сейчас, как в наркологию его сдадим, я тебя везу на Центр и пишу докладную! Он посмотрел на меня затравленным волчонком и не произнес ни звука.

– А может он пешком пойдет? – спросил полицейский, показывая на Жорика.

– К сожалению, так нельзя, – ответил я. Сев в кабину, еле достал дрожащей от волнения рукой свой телефон, чтобы позвонить старшему врачу.

– Алексей Викентич, приветствую, это Климов беспокоит.

– Что стряслось, Иваныч?

– Да мой фельдшер подменный Жора Бобылев беспределит. Сейчас больного ударил! В общем, как только больного в наркологию увезем, мы едем на Центр, менять этого придурка! А я еще и докладную напишу!

– Иваныч, Иваныч, погоди, не горячись! У меня все бригады устаканились, не буду я никого менять. Ну уж потерпи немного-то, тебе же не сутки с ним работать! А докладную напишешь, без вопросов, я завтра на конференции ее главному вручу.

– Ладно, Викентич, расстроил ты меня…

Сдали больного в наркологию. Разрешили обед. А я-то даже и позабыл про него. Перекусил неплохо. Потом докладную написал на этого ушлепка. Отдал Викентичу. А Жорик, узнав, что его менять не будут, повеселел, этак дерзко посматривать на меня начал. Ну-ну, думаю, от твоих взглядов мне ни жарко, ни холодно, а завтра будет тебе кузькина мать!

Часа два нас не тревожили, мы уже и подремать неплохо успели. Но вот и вызов дали: «Адрес такой-то, М. 41 г., боль в груди».

Больной лежит на диване, бледный. На столе – флакон нитроспрея.

– Здравствуйте, что случилось?

– Что-то с сердцем плохо. Раньше тоже прихватывало, но разок брызнешь спреем и проходит. А тут только минут на двадцать отпускает и потом все по новой.

– А нитроспрей вам кто назначил?

– Да медсестра знакомая…

– Давно болит?

– Часа два, примерно…

ЭКГ делал Жорик.

– Херня! Подъемов нет! – развязно прокомментировал он, подавая мне ленту.

На ленте картина была не радостная: депрессии ST и отрицательные зубцы Т. Назвать такие изменения «херней», у меня язык не повернется.

– Анатолий, сходи, пожалуйста, в машину за наркотиками! – попросил я.

– Чо? А на фига тут наркотики-то?! Подъемов же нет! – вытаращил глаза Жорик.

– А тебя, уважаемый, никто не спрашивал, – спокойно сказал я.

Жорик фыркнул и покраснел.

Помощь оказали по стандарту и благополучно госпитализировали.

– Центральная, шестая свободна!

– Сюда, шестая!

Ну надо же, какая сегодня смена удивительная! Давно такого спокойствия не было! А то я уж привык без заездов на все подряд кататься.

Сидели больше часа. Фельдшер Лера Морозова меня вкусными конфетками угостила, чайку попил от души. Потом подремал перед телевизором. Но вот и вызов подоспел: «Адрес такой-то, М. 38 л., психоз, больной учетный».

Встретила нас мама больного. Коротко стриженные, непричесанные волосы. Затрапезный халат. В лицо намертво въелись скорбь и усталость от жизни. Смахивая слезы, она еле сдерживает наплыв горьких эмоций.

– Господи, как я устала! Ведь он же овощ совсем… За собой не убирает, в туалете постоянно моча на полу, стены калом измазаны. Помыться не заставишь… Целыми днями в кресле сидит, может и обделаться… А ведь раньше-то нормальный был. В школе учился хорошо, юридический колледж закончил. Потом в армию забрали, и там он заболел. Комиссовали. Совсем стал невменяемым. Бред у него был, свою философию разрабатывал. То и дело в больнице лежал, а все только хуже становилось. Потом его дееспособности лишили. Доктор, заберите его, пожалуйста! Дайте мне отдохнуть хоть немного!

Больной, полноватый, с лохматыми сальными волосами, с лицом, обросшим редкой щетиной, сидел в кресле перед выключенным телевизором. Лицо маскообразное, без следов мимики, глаза полуприкрыты веками. На нас реакции никакой. В комнате резкий запах мочи.

– Здравствуйте, как вас зовут?

– …Кирилл – больной приподнял голову и ответил с паузой.

– Ну, расскажите, Кирилл, чем вы занимаетесь?

– Ничем не занимаюсь.

– А телевизор смотрите?

– Смотрю.

– А что вам больше всего нравится смотреть?

– Ничего не нравится.

– Ну, а поесть вы чего больше любите?

– Ничего.

– Ну как же, вы совсем ничего не едите?

– Ем.

– Ну а маму просите приготовить что-нибудь вкусненькое?

– Нет.

– А поговорить с кем-нибудь вам хочется?

– Нет.

И тут вдруг в мою беседу с больным самым беспардонным образом вклинился Жорик.

– Слышь, а бабами ты ваще никак не интересуешься? Кулачком, что ли, обходишься? – И на его роже появилась глумливая улыбка. Анатолий дернулся было к нему, но я опередил. Схватив Жорика за шкирку, я выкинул его вон из квартиры.

Но беседовать дальше смысла не было. Больной отвернулся и больше ни на какие вопросы не отвечал. Хоть и было мне искренне жаль его маму, но я вынужден был ее огорчить. Не возьмем мы Кирилла. Госпитализировать его можно только планово, через диспансер. Ну и разъяснил ей, как отправить его в интернат для психохроников. Да, процедура сложная, но ничего не поделаешь, нужно набраться терпения…

Когда мы с Анатолием пришли к машине, тот резко открыл дверь, заскочил в салон и, схватив Жорика за грудки, проорал ему прямо в лицо: «Если ты, гнусь, еще хоть раз откроешь свой вонючий рот, то я тебе челюсти переломаю! Ты понял меня?!». «Да, да, да!» – затряс головенкой Жорик.

– Центральная, шестая свободна!

– Сюда, шестая!

Ну вот и кончилась моя сегодняшняя сменка…

– Шестая бригада, останавливаемся!

– Остановились!

– Пишем вызов рядом с вами: перекресток Колхозной и Красногвардейской, ДТП, сбит пешеход.

– Принял!

Прилетели со спецсигналами меньше чем за минуту. Но, к сожалению, наша помощь уже никому не требовалась. Сбитый мужчина получил травму головы, не совместимую с жизнью. Лицо полностью деформировано, возраст так просто не определишь. Все, что мы смогли сделать, так это укрыть тело одноразовыми простынями. Виновник сидел в черной иномарке с «блатными» номерами и тонированными стеклами. Гаишники приехали через минуту, оставили мы им свои координаты и уехали на Центр.

А на утро не поехал я, по обыкновению, на дачу. Ни свет ни заря, на скорую приперся. Из-за Жорика, будь он не ладен. Всю ночь не спал, покоя мне мысль не давала, как такие подонки могут работать в медицине? Пришел напрямую к главному перед конференцией. Удивительно, но принял он меня без капли высокомерия и по-простецки, доброжелательно.

– О, здоров, Иваныч! Чего случилось-то? У тебя же вроде выходной сегодня?

– Да вот вчера фельдшер Бобылев из меня всю душу вынул! – Ну и рассказал я ему про все вчерашние Жорины «проделки».

– Так, Иваныч, давай, пиши докладную, и больше он здесь работать не будет!

– Докладную я еще вчера написал, она у старшего врача, он вам ее на конференции передаст.

– Отлично! Значит, сразу после конференции в 8:00 жду вас с Бобылевым к себе.

Главный задерживался с конференции, а мы с Жориком терпеливо ждали его в приемной. Заговорить со мной он не пытался и сидел согнувшись, вперив взгляд в пол.

Но вот он стремительно появился и сразу пригласил нас к себе в кабинет.

Первым делом Игорь Геннадьевич вслух зачитал мою докладную.

– Ну что, Георгий? Что скажешь? – поинтересовался он, глядя на Жорика, который старательно прятал глаза.

– Ну я же не сильно ударил этого…, ну, больного…

– Слушай, ты действительно ничего не понимаешь или просто дурачка из себя изображаешь? – вспыхнул главный. – Ты ударил беззащитного человека, который заведомо не мог дать тебе отпор! Он сидел в наручниках, меж двух полицейских! Да ты не мужик после этого! А потом, кто тебе дал право глумиться над больными? Кто тебе дал право вмешиваться в беседы доктора и комментировать его действия? В общем так, Георгий, у тебя есть два варианта. Первый: ты сейчас пишешь объяснительную, мы проводим служебное расследование и увольняем тебя по отрицательным мотивам. С такой записью в трудовой ты вряд ли устроишься в приличное место. Второй вариант: ты прямо сейчас пишешь заявление по собственному. Я его подпишу сразу, без отработки. Выбор за тобой.

– Уволюсь по собственному… – промямлил Жорик.

– Вот и отлично. Сейчас идешь в отдел кадров и там все оформишь. Я туда позвоню. А вы, Юрий Иванович, задержитесь, пожалуйста! – и выдержал небольшую паузу, пока Жора не вышел из кабинета. – Иваныч, слушай, я тут подумал… А ведь ты прав был по поводу обучения работников! Конечно же, не старший фельдшер этим должен заниматься. В общем, учебу будет проводить Сергей Васильевич с реанимационной бригады. И еще, Иваныч, подумай, чтоб на полную ставку вернуться. Ведь ты же еще в силе, в разуме, а потенциал свой только на половину используешь!

– Подумаю, Игорь Геннадьевич!

– Ну и ладно, хороших выходных тебе, Юрий Иваныч!

– И вам всего хорошего!

Вот так и распрощались мы по-дружески. И ушел я домой в прекрасном расположении духа.

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Трагическое происшествие с Василичем

Вот и закончился грибной сезон… Нет, грибы-то пока есть. И опята, пусть и с раскрывшимися шляпками, но свежие, крепкие, чистенькие. И чернушек на засолку можно набрать. И лисички то тут, то там выглядывают, стараясь слиться с желтой опавшей листвой. В общем, есть-то есть, да не про мою честь. Просто супруга моя, сказала решительно: «Все, хватит!» Мол, если уж так сильно ты любишь лес, то ходи, гуляй, медитируй, фотографируй, но только грибы не собирай. Да и то верно. Ведь мы с Ириной далеко не грибные гурманы. Уж и раздавали мы их всем, кому только можно, а все равно запас остался такой, что и за год не съешь. Дочка моя приезжала недавно, и только я заикнулся, что, мол, грибочков с собой возьмешь, как она с возмущением отвергла:

– Папа, ну что мы, коровы, что ли какие, одними грибами питаться?!

Не слышал я, правда, чтобы коровы грибами питались, но дочь тоже понять можно…

А сегодня опять моя очередная смена. Объявили врачебно-фельдшерскую конференцию. Главный в командировке, а потому проводит ее начмед[5] Надежда Юрьевна. Вначале, как всегда, доклад старшего врача предыдущей смены о том, что случилось-приключилось. А дальше взяла слово Надежда Юрьевна. С кисло-недовольным лицом она обратилась к врачу линейной бригады Марианне Силкиной:

– Марианна Анатольевна! Вы ездили на вызов на боль в груди. И доезд у вас в карточке стоит аж тридцать шесть минут! Ну слушайте, вы же не первый день работаете на скорой! Вы должны знать, что время доезда на экстренные вызовы не должно превышать двадцати минут! Ну сколько можно говорить об одном и том же?!

– Так ведь мы же ездили в деревню Мясниково, это и далеко, и дорога вся разбитая. Туда же физически никак не доедешь за двадцать минут! – попыталась объяснить Марианна.

– Марианна Анатольевна! В минздравовском приказе триста восемьдесят восемь говорится про двадцатиминутный доезд. А о дорогах и расстояниях там ничего не сказано. И экспертов из страховых это так же не волнует. Они просто тупо оштрафуют, вот и все! Поэтому карточку нужно переписать сразу после конференции!

– Хорошо… – согласилась Марианна.

– И еще, уважаемые коллеги, уже язык устал повторять, что дозировки препаратов должны полностью соответствовать стандартам! Вчера проверяла карточки и опять одно и то же: дозировки пишут кто во что горазд! Ну неужели нельзя запомнить, что магния сульфат при инсультах вводится четыре миллилитра?! Не пять, не десять, а именно четыре! Гепарин при ОКС с подъемом ST делаем четыре тысячи, без подъема – пять тысяч! Если у вас вообще нет стандартов, то придите ко мне с флэшками, я вам их скину! Ну закачайте их к себе в телефоны! Все, коллеги, если вопросов нет, всем спасибо!

Да, Надежда Юрьевна, к сожалению, права. Проверялкам из страховых компаний только дай повод, оштрафуют с радостью!

Сегодня аж двадцать семь бригад. А это вселяет надежду, что нас не будут гонять на все подряд.

…Ну да, размечтался! Дали вызов с великолепным поводом «отравление мухоморами у мужчины 63 лет». Ну, прям любопытство разбирает, что же сподвигло болезного с утра пораньше мухоморов нажраться? Нда… Грибы теперь и на работе меня преследуют. Однако все оказалось несколько по-другому.

Дверь открыла супруга больного, которая взволнованным дрожащим голосом рассказала:

– Ой, доктор, он настойку мухоморов выпил! Я их на водке настояла, чтоб ноги растирать, а он…

– И много выпил? – спрашиваю.

– Да сказал, что грамм сто…

И тут появился сам больной: невысокого роста, коренастый, плотный и жизнерадостный. В общем, живее всех живых.

– Валюш, ну зачем ты скорую вызвала? У них же и так работы навалом, может сейчас кто-то умирает, а ты докторов отвлекаешь по всякой ерунде! Ну ты же видишь, что со мной все нормально! – укоризненно, но совершенно беззлобно сказал он жене.

– Ты сам-то смотри не помри, дурачок ты этакий! – заплакала она.

– Ну ладно уж, она же не просто так нас вызвала, все-таки беспокоится, давайте хоть посмотрим вас. Пойдемте в комнату, – примирительно ответил я.

И действительно, никаких признаков отравления не было. Выпил он часа два назад. За это время уж хоть какие-то симптомы появились бы. Давление 130/90 мм, пульс 78, зрачки нормальные. Хотя причина здесь не в чудесах, а в малой дозировке мухомора: в трехлитровой банке плавали всего лишь три небольших гриба. Да и выпил-то он не так уж и много. Оказывается, опохмелиться ему захотелось, а просить у жены деньги постеснялся. В общем, категорически отказался он и от промывания желудка и от госпитализации, расписался в карточке, и отчалили мы.

– Центральная, шестая свободна!

– Пишем, шестая: адрес такой-то, Дзержинский отдел полиции, М., 39 л., психоз, больной учетный.

– Принял!

Оперативный дежурный – молодой майор с недовольным лицом, тут же начал с укора:

– Ну что ж вы, как долго-то? Вон он орет, как бешеный!

И действительно, из клетки, обитой оргстеклом, доносились громкие вопли:

– Э, слышь, ты, овца … …, ты чо, попутал, что ли?! Ты за базар свой ответишь? Чо ты там гасишься, ты, …?! Ты в лицо мне это скажи! Я тебя в … …, отвечаю!

– Это кому он так агрессивно-то? – поинтересовался я.

– Ну уж вам это лучше знать! Он, вообще-то, один сидит, – саркастически ответил дежурный.

– А как он к вам-то попал?

– Машину у соседа молотком расколотил. Новую, в кредит купленную. Зачем – непонятно, какой-то бред несет. Хотели с него объяснение взять, бесполезно, всякую дурь начинает рассказывать. Говорит, что на учете стоит, в больничке лежал два раза, инвалид второй группы.

– Понятно. Ну, давайте, посмотрим на него, побеседуем.

Автором агрессивных воплей оказался высокий молодой мужик с голым торсом, мускулистый и крепкий, с наколотыми звездами на плечах.

– Здравствуйте, вы на нас бросаться не будете? – поинтересовался я.

– Не, не, вы чего? Я же вижу, что вы – врачи. Чо я, дурак, что ли, на вас бросаться?! – искренне ответил он.

– Вот и хорошо. Как вас зовут?

– Валера.

– Что случилось, Валер? Говорят, что ты чужую машину разбил? Зачем?

– Ха… Да тут так просто и не расскажешь… Ну, короче. Я восемь лет отсидел за тяжкие телесные со смертью. По-человечески отсидел, нормальным пацаном. Два года назад освободился. Полгода нормально прошли, работал в бригаде, ремонты делали. А потом началось. Опера из десятого отдела начали ко мне подкатывать…

– А это что за десятый отдел? Никогда о таком не слышал.

– Ха! И не услышите! Это же секретный отдел, они на новые преступления раскручивают. Но они не как обычные опера, они на расстоянии действуют. Через ретрансляторы давят и прессуют.

– Через какие ретрансляторы?

– Ну аппаратура такая, передает голоса на расстояние, прямо в голову. Они меня на сто четырнадцать убийств хотят раскрутить!

– Да, это многовато будет!

– Да это вообще беспредел голимый! Я чо, совсем больной, на себя пэжэ[6] буду вешать?!

– А кому ты так кричал-то? Оперу, что ли?

– Не, не оперу, а козленку оперскому. Его к ретранслятору допустили, чтоб он, значит, надавил на меня. Он начал угрожать, что мочой меня обольют и девочкой сделают, если я явку не напишу.

– Понятно. Ну, а машину-то у соседа зачем разбил?

– Да какой он, на…, сосед?! Это опер из «десятки»! Его специально ко мне в подъезд подселили! В его машине ретранслятор стоит, через него они со мной и базарят!

– А еще мне сказали, что ты на учете у психиатра состоишь и инвалидность имеешь.

– Да, года полтора назад, из-за них я на больничку попал. Три месяца лежал, шизуху мне поставили и вторую группу дали. Но, кстати, помогло.

– Голоса прекратились?

– Поначалу я их вообще не слышал, потом они начали прорезаться, потихоньку так, невнятно. А позавчера, как прорвало! Они же прямо в мозг свои голоса передают. Думал, башка лопнет!

– Ну что, Валерий, поехали опять в больничку. Там тебе опять защиту от голосов сделают.

– Да, поехали, конечно! – с радостью согласился он.

Дааа, давненько я не встречал столь систематизированного бреда! Ведь прямо все четко по полочкам разложил, кто, что и зачем! В общем, больного успешно сдали защитникам от голосов.

– Центральная, шестая свободна!

– Пишем, шестая: адрес такой-то, во дворе дома, отравление неизвестным веществом, М, 30 л., вызывает полиция.

– Принял!

В уютном дворе старого П-образного дома, под сенью желтой листвы деревьев, происходило форменное непотребство. Молодой, тощенький мужичонка, одетый лишь в плавки, стоя на полусогнутых совершал какие-то обезьяньи движения и почесывался. Рядом стояли двое полицейских и улыбались.

– Во, видите, чего творится-то? – сказал прапорщик, обращаясь к нам.

– Мы-то видим! И все вокруг видят! А кто-то из окон и видео снимает! Ну неужели нельзя было его в машину посадить?! – возмутился я.

– Так мы ж не скорая, зачем он нам в машине нужен? Не дай бог, окочурится, а потом отписывайся! – ответил он.

Ну да, пререкаться можно до бесконечности. Мои фельдшеры, взяв под руки, повели болезного в машину. Тот не сопротивлялся.

– Уважаемый, как вас зовут?

– Ы…ы…ы… – сказал он в ответ.

– Что употреблял?

– Не…не…не…ы…ы…

Давление 110/70 мм, пульс 52, зрачки широкие, со слабой реакцией на свет, взгляд не фиксирует. Вены везде чистые, но это еще ни о чем не говорит. Употребить можно по-всякому. На введение налоксона никакой реакции нет. Значит, точно не опиаты, а какая-то другая химия. Написал я в карточке «Отравление неизвестным веществом» и увезли мы его в стационар, как неизвестного. Вот зараза, теперь придется звонить в полицию, сообщение передавать! А то, что полиция и так имела эту информацию, не считается. Нужно звонить в дежурную часть и передавать уже от имени скорой. Да, вот такие у нас заморочки.

– Центральная, шестая свободна!

– Пишем, шестая: адрес такой-то, Ж. 33 г., человеку плохо, причина неизвестна, хочет именно вас.

– То есть, прямо так и сказала, мол, Юрия Иваныча хочу?

– Нет, она психиатрическую бригаду требовала.

– А что у нее плохо-то?

– Она ничего, как следует, не объяснила и трубку бросила.

– Понятно, принял.

Чудеса какие-то…

Дверь нам открыла молодая, красивая брюнетка с холодным взором.

– Вы психиатр? – прямо с порога строго спросила она.

– Да.

– Хорошо, проходите. Доктор, а можно нам без санитаров поговорить? – поинтересовалась мадам.

– Во-первых, они не санитары, а фельдшеры. Во-вторых, мы – одна бригада. В-третьих, никаких секретов по работе у нас друг от друга нет. И врачебную тайну мы храним одинаково, – спокойно объяснил я.

– Очень много слов, доктор! – с высокомерным недовольством заявила она. – Ну, ладно. Короче говоря, мне нужно госпитализироваться в четвертое отделение. Я вам нормально заплачу. Просто у меня на работе серьезные неприятности, и мне нужно в больнице полежать определенное время.